Свободен!

Глава 36

Когда мы вновь обрели Эми, она показалось мне странно-чужой. Ее долго не было рядом, и она испытала то, о чем мы не знали.

Мы осторожно развернули ее. Было темно, поэтому я держал малышку очень близко, пока мы рассматривали каждый дюйм ее кожи. Пока мы ничего не увидели. Я опять ее завернул.

– Нет, подожди, – проговорила Габриэль. – Дай мне еще раз посмотреть на ее спину.

Мы перевернули Эми на живот и приподняли одежду на спине.

На коже были какие-то отметины. Черные линии. Две линии, похожие на шрамы.

Полицейские не поняли, что мы делаем.

– Пожалуйста, посветите нам, – попросил я.

Через несколько секунд желтый фонарь осветил спину Эми. Там был не шрам. Что бы это ни было, оно было черное и не прощупывалось.

– Это надпись, – сообщила Габриэль.

Я забрал фонарь у полицейского.

Мы вглядывались, стараясь разобрать, что там такое.

Это были маленькие черные буквы. Они образовывали две линии: одна длиною около двух дюймов, вторая – около дюйма; они шли параллельно позвоночнику, справа от него.

Там было написано:

Дождь лил на кожу Эми. Чернила не были стойкими, и их уже размыло. Мне пришло в голову, что буквы такие маленькие, чтобы невозможно было опознать почерк. Чернила означали, что послание не было рассчитано на долгий срок. Эти пятна портили нашего прекрасного ребенка, и я был рад, что надпись исчезала. Я бы сам стер ее, если бы это не посчитали уничтожением улик.

Эми гукала, не обращая внимания на суету вокруг нее. Мы снова ее завернули и по очереди прижимали к груди.

Полицейские приехали к нам на следующий день; похожий на Азнавура и его помощник, который не произносил ни слова. Они хотели, чтобы мы отвезли Эми в местную больницу на осмотр и рентген, и в тот же день мы так и поступили. Еще им нужен был список тех, кто, по нашему мнению, мог затаить на нас злобу. Мы смогли предложить им только Алекса.

– Но вы говорили, что он в Англии, – напомнил полицейский.

– Он так утверждает, – сообщил я. – Я подумал, возможно, вы проверите аэропорты и морские порты.

– Люди могут приезжать к нам из Франции, и мы их не контролируем, – возразил он. Он явно не собирался заниматься этой версией. – Здесь обнаружено много отпечатков пальцев. Кто еще живет в доме?

– Моя мать жила здесь довольно долго, – сказал я. – Не знаю, сколько времени сохраняются отпечатки. Мы редко вытираем пыль.

– У нас есть образец отпечатков вашей матери. Их сняли, когда она напала на полицейского. – Он с трудом сдерживал улыбку.

Выяснилось, что инспектор приехал не только для того, чтобы сообщить нам это. У него были новости.

– Мы допросили женщину, которая нам позвонила, – объявил он.

– Ну и?

– Она получила письмо.

– Что?

– Она сидела дома, кто-то стукнул в ее окно, но только один раз, и она не обратила внимания, – рассказывал инспектор. – Ее дом стоит прямо у дороги, и она решила, что какой-то прохожий случайно ударил в окно. Но потом она пошла спать и, проходя по коридору, увидела на полу письмо. На конверте большими буквами было написано «срочно».

– Когда все произошло?

– В час ночи.

– В час ночи постучали в окно или в это время она нашла письмо?

– Стучали раньше, – объяснил он. – Но могло быть и совпадение.

– Что говорилось в письме? – спросила Габриэль.

– Там говорилось, что она немедленно должна позвонить в полицию. Что пропал ребенок, которого можно найти на железнодорожных путях, куда мы и отправились.

– Значит, письмо мог написать мужчина?

– Конечно, – подтвердил инспектор.

– А что, если бы она не позвонила? – поинтересовался я. – Что, если бы проигнорировала письмо?

– Но она позвонила, хотя потребовалось время, чтобы сообщение дошло до нужных людей.

– А что, если бы она этого не сделала? – повторил я свой вопрос. – Ребенок остался бы там. С Эми могло случиться что угодно.

– Не исключено, что были и другие письма, – предположила Габриэль. – Вероятно, он опустил несколько писем в почтовые ящики, и одно бы наверняка сработало. Возможно, кто-то следил за ребенком и за теми, кто ее забрал. Похитители могли быть рядом с тем местом, где находились мы.

– Я так не думаю, – заметил я. – У меня ощущение, что этот человек играет в русскую рулетку с нашими жизнями. Он бросает кости, а это наше дело – страдать или нет. Могу поспорить, других писем не было.

– Есть и другая возможность, – вмешался в разговор инспектор. – Женщина могла солгать. Если она из ЭТА, то знает, как был важен ее звонок. А письмо служит ей прикрытием.

– ЭТА здесь ни при чем, – настаивал я. – Преступник хочет, чтобы один из нас или все мы погибли.

Инспектор пожал плечами и скоро уехал.

Мы отвезли Эми в больницу, как нам рекомендовали, и у нее не обнаружили никаких травм.

По дороге домой мы долго разговаривали и пришли к выводу, что больше не хотим жить в Испании. Тому, кто желал выжить нас отсюда, удалось достичь своей цели. Я позвонил на работу и выяснил, когда могу вернуться в Англию, а потом целый день менял все замки в доме и ставил дополнительные щеколды. Я удостоверился, что все ставни запираются изнутри, а окна закрываются на внутренний засов. Я даже повесил большой замок на двери сарая за домом. Наверное, чтобы мыши не разбежались.

В комнате Эми я принял двойные меры предосторожности: на ставнях установил двойной комплект замков, а также врезал новый замок в двери детской. Но мы все равно не могли успокоиться и на ночь укладывали Эми в нашей спальне. Мы выбросили колыбельку, в которой ее украли, и вместо нее купили походную кроватку.

Мы понимали, что если в восемь часов вечера будем укладывать Эми спать в нашей спальне, то она окажется в большей опасности, чем в детской. Поэтому мы решили сначала оставлять ее в детской, а когда сами отправлялись спать, забирали ее в нашу комнату. Мы могли заниматься сексом, только пока ее не было рядом с нами.

Эта привычная процедура еще раз доказывала, какой нелепой стала наша жизнь. Мы запирали на несколько часов нашу собственную дочь в ее комнате и спускались вниз, забирая с собой ключ от двери. Все это служило ежедневным напоминанием о том, что нам нужно вернуться в Англию.

Мои работодатели узнали о произошедшем и прониклись ко мне сочувствием, но попросили потерпеть пару недель, пока не найдут мне замену. Ведь они уже потеряли одну сотрудницу нашего отдела – Олаю. В любом случае, у меня не было паспорта, поэтому я не мог немедленно покинуть страну.

Я бы с удовольствием поменял место работы. Арестованных охранников уже освободили, и они считали меня одним из главных виновников их заключения. Они провели в тюрьме только неделю, не намного больше того, сколько просидел за решеткой я, вообще ни в чем не виноватый. Мне бы хотелось узнать у них секрет быстрого освобождения, но они отказывались со мной общаться, а если я с ними заговаривал, делали вид, что не понимают меня.

В общем, ходить на работу стало не в радость.

Неожиданно до меня дошло, что я не разговаривал с матерью с момента ее отъезда из нашего дома. В этом не было ничего удивительного, принимая во внимание то, что мы были поглощены поисками похищенного ребенка; а кроме того, когда довольно долго терпишь кого-то в своем доме, то после этого не слишком торопишься пообщаться с ним по телефону. Но факт оставался фактом: у меня давно не было от матери никаких вестей, и она сама мне не звонила, что выглядело весьма странно. Я попытался позвонить ей с работы, но мне никто не ответил. Я решил повторить попытку позже.

Добравшись в тот вечер до дому, я увидел, что Габриэль разбирает вещи, готовясь к переезду. По выражению ее лица я понял, что она на меня злится.

– Что это? – спросила она. – В руках она держала бумажку, которую я не сразу узнал. – Я хочу знать, что это такое, – повторила она.

Это был листок из квартиры Алекса, на котором я записал имя одного из бывших любовников Габриэль. Того, с которым она изображала больную раком.

– Это твой почерк! – крикнула Габи.

– Я знаю.

– Объяснись, негодяй! – вопила она. – Давай. Умираю от желания услышать, что ты скажешь.

Откуда у меня имя и номер телефона одного из ее мужчин? Что я могу сказать?

– Тот тип, – начал я, – Алекс… он не оставлял меня в покое, заставил записать имя этого мужчины.

– Когда?

– Что?

– Когда он заставил тебя записать имя?

– Давным-давно, точно не помню.

– Это было в тот день, когда он якобы явился к тебе на работу?

– Да, – подтвердил я. – Не якобы. Он действительно явился ко мне на работу.

– И он заставил тебя записать это?

– Да. – Я чувствовал здесь какой-то подвох.

– Значит, – продолжала она, – все произошло несколько месяцев назад?

– Верно.

– Что не объясняет, почему записка была спрятана в задний карман твоих брюк, которые с тех пор раз двадцать были в стирке.

А, вот где подвох. Я не мог решить, должен ли признаваться, что видел Алекса в Лондоне. В итоге я произнес:

– Я недавно снова ее нашел и случайно положил в карман брюк.

– А зачем ты вообще ее сохранил?

– А кто он? – спросил я в ответ.

Она пожала плечами:

– Тот, с кем я когда-то встречалась. – Затем она снова начала кричать. – Что тебе от меня нужно?

Мне хотелось честно ей заявить, что, по-моему, она не в себе и что мне нужно от нее несколько правдивых ответов. Но я сказал:

– Слушай, я сам не знаю, чего хочу. Все в голове перемешалось. Мы переживаем трудные времена. Проходит месяц за месяцем, а наш кошмар никак не кончается. Я запутался. Не представляю, что предпринять.

– Не знаешь, чего хочешь? Не представляешь, что предпринять? – Ее крик был таким громким, что наверняка дрожали окна в городке под горой. – Ты просто должен мне верить! Я родила тебе ребенка. Я работаю. Я твой друг и всегда рядом. Не делаю ничего дурного. Никогда не устраивала скандалов из-за того хаоса, который нас окружает. Ни разу с тобой не ссорилась.

– Если не считать того случая, когда ты ударила меня, а потом бросила.

Она как будто взорвалась:

– Это было ничто. Маленькое происшествие в нашей совместной жизни. Какая-то ерунда. Я старалась день за днем, час за часом… И не могу поверить, что получаю от тебя такое. Ради тебя я бросила все в Англии. Поменяла жизнь. Ради шанса, что мы можем быть счастливы. Ты ничем не рисковал. Ты все равно переезжал сюда. А я все поставила на карту. И сделала все возможное. Даже постаралась украсить эту крысиную нору. А ты считаешь меня дьяволом. Ты всегда во мне сомневался!

В дверь постучали.

Кто их знает, наверное, соседи из Франции.

Я открыл дверь. На пороге стоял детектив – любитель трогать мебель.

– Я вам не помешал? – спросил он.

– Нет! – рявкнули мы хором.

– Мне нужно отвезти вас в участок, чтобы вы сдали анализ крови, – обратился он ко мне.

– Что?

– Нам нужно все выяснить, чтобы исключить вас из числа подозреваемых в убийстве Олаи Мухики.

– Ладно, – сдался я. Я дошел до той стадии, когда желал вверить себя судьбе. У меня промелькнула смутная мысль, что нужно позвать с собой адвоката или хотя бы поверенного. В конце концов, обвинение в убийстве – дело нешуточное.

– На теле жертвы мы обнаружили кровь, которая ей не принадлежит, – ответил детектив на недоуменный взгляд Габриэль. – Еще есть кровь на разорванной одежде, найденной рядом. На рубашке.

Габи выглядела заинтригованной; она как будто собиралась задать вопрос, но потом, похоже, предпочла промолчать.

Полицейский продолжил:

– Если вы случайно окажетесь на берегу моря, то наверняка найдете кусок ткани. Или выброшенный на берег ботинок, или еще какую-нибудь вещь: так что, вероятно, рубашка ничего не значит. Кровь на теле гораздо интереснее.

Габриэль посмотрела на меня и сказала:

– Понятно, что ты никого не убивал. Поезжай в участок, сдай кровь, и тебя исключат из числа подозреваемых.