Свободная территория России

Глава 12

Почивайлов был потомственный сыщик. Отец его более пятнадцати лет отслужил на должностях младшего начсостава внутренней службы и погиб при задержании уголовной группы в Мытищах в мае 1945 года. Остался восемнадцатилетний Витя с матерью и бабушкой. Ютились они, как и все тогда, в одной комнатушке. Жилище представляло собой утепленный отсек веранды загородного дома одного из дореволюционных воротил. Почивайловы были не единственными в подобных условиях. Вдоль их поселковой улицы в сосновом бору вытянулся ряд живописных дач, хозяева которых давно сгнили в исправительно-трудовых лагерях за свою принадлежность к неправильному классу. Тридцать лет после победы октября эти обветшавшие строения все еще держались, но трудно теперь было назвать их дачами — они пришли в упадок и были набиты рабочим людом до отказа. Потому то, победившему пролетариату в погоне за квадратными метрами жилья приходилось переоборудовать террасы, подвалы и чердаки. Бабушка Вити посещала церковь и, несмотря на возражения его матери, с раннего детства приводила внука по воскресеньям в храм. Чудесные песнопения, запах ладана, лики святых на иконах, блеск свечей и проповеди батюшки навсегда врезались в его душу, но в детском саду, а потом в школе ему долбили другое и сбитый с толку Витенька, уступил сатане. В 1946 году его призвали в армию и он отслужил пять лет в Белорусском военном округе. После демобилизации в 1951 году пришел в органы правопорядка. Поначалу исправлял он должность участкового уполномоченного в Киевском районе столицы. Затем окончил школу милиции и перешел на следственную работу в МУР. Работа оказалась напряженной, ночные рейды по пораженным бандитизмом кварталам были опасны и увлекательны, однако ничем не напоминали истории из книг, которыми он зачитывался в детстве. У него было доброе сердце и однажды на Трубной площади, рискуя получить увечье, он бросился под колеса проезжающего грузовика и в последний момент выхватил зазевавшуюся собачку. Узнав об этом Шрага, его непосредственный начальник устроил ему разнос, «Ты подающий надежды оперативник, обязан беречь себя. Ты принадлежишь не себе, а государству. Впредь не рискуй жизнью из-за пустяков. Ты шуруп и шпунтик, колесико и винтик в механизме нашего государства. Делай свою работу беззаветно и безоговорочно. Для отдела превыше всего отчетность; от нее идут премии и похвалы начальства. Для хорошей отчетности необходима высокая раскрываемость. Не все преступления легко разгадать, но если не так, то грош нам, милиционерам, цена! Потому-то партия и дала нам власть выявлять антисоциальные элементы, а в случае затруднений вешать на них нераскрытые дела. Не робейте и хватайте прохожих, наиболее подходящих под приметы разыскиваемых преступников; ничего, потом сознаются. Невиноватых не бывает — каждый что-то натворил, но его еще не поймали. Действуйте смело и решительно; не промахнетесь!» Такими же словами напутствовал Шрага своих питомцев и в запутанном деле нападения на сейф в министерстве вооружения. Истекали четвертые сутки, но бандиты как сквозь землю провалились. В поиске был задействован полк МВД; сотни филеров, снабженных описаниями преступников, рыскали по улицам и вокзалам; был запрошен морской порт в Архангельске и послана дипломатическая нота протеста в британское посольство. Баллистические экспертизы пуль, найденных в канализационных камерах, подтвердили, что было использовано стрелковое оружие советского производства, но не более того… Все было тщетно и никуда не вело… Руководству грозили большие неприятности…

Почивайлову страстно хотелось поймать этих негодяев, сграбастать их за шиворот и передать правосудию; там их настигнет карающий меч революции! Фантазии постоянно преследовали его, тормошили его сознание, он плохо спал, заикался и у него появились видения. Лежа в темноте на койке с открытыми глазами, он в мыслях бродил по тоннелям, видел убегающих преступников, слышал эхо их голосов, но не мог различить их лиц. Не найдя ночного покоя, он вскакивал, наскоро одевался, выходил из общежития и спускался в хорошо знакомые ему подземелья. Долго с фонариком в руке бродил он вдоль кирпичного русла Неглинки, распугивая крыс и пауков, и пытаясь проникнуть в намерения беглецов. Почему они выбрали именно этот маршрут? Как они узнали о существовании коллектора? Почему рoзыскные собаки потеряли след? Не прячутся ли преступники и сейчас где-то неподалеку, пережидая облаву? До всего Почивайлову было дело, все он желал разгадать. Сегодня утром он встал до рассвета и вернулся в хорошо знакомые штольни, колодцы и тоннели. Проходя мимо, он палкой простукивал стены, принюхивался и ковырял ногтями облицовку в поисках тайных ходов. Здесь было как и вчера и позавчера — гулко, холодно и сыро — неяркие отблески его фонарика мелькали на замшелых сводах и отражались в мелкой воде. Временами во тьме сверкали красноватые глаза огромных крыс, но Почивайлов был не робкого десятка, поглощенный идеей, он не хотел замечать опасности, без устали и бесконечно мог он кружить в коллекторе и коридорах, одурманенный смрадом отбросов и сточных вод, пока начинающиеся помутнения сознания и боль в суставах не выгоняли его на поверхность. Однако в этот раз что-то тюкнуло в его шальной голове и в поисках глотка свежего воздуха он неожиданно обнаружил себя у подвесной лестницы, ведущей в заброшенную мастерскую. Попав туда, он рассчитывал выйти наружу через примыкающий к ней номерной завод. Изнемогая, сыщик вскарабкался по шатающейся стремянке и ползком приблизился к пролому в стене, за которым три дня назад погиб проводник с собакой. Почивайлов задыхался; усталость и недосыпание измотали его; зрение тускнело в его глазах и бурно колотилось сердце. Он вытянулся на полу и попытался собрать силы. Так, лежа ничком, он дремал час или больше. Его чувствительный и обостренный слух замечал несущиеся из цеха негромкие голоса, резкий визг станков и гул работающих двигателей, но внезапно осторожный шорох шагов, крадущихся в неизмеримой глубине, пробудил его. Эти звуки приходили из подвала! Он вскочил, как пронзенный молнией. Энергия и силы опять забурлили в нем. Нет, ему не почудилось! Там кто-то был! Едва слышные медленные, крадущиеся шаги… Мысль о том, что это могут быть дворовые мальчишки, забравшиеся в поисках игрушек, съехавший с ума бродяга или плод воспаленного воображения его усталого мозга не приходила ему в голову. Без сомнения это были бандиты, которых он, Почивайлов, немедленно арестует! Он включил фонарь и просунул голову в дыру. Тропинка, натоптанная солдатскими сапогами и лапами овчарок, вела через сводчатое захламленное помещение. Позавчера здесь с гиком, свистом и улюлюканьем промчалась погоня, увы, безрезультатнo. Но, он найдет злодеев, будьте уверены! Внезапная мысль, что его движения могут услышать бандиты, так же легко как и он слышит их, обдала его холодом и повергла в отчаяние. Тогда прощай награда! Кряхтя и задыхаясь, он пополз на карачках. Пыль, грязь и мусор столетий, набившиеся в этих каменных потрохах, представляли живейший интерес для археологов, но не для Почивайлова. Ему груды разложившегося тряпья мешали. Клочья старомодных дворянских панталон из линялой черной материи, повисшие на его ушах, щекотали щеки; носоглотка, засоренная нюхательным табаком из 19-ого века, с хрипом пропускала воздух; к выпяченному заду пристал лист газеты Северная пчела; колени и ладони скользили по войлоку, застрявшему здесь, по меньшей мере, с ордынских времен. «Раки ползают по дну. Мухи ползают по полу. Птички прыгают на ветках,» напевал он про себя, но упорно продвигался к цели. «На вдохе живот выпячивай, на выдохе живот впячивай, да так, чтобы ладошки не вспотели,» нес он чепуху и вздор. Он был беспощаден к себе и в своем сыщицком рвении бесстрашно протискивался через кирпичные завалы, поднимался по раскрошенным цементным ступеням, подлезал под потемневшие бревна венцов. Крутая путь-дороженька казалась бесконечной, задыхаясь от усталости и поцарапав себя до крови, Почивайлов онемел и одеревенел и готов был прекратить преследование, пока не уловил приглушенный чих. Сыщик затаил дыхание, выключил фонарик и замер в собачьей стойке. Он оказался в обширном полуподвале. Сквозь замурзанное оконце под потолком проникал скупой дневной свет. Десяток ржавых бочек из-под горючего торчали среди моря хлама. В полумраке легавый разглядел проворно удаляющуюся фигуру с мешком на спине. «Конечно, это «они»!» Борзая кровь вскипела в Почивайлове. Он вскочил. «Стой! Руки вверх!» пролаял он и выстрелил для острастки. Сергей медленно повернулся и выпустил из рук свою ношу. Кобура, висящая на его поясе, была пуста. Его глаза с трудом различили целившегося в него долговязого юношу. Оперевшись спиной на облупленную со следами облетевшей штукатурки стену, тот широко расставил ноги и двумя сцепленными руками держал пистолет на уровне глаз. Виду у юноши был плачевный: зеленая офицерская форма была испачкана известкой, фуражка отсутствовала, вo всклоченные волосы набилась соломенная труха, с ушей свисали лохмотья белья, из царапин на его локтях и коленях капала кровь, и подбородок мелко дрожал. «Я вижу ты бравый воин,» Сергей нашел в себе силы шутить. «Вы мне не тыкайте! Следователь вздернет вас всех на мясных крюках! Все получите по заслугам! Где остальные?!» «О чем ты говоришь?» «Ты и твои дружки ограбили министерство! Вы понесете наказание! Говори! Признание смягчает вину!» «Что говорить?» голос Сергея был задумчив. «Смотрю я на тебя — ты хороший русский парень, только заблудился немного. Зачем ты служишь врагам России?» «Ты мне зубы не заговаривай! Я служу Советскому Союзу!» «В том то и дело. Ты не знаешь разницы между СССР и Россией. Советский Союз оккупирует русскую национальную территорию. С какой целью? Россия для коммунистов не более, чем плацдарм для распространения революции во всем мире. Коммунисты-захватчики никогда не называли своего государства Россией. Только наивные люди называют Советский Союз — Россией. Самое название Советский Союз содержит в себе открытое, публичное отречение от России и добровольное порабощение ее антирусской диктатурой. Мы боремся против советского рабства; мы пытаемся предотвратить гибель русского народа в борьбе за международную коммунистическую революцию; коммунистические же хозяева готовы погубить страну во имя революционного завоевания всего мира. Ты верен советчине и предаешь свою истинную родину — национальную Россию!» «Ерунду городишь! Где это видно?» «Везде. Первые 30 лет после захвата большевиками власти все русское каленым железом беспощадно выжигалось. Советская власть разрушала православные храмы, сносила памятники русским героям, она преследовала и преследует национально мыслящую интеллигенцию и уничтожило трудоспособнейшую часть крестьянства. Большевики искореняют все связанное с Россией и ее наследием. Ты же сам москвич. Ты видел и слышал. И подобное происходило везде, где властвуют коммунисты. До 1941 года даже само упоминание слова «русский» грозило обвинением в национализме. Но чтобы победить в войне с немцами, одних заградительных отрядов оказалось недостаточным. Чтобы заставить народ сражаться за Ленина и Сталина, коммунистам пришлось вспомнить славное историческое прошлое России и ее победоносных генералов. Только тогда советская армия стала побеждать. Советская власть терпит наш национализм в меру его военной необходимости.» «Мне все равно,» упрямо мотнул головой Почивайлов, но руки его опустились. «Нет тебе не все равно. Я вижу по твоим глазам, что родина тебе не безразлична. Советский строй живет страхом. Партийное руководство боится своего народа и потому запугивает вас. Оно нагоняет страх арестами, концлагерями, ссылками и депортациями.» Почивайлов зашатался. Оружие беззвучно выскользнуло из его пальцев, утонув в ветоши под ногами. Тонко пискнув и сжимая ладонями пульсирующие виски, он качнулся лицом вперёд и, теряя сознание, рухнул на пол. «Правда оказалась тяжела, а ведь он только начал узнавать ее,» Сергей взглянул на поверженного противника и заторопился к выходу. Выбравшись на свет и вытерев рукавом свое чумазое лицо, он не мог не нарадоваться на унылый двор, затюканных, обшмотанных жильцов судачивших у подъезда и солнышко в голубом небе. Их механическое средство передвижения стояло на прежнем месте, загромождая бὁльшую часть территории. Ни звука не доносилось из его стального нутра. Сергей деликатно постучал и Ниязов тут же открыл дверь. «Почему так долго?» в один голос спросили его друзья. «Мои слова сильнее пули. Я сразил его наповал,» загадочно ответил Сергей. «Быстрей уходим, в подвалах чекисты шастают; один из них меня немного задержал.» Глебов стукнул костяшкой пальца в кабину водителя и автомашина пришла в движение. Подпрыгивая на колдобинах и поскрипывая рессорами фургон выехал на улицу и устремился по назначению. «Куда мы едем?» тревожно спросил Сергей. Широко расставив ноги и уперев руки в потолок, он стоял посередине раскачивающегося тюремного отсека. «На Тишинский рынок,» ответил Глебов, закусив губу от вернувшейся боли в плече. «Мы проинструктировали вашу жену. Она руководит шофером. Мария Евгеньевна любезно согласилась пойти в комиссионку и купить для всех нас гражданскую одежду. Ее не видели в министерстве вооружения, она в сравнительной безопасности, у филеров нет ее примет.» От толчков и поворотов мешок, который Сергей принес, елозил по полу. Глебов подтянул его поближе, развязал шнурок и проверил содержимое. Он бегло просмотрел каждую папку и удовлетворенно кивнул; затем вынул пачку банкнот, пересчитал ее и, разделив на четыре части, протянул каждому ему причитающееся. Сергей получил двойную долю — для себя и для жены. «Не советую сейчас пользоваться этими деньгами. Hомера купюр вероятно переписаны и если мы начнем их тратить нас нетрудно будет проследить. Необходима осторожность.» Он покрутил в руках именной пистолет министра. «Пока это единственное наше оружие. Заряжен,» с удовлетворением отметил он. «Кто им будет пользоваться?» вождь взглянул на своих соратников. «Я все еще не здоров, Кравцов сильно устал, остается Ниязов. Справитесь?» Узбек шагнул вперед, и протянув руку, молча засунул оружие в свою кобуру. «Отныне вы наша защита,» улыбнулся Глебов. Прошло около получаса. Окон не было, воздух проникал через узкие вентиляционные решетки и находящиеся внутри мужчины могли только догадываться, что они едут куда-то по улицам Москвы. Через стальные стенки к ним проникали звуки большого города: рычанье моторов, визг тормозов, свистки постовых, завывание клаксонов и звонки трамваев. Наконец они остановились. Теперь до них доносились другие звуки: со всех сторон гудели человеческие голоса, среди них можно было разобрать протяжные восклицанья торговок, споры покупателей и тявканье собак. В кабине их фургона громко хлопнула дверь, кто-то спрыгнул на землю и они услышали голос Маши, «Я скоро вернусь!» Так они стояли целый час, теряясь в догадках и вслушиваясь в каждый шорох, скрип и дыхание, доносящееся до их ушей. Начало припекать, солнечные лучи пробивались через щели под потолком, разгоняя полутьму в их обиталище; незатихающий шум рынка не смолкал ни на секунду, но вот раздался обнадеживающий стук в заднюю дверь. Bсе вздрогнули и Сергей бросился отпирать. В хлынувшем потоке света стояла улыбающаяся Маша с чемоданом в руке. Наклонившись и пряча свое лицо за дверками, Сергей принял от жены довольно увесистый груз. «Молодец,» похвалил он. «К сожалению, говорить мы здесь не можем.» «Я знаю,» она посерьезнела и наморщила лоб. «Все готовы?» «Да.» «Тогда поехали,» Маша вернулась на свое место в кабине; Сергей запер дверки. Бренча цепями и поскрипывая шарнирами, фургон Мясо выехал на Большую Грузинскую улицу, исполняя очередное задание Глебова. Покрытые асфальтом магистрали столицы были пустынны и путь в Измайловский парк культуры и отдыха имени тов. Сталина занял короткое время. Транспорта в те годы катастрофически не хватало, а тот что существовал, почти весь принадлежал государству; потому-то дорожные пробки и заторы еще были неизвестны советским людям. Проезжая по шоссе Энтузиастов мимо дубовых и липовых рощ Маша искала въезд в парк. У светофора напротив двухэтажной кожевенной фабрики они повернули налево и углубились в зеленые пределы. Грунтовая дорожка местами заросла бурьяном, глубокие колдобины заставляли мотор натужно реветь, фургон раскачивался и задевал ветки деревьев. Проехав около километра, они свернули в длинную и тесную аллею, которая привела их к уединенной поляне. Место было тихое, поросшее не слишком высокой густой травой, в которой перемешались красные и лиловые лесные цветы; над ними кружились бабочки и гудели шмели. Неподалеку сквозь заросли ивняка искрилось круглое зеркало пруда. Воздух был упоительный и хотелось растянуться на приветливой лужайке, забыв обо всем. «Здесь выходим,» приказала водителю Маша и спрыгнула на траву. Следом за ней, потягиваясь, покряхтывая и разминаясь выбрались из своего короткого заточения остальные заговорщики. «Ну что, тов. Селедкин,» обратился к шоферу Ниязов. «Мы долго ехали, потом тебе долго сидеть придется; пойдем в кусты оправимся.» Ужас мелькнул в глазах солдата. «Я думал, что вам надо в мавзолей на Красную площадь,» дрожащим голосом вымолвил он. «Всему свое время,» Ниязов слегка подтолкнул его и тот, опустив голову, повиновался. Они направились в светлую березовую рощу, в которой весело щебетали птички и скакали зайцы. Там они не задержались и вскоре вернулись; лицо солдата было почти безмятежным, похоже, что Ниязов успокоил его. Облокотившись о капот он любовался природой, в зубах его была закушена травинка. «Руки назад,» приказал Сергей. Селедкин ошарашенно вздрогнул и позволил себя связать. «Послушай друг,» мягко сказал Глебов, подойдя к нему. «Мы не желаем тебе зла и не будем тебя убивать. Твои краснопогонные товарищи обнаружат тебя завтра. Но ты не пропадешь и не пострадаешь. В компенсацию за неудобство мы даем тебе 1000 рублей. Больше тебе сейчас и не требуется.» Глебов продемонстрировал десять сторублевых ассигнаций. «Мы понимаем, что когда тебя найдут, при обыске эти деньги конфискуют. Чтобы этого не случилось, мы спрячем их для тебя неподалеку. Ты можешь вернуться сюда месяца через три или четыре и забрать наш подарок. Вот смотри и запоминай.» Глебов пересек поляну и подошел к кряжистому дубу. Вынув нож, он сделал надрез в его коре, вложил в образовавшуюся щель свернутые банкноты и присыпал сверху травой. «Не забудешь?» Солдат замотал головой. «Тебя будут долго допрашивать. Ты можешь рассказать, а можешь и не рассказать. Дело твое. В любом случае медаль тебе за это не дадут. «Все присутствующие засмеялись, за исключением Селедкина, у него изо рта торчал кляп. «Здесь будут розыскные собаки,» продолжал Глебов. «Все кругом мы спрыснем бензином. Они ничего не найдут. Истрать наши деньги только в универмаге или продмаге. Теперь прощай.» По знаку вождя Сергей завязал водителю глаза и вдвоем с Ниязовым они, подняв его легкое тело, бережно уложили в кабине. Двери были заперты на ключ, но стекло немного опущено.

В фургоне заговорщики переоделись в обноски, которые принесла для них с рынка Маша. Они приобрели внешность горстки мастеровых, возвращающихся с утренней смены на заводе: бесформенные черные и темно-синие пиджаки, мятые, полощущиеся при каждом шаге темные брюки, нечищенные сапоги на ногах, засаленные кепки и картузы. Маша в пестрой ситцевой блузке, шерстяной юбке до лодыжек и заношенных парусиновых тапочках выглядела соответственно. Свое военное обмундирование они не выбросили, но аккуратно сложили в чемодан до следующего раза. Туда же уместились папки из мешка. Нацедив в бутылку бензина из бака, они обрызгали все кругом и намочили свою одежду и обувь. Несмотря на безлюдье, из осторожности наши герои пошли лесом вдоль аллеи, по которой недавно проехали вместе с Селедкиным. Денек выдался славным, сухим и жарким. От напоенного запахами сосен воздуха у наших друзей слегка закружились головы. В лесу было светло, сквозь кроны высоких деревьев проглядывало голубое небо; под их ногами в душистых травах мелькали коричневые шляпки грибов, но настроение у беглецов было тревожное. «Сейчас четверть четвертого,» Глебов проверил часы. «В пять начнется тревога. Нас начнут искать,» напомнил Ниязов. «Фургон Мясо перевозит арестованных по ночам,» высказал свое мнение Сергей. «Но дело не в том, что сегодня не будет хватать этого фургона. У МГБ помимо этого фургона есть много подобных экипажей с пищевыми названиями. Придется сегодня им упаковывать свои жертвы пoплотнее.» Никто даже не улыбнулся. Лица у них были суровы. «Дело в том,» заговорила Маша, «что через два часа против нас начнет действовать объединенная милицейская и гебисткая сила. Куда нам деться?» Она вопросительно взглянула на Глебова. «Нам не остается ничего другого, как залечь на дно,» объяснил тот. «Мы должны как можно быстрее добраться до явочной квартиры и не высовывать оттуда носу очень долгое время.» В тяжелых раздумьях и наклонив головы, обходя коряги и поваленные стволы, друзья продолжали пробираться через чащу по направлению к шоссе. «У нас нет ни париков, ни бород, ни усов, чтобы изменить себя. Приходиться рассчитывать на удачу,» инструктировал группу Глебов. «Сыщики ловят трех мужчин и одну женщину в военной форме. Мы переоделись, но это не все. Мы должны разделиться и поодиночке добираться до нашего убежища в Марьиной Роще.» Он несколько раз повторил адрес, пока все не запомнили. Также он объяснил как туда доехать и условные знаки при входе в квартиру. «В МГБ быстро установят, что это мы причастны к взлому сейфа на площади Ногина. Для этого им будет достаточно проверить серийные номера автоматов, которые мы оставили у них в хранилище.» «А наши пистолеты?» спросил Сергей. Он смахнул пот с лица. Был его черед нести неудобный чемодан. «Номера наших пистолетов вероятно поставят чекистов в затруднение,» голос Глебова терял свою обычную твердость. Была ли этому причиной возобновившияся боль или что-то другое? «Мы получили их из РОВС. Откуда это оружие мне неизвестно. Скорее всего оно было потеряно военнослужащими Cоветской армии в Восточной Европе. Сопоставив эти два факта следователи МГБ сделают вывод, что имеют дело с иностранной разведкой, хотя это не так. Национальная Россия борется с Совдепией — вот в чем дело. Мы говорим на том же языке, проживаем на той же территории, но цели у нас разные. У них — мировая революция, хотя бы ценою гибели страны; у нас — спасение России, возрождение ее величия и процветание населения.» Так oбмениваясь мыслями и перекидываясь словами, они достигли опушки леса, где остановились и попрощались. Глебов и Ниязов пошли порознь, делая вид, что незнакомы, Маша и Сергей должны были ехать на следующем автобусе. Скрытые еловыми лапами, они наблюдали как их вождь вразвалку перешел пустынную магистраль и занял место на остановке. Там уже давно томилась пожилая женщина в цветастом сарафане, крепко держащая за ручку свою черную клеенчатую сумку. Остановка представляла собой металлическую трубу с прикрепленной к ее верху жестяной табличкой, указывающей название маршрута и номера автобусов, останавливающихся здесь. Не было ни навеса, ни скамейки, ни твердого покрытия, правда, как знак прогресса, стояла прикованная цепью и наполненная до краев, мусорная урна. Вскоре появился и Ниязов; плохо сшитая одежда не могла скрыть его широких плеч и сильных рук. Не сгибаясь, как перышко, нес он тяжелый чемодан. Ниязов пересек шоссе в пятидесяти метрах в стороне от отправной точки своего товарища; заняв место позади женщины, он поставил неудобную ношу на землю и закурил, повернувшись спиной к Глебову. Глаза всех были устремлены в голубую даль — оттуда время от времени из толщи колеблющегося нагретого воздуха появлялись расплывчатые силуэты, но каждый раз их надежды были напрасны — силуэт, приблизившись, оказывался самосвалом или автобусом с другим номером. Однако упорство было вознаграждено. Прошло двадцать минут и вожделенное транспортное средство, пыльное и облезлое; фырча, пыхтя и подрагивая, затормозило перед ожидающей публикой. Быстро забрав пассажиров, оно укатило в сторону города. Остановка опустела, только ветерок шевелил обрывки бумаг на том месте, где только что стояли их друзья. Сергея нахмурился, а у Маши невольно выступили слезы. «Не горюй, мы с ними скоро встретимся,» обнадежил ее Сергей и проверил свои часы. «Начнем переход шоссе минут через двадцать. Ты переходи здесь, а я последую маршруту Ниязова.» Путешественники прилегли на траву и, утомленные, закрыли глаза. Сергей тут же провалился в глубокий сон, из которого его вырвала Маша. «Пора, Сереженька,» повторяла она, толкая его в плечо. Нужный автобус прибыл через четверть часа и, когда Маша и Сергей появились на остановке, она была заполнена студентами из профтехучилища, в основном девушками, трое неуклюжих юношей дополняли их компанию. Подросткам не исполнилось еще и восемнадцати, все они были маленькие и худенькие дети советских невзгод; но скромные синие гимнастерки с брюками и коричневые платьица ладно сидели на их узких плечах и бедрах. Жизнь наверняка казалась им свободной и прекрасной; должно быть они верили, что впереди их ждет бесконечное счастье социализма. Молодежь восхищенно галдела, обсуждая появившийся в прокате кинофильм «Незабываемый 1919 год». «Здорово тов. Сталин раскрывает контрреволюционный заговор!» ахали студенты. Их восторги не утихали и в переполненном автобусе. «Без него наша советская республика просто бы пропала! Какое счастье, что Сталин всегда нас спасает!» Битый час Сергей и Маша были cтиснуты на задней площадке в толпе восхищенных поклонников советского кино; рассерженная билетерша с трудом получила с них плату за проезд. Кравцовы вышли на Авиамоторной улице. Далее пересаживаясь с троллейбуса на трамвай, с автобуса на метро, кое-где продвигаясь пешком, супруги добрались до Шереметьевской улицы и следуя порознь, Сергей на пятьдесят шагов позади Маши, добрели до указанного адреса. Дом Љ 32 в 3-ем проезде Марьиной Рощи представлял собой кособокую избу, почти ушедшую от старости в землю. От бесчисленных дождей и снегов толстые бревна ее почернели, замшелая крыша позеленела и местами просела, затейливые наличники обветшали и осыпались, но из кирпичной трубы бодро валил сизый дымок, а в подслеповатом окне при приближении Маши шелохнулась занавеска. Дверь отворилась сразу, как только она поднялась на крыльцо. Шагнув внутрь, она попала в объятия друзей. «Где ваш муж?» был к ней первый вопрос. «Он должен быть рядом. А вот и он,» расцвела Маша, взглянув в окно. Горшки с геранью на подоконнике не могли скрыть Сергея, неторопливо подходившего к ограде. Его пошли встречать в сени. Маша не могла нарадоваться и не хотела отпускать любимого от своих ласк. После его прихода хозяйка Прасковья Евдокимовна, добродушная толстушка лет 60-ти, наглухо заперла входную дверь. «Все в сборе. Мы никого больше не ждем,» сообщил ей Глебов. «Не изволите чайком побаловаться?» предложила бабушка. «Я вмиг самовар настрою.» От такого предложения, да и после пережитых приключений, грех было отказаться. Маша помогала хозяюшке собирать на стол, Ниязов колол щепки для растопки, но Сергей, присев на лавочку, вполголоса делился с Глебовым своими соображениями. У наших героев появилось обманчивое чувство безопасности, хотя они понимали, что по городу сейчас бушует облава. Так спокойно прошел вечер; ближе к полночи, погасив лампы и помолившись на сон грядущий, обитатели дома Љ 32 легли спать, каждый по своим углам.