Свободная территория России

Глава 6

В бюро пропусков Касьянову было тесно и душно. Его зад покоился на скрипучем жестком стуле, локти опирались на заваленный справками и отчетами стол, стальные зубы его сжимали тлеющий Беломорканал, прищурившиеся желтые глаза всматривались во внутренний советский паспорт, который он держал в своих неуклюжих, заросших шерстью руках. Шел ему шестой десяток, был он коренным москвичом, любил рассказывать о боях с белыми в Кремле и на Садовом кольце в дни своей юности, но жизнь его никак не устраивалась и выше старшего вахтера он так и не поднялся — грамотухи не хватило. Со временем он привык, смирился и не ждал ничего лучшего. «Дормидонов, Анатолий Петрович, русский, 1905 года рождения, житель Ташкента, женатый с одним ребенком,» читал он про себя, разглядывая оттиски, подписи и печати, выискивая подчищенные и вытравленные места, удостоверяясь, что листы паспортной книжки пронумерованы и не заменены. «Документ подлинный,» сделал он вывод. «Все реквизиты в полном порядке.» Рука Касьянова потянулась к стопке бланков разовых пропусков, отщипнула верхний листок и стала заполнять его. «Запамятовал, к кому вы направляетесь?» в десятый раз обратился он через квадратное окошко к маявшемуся в коридоре просителю. «К вашему директору по закупкам, я ведь вам говорил,» лучистые глаза приезжего смущенно потупились. «Я из отдела снабжения в Узбекистане.» «Верно. Как войдете в вестибюль сверните направо, там лестница выведет вас на третий этаж. Нужный вам товарищ находится в комнате 356.» Касьянов дыхнул на штемпель и приложил его к пропуску; затем сунул паспорт и пропуск в ладонь их владельца. «С вами все. Проходите. Следующий. Что у вас, гражданин?» с оттенком раздражения обратился он к следующему просителю. Дормидонов отшатнулся, прижал портфель к своему правому боку и уступил место у окна. Поджарый и плечистый, неотличимый от миллионов совслужащих своим черным вытертым пальто, резиновыми галошами, мятыми брюками и облезлым заячьим треухом, он прошел через облицованный мрамором вестибюль по затоптанному слякотью каменному полу, предьявил свой пропуск молчаливому вахтеру и поднявшись по лестнице вступил в длинный коридор. Здесь было безлюдно и тихо; вереница безыскусных матовых люстр струила бледный свет. Мягко ступая по красно-желтой ковровой дорожке, уходящей вдаль, он шел вдоль закрытых дверей, читая номера на табличках. Найдя нужную комнату, он расправил свою одежду, снял шапку, откашлялся и костяшкой пальца вежливо постучал. Потоптавшись минуту и не дождавшись ответа, Дормидонов потянул ручку и шагнул вперед. Громкий взрывчатый баритон и снопы солнечного света ошеломили его. На мгновение вошедший замер на пороге, зажмурившись. «Никто иной как вы отвечает за реализацию вашего проекта!» грохотал в телефонную трубку гладковыбритый мужчина в коричневом отутюженном костюме. Быстрые плутовские глазки сверкали под мохнатыми черными бровями на его скуластом лице. Он сидел за письменным столом у окна. Ярче солнца над его головой сиял портрет Сталина. Почетные грамоты и красные вымпелы висели пониже, занимая все свободное пространство между множеством шкафов, заполняющих помещение. Некоторые из них стояли с распахнутыми дверцами, демонстрируя окружающим свои туго набитые картонно-бумажные потроха. «Ищите поставщиков и согласовывайте график завозов с вашими прорабами; производителям работ на объекте виднее, что им нужно.» Последовала пауза в словоизвержении, мужчина внимательно слушал собеседника; округлившиеся, возбужденные глаза ничего не выражали; пот блестел на его одутловатом лице, потом резко переложив трубку от одного уха к другому, он понессяя дальше, «Если бы вы разместили заказы за полгода вперед, то материалы были бы поставлены в нужный момент. Научитесь определять сроки закупок! Да-да и согласуйте график завозов с вашими людьми, тогда материалы пойдут по реальному графику!» «Вам кого?» неожиданно услышал Дормидонов мелодичный голос. Щурясь, он взглянул вниз. Его колени почти упирались в другой канцелярский стол, перегораживающий вход. За ним сидела миловидная секретарша средних лет и пилочкой чистила свои ухоженные ногти. Розовая крепдешиновая блузка хорошо шла ей. Гора раскрытых папок, скоросшивателей, бухгалтерских книг и груда нераспечатанной корреспонденции громоздились выше ее макушки. Стеклянный чернильный набор, ручки со стальными перьями, пресс-папье с промокашкой, бакелитовый роторный телефон и разнообразной формы фиолетовые кляксы на бумагах и столешнице дополняли картину. Блестящие лаком и никелем письменные принадлежности выглядели почти новенькими, как будто этими шедеврами очень редко пользовались. «Мне к тов. Бондаренко,» пролепетал посетитель. «Гражданин, разве вы не видите, что тов. Бондаренко занят?» возмутилась секретарша, сдувая пыль со своих пальчиков. Искоса метнув взгляд, он приказала, «Подождите в коридоре.» «Одну минуточку, Зина, не отпускайте его,» протестующе рявкнул Бондаренко, прервав свой разговор. Дoрмидонов непонимающе повернулся. «Перезвоните мне через неделю и предъявите данные о расходе штукатурки на квадратный метр печной поверхности,» продолжал Бондаренко долдонить в телефон, но взор его был устремлен на посетителя, он улыбался ему и приветственно махал рукой. «Не уходите,» как эхо вторила секретарша. «Тов. Бондаренко примет вас.» С лязгом Бондаренко брякнул трубку на рычаг, с облегчением утер свой лоб, глубоко вздохнул, теперь он был свободен, только уши его пунцово горели как пара спелых помидоров. Визитер пересек комнату навстречу ему. «Вы ведь товарищ из Узбекистана? Мне о вас сообщили,» Бондаренко привстал и они обменялись рукопожатием. «Так точно, я хозяйственник из Ташкентской области. Вот мое командировочное удостоверение.» «Прекрасно,» хозяин кабинета мельком взглянул на стопку документов, которые выложил перед ним Дормидонов. Протянув руку, Бондаренко открывал удостоверения и мандаты один за другим, бегло просматривая и иногда сверяя фотокарточку с оригиналом. Гость сидел перед ним на краешке стула, спина вытянута в струнку, руки почтительно сложены на коленях, глаза верноподанно устремлены на руководство. «Так вы знаете главного снабженца района? С кем вы работаете?» «Тов. Ниязов у нас в главных ходит, а подчиняются ему Иванов, Рашидов, Сидоров и Абдурахманов. Все работники проверенные, знающие и на большой идейной высоте.» «В этом-то и есть залог успеха — широта охвата жизни, верность учению Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и преданность светлым идеалам коммунизма. Как говорит наш вождь и учитель великий Сталин — кадры решают все.» «Совершенно верно.» «Ну а Юсупов и Мухамеджанов? Они выполняют план?» Внимательные глаза Бондаренко скользнули по простодушному лицу посетителя. «Как указано в квартальном отчете план был выполнен на 114 %. Ставим новые рубежи и увеличиваем посевные площади на 20 %. Берем обязательство сдать государству в полтора раза больше хлопка-сырца.» «Это значит 60 центнеров за гектар? Молодцы. Похвально. В обкоме утвердили?» «Так точно,» услышав комплимент, Дормидонов раздулся от гордости. Вокруг глаз его пробежали мелкие морщинки и губы изогнулись в угодливой улыбке. «Наше министерство вам очень благодарно. Из вашего хлопка мы вырабатываем ткани и брезент для Советской армии, применяем его в химической промышленности для изготовления нитей и искусственного волокна, а самое главное, используем его в изготовлении взрывчатки.» Бондаренко заглянул в свой календарь. «Вас хочет видеть министр,» негромко сказал он. Дормидонов всем видом выразил полную готовность подчиниться и следовать куда угодно. Грудь его выкатилась колесом, волосы взъерошились, как гребешок у петуха, и он даже привстал. «Сидите — сидите, у нас целый час,» успокоил его хозяин движением руки. «Не хотите ли чаю? У нас всегда заварочка свежая и бутербродики с докторской колбасой.» «Не откажусь,» посетитель проглотил слюну. Ему это было очень кстати. С самого утра мыкался он по переполненной, обледеневшей столице, пересаживаясь с метро на трамвай, с трамвая на автобус, устал и иззяб на остановках и в очередях; кроме стакана простокваши, который он наспех проглотил на рассвете в своей каморке, больше ничего он сегодня не получал. В пустом желудке отчетливо урчало, но ему становилось весело. Дормидонов расстегнул пуговицы своего пальто и вытянул ноги. Он окончательно оттаял и согрелся. Пока секретарша ходила в буфет Бондаренко стал расспрашивать гостя о его житье-бытье в Узбекистане. «Вы там родились?» «Никак нет,» ответил Дормидонов с чарующей улыбкой. «Я потомственный ленинградец. В войну нас эвакуировали в Ташкент и там мы застряли.» «У вас большая семья?» «Нет. Жена и годовалый сын.» «Хотите переехать в Москву? Вы работник грамотный, толковый, мы вам устроим перевод.» «Спасибо. Я бы не возражал, но нужно поговорить с женой.» «Где она?» ««Где ж ей быть? Конечно в Ташкенте.» Бондаренко открыл было рот, чтобы спросить еще о чем-то, но в этот момент вошла секретарша с доверху нагруженным подносом в руках. Кабинет наполнился сложной смесью запахов горячего чая, капустных пирожков и бутербродов с колбасой. Осторожно поставив тяжелую ношу на край письменного стола, вышколенная Зиночка вернулась на свое место у двери и занялась просмотром служебных бумаг. Мужчины набросились на еду. Похоже, что у Бондаренко аппетит был такой же волчий, как и у его гостя, в минуту чай был выпит, ватрушки съедены, тарелки опустошены. В блаженной сытости замерли они, отвалившись на спинки стульев; потом хозяин достал коробку Казбека, предложил гостю, они оба закурили. «Тов. Устинов ждет вас в своем кабинете через пятнадцать минут,» не сходя со своего места напомнила преданная Зиночка. Клубы дыма не мешали ей, правда, она слегка покашливала и у нее слезились глаза, к которым она ежеминутно прикладывала белоснежный платочек. «Пошли, Анатолий Петрович,» позвал его Бондаренко. Он поднялся из-за стола. «Верхнюю одежду оставь здесь.» Дормидонов последовал за начальником, успев при выходе повесить пальто на вешалку и пригладить волосы перед зеркалом. Пешком отправились они на верхний этаж. Доступ в широкий сводчатый коридор загораживал военный пост, состоящий из двух лейтенантов МВД вооруженных автоматами, и пришлось опять предъявлять документы. Внутри было торжественно и чинно. Пробежала пара курьеров с запечатанными сургучом картонными портфелями, их лица были замкнуты и строги; проскользнула пожилая дама в черном деловом костюме; задыхаясь от одышки, продефилировал толстый, лысый ревизор. Вдалеке стоял гипсовый бюст Сталина на красном постаменте. Изречение вождя, начертанное на кумаче золотыми буквами, несомненно было важным и исторически справедливым, но к сожалению из-за дальности расстояния его невозможно было прочитать. Шедший впереди Бондаренко остановился у широкой двери с табличкой «Министр вооружений СССР тов. Устинов Д.Ф.» и смело повернул бронзовую ручку. Приемная была полна посетителей в военном и штатском, но в ней царила тишина. Скрипнула входная дверь, глаза всех устремились на вошедших и тут же опустились в разочаровании — министр задерживался. Многие из присутствующих ждали с утра; с унылым видом разместились они на стульях и на диванах, некоторые сосредоточенно читали газеты. Бондаренко с манерами завсегдатая вразвалку подошел к массивному столу в углу помещения, за которым восседал полковник внушительной внешности. Тонкий, неровный шрам пересекал его суровое, худое лицо; на месте правого глаза была черная повязка; кожа на лбу и на щеках хранила следы рубцов и ожогов; несколько пальцев на руке отсутствовали. Вполголоса Бондаренко обрисовал причину своего появления. «Тов. Устинов в Кремле и вернется позже,» таким же пониженным голосом ответил полковник. «Вас может выслушать его заместитель. Он же даст вам рекомендации. Хотите с ним встретиться или будете ждать?» Поразмыслив, Бондаренко согласно кивнул. «Тогда проходите в кабинет. Тов. Фусебякин встретит вас там.» Через обитые черной кожей двойные двери с тамбуром они прошли внутрь. Здесь никого не было. Воздух был прохладен, чист и свободен от табачного дыма. Плотно задвинутые шторы хранили тайны. В обширном сумрачном пространстве десяток плафонов бросали тусклый свет на длинные столы, выстроившиеся буквой Т, на поблескивающие на стенах портреты членов политбюро, на ряд кресел, вытянувшийся по периметру, на книжные шкафы с томами Ленина и Сталина в коричневых переплетах, на напольный бордовый ковер, растянувшийся от края до края. Вошедшие остановились на краю и замерли в ожидании. Через несколько минут боковая дверь на другом конце помещения беззвучно повернулась и в кабинет вошел живой, как ртуть, невысокого роста, чернявый человек в расшитом галунами мундире генерала. Пожав им обеим руки и представившись, Фусебякин уселся в большое кресло во главе стола и включил настольную лампу. Светильник под красным абажуром бросал яркое пятно на стол перед ним и на кисти его рук. Жестом генерал пригласил Бондаренко и Дормидонова занять места поближе к нему. Дормидонов достал бумаги из портфеля и начал объяснять. Фусебякин внимательно его слушал, подперев кулаком щеку, и согласно кивал головой. «Покажите мне сводки об увеличении урожайности,» внезапно затребовал он и резко вытянул руку. Дормидонову пришлось привстать, чтобы дотянуться до генерала. От вороха бумаг побежали причудливые блики. Окружающие предметы заискрились; зайчики проскользнули по батарее телефонов, сверкнула стеклянная пробка графина и на мгновение осветилась квадратная дверца массивного сейфа, вмурованного в заднюю стену. Эта дверца манила и притягивала Дормидонова. Замочная скважина, циферблаты шифрового замка, никелированная ручка и расположение сейфа на стене — все интересовало приезжего из Узбекистана. Огромным усилием воли оторвал он свой взгляд и, чтобы отвлечься, на секунду зажмурился, вслушиваясь в тираду замминистра. «Опытно-конструкторское бюро завода Љ 99 является головным предприятием в области исследования и создания индивидуальных систем жизнеобеспечения наших пилотов, летающих в стратосфере с грузом термоядерных бомб, спасения экипажей высотных летательных аппаратов и разработкой катапультируемых кресел. Нам нужен экологически чистый хлопок, выращенный из семян хлопчатника, не подвергавшихся генетической модификации, без химических удобрений, инсектицидов и пестицидов. Из такого высококачественного вещества мы изготовляем сверхпрочные материалы для парашютных строп и несгораемых прокладок. Можем ли мы рассчитывать на ваше участие в этом важнейшем задании родины? Враги мира и прогресса не дремлют и строят свои козни. Мы должны опередить их!» «Конечно, будьте уверены тов. генерал. Меры будут приняты,» заверили в один голос подчиненные. «Со своей стороны даю обязательство, что буду следить за их трестом, не позволю им лениться и никогда не дам спуску,» Бондаренко встал и даже топнул ногой от усердия. «Смотрите,» погрозил пальцем Фусебякин. «Если подкачаете, то оба расстанетесь с партбилетами.» Это было завершением аудиенции. Кланяясь, пригибаясь и пятясь назад, они выбрались из кабинета. Вернувшись на свой этаж и оказавшись наедине, раскрасневшийся Бондаренко утер вспотевший лоб и расстегнул пиджак. «Ну, а ты спокойный и прохладненький. С тебя, как с гуся вода,» с оттенком зависти взглянул он на безмятежного Дормидонова. «Планы партии — планы народа,» загадочно ответил тот, натягивая на свои плечи потертое черное пальто. «Давайте прощаться. Возвращаюсь к своим в теплые края.» «Желаю производственных успехов. Привет товарищам в главке.» На этом закончилась командировка Дормидонова в Москву. В тот же вечер он отправился на вокзал.

С 19-го века Россия путешествует на стальных колесах. Огромное улучшение со времен деревянного тележного обода, повозок, экипажей и саней с максимальной мощностью в шесть лошадиных сил. Огнедышащему паровозу не страшен ни дождь, ни снег, ни стужа и ни летний зной. Весело посвистывая, тянет он по рельсам череду дребезжащих вагонов, не всегда быстро и точно, но зато надежно и немного терпения, граждане, доставит он вас по назначению. Какие только типажи и человеческие характеры вы не увидите в этих ковчегах, но во времена к которым относится наше повествование в основном заполнены они были женщинами. Всевозможных возрастов, наружностей, разнообразнейших нравов и темпераментов своим трудом они сделали возможной победу. Шесть лет прошло после великой войны, но горе которое она принесла скоро не уходило. Наперечет оставалось мужиков на Руси, да и те были покалеченные ветераны с медалями на лацканах замызганных пиджаков и не все из уцелевших обладали исправной мужской амуницией. Детей было редко слышно и мало видно — женщинам почти не от кого было рожать. Пахло нищетой и горем, но отчаяния не было. Бывало им и похуже, но знали они, что справятся и с этим демографическим бедствием. Перед лежавшим на верхней полке плацкартного вагона Дормидоновым проплыли башенки Казанского вокзала, и поезд устремился по тысячекилометровому стальному полотну к Ташкенту. Несмотря на усталость, спать ему не хотелось, он продолжал обдумывать события прошедшего дня. В соседнем купе заиграла гармонь и женские голоса затянули знаменитое, «Вот кто-то с горочки спустился — Наверно, милый мой идёт. На нем защитна гимнастёрка, Она с ума меня сведёт…» Певуньи вкладывали в песню свои души, свои мечты, свои надежды. «Вот она какая сегодняшняя Русь,» глубоко тронутый, думал про себя Сергей Кравцов (читатель наверняка догадался, что это был он), «печальная, безропотная и измученная. Много плохого досталось этим женщинам при новой власти. Живут в тесноте, спят в холодных постелях, недоедают, а вкалывают на лесоповалах, колхозных полях и в шахтах не хуже мужчин. Такой же была моя Маша,» с грустью вспомнил он о своей жене. «Ничего, скоро я с нею увижусь,» под постукивание колес он задремал, но воспоминания обступили его.

Полгода назад знающие люди из окружения фон Лампе снабдили Сергея сведениями и инструкциями, продиктовали имена и нужные адреса, дали средства и оборудование необходимые для годичного выживания в СССР. Место для перехода было выбрано на крайнем юге страны, там где Советский Союз граничит с Афганистаном. Оставив сына в интернате и почти взрослую Матильду на попечение дальних родственников в Германии Кравцовы отправились на выполнение задания. Прохладная ночь была ясной и безлунной; в черной бездне над ними ярко горели роскошные созвездия; в их призрачном свете смутно угадывалась плоская равнина на горизонте, где перемигивались десятки бледных огоньков на афганской стороне и редкие купы деревьев на советском берегу. Там была тьма кромешная и казалось всё давно вымерлo. Был третий час ночи; близость опасности будоражила и не давала сомкнуть глаз; полную тишину нарушало лишь гипнотическое журчание речных струй, рассекаемых носом их байдарки. Груз был нетяжелый, двое взрослых с рюкзаками и маленький чемоданчик. Сидящий на корме с веслом Маматназар-Оглы, богатырского сложения пуштун из провинции Балх, в уме подсчитывал выручку. Обычно он переправлял через реку опиум и гашиш, 3–4 кг за каждую ездку, но сейчас за перевоз этих двух гяуров он получит гораздо больше. Посредник уверял, что поездка будет короткой и выгодной и никого там ожидать не придется. «Оставь их и уезжай,» твердил в чайхане приземистый, краснобородый толстяк в белой чалме и шелковом халате. «Ничего больше не требуется. Получай задаток.» Он сунул Маматназару в руку неправдоподобно толстую пачку афгани. Тот согласился. «Жизнь не могла быть лучше,» мечтал он сейчас, мощными гребками пересекая мутную, глинистую Аму Дарью. Он торопился отделаться от своих пассажиров и вернуться назад. В Хайратане в двухэтажном глинобитном доме его ждали три жены, куча ребятишек, вкусный плов и баранье жаркое на завтрак. Когда движение байдарки замедлилось и под ее днищем заскрипели камешки с песком, перевозчик прошептал, «دلته موږ یو — приехали.» Ни на каком другом языке, кроме своего, этот дремучий, заросший до самых глаз бородой человек не говорил и объяснялся он с пассажирами жестами. «Пора вылезать» — показали его руки. Сергей спрыгнул в мелкую воду и помог Маше выбраться из лодки. Навьюченные мешками и раздвигая камыши, они захлюпали к берегу и тут же исчезли из виду. Энергичным шагом, почти бегом уходили Кравцовы на север. Их ноги спотыкались о коряги и корни, они оступались, проваливаясь в колдобины, цеплялись за сучья деревьев и посохами ощупывали свой путь. На склоне бугра Маша разглядела пограничный столб с советским гербом; возле него нарушители границы остановились на привал. Куда идти дальше? Где проводник? Кравцовы тревожно озирались, подкрепляясь галетами и фруктовым соком, и рассыпая отбивающий нюх у собак порошок. Неподалеку раздался осторожный свист. Кровь бешено застучала в висках и лбы их покрылись потом. Кравцовы бросились на землю, сжимая оружие. Кто там, друг или враг? «Салям алейкум, далекие друзья,» донесся до них чей-то шепот. Это был пароль. Сергей прошептал отзыв, послышалось шуршание, перед ними появился зыбкий контур невысокого, щуплого человека. В смешении теней черты лица его невозможно было разобрать; он казался бесплотным призраком, парящим над землей. «Пошли,» сказал он по-русски и опять, сквозь кусты, шлепая по заросшему болотной травой полю, наши герои возобновили свой утомительный гон. Через пару часов они обессилили и валились с ног, ушибленные коленки саднило, жажда раздирала их пересохшие глотки, чтобы не заснуть на ходу, Сергей тряс головой и тянул за собой полуживую Машу. Взгляд Сергея были уперт в мелькающую черную спину проводника, бегущего впереди, иногда Сергей терял свой ориентир, тогда волна паники захлестывала его, но каждый раз тот, слегка покашливая и подбадривая, быстро появлялся вновь. Чуть забрезжил рассвет. Звезды побледнели, растворяясь в светлеющем небе. Перед ними предстала серая, бесцветная равнина, покрытая густым слоем тумана. Из его клубящихся сгустков выступали плоские крыши невысоких строений. «В этом кишлаке будем прятаться. Днем идти нельзя,» проводник указал рукой и осторожно ступая они приблизились к крайнему домику. Он стоял молчаливый и глухой, ни дверки, ни окошка не было видно в его растрескавшихся, шершавых поверхностях. Следуя каменистой тропинке Кравцовы, ведомые проводником, вошли в поселение. Оно состояло из кривых и узких улочек, вдоль которых стояли полуразрушенные дома без окон, окруженные глинобитными стенами. «Кишлак заброшен с 1922 года. Жители погибли или уведены в плен. Вот так красные усмиряли волю узбекского народа,» проводник горестно покачал головой. Bремя, ветры и подземные толчки частично развалили непрочные конструкции, открывая внутренности дворов. Оказалось, что все окна, как жилых помещений, так и хозяйственных построек, выходили только внутрь. Похоже, что у проводника была цель. Уверенно вел он своих подопечных вдоль поселка, пока не остановился и толкнул изукрашенную орнаментом деревянную дверь. Просунув туда голову и осмотревшись, он поманил Кравцовых за собой. Здесь был пустырь с кучами хлама; стены вокруг местами осыпались, но жилое строение под прохудившейся крышей еще не пришло в упадок. Сохранился красивый портал с навесом, поддерживаемый тремя изукрашенными резьбой и росписью колоннами; непонятного назначения возвышение из кирпича выделялось посередине заглохшего виноградника; хлев и конюшня с распахнутыми воротами уместились сбоку. Пройдя через портал, они оказались в небольшой квадратной передней, где, как объяснил им проводник, раньше оставляли обувь. За нею была просторная комната с нишами в стенах. Земляной пол был застлан истлевшей циновкой и остатками зеленого ковра. «Отдыхать будем до темна,» скомандовал проводник. «Потом опять в путь. Холодно, но сандалом пользоваться нельзя.» Он указал на низенький чугунный столик, установленный над углублением в полу. «Дым выдаст нас.» Кравцовым не надо было повторять второй раз. Сбросив поклажу, они, не говоря ни слова, завалились спать.

Спали долго, но чутко; пробудились от хруста чьих-то осторожных шагов. Встревоженные, они моментально вскочили. Вечерело. Предметы отбрасывали длинные тени; в углах комнаты уже скопилась темнота. Сжимая рукоятки браунингов, Маша и Сергей выглянули в окно. Наполненный угасающим солнечным светом воздух был чист и ясен. Они рассмеялись. Согнувшись под непосильной ношей, двор пересекал невзрачный худосочный паренек, одетый в черное. Он нес полное ведро воды, которое он перекладывал из руки в руку. Устав, он ставил его на землю и передохнув, продолжал свое движение вперед. Всмотревшись, Сергей узнал в нем проводника. Скоро заслышались шаги в прихожей и с лучезарным видом он вошел внутрь. При виде своих смятенных подопечных на его лице мелькнула растерянная улыбка. «Пить, купаться, мыться,» объяснил он, поставив груз на пол. «Спасибо друг,» сказал Сергей, пряча оружие. «Мы ведь не познакомились. Я Сергей Кравцов, а это моя жена Маша,» он протянул руку. «Фархад,» ответное рукопожатие было вялым и влажным. Последние лучи уходящего дня осветили его безволосое, смуглое лицо с выступающими скулами. Острые, внимательные глаза дружелюбно смотрели из-под узких темных бровей. Голову покрывала черно-белая узорчатая тюбетейка. Широкие парусиновые штаны и такая же куртка облегали его тонкое мускулистое тело; движения его были естественны и гармоничны. На вид юноше было семнадцать — восемнадцать лет. «Колодцы все-таки сохранились?» улыбнулся Сергей, зачерпывая кружкой воду. «Нет, все давно засыпаны, но я знаю где бьет родник.» «Откуда?» Маша обернулась к нему. «От своего деда,» неохотно ответил Фархад. «Эта усадьба была нашим владением. Я знаю здесь все.» Кравцовы непонимающе посмотрели на подростка. «Мой дед рассказал моему отцу; отец рассказал мне; я расскажу моим детям. Мы не забудем.» Он выпрямился и поднял голову, решимость и ненависть сверкнули в его глазах. «Во время гражданской войны мой дед Джафар сражался в армии Мадамин-бека. Народ хотел независимости. Вначале узбеки побеждали и освободили много городов, но потом понаехали красные отряды из Сибири и разгромили наши войска,» он вздохнул. «Я понимаю, что не все русские плохие. На стороне узбеков воевала русская крестьянская армия под командованием полковника Монстрова. Он был помещик из Ферганы. После поражения красные поймали его, пытали и расстреляли. Он был хороший, справедливый человек и друг нашего Мадамин-бека.» От переживаний лицо юноши покраснело, брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию. «Садись, поешь с нами,» Маша достала из рюкзака съестное и разложила на салфетку. Вид немецких мясных консервов, галет и сладостей произвел впечатление на Фархада. Он с удовольствием жевал, рассматривая этикетки. «Где же была контрольно-следовая полоса?» спросил Сергей, поглощая ломоть хлеба с куском говядины. «Неужели мы не заметили ее в темноте?» Проводник отрицательно покачал головой. «Ее много раз пытались пoстроить, пахали плугом, на лошадях и тракторах, но ветер заносил борозды песком. Во многих местах граница проходит по скалам, барханам и каменистым плоскогорьям. Там не попашешь, там нет почвы; тогда пограничникам приходилось привозить ее издалека, строить широкие желобы и насыпать. Через год — другой суховеи выдували все и приходилось строить сначала. Москва далеко. Им оттуда не видно. Они всегда требуют и настаивают, присылают инспекции, начальству нужна отчетность. Пограничники рапортуют, что граница на замке и натягивают колючку. Но и столбы долго не стоят; клонятся на бок, проволока на них обвисает, ржавеет и местами ложится на грунт. Зато центральные газеты и радио трубят во весь голос, что рубежи родины незыблемы и неприкосновенны. Иначе население побежит. Вы же сами вчера ее пересекли и видели, что к чему.» «Большевики насолили всем,» сказал Сергей, закончив трапезу. Фархад не ответил. Он наслаждался мармеладом. Глаза его зажмурились от удовольствия. Он откусывал разноцветные кусочки и отправлял себе в рот. «Если нравится, то возьми,» Маша положила коробочку ему в карман. Вероятно, что это прикосновение пробудило подростка. «Пошли,» сказал он взглянув на потемневшее небо. В мгновение он изменился. Как и вчера он превратился в сурового вожака, не терпящего возражений. «К рассвету мы должны выйти к железной дороге. Оттуда вы будете добираться без меня.»

Как и накануне они шли всю ночь, но окружающая местность сильно изменилась. Кравцовы безоговорочно следовали за провожатым. Склон становился круче и круче, и подниматься приходилось всё время согнувшись. Связавшись веревкой, они переходили вброд бурные речки, преодолевали заснеженные перевалы и карабкались по осыпающимся горным дорожкам. Нависшее черное небо дышало холодом, в высоте призрачно белели снежные вершины, путешественники зябли, их дыхания превращались в облачка пара, уплывающими в астральные черные дали. Отдыхали редко, подкрепляясь своими консервами, печеньями и запивая талой водой, текущей из ледников. Фархад хранил молчание и вел по звездам; по-видимости он был одарен звериным чутьем и необыкновенно острым зрением. Они ни разу не сбились и не сошли с тропы. В дополнение, он знал, где находятся пограничные заставы, возможные места засад и маршруты патрулей. Крадучись, они обходили такие места стороной. На исходе ночи они остановились у входа в пещеру. На фоне светлеющего неба ее черная пасть безмолвно смотрела на них. Место было открытое, холодный ветерок шевелил их волосы, внизу угадывалась долина. Hа склонах ее в угрюмом мраке мерцали огоньки человеческого жилья. Фархад сделал три шага вперед и остановился. «У вас должен быть фонарик,» прошептал он. «Посветите внутрь. Снаружи нас не заметят.» Сергей подошел ближе и отцепил со своего пояса красноармейскую зеленую коробочку образца 1944 года. Световое пятно упало на булыжники, разбросанные на песчаном полу, отразилось в граните сводчатых стен и свисающих с потолка острых пучках сталактитов. «Никого,» с облегчением выдохнул проводник. «Половину дня прятаться будете здесь. Город внизу в долине. До железнодорожной станции два часа ходьбы. Там вы можете купить билеты до Ташкента. Я вам больше не нужен. Прощайте. Счастливого пути.» «Мы тебе очень благодарны,» Сергей пожал ему руку. «Ты настоящий герой. Возьми от нас хотя бы денег.» «Не надо,» он сделал протестующее движение рукой. «Что от них толку? Кроме соли, галош и керосину на них ничего не купишь.» «Тогда возьми у нас продовольствия. Небось проголодался.» Фархад непроизвольно проглотил слюну. Маша развязала рюкзак и стала вынимать свои припасы, складывая их в протянутые ковшиком ладони юноши. Она добавляла больше и больше, пока руки его могли удержать консервные банки и пакеты. Прошло несколько минут, он сказал «Хватит,» и стал рассовывать жестянки и картонки по карманам. «Пока,» попрощался Фархад, но прежде чем уйти, напомнил, «Нет пощады большевикам. Бейте их до конца. Они ненавистны.» Сделав угрожающий жест рукой, он беззвучно растворился в темноте. Наступила тишина, прерываемая лишь воплями окрестных зверей и завыванием ветра на склонах. Издалека донеслось слабое эхо паровозного гудка и лязганье вагонных буферов. При свете фонарика Кравцовы подыскивали удобное место для отдыха на полу пещеры. «Я привязалась к нему,» Маша расскладывала спальные мешки. «Фархад — замечательная личность. Где он живет?» «Он упомянул, что его семья ютится в развалинах сторожевой башни где-то в горах. Он их единственный кормилец. У него тринадцатилетняя жена, детей у них еще нет, но мать и отец живы. Там же прячется еще одна семья из того же кишлака. Они ждут не дождутся падения большевиков; тогда они смогут вернуться в свои дома.» Маша сильно сцепила пальцы рук и разочарованно рассмеялась, «Это случится очень нескоро; однако мы здесь затем, чтобы приблизить этот день.»