Святки без оглядки

Глава 22

— Барин тонет! — толпа рванула к речке. — Ой, батюшки, что деется!

Снеженика подцепила юбку и заторопилась вслед за всеми. Когда он успел-то? Только что тут был, глазки строил!

Селяне столпились на берегу, в глазах у баб читался ужас.

Деревянные сани медленно уходили под треснувший лед прямо на середине реки. Они надсадно скрипели, проседали, кренились на левый бок и на глазах погружались в ледяную воду.

На крик сбежался и сосновский люд с другого берега: дети, бабы, рыбаки. Народ галдел, суетился, бегал взад-вперед, но лезть на лед никто не решался. Все с любопытством смотрели на дорогие сани и рвущего жилы коня, что отчаянно пытался выбраться из ледяной ловушки. Коня держал под уздцы уже протрезвевший Ефим и отчаянно тащил его из воды. Ледяное крошево летело из-под копыт, конь бился и фыркал, стреляя полными ужаса глазами.

С князем ситуация обстояла и того хуже. Он, судя по всему, ухнул в воду, как только сани черпнули воды, и теперь почти по плечи был зажат между санями и кромкой льда, что угрожающе трещал и крошился от любого прикосновения. Одно неосторожное движение — край отломится, и сани тут же перевернутся. Одной рукой Долгомышкин цеплялся за деревянный обод, второй — пытался снять напитанную водой шубу.

— Да кой же бес тебя сюда понес? Переправа-то правее! — орали с берега Ефиму. — Коня отстегивай быстрее! С санями не выдюжит!

Ефим суетился, пыхтел и не знал, за что хвататься: он то бросал коня и бежал к саням, потом спохватывался и спешил обратно, черпая валенками воду. Лицо покраснело, борода висела сосульками, изо рта вырывался пар.

— Во дура-ак! — возмущались мужики. — Здесь полынья, и лед некрепкий, у нас про то кажный ребенок знает!

— Дык дети санками и накатали, вот конюх и попутал спьяну! — галдели на берегу.

К реке сбегались все новые люди, участливо уточняли, что к чему, мотали головами и присоединялись к громко сочувствующим.

— Князь по указу самого амператора к нам приехал! Управу чинить! А конюх его с цыганами напился, да в полынью его и завез. Теперя тонет! — вещала вездесущая бабка Матрена. Она, как представитель местных СМИ, собрала вокруг себя наибольшую кучу народа. Только микрофона в руках не хватает и оператора с камерой рядом.

— Дык это и не конюх даже, а писарь…

— Да какой он писарь, просто дворовый мужик…

— Эх, не уберегли князя…

— О-хо-хо, молодой, совсем не пожил… А цыгане-то выступать будут?

— Глядите! Глядите!

Лед опасно затрещал, от полыньи в разные стороны тонкими змеями поползли трещины.

— Барина, барина спасай! — подсказывали мужики суетящемуся Ефиму. — Бросай коня!

Тот месил ногами ледяное крошево, проваливаясь по колено в воду, но ухитрился-таки отцепить упряжь. Перепуганный конь заколотил копытами по льду, Ефим упал на пузо, подтягивая его за поводья.

— Бросай его, дурак! Сани сейчас перевернутся, и князь твой полностью потонет!

Сани совсем просели, наполняясь водой, и медленно завалились назад. Бабы в толпе заголосили.

Ефим вскочил, бросил поводья и метнулся к саням, запутался в ногах и плюхнулся на лед, проехав на пузе почти до самой полыньи.

— Во непутевый, ведь сам сейчас провалится, ни князя не спасет, ни коня!

— Дык помочь бы… — неловко заикнулся кто-то в толпе.

— Дык помоги, коли жить надоело!

— Ох, пропал князь! Совсем пропал! Жалко.

— Ну, пойду Ермолая Потапова порадую, что ему дорогу до мельницы не чистить…

Снеженика наблюдала за всем как в замедленной съемке. Перед глазами проносились смазанные образы, звучал бабий гомон, скакали друг через друга переливчатые солнечные зайчики. Мозги сбились в кучу, а разум будто сразу отключился: ни размышлений, ни логики. Ни одного мало-мальски разумного сомнения, только одна ясная мысль: человек же тонет! А они стоят и просто смотрят!

Сама не понимая, что делает, она скинула шубейку и выхватила бадик из рук первой попавшейся бабки.

— Глашка! Ты-то куда лезешь! Вот бедовая девка, потонешь ведь! — завопили из толпы.

Осторожно, почти на четвереньках, добралась до саней, где уже по шею в воде бултыхался Долгомышкин, цепляясь окоченевшими руками за лед.

— Держись! — заорала, перекинув ему палку. — Шубу! Шубу сними!

— Тут либо держись, либо сними! — булькнул князь.

— А надо и то, и другое!

— Санями прижало, пошевелиться не могу! Надо ждать, пока утонут!

Сани снова просели, темная утроба ухнула подо льдом, издавая чавкающий звук, словно сам дядька Водяной заглотил, и кромка льда пошла мелкими трещинами. Сейчас раскрошится — и все!

— Хватай!

Раздался оглушительный хруст. Лед затрещал, мелькнули полозья, вода гулко булькнула и сомкнулась, увлекая сани вместе с князем за собой в ледяную бездну. На берегу завизжали, кто-то повалился в обморок.

Снеженика бросила палку, упала на живот, окуная руки в воду. Надрываясь изо всех сил, подтащила князя за меховой воротник. Тот плевался и отфыркивался.

— Гляди, как цепляется! Во девка! Брось его, Глашка, на кой он тебе?

— Дык замуж захочешь, не так цепляться начнешь!

Глаза князя излучали отчаяние.

— Бросай… — посиневшими губами вымолвил он, — не выдюжишь…

— А вот фиг вам, Василий… как вас там по батюшке… Не отпущу! — сквозь зубы прошептала Снеженика и закричала, срывая голос: — Шубу снимай!

Лед рядом затрещал и просел под грузным телом Ефима.

— Не подходи! — заорала ему Снеженика, и тот остановился как вкопанный. — Не выдержит! Иначе все утонем!

Князь еще цеплялся за кромку льда руками, но тяжелая шуба тянула на дно, Снеженика из последних сил удерживала его за ворот сюртука.

— Бросай! — прошипел князь, хватая ртом воду. — Тебе, девке, из без шубы меня не вытянуть!

Снеженика и ахнуть не успела, как рука соскользнула, и темные воды сомкнулись над головой царского посланника.

— Эх, хороший мужик был князь, — грустно вздохнули в толпе. — Дык, наливай, как говорится, не чокаясь…

— Помолимся за упокой души раба божьего Василия… — громовым басом затянул отец Игнат, тоже случившийся с прихожанами поблизости, а бабы с воем подхватили.

— Ой, ё-ёй! — голосили бабы. — Потонул все-таки. Так и не выйдет замуж Глашка горемычная! Последнего жениха в реке потопила…

— Вылезай, непутевая! — орали ей с берега. — Хватайте ее за косу, да тяните, покуда она следом за своим ненаглядным в омут не бросилась!

— Эх, Василий, Василий…

Снеженика в ужасе смотрела, как расползается полынья, наполненная ледяным крошевом. Как расходятся темные круги, да ходит ходуном и гудит лед. Где-то там, под ним, опускаются на дно сани и человек! Которого она не спасла!

Справа охнул Ефим. Темные круги поплыли перед глазами Снеженики, к горлу подкатила тошнота.

Из воды показались пузыри и мокрая рука. Князь исхитрился скинуть шубу и в последней отчаянной попытке уцепился за лед.

— Живой! — ахнули в толпе. — Какой живучий князь попался!

— Помолимся за здравие раба божьего Василия, — тут же сменил пластинку отец Игнат, — да за чудесное избавление…

— Дык, чокаясь, что ли? Ну, тады, за князя. Дай бог ему здоровья!

— Помогите! — отчаянно закричала Снеженика, хватая князя за руку. — Да помогите, что же вы стоите? Сама не осилю!

Князь вытащил вторую руку, подтянулся, но на этом силы оставили его. Снеженика, срывая ногти, как смогла вытянула его на лед почти наполовину и рухнула, понимая, что дальше не сдюжит, сейчас отпустит — и все насмарку.

И тут на лед выскочил герой. Красный петух с белым хвостом метнулся к обессилевшей девушке, схватил ее клювом за юбку и отчаянно потянул на себя. Петух надрывался, расправив крылья, скользил лапами по мокрому льду, но упрямо тянул изо всех своих куриных сил.

Приободренная неожиданным союзником, Снеженика стиснула зубы.

Народ замер, любуясь неожиданным зрелищем. Со стороны они представляли собой этакое новое прочтение «Репки». Только кошки с мышкой не хватает.

— Ой, батюшки! — выдохнули в толпе. — Никак сам Клёкот Петрович за князя вступился.

— Петух вступился, а ты боишься! Срамота! — заголосили бабы.

По толпе пробежался рокот возмущения с нотками обвинения.

Князь не удержался на льдине, соскользнул и опять ушел под воду. Снеженика, окунув руки почти по плечи, успела подхватить. Она лежала на льду и понимала, что он уже не проявляет признаков жизни. Поднатужившись, снова подтянула его наверх.

«Всё. Теперь всё… Больше не выдюжу…» — поняла она, сдаваясь…

Лед слегка продавился, покрываясь кристальной водой. Девичьи пальцы заскользили по рукам Снеженики, спустились по ним под воду и вцепились в князя.

— Тяни! — зашипела Федоська, опускаясь рядом на живот в ледяную жижу. Душегрейку и платок она заранее скинула, и хрупкий лед еще чудом, но удерживал обеих девушек.

— И раз! — скомандовала Федоська, а у Снеженики словно открылось второе дыхание. — И два! — они рывком в четыре руки и один клюв рванули князя из полыньи.

— Тяжелый, блин! — взвыла Снеженика. — А так с виду и не скажешь!

— Давай! — лед под ними затрещал. — Тяни! Три! — раздался хруст, лед треснул, и Снеженика чуть не ухнула под воду.

— Не шевелись! — закричала она, глядя в отчаянные черные глаза Федоськи. — Даже не дыши!

Черная трещина проползла между ними. Теперь всё: одно движение — и все трое уйдут под лед!

— Утонут! Обе!

— Пропали девки!

— Пойдут на корм ракам, как пить дать! — снова ахнули в толпе.

Оглушительный треск заставил сердце Снеженики уйти в пятки. Думала — переворачивается льдина, но нет. Тяжелый и длинный березовый ствол рухнул поперек полыньи, едва не придавив коня. Куски коры, ветвей и прошлогодних листьев взметнулись в воздух. Конь зацепился копытами, поднапрягся и выскочил на лед, отряхивая шкуру и отфыркиваясь.

— Держись! — скомандовал знакомый голос, и Снеженика сквозь мутные слезы разглядела, как Димитрий аккуратно подбирается к ним по стволу.

Федоська стальной хваткой вцепилась в князя.

— Тащи!

Димитрий быстро подполз, подхватил его за шиворот и перекинул поперек ствола.

Лед под Федоськой опасно затрещал.

— Не вставай! — закричала ей Снеженика, уцепившись за березу и понимая, что та сейчас ухнет под воду. — По льду катись! К берегу!

Федоську уговаривать не пришлось. Она кубарем метнулась, только косы черные взлетели. Едва успела выкатиться с потрескавшейся ледяной плиты, которая, надсадно крякнув, разломилась пополам и встала на ребро.

Димитрий подтаскивал ствол с князем и Снеженикой к безопасному месту.

Долгомышкин не подавал признаков жизни.

— Все-таки помер! — констатировали в толпе. — Ну, как говорится, давайте помянем, наливай…

— Помолимся за усопшего… — снова затянул отец Игнат, бабы подняли вой.

Федоська ревела белугой, размазывая сопли по лицу.

Снеженика подлетела к ней.

— Чего ревешь? Откачивать давай! Воды он наглотался!

— Дык помер, не спасли, — еще громче заголосила она.

— Ох, село ты без асфальта! — разозлилась Снеженика. Утопленников ей ни разу откачивать не приходилось, но как это делают, любой школьник знает.

Она перекатила князя на спину, бегло прощупала пульс.

— Живой он! Пока еще! Воду из легких выгнать надо! — заорала Димитрию.

Тот даже переспрашивать не стал. Перегнул князя через колено и как следует встряхнул.

— Давай сюда! Еще! Сердце бьется, — прильнув ухом к груди князя, доложила она, — но не дышит!

Как делают искусственное дыхание, по телевизору видала, да только в жизни столкнулась впервые! Эх, была не была…

— Гляди-кась, как девка страдает, да милого сваво лобызает. Кака любовь у них была, а мы-то и не знали, — бабы утирали платочками глаза.

— Ты что это творишь? — возмущенно налетела на нее Федоська. Но быстро смикитив, что к чему, оттолкнула ее в сторону: — Дай я!

Странно, но у Федоськи получилось лучше. И когда князь открыл глаза, он увидел перед собой ее заплаканное, но довольное лицо. Она еще несколько раз проделала процедуру, чтобы закрепить результат, а тот даже не стал сопротивляться.

— У кого баня топлена? — строго вопросила Снеженика, оглядывая толпу. Она подобрала свою шубейку и укутала в нее князя.

— У нас топлена! — твердо заявила Федоська, давая понять, что князя ни в чей двор она не пустит и из своего теперь не выпустит.

— Тащи барина в баню! — радостно заорали в толпе. — И водки ему, водки налейте!

Мужики подхватили князя и как дорогой трофей на вытянутых руках потащили к дому Федоськи. Та, семеня и кутаясь в душегрейку, побежала следом.

— Помолимся за раба божьего Василия… — возглавил процессию отец Игнат, — да чтоб его, окаянного, запутался уже… за упокой али за здравие? А где енто тут водки наливают?

Снеженика окоченевшими руками подобрала мокрого петуха. Тот дребезжал как хрустальная рюмка на холодильнике и все время поджимал лапы. Мокрое платье стояло колом, шубу она отдала Долгомышкину, и только сейчас, когда опасность миновала, поняла, как же сильно замерзла.

— Пойдем до дому. Тоже баню истоплю… — знакомый голос теплым бальзамом пролился на душу. Сильные руки накинули ей на плечи тулуп и обняли со спины.

Слезы покатились по щекам. Снеженика закрыла глаза. Вадим… Она медленно повернулась. Димитрий, в одной рубахе, сверлил ее озабоченным, но нежным взглядом. Она улыбнулась.

— Пойдем…