Сяо Тай и клан Феникса

Глава 27

Глава 26

— Отстаньте от меня! — говорит Сакура и прижимается к Сяо Тай чем-то очень мягким, но в то же самое время — довольно упругим. Сяо Тай косит глаза вниз и обнаруживает что в обычное время мечница перетягивает свою грудь белой повязкой, а сейчас ее нет. В смысле — повязки. Только рубашка сверху. Видать застали ее в купальне, успела она свои бинты снять, а перетянуть снова не успела. Да только рубаха на Сакуре мужская и в ее вырез… всякое там видно. Кроме того, выпущенная на свободу грудь здорово мешала Сяо Тай думать. Здесь вообще с культурой обнаженности полный швах, а когда вот так к тебе прижимаются… словно защиты ищет. Хотя почему «словно», так и есть. Вцепилась в руку, прижалась и не отпускает. Интересно, думает Сяо Тай, вот если бы на нее и правда людоеды с ножами напали бы, она бы тут развернулась, на кусочки всех порубила. А вот если к ней с непристойными предложениями — так она сразу за спину прячется. И покраснела вся.

— Отстаньте вы от нее. — соглашается Сяо Тай и прижимает Сакуру к себе: — она у нас человек оргиями неиспорченный. Это вот я могу присоединиться, а тут у нас ребенок еще по сути.

— Мы думали, что мечник — юноша. — отвечает девушка со смешливыми глазами в глубине которых нет-нет, да промелькнет шаловливая сиреневая искорка: — а он оказывается — переодетая девушка!

— Как интересно! — встревает в разговор ее подружка: — это вы от навязчивого и нелюбимого жениха скрываетесь?

— Если бы мы знали, что это девушка — мы бы парней в купальню направили. — добавляет девушка с сиреневыми глазами: — сегодня такая ночь что дозволено все.

— Меня ваши обычаи приятно радуют. — сообщает им Сяо Тай: — обожаю, когда вокруг разврат и похоть, но не все же такие. Кроме того у нее уже есть любимый человек и она хотела бы лишиться девственности именно с ним. Наверное.

— Что вы такое говорите, госпожа Седьмая⁈ — вскипает Сакура: — да я…

— Ой, да ладно. Можно подумать я не вижу какими глазами ты на Отшельника смотришь… а он к тебе как отец относится. Но я тебе скажу, дорогая, что этот старый хрыч еле держится, он же бабник по своей природе, кобель и бабник, ничего святого для него нет. Рассказывал он мне в «Персиковом Саду» что однажды одновременно с женщиной и ее двумя дочерями на горячих источниках…

— Госпожа Седьмая! Фу! Как вы можете!

— Да погоди ты. В этом есть твоя надежда, глупая. Думаешь он твои прелести не видит? Мужики они какие — все видят, перетягивай ты свои достоинства бинтом или нет. Лучше сама подумай — вот как такое возможно, что такой как он, путешествуя со столь юной и красивой девушкой до сих пор к тебе клинья не подбивает?

— Да он как раз и подбивает! Старый изврат! — вспыхивает Сакура и на секунду даже отпускает руку Сяо Тай. Потом оглядывается на окружающих их девиц с венками из осенних цветок и разноцветных лент и поспешно вцепляется в ее руку снова.

— Божечки, божечки. Так юная девушка-мечник путешествует со старым извращенцем? Должно быть ей такие нравятся… — наклоняет голову девушка со смешливыми глазами.

— А где мы ей в деревне старого извращенца найдем? — задается вопросом другая: — негоже чтобы в ночь Свадьбы Короля и Королевы гостья без пары осталась? Староста Ван пойдет? Он старый и такие номера может откалывать… ему нравится, когда девушки босиком ходят. Это же извращение, нет?

— Цыц, курицы. — цыкает на них сидящая рядом с Сяо Тай девушка-лисица: — тут дело не во внешних признаках, хотя староста Ван как есть старый извращенец. Эта юная девушка любит своего наставника.

— Ооо… — тянет смешливая: — запретная любовь?

— … в общем давно он у тебя в руках, дорогая моя, да только ты не замечаешь. Специально он к тебе пристает в такой развязной манере, чтобы ты, юная и непорочная — его от себя отталкивала. А ты разок согласись. Вот он будет про горячие источники или ночь в гостинице говорить — ты согласись. Увидишь, как он слюной поперхнется. И с этого момента в общении с ним уже ты будешь играть первую скрипку… или как тут называют — эрху, вот. Эй! Куда пошли⁈ — она окликает встающую с места Джиао, которую держат под ручки двое симпатичных высоких парней.

— А… мне сказали, что отведут меня в дом и сделают массаж всего тела. — отвечает Джиао: — у меня ничего не болит, но говорят, что будет приятно.

— Так. А ну поставили девушку на место, Казановы. Я не против половой распущенности, но ты же социально покалеченная, ты и не поймешь ничего. Такой хоккей нам не нужен. Убрали руки, озабоченные, поотрываю с корнем. — прищуривает глаза Сяо Тай, глядя на то, как юноши оставляют Джиао в покое. Она оглядывается вокруг. Так вот в чем дело, вот почему состав танцующих на площади все время меняется. Парочки уединялись в домиках рядом, весело проводили время и возвращались танцевать, находили новых партнеров… не обязательно парочки, кстати. Уединялись и по трое-четверо. Интересные у них тут обычаи.

Во главе стола, на высоком постаменте сидела девочка Мицуи, Соломенная Королева, а рядом с ней — мальчик примерно ее возраста, тоже украшенный лентами и цветами. К ним все относились с преувеличенным почтением, кланяясь и испрашивая благословения.

— Хороший совет. — мурчит девушка-лисица: — меня зовут Ли Цзян, я знаю о мужчинах, о женщинах и о том, какими извилистыми тропами приходит любовь. Слушай свою госпожу, юная мечница. Иногда мы, женщины должны сделать первый ход.

— Госпоже нужен массаж всего тела?

— Госпоже нужно чтобы от нее отстали. И руки убери, ты, деревенский Дон Жуан…

— Но… я не хочу так! — говорит Сакура: — мне нравится Ши, но не так!

— О, а теперь он уже не старый пень, а Ши? — поднимает бровь Сяо Тай и облокачивается на подушку подлокотника: — что касается первого раза, то да, частенько девушки романтизируют все эти шелковые простыни и преувеличивают значение первого раза. Это пройдет. На самом деле девственницы это… — она шевелит пальцами, подыскивая слова: — ну, как неопытный мечник. То есть мечник, который теорию знает, а на практике никогда не сражался, даже тренировочных поединков не проводил. Как ты думаешь, такой мечник будет хорошо владеть мечом?

— Ваша аналогия притянута за уши, госпожа. — ворчит Сакура: — я не собираюсь «сражаться» против кого-либо кроме одного человека.

— Занятия любовью, игры мандариновых уточек и тучки с дождиком — такое же искусство как и все остальное. Есть люди, которые искусны в этом. Есть люди, которые талантливы. А есть такие, которые и искусны, и талантливы. — поясняет Ли Цзян, наклоняя голову, так что она оказывается на плече у Сяо Тай. С одной стороны ее руку прижимает к своей упругой и довольно объемной груди Сакура, а с другой — подпирает эта лисица. Впору покраснеть, но Сяо Тай держится. Я видела и не такое, думает она, вы меня оргиями не напугаете, я серфила в интернете, за свою жизнь я столько голых женщин повидала, что вам и не снилось. Так что меня смутить — это не знаю, что делать нужно… а все эти прижимания буду трактовать как вызов.

— Ли Цзян права. — кивает она, осторожно поднимая чашу с нагретым вином: — если относится к играм мандариновых уточек и всему этому сладкому переплетению ног именно как к искусству, то многое становится понятнее. Так, например, даже если человек очень талантлив от природы в любом искусстве ему не добиться вершин, до тех пор, пока он не станет упражняться в нем. Как говорил Гете в своей бессмертной трагедии «Фауст» — теория, мой друг суха, а древо жизни вечно зеленеет'. Взгляни на Трех Богинь «Персикового Сада» — они безусловно талантливы в своем ремесле, однако у них за плечами и практика. Они играют на мужских душах словно на своих музыкальных инструментах.

— Если все так, то почему Седьмая Сестра сама всем этим не занимается? — фыркает Сакура за плечом: — есть занятия, которые портят человека! Много парней у девушки делают девушку непристойной! А я не хочу быть непристойной.

— Ара-ара. Так по мнению юной мечницы я — непристойная женщина? — низкий голос Ли Цзян, вибрирует над ухом и отзывается в солнечном сплетении: — увы мне, недостойной и нечистой. Хотя… я принимала ванну этим утром. С лепестками лаванды. Чувствуете аромат?

— Я… не то хотела сказать! Ну, вы же меня понимаете!

— Понимаем. — отвечает Сяо Тай: — и отвечая на твой первый вопрос — твоя Седьмая Сестра все эти игры на шелковых простынях давно уже прошла. Я знаю об этом столько что, если начну рассказывать у тебя голова лопнет. Думаю, что даже сама уважаемая Ли Цзян покажется рядом со мной монашкой.

— Уважаемая Ли Цзян заинтересовалась. — подает голос девушка-лисица: — эта, несомненно, великая грешница Седьмая может поделиться подробностями? А то эта заносчивая и невежественная Ли Цзян уже решила, что она знает о путях любви между мужчиной и женщиной все, что только может произойти между Небом и Землей.

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Однако во многих знаниях многие печали, а слишком много плотского нивелирует духовное и начинает вызывать отторжение. Как там — так сладок мед, что наконец он горек, избыток вкуса убивает вкус. — вздыхает Сяо Тай: — и там! Джи Джи, что у тебя такое опять твориться?

— Госпожа Ми и госпожа Чу массируют мне плечи.

— Они тебе в декольте уже залезли! Отстаньте вы от нее, она не понимает ни черта в этом.

— Мы просто помогаем юной госпоже Джиао расслабиться!

— А… мне это ничего не стоит, а они настаивали. Даже немного приятно, госпожа Седьмая.

— Этого-то я и опасаюсь… а да какого черта. Джи Джи!

— Да, госпожа Старшая Седьмая Сестра!

— Слушай сюда. Значит так, приказываю тебе как Старшая. Если что-то, хоть на сколько-нибудь тебе будет не нравится — скажешь, чтобы прекратили, ясно?

— Но…

— Прекращай со своей деликатностью тут. Здесь люди гостеприимные, молчание как поощрение воспринимают. Они тебя тут всей деревней залюбят, если молчать будешь. Хочешь этого?

— Н-нет. Не хочу, госпожа Старшая Седьмая Сестра.

— Вот именно. Сперва они тут палку перегнут со своим гостеприимством и оргией в честь Праздника Середины Осени и Свадьбы Соломенного Короля с Королевой, а потом ты всех тут «исправишь» и еще одна деревенька пустой стоять будет. Хочешь этого?

— Нет, госпожа Седьмая!

— Ну вот. Смотри внутрь себя — если вот они к тебе в декольте лезут и тебе нравится — ну, хорошо. Если начинает не нравится — говоришь об этом. Только не кокетливо, как некоторые «нет, не надо», а невербально смешанные сигналы посылаешь, а вот прямо «Нет!» и все. А будут дальше приставать — Кики позовешь… хотя нет, лучше сперва меня или вон, Сакуру. Она у нас блюститель морали. Вот кто у нас сторож брату своему. В данном случае — сестры.

— Чего? — не понимает Сакура.

— Чего-чего, заняться нечем — проследи чтобы Джиао травму моральную тут не нанесли гостеприимные селяне. — говорит Сяо Тай: — а то знаю я такие деревенские праздники, начинаются с оргии, а заканчиваются жертвоприношениями. Вот у кельтов, например был такой обычай… и в Германии тоже. Да вообще, праздник Осени с свадьбой и совершением обряда плодородия… скажи, Ли Цзян, вот эти парочки, что уходят — они получаются не по домикам уединяются, а на поля идут? Чтобы Земля усилилась плодородием? Наверное, еще и семя на землю проливают?

— Госпожа Седьмая и вправду мудра и обладает знаниями обо всем на свете. Поистине, ум подобен алмазной игле, его не утаить в мешке соломы. — отзывается Ли Цзян: — да, в эту ночь вся деревня обязана пролить как можно больше семени на землю полей и плантаций вокруг. Девушки и юноши должны увлажнить своими соками плодородную почву, чтобы на следующий год взошел щедрый и богатый урожай. Обычно у нас в деревне не бывает так… непристойно. Но сегодня особый день.

— Человеческого жертвоприношения в конце не будет? Ну, там, а теперь Подруги Королевы пожалуйте в Плетеного Человечка, а его мы потом сожжем? Или там девочку эту Мицуи в жертву принесут? Имейте в виду, что я могу быть очень недовольной. И эта Сакура и даже Джиао — они тоже.

— Божечки, о чем вы только думаете, госпожа Седьмая… — усмехается девушка, поднимая голову с плеча Сяо Тай: — ничего такого. Мы были бы вам благодарны, если бы вы помогли нам задобрить Землю и пролили свое семя на благодатную почву наших полей. В конце концов Земля кормит нас и только ее щедростью накрыт этот стол. Все мы живем только благодаря этому. Благодарность Матери-Земле — это самое меньшее, что мы может дать взамен.

— Какое еще семя? Мы же все тут женщины? — хмурится Сяо Тай: — или я чего-то не понимаю в механизме всего этого обряда плодородия?

— И мужчина и женщина участвуют в зачатии. Жизненные соки, проистекающие из них в этот момент наполнены энергией зарождения новой жизни, пропитаны Инь и Ян в высшей степени. Эти соки должны упасть в Землю и наполнить ее энергией. Дать ей силу для рождения нового урожая. Помочь ей в благородном деле выращивания пропитания для нас всех.

— Ясно. — кивает Сяо Тай: — то есть для вас не обязательно чтобы вот прямо мужчина и женщина? Это вот потому ты ко мне под ханьфу своими ладошками лезешь? Там завязки сложные, один мечник уже пробовал развязать.

— О, какое-то время назад я путешествовала по Южным морям на корабле и умею вязать узлы. И развязывать их. — горячо дышит ей на ухо Ли Цзян: — это… не так сложно.

— Сакура, радость моя. — обращается к мечнице Сяо Тай: — присмотри за этой Джиао, ладно? Она во всем этом разбирается как коза в апельсинах, моральный компас ей править и править. Хорошо? А мы с этой, несомненно, благодетельной и непорочной девушкой Ли Цзян отойдем в сторонку… в какой стороне тут у вас поля? Чтобы так сказать, не ошибиться.

— А у нас куда не пойдешь — везде поля. — улыбается Ли Цзян: — деревня ими окружена.

— Довольно удобно. — кивает Сяо Тай: — главное по дороге ни на кого не наступить. Как там у Бернса? «Если кто-то звал кого-то сквозь густую рожь и кого-то обнял кто-то — что с него возьмешь? И кому какое дело, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи?»

— Хорошие стихи. — говорит Ли Цзян, вставая и подавая руку Сяо Тай, помогая ей встать на ноги: — я люблю хорошую поэзию. Даже сама написала несколько стихотворений. Хочешь — прочту потом?

— Обязательно. — Сяо Тай принимает предложенную ей руку и, уже встав — поворачивается к Сакуре. Та смотрит на нее снизу вверх округлившимися глазами.

— Присмотри за Джиао, ладно? — говорит она: — мы быстро.

— А вот насчет этого я бы не была так уверена. — мурчит Ли Цзян своим низким, вибрирующим голосом: — я довольно вынослива. И искусна.

— Вот и проверим, насколько. Где там у вас самое красивое поле? Веди меня. Что же за гости мы такие, если не поможем деревне хороший урожай вырастить? На молодых надежды нет, сама видишь. Эх, все сама, все сама. — вздыхает Сяо Тай: — нет покоя грешникам.

— Бедненькая. — жалеет ее Ли Цзян: — но не переживай. Я помогу… как-нибудь. Ты можешь делать со мной все, что захочешь…

— Фу! Слышать не хочу! Противно! — затыкает уши Сакура: — уходите уже! Присмотрю я за Джиао, пока вы… что бы вы там не делали! Извращенки!

— СТОЯТЬ! — гремит голос и все вокруг затихает. Сяо Тай с легким сожалением поворачивается на голос. Посреди площади стоит молодой человек в доспехах и с обнаженным мечом. Его вид, его лицо, его манеры — все отличается от юношей деревни.

— Именем Небес и Императора, я очищу эту деревню от скверны! — поднимает он меч вверх: — готовьтесь и…

— Что ты там сказал? — Сяо Тай и глазом не успела моргнуть, как Сакура сорвалась с места и обнажила свой клинок. Ну конечно, думает она, Сакура может ничего не понимать в путях любви и играх уточек-мандаринок, переплетении ног на шелковых простынях, но она прекрасно понимает язык обнаженных клинков. И сейчас ей выдался случай поговорить.

— Ты кто такая? Я — Ри Номозоки, странствующий даос, очищающий мир от тьмы и зла! Кто ты, вставшая на сторону Зла и обнажившая клинок в его защиту? Скажи свое имя и я клянусь написать его на твоей могиле!

— Что⁈ Сейчас ты сдохнешь как собака и я ничего не буду писать на твоей могиле, а помочусь на нее! — вскипает Сакура, поднимая свой меч.

— Похоже экскурсия на самые красивые поля откладывается. — вздыхает Сяо Тай.