Сыграем в поддавки, дорогая

1

В половине восьмого я был у входа в Скотленд-Ярд. Несмотря на невыносимый вой сирен, англичане продолжали заниматься своими делами без всякой суеты. Мальчикам Геринга нечего и стараться поколебать их невозмутимость и твердый английский дух.

Херрик встретил меня очень тепло, с дружеским сочувствием выслушал мою версию о падении с верхней площадки автобуса, в результате которой я несколько повредил физиономию. Дружески похлопал меня по плечу — и не поверил мне ни на грош.

Херрик сообщил, что все это время он вообще не вылезал из Управления, поджидая меня. У него прямо-таки крыша поехала от размышлений, где это обретается его старый коллега, не давая о себе знать. Я высказал желание сначала услышать его новости, а уж потом рассказывать о себе. С удивлением я услышал, что лже-мисс Лэннарт у них на крючке, так же как немецкий агент Мандерс, и им известно, что мистер Кошен прибыл в Англию на «Флориде». Я же поведал им о третьем лице — о Гранте. Люди Херрика подняли картотеку, но этого типа в ней не отыскали, видно к островитянам он не относился, а залетел сюда с континента.

Что-то остановило меня от рассказа о Карлетте, зато свою историю с Мандерсом я описал очень живописно. По-моему, Херрику это не очень понравилось, но он что-то провякал про то, что я избавил английское правосудие от возни с этим мерзавцем.

Потом мы пошли к его начальству, точнее, к заместителю комиссара мистеру Стривенсу, через которого мое федеральное руководство предпочитало общаться со мной. Это был очень милый парень, который пытался выяснить один маленький вопросик, который очень интересовал ФБР: почему это «непослушный мальчик» Уиттекер утек в Англию и при этом не испросил благословения. Только-то и всего. Каков вопрос — таков ответ.

Без лишних эмоций я выложил им свои соображения о том, что Уиттекер мог обратить внимание на повышенный интерес к своей работе и решить, что Америка, кишмя кишащая шпионской братией, не самое лучшее место для технического творчества. И, может быть, не без основания. Джерри вбили себе в голову, что Англия воюет, во многом полагаясь на братскую помощь дядюшки Сэма, и теперь считают долгом чести перекрыть кислород потоку систем вооружений из-за океана, а пикировщик Уиттекера — одна из его составных. Я еще добавил, что, по моему мнению, этим занимаются вонючки из иностранного отдела гестапо, а не интеллигентные ребята из абвера, хотя и те и другие в равной степени служат своему полоумному фюреру.

Так вот, этот Уиттекер. Он не мог продаться джерри из идейных соображений хотя бы потому, что тогда бы лепил свой бомбер потаенно от всех. Не мог продаться он и за деньги, ибо знал, что гонорар за его детище от федерального правительства перекроет во много раз тридцать серебряников от любой, даже самой богатой разведки. Тогда, продолжал я, они подсунули ему супербабу, да такую, что этот кретин втюрился в нее по уши и тут же отказался от своей прежней невесты. А когда увидел, что его новая пассия проявляет интерес не столько к нему, сколько к синькам чертежей с узлами военного самолета, то очко заиграло, и дал он деру подальше, в Англию. Поди, разыщи его здесь.

Милый парень Стривенс согласился со мной, но добавил, что дело не представляется ему особенно сложным. Во-первых, сказал он, вам, мистер Кошен, хорошо известно, как работает Скотленд-Ярд в мирное время. Сейчас все значительно проще. У каждого на руках личная карточка, по которой выдаются продукты. Без нее Уиттекер просто с голоду помрет. А если он рискнет остановиться в отеле, то знакомства с полицией ему не миновать, поскольку он иностранец, да еще из такой дружественной страны, каковой являются Соединенные Штаты. Значит, помощник комиссара сделал вывод, этот путь исключается. Хотя бы потому, что этот малый хочет сохранить свое инкогнито. Поэтому, скорее всего, он прибыл сюда под чужой фамилией и с чужим паспортом. Только напрасно он считает это каким-то гарантом и от полиции и от клубка своих «друзей» из гестапо. Даже примерно зная дату его появления в Англии, можно, не слишком напрягаясь, перетрясти всех, прибывших сюда в это же время.

Но Херрик охладил его пыл. Он изложил мой рассказ о Гранте и Мандерсе и заключил, что ситуация представляется ему сложной и опасной. По тому, как резво эта банда взялась за мистера Кошена, ему стало ясно, что у негодяев дело с Уиттекером близится к завершению.

Поэтому, сказал он, необходимо форсировать события и подключить к делу парней из спецотдела Скотленд-Ярда и министерства внутренних дел. Стривенс, подумав, согласился и заметил, что распорядится лично. На этом аудиенция была закончена, и я вернулся к своим делам. «Нет, ребята, Карлетту вы пока не получите, — думал я у себя в номере, откупоривая недопитую бутылку виски. — Знаю я вас. Я и глазом не успею моргнуть, как вы ее сразу за решетку, а вся банда ляжет на дно. И адреса, что мне дал этот якобы Грант, вам тоже не видать: сами возьмете его в работу, а мне скажете, что мои некультурные методы совершенно несовместимы с действиями британской полиции. Так что, опять-таки хрен вам, помогать — помогайте, но не в свое дело не лезьте».

Я наградил себя глотком виски и лишний раз порадовался тому, что в Ярде держал язык за зубами.

У меня по этому поводу были свои идеи, и суть их состояла в том, что наши «друзья» клали сто куч на здешнюю полицию, но специальный агент ФБР казался им опасным противником. Что ж, я действительно стоящий парень, и ребята боялись не зря, но теперь они успокоились и расслабились, считая, что обезвредили меня, сперев карточку ФБР, что я без этой бумажки — ноль без палочки, и буду хвостом ходить за Херриком, как беспородная собака за пуделем из хорошей семьи. А что такое пудель из хорошей семьи? Трусливая тварь, которая любит ходить по освещенным улицам. Такой у вас, значит, расчет?

За окном что-то ухнуло, потом еще и еще. Это аккуратные джери начали свой очередной полет. В ответ затрещали скорострельные зенитки, мимо отеля с завыванием пронеслись пожарные машины. Под эту музыку бутылка виски почему-то пустела быстрее обычного, и я позвонил в ресторан. Подкрепившись, я извлек из чемодана маленькую игрушку 25 калибра, вставил обойму и повертел так и сяк: игрушка была хороша тем, что, приладив ее на нехитром приспособлении в рукаве пальто, достаточно было сделать незаметное движение кистью, как она тут же оказывалась у вас в ладони, удобно, но я все же отдал предпочтение моему старому верному люгеру.

Одевшись, я спустился по лестнице к выходу, а затем направился в сторону Риджент-стрит, где можно было поймать такси. Еще через четверть часа, сидя на заднем сиденье автомобиля, я ухмылялся, представляя рожу Херрика, знай он, куда и зачем я направляюсь. Никак здешние копы не могут взять в толк, что быстрота — залог успеха.

Я вспомнил дело о подлоге в Цинциннати. Сижу я как-то у одной крали, плачусь о своей трудной жизни, даже сам расчувствовался, а она — шмяк ко мне на колени, обвила руками и шепчет: «Ох, Лемми, ты такой сильный…» И дальше — про хиляка мужа, с которым она хочет развестись. А у самой на журнальном столике — куча вырезок из спортивной прессы и на большинстве из них заснят один и тот же горилла, с кулачищами больше моей головы, что навело меня на некоторые размышления. Ну, я боком, боком — и к двери.

Внизу у лифтера спрашиваю: кто она и кто ее муж? Тот мне отвечает: она, мол, не так себе баба, раз семнадцать замужем побывала, теперь вот боксера-тяжеловеса нашла. Я тогда подумал, что лучше всю жизнь проработать со змеями в серпентарии, чем свести короткое знакомство с ее хиляком.

Короче, поднялся я наверх, притаился за выступом, жду. Не прошло и двух минут — мимо меня к той самой двери прошествовала гора мяса росточком более семи футов. Согласитесь, что это был хороший повод для выпивки. Я к чему рассказываю? А к тому, что в нашем деле главное — умение во время смыться…

…Такси остановилось. «Уэст-оф-Хилл», — шофер повернулся ко мне. Я расплатился с ним и вылез из машины, сразу окунувшись в дождь и темноту. Встречная парочка мне объяснила, что «Лоурелл Лоун» — это большой дом за деревьями.

Я пошел вдоль забора и обнаружил ворота открытыми; перед домом стояла машина. Столь явный призыв войти мне не понравился. Я обошел дом с тыла и уже там махнул через ограду. Вокруг было тихо, а мои легкие шаги глушил дождь. Соблазна позвонить в дверь у меня почему-то не возникло, тем более, что за углом я обнаружил подходящее окошко.

Стволом люгера я осторожно выдавил стекло и, потянувшись на руках, пролез в проем окна. Щелкнул зажигалкой и осмотрелся. Это была кладовая, вернее не кладовая, а мечта любого парня, знающего толк в выпивке: вокруг стояло великое множество бутылок и запечатанных кувшинов, настолько запыленных, что, надо думать, их поставили здесь еще до битвы при Гастингсе.

Из кладовой дверь открывалась в кухню, а из нее просматривался длинный коридор, в который выходило несколько комнат. Все они были пусты, и мебель тоже покрывал толстый слой пыли. Дом выглядел явно необитаемым.

Я решил обследовать второй этаж и двинулся к лестнице через огромный холл, но на полпути остановился, как вкопанный: из-под двери пробился на секунду лучик света и пропал.

Так, интересно. На цыпочках я добрался до двери и заглянул в замочную скважину: я увидел лишь пылающий камин и кусочек стоящего рядом кресла. Изнутри не доносилось ни звука. Все же я выждал еще пять минут, прежде чем нажать на дверную ручку.

Слабый свет от камина не позволял что-либо хорошенько разглядеть. Так, пустяки: пара кресел, письменный стол. Я шагнул к нему и остановился, почувствовав слабый запах турецкого табака. Кто-то совсем недавно сидел у камина и курил. Я втянул носом воздух, и тут за моей спиной раздался женский голос:

— Руки вверх и не шевелиться! Иначе — смерть! — От таких слов запросто могла хватить кондрашка, но я усмирил дрожь в коленях и в голосе, попытался улыбнуться и сказал:

— Тут выполняют последнее желание? Мне очень хочется курить.

— Можете достать сигареты, — разрешил голос. — Но одно резкое движение, и покурить вы сможете в аду.

По ее тону я понял, что она еле сдерживается и вряд ли ее смогло больше обрадовать что-либо другое, нежели мое резкое движение. Поэтому мои пальцы, достававшие из кармана портсигар, двигались нежнее, чем при работе с миной, поставленной на неизвлекаемость.

Моя тонкая кожа прямо-таки вибрировала, как барабан, по которому палочки выбивают дробь, только палочки в данном случае были бы заменены пулями. Все мои внутренности залило чем-то горячим, и я начал подумывать, что неплохо было бы попасть в рай, вопреки ее прогнозам…

В это время она встала передо мной, и я решил, что уже попал в рай, потому что не видел, чтобы по земле ходили такие красавицы, а в этом деле я дока.

На ее медных блестящих волосах как корона возвышался голубой тюрбан. Лицо, как у большинства рыжих женщин, светилось нежно-розовым светом, который подчеркивался коричневым каракулем, наброшенным ей на плечи. Все звезды Голливуда показались бы мартышками рядом с ней.

У меня бы опустились руки, настолько я бессилен описать эту красоту, если бы не дуло пистолета, нацеленного на меня и не позволявшего моим рукам опускаться.

Итак, я — агент ФБР, стоял перед этой красавицей с поднятыми руками, как в прямом, так и в переносном смысле. Но в этой позе было довольно удобно выразить ей свое восхищение, что я и сделал, правда в форме тезисов, так как в горле у меня пересохло. Но вряд ли она сходила бы на кухню, чтобы принести мне воды, поэтому я попросил огоньку, чтобы закурить.

По ее виду было ясно, что мои слова о ее внешности не запали ей глубоко в сердце, однако она, продолжая целиться мне в брюхо, пошарила свободной рукой кармане и извлекла оттуда зажигалку и золотой портсигар, закурила сама, а потом бросила зажигалку на столешницу.

— Можете опустить руки на стол, но шевелитесь умеренно, ваша прыткость будет остановлена немедленно, шутить я не собираюсь.

Я осторожно взял зажигалку, прикурил, а когда обратно положил ее на стол, чуть вскрикнул — на ее грани были выгравированы буквы — «Д. У.».

— Ого, значит леди «Д. У.» не миф, эта амазонка существует в природе.

— Амазонка — да, а вот новоявленный чужеземец, похоже, не вернется домой к своей Гретхен. Как вас там — Фриц, Ганс или Карл?

— Лемми, — так называла меня матушка. Я — Лемюэль X. Кошен, агент Федерального Бюро Расследований Соединенных Штатов Америки. И спрячьте, наконец, свою пушку, мисс Уорни, она мне не нравится. Ведь вы — та самая Джералдин Уорни, которая была помолвлена с Элмером. Уиттекером, который променял ее на…

Она перебила меня. Тон ее голоса, прежде просто холодный, стал ледяным, откуда-то повеяло ветром Арктики.

— Это ложь! И не надейтесь спасти свою немецкую шкуру. Я убью вас, как собаку.

— Сомневаюсь, что вам когда-нибудь приходилось убивать этих милых животных, мисс Уорни. Но мне наплевать на неточность ваших выражений. Меня больше волнует другое: что-то уж вы слишком серьезно настроены для такого пустякового дела. С чего бы, а?

— Вот тут вы правы: собак я еще не убивала, но в вас не промахнусь. Мне уже надоело постоянно общаться с претендентами на роль какого-то Кошена. И если их сейчас станет на одного меньше, то жизнь моя полегчает.

Ее жизнь так трудна! Собак она, видите ли, не убивала, а человека, не разобравшись — это ей легче легкого. С подобным мне еще не приходилось сталкиваться: я претендую на роль самого себя!

— А почему, собственно, вы мне не верите? Вам что, известен настоящий Кошен? Любопытно было бы взглянуть.

— Сомневаюсь, что вам это удастся. С настоящим Кошеном я встречалась сегодня днем и собственными глазами видела его бумаги — карточку агента ФБР и прочее. Он также предупредил меня о некоем типе, который попытается прикрыться его именем. У меня есть все основания полагать, что этот тип — вы.

— Умница. Но все-таки хотелось бы узнать о себе подробнее. О чем еще вас успели предупредить?

— Кто вы — могу только догадываться, — сказала она с презрением, — но я знаю ваших хозяев и вашу подружку — отъявленную мерзавку Франчини, агента германской разведки. А сюда, в этот дом, вы пришли тоже по своим шпионским делам!

Час от часу не легче. Я так и сел, не забыв, однако, что руки мне следует держать на столе. Но все равно, похоже, что она меня так и так укокошит. Решительности у нее хватит!

Одна беда — природа так тщательно пеклась об ее экстерьере, что об интерьере, то бишь о заполнении черепной коробки, совсем позабыла, а при ее резвости это представляло серьезную угрозу для моей жизни.

Видал сколько понту — приходи, кума, любоваться! Прямо Минерва какая-то!

Но шутки шутками, а у меня уже шея заболела от неподвижности, попробовать ей мозги, что ли запудрить?

— По-моему, мисс Джералдин, вы не очень хорошо разбираетесь в людях, поэтому доверяетесь тем, кому и руки-то подавать не следует. Все ли сущее разумно, как утверждал Гегель, или старик что-то напутал? Если он все-таки прав, то давайте поговорим спокойно и, как выражаются дипломаты, выясним позиции сторон.

— Валяйте. Но если я почувствую ложь в ваших словах, то заставлю замолчать вас навсегда.

Что ж неплохо для начала, Лемми! Тебе позволено говорить, так преврати язык в своего друга!

— Я просто не знаю, как мне вас убедить в том, что настоящий Кошен — это я. Знаю лишь то, что из себя представляет негодяй, который наврал вам обо мне. Человек, который…

— Вы не с того начали. Мистер Кошен достаточно подробно информировал меня о том, что вы будете поливать его грязью. Но говорите, говорите, — шанс у вас все, же есть. Я понимаю, что вы — мелкая рыбка и знаете совсем немного, но есть один вопрос…

Спасибо, милая, «мелкую рыбку» я тебе припомню!

— Какой вопрос?

Она положила пистолет на стол и пристально, но вместе с тем как-то беспомощно посмотрела на меня. Ох, ты, птичка беззащитная!

— Один вопрос, — повторила она. — И от ответа на него зависит ваша никчемная жизнь. Куда вы дели Элмера Уиттекера?

Мои глаза чуть не выскочили из орбит, а ноги приподняли тело над креслом. Нижняя челюсть покинула верхнюю. Кларк Гейбл позеленел бы от зависти.

— Ну вы даете!

— Отвечать! — буквально зарычала она и схватилась за пистолет.

— Если вы будете обращаться со мной так же неучтиво, — я покачал головой, — мне придется более не называть вас «леди». И пули я не боюсь. Мне страшно другое. Прикиньте сами: что будет со мной, если джерри и всякая связанная с ними шушера вроде Панцетти и Франчини узнают о том, что я вывел вас на след Уиттекера. Да вам, видно, не интересно, как они медленно будут резать меня на кусочки?

— Абсолютно неинтересно, — она вновь обрела уверенность. — Мне интересно другое: где Элмер и что его ожидает. А вам надлежит знать лишь одно: мучительная смерть от рук ваших сообщников — это в неопределенной перспективе, а я выпущу в вас пулю немедленно и это — наверняка. Выбирайте!

— Ладно, леди, уговорили, — я снова по-актерски изобразил полную безнадежность. — Ваша сиюминутная гарантия не оставляет мне выхода. Я расскажу вам все, что знаю, но, умоляю, дайте мне глоток чего-нибудь выпить.

— Хорошо, — она презрительно усмехнулась. — Но — руки! руки на стол!

Презрение — презрением, но, ясное дело, она меня побаивалась, ожидая от такого подонка, как я, любой пакости. И правильно делала. Все время держа меня на прицеле, она попятилась мелкими шажками к противоположной стене и откуда-то достала сумочку. Извлекла оттуда фляжку, как я и надеялся, отнюдь не с сухим вином, и таким же манером вернулась к столу.

— Пейте, если уж без этого вам не обойтись. Но поживее, времени у меня в обрез.

Бедняжка и не подозревала, что у меня время поджимало еще больше. Я благодарно улыбнулся ей, набрал полный рот бренди и выплюнул его прямо в глаза, чем превратил разъяренную тигрицу в слепого котенка. Я подошел к ней и спокойно забрал пистолет, вывернул ей руки за спину и не дал потереть ими глаза. Она стонала, и слезы лились рекой.

— Поплачь, поплачь, милая, — посоветовал я. — Сейчас лишняя водица твоим глазкам не помешает.

— Когда-нибудь я убью тебя, скот!

— Ну да, в «неопределенной перспективе», так кажется? А теперь говори, где твоя машина? Говори быстро или я повторю с тобой такую же процедуру, только брызну тебе в глаза не бренди…

— Скот, скот…— выла она, дрожа от ненависти. Я дал ей оплеуху.

— В гараже… рядом…

— Сейчас мы пойдем туда, но не через парадную дверь. А если вздумаешь что-нибудь вякнуть, то имей в виду — тебе придется расстаться с зубками.

Я схватил ее за шиворот и поволок по коридору в кухню, а оттуда в кладовую к окну.

— Лезь! — я кивнул на дырку.

— Я не могу… — она смутилась и одернула платье. Мне стало смешно: кто поймет этих баб!

— Ты что думаешь: твоя задница соблазнит меня? Нет, милая, я на работе! Лезь, кому говорят!

Кажется, лучше всяких пощечин ее убедила фраза насчет работы, и искоса посмотрев на меня, она неловко полезла в окошко, я быстро скользнул следом.

— Ну, где твоя тачка?

Она молча пошла вперед. Мы обошли дом и невдалеке я увидел гараж. Засов на дверях гаража был прост. Внутри стояла шикарная машина.

— Ключи давай, дура!

Открыв дверцу, я впихнул ее в салон, двинув слегка, чтобы не кобенилась. Через ветровое стекло было видно, как она мечется, проклиная меня.

— Ну, змеюка, сиди смирно и жди меня! — сказал я, задвинув гаражный засов. Вернувшись в дом, я засел в темном коридоре в нескольких шагах от парадной двери и, взведя люгер, стал ждать.

Мне повезло: не прошло и четверти часа, как кто-то снял замок, дверь открылась, и знакомая фигура, озираясь, шагнула на порог.

Незнакомец постоял, вслушиваясь в тишину дома, потом запер за собой дверь и, крадучись, двинулся мимо меня по коридору. Я замер, не дыша, и странный визитер, явно не хозяин, тоже сдерживал дыхание. Он прошел на цыпочках коридор, холл и поставил ногу на первую ступеньку лестницы, но тут остановился.

Я улыбнулся в темноте, хорошо зная причину. Дверь в комнату, где недавно беседовали некая дама и джентльмен, оставалась приоткрытой, а камин — слава английскому коксу! — еще не погас.

Больше всего на свете я боялся, что незнакомец, обнаружив в доме чье-то присутствие, удерет, но этого не случилось. Он продолжал свой путь. И на этот раз я разглядел у него в руке небольшой чемоданчик.

Тип свернул на кухню и там что-то засветилось, скорее всего, карманный фонарик. Послышались какие-то странные звуки, они мне очень не понравились, как и сам посетитель.

Спустя минуту, так же осторожно, но уже явно торопясь, он вышел из кухни и в третий раз я услышал дыхание — осторожное дыхание убийцы. Он так осторожничал, что, вероятно, не очень удивился, когда мой люгер обрушился на его башку.

Пока он шастал туда-сюда по дому, я, продолжая пристально наблюдать за ним, все время мучительно думал, где я с ним встречался, поэтому первым делом осветил его лицо найденным фонариком.

Ясно, где — на вокзале Ватерлоо, только Грант был радушнее, чем я сейчас. Значит, есть отличный повод выяснить отношения.

Для выяснения отношений нужна подходящая обстановка, исключительно из дружеских побуждений я решил предоставить Гранту кресло в уже известной вам комнате, но пока я его туда доволок, пришлось изрядно попотеть: этот гад, по-моему, уже перешел в следующую за мной весовую категорию.

Я закурил сигарету и допил остатки бренди из фляги. Гранту же не дал ни капли, хотя и следовало бы поскорее привести его в чувство, но очень уж он меня обидел. За кого он меня держал? За шестерку, за заурядного сыщика?

Ладненько. Я погасил окурок и приступил к обыску. Что у него там припасено? Та-ак, небольшой автоматический маузер и паспорт гражданина США. Я открыл его. Паспорт со штампом пятинедельной давности Нью-Йоркского консульства удостоверял личность Джакомо Фратти из Оклахомы. Ничего больше у этого мерзавца не было, если не считать дюжины фунтов стерлингов и ключа, которым, вероятно, он только что отворил дверь.

Чтобы ускорить процесс реанимации, я легонько встряхнул его, и он начал понемногу приходить в себя: завозился и застонал, потом открыл глаза.

— Эй, сержант, вы в порядке? Прекрасно. В прошлую нашу встречу, вы мне кое-что недоговорили и теперь мне не терпится услыхать о фактах биографии некоего Фратти. Извольте, я весь внимание.

Он скривился:

— Эти твои штучки, Кошен, здесь, в Англии, не пройдут. Здесь, Кошен, другие законы.

— А я и не знал, сучонок, что ты так здорово подкован в местной юриспруденции. Только не забывай, что сейчас идет война… Кстати, о ней ты так трогательно докладывал мне по дороге в отель. Ей-богу, я тогда прямо расстроился. Настолько расстроился, что если ты тут начнешь вилять, я возьмусь за тебя всерьез, даже не сомневайся.

— А о чем с тобой толковать? Ты меня вычислил, значит, тебе известно куда больше моего.

Я горестно вздохнул. Я сам был упрямым, но признавал за другими право выколачивать из меня эту дурь кулаками.

— Не говори потом, Фратти, что я тебя не предупреждал. Если, конечно, тебе представится это «потом». И…

Да-а, «потом» ушло куда-то в область неопределенной перспективы, как сказала одна тоже весьма упрямая дама, а сейчас подонок лже-Грант валялся у кресла в луже крови и ревел подобно заводскому гудку.

— Это что, сигнал на обеденный перерыв? Или он возвещает конец смены? — поинтересовался я, растирая онемевшие костяшки пальцев. — Нет-нет, любезный, рабочий день только начался!

Стараясь не измазаться в кровище, я схватил его за шиворот и взгромоздил на стул, но через секунду ему опять пришлось вмазать так, что его романский затылок оставил вечный след на стене. После второго удара он как-то успокоился, выл потише, вспомнив свой родной язык, тихо ругался, вытирая кровь со своей распухшей рожи.

— Ну что, ты, слоновая лепешка, готов уже исповедоваться? — спросил я почти миролюбиво. В ответ этот подонок разразился грязными ругательствами. Он что, совсем дурак? Разве можно ругаться в положении «лежа»?

Я попробовал его кинуть в кресло, но не рассчитал удара — он пролетел через всю комнату, после второго удара он приземлился ровно посередине, только с третьего он попал в лунку, пардон, в кресло.

Вся комната была в кровище, так что меня даже затошнило, но я перетерпел легкий приступ тошноты, так как клиент как раз созрел для разговора. Я кинул ему какую-то тряпку, чтобы он обтер свое мурло и освободил отверстие для разговора от выбитых зубов, которые лежали у него за щекой как-леденцы. В это время я отвернулся к окну.

— Кошен…

— Да, Фратти. Я весь — внимание, просто мне не очень хочется смотреть в твою сторону, так как ты напоминаешь мне абортированного младенца в очень увеличенном виде. Итак, сначала ответь мне на два вопроса. Первый — где сейчас мои документы и второй — кто сейчас косит под меня и выступает в моей роли перед Джералдиной Уорни?

— Клянусь, не знаю, — его дикция теперь хромала на обе ноги. — Эту часть операции разрабатывали без моего участия.

— Допустим… А кто твой хозяин? И где он?

Под коркой запекшейся крови что-то шевельнулось — Фратти нахмурился.

— А можно обойтись без этого? Уж ты-то знаешь, что сделает со мной Панцетти, если я распущу язык.

— Конечно, знаю. Но это будет детской забавой по сравнению с тем, что сделаю я с тобой, если ты не заговоришь. Ты как себя чувствуешь? Неважно? Так это даже цветочками назвать нельзя. Если у тебя сохранилась хоть капля воображения, прикинь: какие же ягодки тебя ожидают.

Он бросил взгляд на часы.

— Ты отпустишь меня, Кошен, если я расскажу тебе все, что знаю? Мне хотелось бы удрать из Англии до того, как Панцетти доберется до меня. Задавай свои вопросы, только поторопись.

— Отпущу или нет — все зависит от твоего поведения. А, кстати, почему это я должен торопиться? Времени у меня достаточно.

Он снова посмотрел на часы.

— Христа ради, уйдем отсюда, Кошен. Поговорим в другом месте. Иначе…

— Что — «иначе»?

— Иначе мы взлетим на воздух. Я принес сюда в портфеле бомбу и включил взрыватель замедленного действия, химический. Его не остановишь. — Фратти весь был покрыт потом и дрожал. — Это все гад Панцетти, это его идея. Заставил меня сделать так, чтобы ты пришел по этому адресу. А через другого парня, того, что работает под тебя, спровоцировал эту дурру Джералдин Уорни. Я должен был подкараулить момент, когда вы встретитесь и подложить бомбу. Вас вместе с домом разнесло бы в клочья. Взрывчатки там довольно. Кто бы стал разбираться — может, это немцы бомбили… Хотя и в портфеле штучка — тоже немецкого производства, ведь Панцетти работает на гестапо или еще там на кого, точно не знаю. Он, гад, охотится за чертежами пикировщика и хочет передать их немцам, он и приказал стырить у тебя документы, едва ты приехал в Англию. Он тебя боится. И не только тебя. Когда Уиттекер появился здесь, он тоже чего-то испугался. Ну, вроде все… Идем, Кошен, идем отсюда, бомба сработает через пятнадцать минут!

— Что же, задумано было неплохо, — будто и не слыша последней фразы, сказал я. — Значит, одним ударом — и меня, и мисс Уорни? Неплохо, неплохо, можно сказать — блестящая идея. У тебя толковый шеф, гаденыш. В общем, так: сиди здесь и не рыпайся, а я сейчас приведу сюда мисс Уорни, и ты повторишь ей слово в слово то, что наплел мне. Ну, может, еще чего вспомнишь. Сколько там времени осталось?

— Всего тринадцать минут. Поторопись, Кошен„ Христа ради. Очень тебя прошу.

— Не боись, успею. Пара минут — пока я ее приведу, пара минут — на разговоры и целых девять минут, чтобы убраться отсюда. Больше, чем достаточно.

Шнуром от гардин я мигом связал его и проторенным путем выбрался наружу: кто знает, может в кустах напротив парадного хода засела еще одна бандитская морда. Подбежал к гаражу, распахнул дверь настежь.

— Эй, малышка, выходи! Я приготовил тебе маленький сюрприз.

Молчание. Я достал фонарик Фратти и посветил вокруг. Так, все ясно. Эта бестия выставила ветровое стекло, выбралась из машины и через гаражное окно дала деру. Ловко, что и говорить! Ушлый парень Конфуций на этот счет высказался как-то в том духе, что, дескать, красивую бабу ни за какие коврижки не удержишь на месте, если оно ей не по нраву. Конечно, ее бегство нарушило мои планы, но где-то я был даже доволен: мне почему-то не хотелось, чтобы Джералдин увидела изуродованного Фратти. Представил себе, как буду передавать его Херрику с рук на руки и усмехнулся.

Ладно, делать здесь было нечего, и я двинулся на выход. Но перешагнуть дверной проем не успел. Неведомая сила приподняла меня и, перенеся через весь гараж, шваркнула о заднюю стенку. Уши от дикого грохота заложило, и я сначала не мог разобраться: то ли поблизости начал действовать вулкан, то ли настал Судный день и за мной сейчас придут черти. Гаражные двери сорвало с петель и было видно, как сверху из темноты на землю что-то рушится.

На четвереньках я кое-как выбрался наружу и осмотрелся. Дома не было, его — как корова языком слизала. Зато образовалась здоровенная дыра. Рядом громоздились многочисленные обломки.

Преодолев забор, я вышел на дорогу и, дав на всякий случай изрядного крюка, добрался до Хамстеда, где смог взять такси. Путь мой лежал в Сент-Джонс-Вуд, ибо любезная Карлетта наверняка успела соскучиться в своих угольных апартаментах.

Добравшись до места, я закурил и решил немного пройтись. Необходимо было подвести итоги. Первое: они взялись за меня всерьез, вульгарная кража документов — это так, цветочки. Мандерс? Ну, того я сам спровоцировал на нападение — змея, зажатая в угол, атакует всегда. Теперь, после Фратти с его чудо-бомбой, в любой момент можно было ожидать уже не мелких, но крупных пакостей. А Фратти, ну что Фратти… Эти, вроде него, представители рода человеческого — народец жестокий, работать они не любят, зато обожают денежки и становятся особенно опасными, если сюда добавляется природная хитрость, — покойничек был как раз из числа последних. Другое дело — Панцетти. Этот итало-американец тоже хитер, но в его случае хитрость густо замешена на смекалке. Он, даже с моей точки зрения, очень жесток и ни черта не боится. О его феноменальной способности заметать следы у нас в ФБР ходят легенды, в ряде случаев под него не мог подкопаться сам мистер Д. Эдгар Гувер. Панцетти, этот гад, теперь пригретый гестаповской разведкой, в течение нескольких лет безнаказанно устраивал убийства и похищения людей, и у меня прямо-таки нестерпимо чесались руки при одной только мысли о нем. Этой сволочи уже, надо думать, доложили о том, что «Лоурелл Лоун» взлетел на воздух, и можно было представить себе, как он довольно ухмыляется, полагая, что от той надоедливой дуры Джералдин и от того настырного козла Лемми Кошена не осталось ни клочка и что теперь можно без помех заняться озабоченным болваном Уиттекером. Из всего этого можно было извлечь определенную выгоду. Они думают, что убрали меня — прекрасно! Куда-то делся Фратти? Наверняка решат, что тот, выполнив свою миссию, ушел на дно. В их среде это самый обычный прием. Надо только не быть последним идиотом и постараться использовать это обстоятельство на полную катушку.

Тем временем я потихоньку дошел до Карлеттиного дома и постучал к привратнику. Открыв дверь, тот улыбнулся мне, как хорошему знакомому.

— Привет, старина, — сказал я. — Как поживает мистер Крич?

— О, этот мистер Крич такой грубиян! Я передал ему ваши пожелания, и он долго и скверно ругался. Сказал, что у мисс Лэннарт и в помине нет никакого брата, а с вами он еще посчитается. Потом Крич поднялся в ее квартиру и через четверть часа они спустились вдвоем очень озабоченные. Мистер Крич велел мне подогнать такси к дому, и я слышал, как он назвал водителю адрес: Мандейхид, клуб «Мэллендер». Потом он сказал, что эта квартира их не устраивает, и сюда они больше не вернутся. И вообще, смотрел зверем. Вы абсолютно правы, сэр, — это в высшей степени неприятный господин.

Нельзя сказать, что это определение мистера Крича пришлось мне не по душе, и в карман привратника перекочевала еще одна пятерка. Как и накануне, он не остался равнодушен к этому факту, но все же, помявшись, задал мучивший его вопрос:

— Мне кажется, что вы не настоящий брат мисс Лэннарт, не правда ли, сэр?

— Еще бы! Лучше утопиться, чем быть братом этой суки! — и с этими словами мистер Кошен гордо удалился, оставив славного малого с разинутым ртом.

Я неторопливо шагал по незнакомой улочке. Накрапывал дождь, опять в небе гудели самолеты. Подняться бы туда, наверх, в ночном истребителе и сбить к чертовой бабушке парочку сволочей! Тут мне подвернулось такси, и я отправился к себе на Джермин-стрит.

В номере я первым делом проглотил изрядную порцию виски, заставил себя принять душ и, договорившись с портье насчет шестичасовой побудки, с наслаждением улегся в постель.

Валяясь в постели, я вновь представил себе Джералдин. Классная девка! Ух, как она показывала свой характер! Эта крошка доставила мне немало острых ощущений и мне очень хотелось сделать то же самое по отношению к ней, поставив ее перед неопровержимым фактом, что Лемми Кошен — это я, а, может, и иным способом…

Только бы она не помчалась к моему двойнику — это сломало бы всю игру. Ну как она ловко дернула из гаража! А с виду такое эфемерное создание… Нет, женщины, — повторяю, — самая большая загадка природы, с ними никогда не соскучишься.

С этими мыслями я погрузился в крепкий сон, а когда портье разбудил меня ровно в шесть, я не испытал привычной утренней бодрости, и мысли мои были черны.

С чего это ты взял, осел, что такая женщина, как Джералдин, спокойно вернется домой и уляжется спать? Это же вулкан, начавший действовать! Конечно, она помчится к лже-Кошену жаловаться на меня, он-то наверняка вел себя с ней по-джентльменски… А если лже-Кошен и Крич — одно и то же лицо? Конечно, ему легче всего было перебросить мои документы… Наверняка в этой пьесе у Панцетти занято немного актеров — меньше риска, поэтому мистер Крич может сыграть несколько ролей.

И вот дура-Джералдин передает ему наш разговор от слова до слова, рассказывает, как ловко выбралась из гаража… А он решает прихлопнуть этого мотылька, чтобы тот не полетел еще куда-нибудь, например, в полицию… Но учитывая его садистские наклонности, легко представить, что казнь начнется с отрывания крылышек и головки.

Я даже застонал, представив себе это. Ну да на хрен все воспоминания об этой дуре, нечего лезть в мужские игры, пусть пеняет на себя.

Я встал, принял душ, побрился, выбрал свою лучшую шелковую рубашку и оделся очень тщательно.

Свой превосходный завтрак я запил бурбоном, и настроение у меня заметно улучшилось. Оно было на вполне рабочем уровне, поэтому я сразу взялся за дело — позвонил Херрику в Скотленд-Ярд.

— Доброе утро, Херрик! У меня для вас новости. — Голос Херрика был очень доброжелателен:

— Рад вас слышать, Кошен. Выкладывайте, что там у вас?

— Мне стало известно, что у Карлетты Франчини, той, что была связана с радистом Мандерсом, появился новый дружок — Билл Крич. Этот парень не просто убийца, он убийца-живодер и готов на все. Примите к сведению. И еще вот что. Помните, я говорил вам о Гранте, якобы сотруднике Управления, ну, том самом типе, который встречал меня на вокзале Ватерлоо? Так вот, его настоящая фамилия Фратти, Джакомо Фратти. Проживает в настоящий момент в аду, ввиду того, что подорвался вчера ночью на мине близ Хамстеда. Слышали, наверное? А мина эта предназначалась для некоего мистера Кошена. Херрик, алло, вы слышите меня?

В трубке помолчали, покашляли. Затем послышался унылый голос:

— Вы опять взялись за свои старые штучки, Кошен? Не можете без стрельбы и взрывов? И когда только вы возьметесь за ум и прекратите играть в индейцев? Здесь все-таки территория Соединенного Королевства, а не Дикий Запад. Ваш экстремизм только на руку Гитлеру.

Я чуть было не рассмеялся: он крыл меня почти точь-в-точь словами покойного Фратти. Пришлось выразить полное раскаяние и пригласить старого ищейку на завтрак для обсуждения наших совместных действий. А в конце разговора попросил его раздобыть документы, которые могли подтвердить, что я не верблюд, а Лемюэль X. Кошен из ФБР.

— Да, конечно, — сказал он, — необходимые бумаги будут сейчас вам доставлены. Постарайтесь никуда не уходить из отеля. Всего хорошего и не делайте глупостей, старина.

Кажется, старик обиделся. Ничего, переживет, он отходчив. А вот мои дела… Я встал с кресла, закурил и принялся мерить шагами гостиную. Конечно, Херрик прекрасно знает, что мне приходится заниматься не только мордобоем и стрельбой, то, что я умею неплохо шевелить мозгами, ему известно, но они все тут помешаны на неукоснительном исполнении законов. Это ваше дело, ребята, но как быть мне? Я продолжал ходить по комнате, но ничего путного так и не выходил. Ни одной стоящей мысли.

Ладно, посмотрим. Я надел пальто и спустился в холл, где столкнулся с посланником Херрика. Он вручил мне небольшой пакет, в котором находилось удостоверение с фотокарточкой и записка. Я развернул ее:

Записка была уничтожена, а удостоверение улеглось в потайной карман жилета. Таким образом, я стал счастливым обладателем сразу двух документов. Первый удостоверял мою личность и принадлежность к ФБР, второй подтверждал, что я — Дж. Фраттч и имею право на ношение огнестрельного оружия. Неплохо. Просто как-то спокойнее, когда в этой стране формалистов твой верный люгер находится на легальном положении.

Я вышел на залитую солнцем улицу. Настроение было самое радужное, и в голову лезли разного рода приятные мысли. Я думал о Джералдин Уорни и как-то совершенно забыл, что именно сейчас она может корчиться в лапах живодера Крича. В настоящий момент меня занимала не ее судьба, а ее достоинства. Ничего не попишешь, так уж я устроен.

Я шел по направлению к Риджент-стрит, а мои мысли были заняты этой крошкой. Я пытался понять, что в ней было такого, что отличало от всех других женщин? В моей жизни эти создания Божьи занимали немало места. Не счесть числа тем, которых я любил, и многие отвечали мне тем же, причем меня привлекали только женщины с изюминкой, вокруг которых светился ореол тайны. Но мое стремление к совершенству и гармонии часто заставляло меня разочаровываться: ни у одной из дам я не находил полного комплекта достоинств.

Взять хотя бы случай в Майами. У входа в отель я засек такую кралю, что сам Генрих VIII, профессор по части женщин, позеленел бы от зависти, увидев, что какой-то фебеэровец вьется возле такой птички, которая достойна разве что королевского ложа. Он бы застрелился с досады, что полностью изменило бы ход мировой истории. Надеюсь, что про Генриха вы знаете многое, поэтому описывать женщин, которых он любил — дело неблагодарное… Так вот. Эта превосходила их всех вместе взятых. Я заходил и с фланга, и с тыла — и достиг своего: красотка стала мне поощрительно улыбаться. Когда я понял, что момент взятия крепости наступил, я приблизился и заговорил…

Бог мой! Скрип старых телег на нашей ферме был музыкой Генделя по сравнению с ее голосом. У меня упало и настроение, и все прочее, и я поспешил ретироваться подальше от отеля, хотя телка была уже готова к полной сдаче.

Это я к чему рассказал? А к тому, что полная гармония — это большая редкость, но кажется в Джералдине ее стоит поискать.

…С этими мыслями я прошел добрую половину Риджент-стрит, а затем пересек ее. Меня неудержимо потянуло выпить перед свиданием с Херриком. Где-то тут рядом находилось уютное заведение, куда мне не единожды доводилось наносить визиты, работая по делу Ядовитого Плюща несколько лет тому назад. Это был бар, где всегда царила спокойная обстановка, где тебе ничто не мешало тихо-мирно опрокинуть пару стаканчиков и поразмышлять о том, о сем.

Я свернул на Корк-стрит и остановился. Потом, поднеся руку ко лбу, обернулся с задумчивым видом. Да, чутье не подвело меня и на этот раз — так и есть, слежка! Большой автомобиль, примеченный мной еще на Риджент-стрит, свернул к тротуару, и из него выпорхнуло очаровательное существо в элегантном черном пальто с лисьем воротником.

Следят? На здоровье. А мне было желательно выпить в тихом уголке, и пока я не осуществил задуманное, плевать хотел на всякого рода знаки внимания. Все же у самого входа в бар я обернулся еще раз: «лисья шкура» определенно висела на хвосте. Внутри никого не было, если не считать смазливой барменши за стойкой. Стаканчик пролетел птицей, и суровая действительность потихоньку начала превращаться в нечто розового цвета.

В это время и подошла дама в черном пальто. Она была очень недурна. Что за везенье — как день, так красотка!

Дама грациозно уселась на высокий табурет, заказала двойной виски и, вытащив из золоченого портсигара сигарету, выжидательно посмотрела на меня.

Я щелкнул зажигалкой. Она прикурила и, сощурив на меня бархатные глаза, обнажила в улыбке прекрасные зубы.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Кошен, — сказала она, жеманясь, и тут же залпом хватанула стаканчик виски.

Это зрелище настолько диссонировало с ее внешностью, что я поперхнулся вместо дамы.

— Леди, — я поклонился ей, — разрешите заказать вам еще шотландского? И не будете ли вы столь любезны сообщить откуда вам известно мое имя?

Она выпустила колечко дыма.

— Ах, мистер Кошен, — кокетливо вздохнула незнакомка, и мне показалось, что кофточка на ее груди лопнет. — Надеюсь, вы — парень с такой широкой душой — не откажете в добром совете девушке, волей обстоятельств закинутой в этот неуютный Лондон…

— Моя святая обязанность давать добрые советы девушкам, которые смогли выследить парня с широкой душой…

— Не отрицаю, — она скрестила ноги и улыбнулась, — следила. Чтобы встретиться с вами и напомнить о себе. Вы ведь совсем меня забыли.

— Черт возьми, леди, — я виновато покачал головой. — У меня такая капризная память — то включится, то выключится… Ее все время надо стимулировать…

Идея стимулирования была поддержана, и пока я заказывал по двойной порции, моя новая знакомая снова открыла портсигар и на этот раз мне удалось разглядеть кое-что знакомое. Характерный коричневый цвет у нескольких сигарет — марихуана! Девушка, оказывается, любит побаловаться «травкой»! Я мысленно усмехнулся: кури, кури, моя милая, — эта штука располагает к откровенным беседам. Сейчас ты у меня разговоришься…

Она отхлебнула глоток, затянулась и выпустила колечко дыма, заполняя атмосферу бара запахом, который я прекрасно знал,

— Моя фамилия Коллс, — сообщила она. — Монтана Коллс. Ты и дальше будешь утверждать, что я тебе знакома, Лемми?

— Мой Бог! Монтана Коллс! — Конечно же, я знал ее. Это была безотказная шлюха, но черт попутал ее связаться с бандой Фензера в Чикаго. Когда судили этих ребят, она тоже получила год, но, по моему мнению, ни за что, потом я потерял ее из виду.

— Монтана, лапонька, ты-то здесь какими судьбами? Вижу, тебе здесь не сладко?

— Не сладко, Лемми. Но теперь, когда появился ты, надеюсь на перемены к лучшему, — она допила виски и посмотрела на стакан. — Одного не понимаю: и за каким чертом мы сидим здесь, в этой дыре? Предлагаю убраться отсюда и поехать ко мне. Соглашайся, Лемми, тебя ожидает отменный ленч и масса всякой выпивки.

Я взглянул на часы и усмехнулся. Было ровно половина второго, и пунктуальный Херрик наверняка уже прибыл на Джермин-стрит.

— Хорошо, детка. Мы поедем к тебе, но дай слово, что не будешь продаваться, вспоминай о том, как я заловил Фензера.

— Не волнуйся, Лемми, я о нем не печалюсь. Он втянул меня в грязное дело, да и характер у него был скверный. Правда, есть подонки и почище его…

— Например? — я изобразил удивление.

— Панцетти. Это гад, которому больше всего на свете нравится быть гадом. Предложи ему кто-нибудь деньги, много денег, только за то, чтобы он хоть малость изменился в лучшую сторону, и Панцетти откажется, потому что знает, что умрет, не выпустив яда.

Она встала.

— Ну, что же ты, Лемми, я жду. А может ты боишься? —

Что ж, Монтану опять втянули в дерьмо: Фензера посадили надолго, а Панцетти подобрал ее и теперь хочет выйти на меня через эту крошку. Ладно, посмотрим.

Я расплатился, и мы вышли на улицу. Там нас ждала машина, за рулем которой сидел парень с такой рожей, будто только сейчас съел фунт лимонов.

Чтобы не видеть его, я сел за его спиной. Монтана подарила меня взглядом победительницы. Не зарывайся, киска! Можешь потерять свой пушистый хвостик.

2

Когда мы подъехали к ее дому, я снова посмотрел на часы: без пяти три. Бедняга Херрик не просто ждет меня, а несмотря на его сдержанность, посылает к моим предкам. Только бы не выслал из Англии.

Это была уютная квартирка. Монтана всегда отличалась тонким вкусом, если, конечно, не принимать в расчет ее дружков. Пока она возилась на кухне, я, слишком хорошо помня встречу с Кричем, прошелся по квартире, не оставив без внимания ни один уголок. Заглянул даже под кровать, застланную красным. На таком ложе любви Монтана вероятно любила поиграть с Фензером.

Тут меня позвали к столу, и я поторопился принять приглашение.

Монтана превзошла все мои ожидания по части своих кулинарных способностей: мой любимый супчик сменили омары и цыплята. Эти изысканные блюда не прошли всухую, ну, а что за кофе без доброй дозы шотландского? Короче, к концу обеда мое брюхе напоминало аквариум, в котором плавали омары и цыплята. Монтана в выпивке мне не уступала.

Потом она прошла в спальню и улеглась на кровати, выставив на обозрение большую часть своих ножек, и мне вдруг захотелось наплевать на работу, устроить хорошенький загул, не стесняя себя ни в чем.

Монтана встала и наполнила наши бокалы виски с содовой.

— До чего же занятно получается, Лемми! Последний раз я видела тебя в Филли, когда судили Фензера. До чего же ты был хорош в своем сером костюме и бледно-голубой рубашке! Я знала, что если бы не ты, мой парень до сих пор гулял бы на воле, ты мне безумно тогда понравился.

Монтана отставила бокал и уселась ко мне на колени, обвила руками мою шею и впилась в меня губами. Я не мог оставить без внимания эти знаки любви.

— Ох, Лемми, — прошептала она, — что ты со мной делаешь. Я просто балдею.

— Тут дело не в моих сильных достоинствах, а в твоей слабой голове, детка, — отвечал я хладнокровно.

С оскорбленным видом Монтана встала с моих колен.

Я похлопал ее по аппетитному заду и откинулся в кресле.

— Не сердись, Монтана. Мы с тобой оба сейчас на работе, и я обязан помнить, что нежные женские руки, которые тебя обнимают, всегда снабжены когтями, особенно у хищниц вроде тебя. Так что давай-ка лучше поговорим, а сексуальные забавы оставим на потом.

Она отошла к столу и налила себе виски. Выпила и с презрением глянула на меня.

— Ну, говори, если тебе так не терпится.

— Пойми меня правильно: я — хоть и федеральный агент, но пожить мне еще хочется, поэтому помоги мне разобраться в некоторых вещах…

— Например?

— Например, скажи, почему ты все утро ошивалась на Джермин-стрит, я же еще там засек тебя в первый раз? И каким образом ты узнала, что я там живу? А этот роскошный кулинарный разгул и заигрывания, тоже ведь неспроста? Откуда вашей шайке известно, что после взрыва я остался жив? Вряд ли Фратти смог прислать донесение с того света. Тогда кто? Джералдин Уорни сообщила Кричу, которого она считает Кошеном? Говори, Монтана.

— Нет, Лемми, говори лучше ты — у тебя это гладко получается, очень уж ты умный и образованный, — она посмотрела на меня с сожалением, как коршун на цыпленка, которого собирается съесть, но не очень удовлетворен его размерами, — жалко мне, что ты так ревностно служишь дяде Сэму, что ничуть не позаботился о личной безопасности и дал себя втянуть в такую переделку, из которой тебе не выкрутиться…

Я изобразил на своем лице полный знак вопроса, а Монтана, в которой начала бродить вся недавняя выпивка, разгорячилась:

— Не считай меня полной кретинкой, Кошен. Думаешь, я пляшу под дудку Панцетти? — рассмеялась она.— Нет, я свое отплясала, теперь у меня своя дорога, у него — своя.

Монтана влила в себя еще порцию виски, закурила и продолжала:

— Ты ведь знаешь Панцетти! Если он узнает, что я точу тут с тобой лясы, меня стукнут раньше, чем ты успеешь прочитать заупокойную. У этого гада длинные руки, а денежки делают их еще длиннее. Даже здесь, где местные законы строго выполняются, а копы неподкупны, он всесилен.

Она замолчала, вероятно, припоминая трюки Панцетти.

— Продолжай же, малышка! — подбодрил я. — Тебя не только приятно целовать, но и слушать не противно.

— Не ехидничай, Лемми: дело куда серьезней, чем ты думаешь. Фратти сегодня утром должен был отправить тебя с Уорни на суд Божий, но к назначенному сроку не явился. Вместо него явился Крич и прокричал, что ты сначала избил Карлетту, а потом устроил бенц с Джералдин. Рыжая все рассказала Кричу, когда удрала от тебя, имей это в виду. Правда, они не знают, что произошло потом.

— Что произошла? Фратти сам отправился на Божий суд, и я с удовольствием уступил ему свое место…

— Ну ты даешь, Лемми, — восхитилась Монтана. — А Панцетти нельзя туда отправить?

— Дойдет и до него очередь… Но продолжай дальше.

— Так вот, вся шайка еще ждет Фратти, чтобы разделаться с ним за невыполнение задания.

Да, Фратти, считай, повезло. Ждущая его кара мало кому доставила бы удовольствие.

— А мне приказано выйти на тебя. Панцетти хочет теперь заключить с тобой сделку. Но не связывайся ты с ним, Лемми! Потом от него не избавишься. Помоги лучше мне развязаться с ним. Я расскажу тебе все, что хочешь, но только помоги мне избавиться от этой гадины.

— Хорошо, я постараюсь, но ты расскажешь все, как на духу, и будешь слушаться меня, не задавая лишних вопросов.

Мы запили наше соглашение новой порцией виски. Потом Монтана расплакалась. Я не утешал ее, а, повернувшись к окну, помалкивал, потому что не знал причину слез: то ли это работал алкоголь, то ли просто взыграли нервы.

Наплакавшись всласть, она вытерла глазки и закурила, а потом продолжала закладывать своего шефа:

— Он повязан в Штатах с местными немцами, которые преданы Адольфу. Они платят ему большие деньги. А какого рода услуги может оказывать Панцетти, тебе известно не хуже меня…

Так вот, эти немцы навели его на Уиттекера, чтобы заполучить чертежи нового пикировщика. Этот Уиттекер в своем деле может и гений, но перед бабами устоять не может, зная это, Панцетти подсунул ему Карлетту, ты ее знаешь: взять в оборот такого простофилю ей ничего не стоило. Он и оглянуться не успел, как раскис, и Карлетта стала вертеть им, как хотела. А когда он сообщил ей, что собирается продать свою игрушку военным морякам, эта сука заволокла его в деревенскую гостиницу, якобы пообедать на природе. Надо ли говорить, что там его ждал Панцетти с парочкой головорезов.

Когда Карлетта вышла в туалет, бедолагу взяли в работу. Не то, чтобы очень серьезно, но Элмеру и это крайне не понравилось. Во всяком случае, Карлетта застала его, размазывающим по лицу кровавые сопли. Она приголубила его, но предположила, что напавшие негодяи охотятся за чертежами самолета, что и подтвердила полученная утром Уиттекером анонимная записка с клятвенным обещанием отрезать ему тайное место, если он не отдаст копии чертежей. Тут любитель вообще впал в уныние, а Карлетта заявила, что пора сматываться в Англию — единственную страну в мире, где нет гангстеров, а здесь, в Штатах, она не собирается быть агнцем на заклании. Уиттекера не пришлось просить дважды, и он слинял сюда, а следом — Карлетта. Панцетти тоже прибыл в Англию, чтобы завершить операцию, но твое появление спутало их карты. Карлетта узнала, что ты занимаешься Уиттекером, и еще на пароходе взялась за тебя. Она подключила радиста Мандерса, который замутил тебе голову липовыми депешами, а потом подсунула Фратти — «сержанта из Скотленд-Ярда». Фратти по приказу шефа вывел тебя на рыжую Джералдин, которая примчалась в Англию выручать своего жениха Элмера. Пойми, Лемми, только чудо спасло тебя, будь Фратти поумнее, не ему, а тебе и этой Уорни пришлось бы проститься с жизнью, ты и сам все это понимаешь…

— Нет, Монтана, — возразил я, — не все. Была ли, например, связь у Крича с Фратти? И каким образом Панцетти вычислил меня ка Джермин-стрит?

Она снисходительно улыбнулась:

— Ну, Лемми, ты что, забыл, как распивал с неким мистером Грантом у себя в номере виски? То-то же… А что касается того, кто кого знает — тут все сложнее. У нас каждый выполняет свой объем работ самостоятельно и подчиняется и отчитывается только перед Панцетти. Но и он — не Господь Бог, все на свете охватить не может и потому был вынужден посвятить меня в свои делишки. Чем я заслужил доверие — не знаю, только он еще пожалеет об этом.

— Надеюсь, — заметил я. — Вижу, что ты всерьез решила посчитаться с ним. Кстати, ты говорила о какой-то сделке. Почему это вдруг Карло Панцетти решил, что я буду иметь с таким дерьмом общие дела?

Она влила в себя еще один бокал. Интересно, какой величины резервуар установлен в этой птахе? Монтана вытерла рот и усмехнулась:

— Панцетти уверен, что он с тобой сумеет договориться…

— Интересно, почему?

— Потому что Карло дьявольски хитер и обманет, кого хочешь.

Она развела руками:

— Панцетти не только хитер, его котелок варит что надо. За каким чертом, по-твоему, он возится с Уиттекером здесь? Ведь он еще в Штатах мог его выпотрошить. Ну-ка, Лемми, шевели мозгами: что может за этим стоять? Не знаешь? А вот что: Карло хочет обдурить тех типов, которые заплатили за то, что он достанет им чертежи. — Я присвистнул,

— Чем дальше в лес, тем больше дров. А что он хочет от меня?

— Не торопись с этим, милый. Сначала поклянись, что поможешь мне освободиться от Панцетти. Ты прекрасно понимаешь, что если ему станет известно о том, что я тебе наговорила, то лежать мне в парафиновой ванне с парафиновым кляпом во рту, мечтая о смерти, как об избавлении.

— Где это он найдет так много парафина в военное время? Впрочем не волнуйся, детка, я сумею тебя защитить, а хвост Панцетти я уже прищемил.

— Ты так думаешь? Но он сумел перекинуть Уиттекера из Штатов сюда. Там по его следу шли и федеральные власти, и немцы, которых он наколол с чертежами, а в Англии Карло чихал на всякое гестапо и ФБР. Для тебя же он припас и чертежи, и кретина Элмера и рыжую Уорни. Но если ты с ним не договоришься, я пропала.

— Поменьше эмоций, и поближе к делу. В чем заключается его предложение?

— Господи, еще не догадался? Ты помогаешь ему, Карлетте и Кричу ускользнуть от англичан, и с помощью ихней полиции перебраться в какую-нибудь тихую страну третьего мира…

— С помощью английской полиции? Он спятил! Всем известна ее неподкупность…

— Ха, неподкупность! Неподкупных людей, Лемми, нет. Все дело в сумме. Но Панцетти почему-то решил, что монет у него на кармане недостаточно, хотя и получил от джерри авансом двести тысяч долларов. Карло знает, что англичане прямо-таки дрожат, так им хочется заполучить эти дурацкие бумаги за четверть миллиона. Он велел передать, что если ему будут даны гарантии, то он будет вести себя по-джентльменски и отпустит на все четыре стороны Уиттекера с его невестой.

«250 тысяч долларов за такую машину? Панцетти либо повредился в уме, либо его действительно загнали в угол. Он просит гроши за то, что во время войны стоит добрых десять миллионов!» — подумал я и сказал:

— Ну, а если я не соглашусь? — Она пожала плечами:

— Он расправится со мной, выпустит кишки Уиттекера, а ты получишь по почте к Рождеству замороженные части Джералдин Уорни. Карло никогда не скупился на подарки такого рода, и ты это прекрасно знаешь.

В том, что эта сволочь так и сделает, сомневаться не приходилось. Я встал и налил себе виски. Закурил, походил по комнате.

— Ладно, поверим. А как насчет купли-продажи? Как он думает осуществить это технически?

— Карло ни на минуту не сомневается в том, что ты согласишься. Он засунул эту парочку так, чтобы всегда иметь их под рукою. Условие он поставил такое: когда я вернусь к нему и передам твое согласие, тебе сообщат, где их можно будет найти. После этого вы обговорите место и время передачи денег. И только потом ты получишь чертежи, не раньше. Карло подчеркнул, что изобретателя и рыжую, он отпустит из-за особой любви к тебе.

Я не почувствовал себя польщенным, у меня родился еще один вопрос:

— А зачем тогда эта возня с чертежами? Уиттекер, оказавшись на воле, может их запросто восстановить или придумать что-нибудь новенькое еще получше?

— Как ты наивен, Лемми. Ты ведь знаешь Карло! Вы получите Уиттекера живым, но это не значит, что он сможет в ближайшее время встать за кульман. Ему вообще повезет, если за полгода он сможет без посторонней помощи ползать до туалета.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что он так накачал беднягу наркотиками, что тот сидит сейчас дурак дураком и не мыслит о том, чтобы провести прямую линию. Карло и с его невестой сотворит что-нибудь подобное, я в этом уверена.

— Ладно, Монтана, оставим это. Ты говорила, что хочешь расплатиться с Карло? У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?

— Есть. Надо попытаться отбить у них заложников. Где они находятся, я знаю. Местечко называется Барчклер. Это в Беркшире, за Ньюбери. Карло там арендовал целое имение под названием «Казино Лодж», с парком и озером. Поезжай туда, для бешеной собаки сто верст — не крюк.

— Это сколько же дотуда?

— Примерно шестьдесят миль.

— Хорошо, — я посмотрел на часы. — Сейчас четыре, времени достаточно. А тебе, моя подруга, самое лучшее — это вернуться в Штаты. И не беспокойся о Карло — его песенка спета, и он останется здесь — живой или мертвый. Я очень позабочусь об этом. — Монтана опять заплакала.

— Я все сделаю, как ты велишь. Мы ведь еще увидимся с тобой в Штатах?

— Конечно, детка!

Я сел за стол и набросал записку Херрику:

Сложив бумажку, я передал ее Монтане.

— Собирай свои шмотки и ступай в Скотленд-Ярд, найдешь там мистера Херрика и отдашь ему записку. Он поможет тебе перебраться в Штаты и вообще присмотрит за тобой.

— Может, лучше мне пойти туда завтра утром? Боюсь, твой Херрик сейчас откажется меня выслушать, — она кивнула на опустевшую посуду. — Тем более, что примерно сутки, пока Карло не в курсе, у меня в запасе имеются.

— Поступай, как знаешь — тебе видней. Да, вот еще что, одолжи-ка мне свой автомобиль, на котором мы приехали сюда. Кстати, что за парень сидел за рулем? Мне показалось, что он со сдвигом.

— Не придирайся, Лемми, — сказала она. — Он хороший. Я сейчас позвоню ему в гараж насчет машины и дам совет уносить ноги. Тони сумеет выкрутиться, ему друзья помогут, тем более, это не то человек, за которым Панцетти будет специально охотиться. Так, на всякий случай…

Монтана подошла к телефону и попросила соединить ее с гаражом. Переговорив с кислым Тони о машине и о том, что ему пора линять подальше, она повесила трубку, и подошла ко мне.

— Ни пуха! Тони ждет тебя в конце улицы. Будь осторожен и помни, что сделает Карло, если он перехитрит нас.

Она извлекла из письменного стола пачку денег.

— Здесь пятьсот. Передай их Тони и напомни, что бы он не задерживался, если не хочет встретиться с ребятами Карло.

Монтана прижалась ко мне на прощанье:

— Мы встретимся в Штатах, Лемми и посмеемся над этой историей. Ты ведь не забудешь меня?

— Нет, конечно, — пробормотал я, немного пожалев, что использовал эту крошку только для разговоров.

Гараж был обыкновенный: внизу располагались боксы для машин, наверху — квартира. Я позвонил, и дверь открыл сам Тони.

— А-а, мистер Кошен? Заходите, мисс Коллс предупредила меня о вас. Машина заправлена под завязку и на ходу.

— Телефон тут имеется, старик? — спросил я, заходя в квартиру.

Он кивнул и проводил меня в маленькую гостиную.

— Ты, конечно, знаешь, что мисс Коллс просила кое-что тебе передать?

Тони с ухмылкой протянул руку.

— Но я подумал, что тебе больше подойдет другой подарок!

С этими словами я двинул его рукояткой люгера в челюсть. Он упал, как мешок.

Обыск пополнил собранную мной коллекцию оружия: к пистолетам Карлетты, Джералдин и покойничка Фратти прибавился браунинг 32-го калибра. Я спустился вниз и в ближайшем боксе нашел кусок провода, которым скрутил шофера, предоставив ему возможность заняться развязыванием узлов до второго пришествия.

Тони очнулся и начал поносить меня последними словами, за что еще раз получил по роже. Затем я перетащил его на кухню и поставил рядом бутылку с молоком.

— Мне не хотелось бы застать здесь труп. Ешь и пей, на здоровье, — пальцами ты можешь двигать. Можешь и поорать.

Тони угрюмо молчал и на его физиономии ясно читалась такая ненависть ко мне, что дьявол легко бы получил его душу в обмен на возможность дать мне сдачу.

Я прошел в гостиную и набрал номер телефона. Мне повезло — Херрик был на месте.

Я сказал, что сегодня или завтра его посетит некая мисс Коллс и попросит помочь ей уехать в Штаты.

Херрик сказал, что поможет.

— Но, — продолжил я, — ее нужно немедленно посадить за решетку, потому что она из банды Панцетти.

— Посадить еще легче, — заметил Херрик.

— А мне надо выйти по спецсвязи на ребят из ФБР в Вашингтоне и узнать у них о последнем местопребывании Карло Панцетти.

Херрик ответил, что с этим нет проблем.

Я извинился, что подвел его, не явившись на встречу.

Херрик сказал, что надеется, что дела этого стоили, поэтому он меня извиняет.

Я повесил трубку очень удовлетворенный беседой со стариком, хоть англичане и педанты, но работать с ними можно.