Сыграем в поддавки, дорогая

1

Я сидел у пылающего камина с сигаретой и бокалом виски и предавался размышлениям, вызывая в памяти действующих лиц этой пьесы. Карлетта — чертовски красивая девка, но глуповата, поэтому мне легко было взять ее на понт. Смерть ее была предрешена уже тем, что она стала играть с мальчиками, которые были ей не по зубам.

Монтана — ну эта похитрее. Эдакая сирена — убаюкает и убьет. Жестокая и коварная баба, очевидно Панцетти возлагает все надежды на нее, хотя Крич и делает вид, что он здесь главный.

Ну, такие мелкие бандюги, как Фриско, Джулио, Зокки и Фратти в счет не шли — это безмозглые шестерки… О них и думать не хотелось. А вот о рыжей Джералдин стоит поразмышлять, она стоит многого… Что она нашла в этом недоноске Уиттекере? Гениальность? Но что она собирается с этой гениальностью делать? Я знаю, что у некоторых людей бывают извращения. Вот вам пример.

Один богатенький старикашка, которому перевалило за восьмой десяток, был женат на четырежды разведенной молодой особе и говорил, что никогда не встречал столь добродетельной женщины. Я поинтересовался, чем она занимается. Оказалось, что она посвятила себя уходу за калеками и каждое утро вывозит одного из них на прогулку в свой прекрасный сад. Я не мог не согласиться, что это действительно величайшее проявление милосердия.

Каково же было мое изумление, когда я выйдя на другой день рано утром в сад, увидел как она трахается с безруко-безногим инвалидом. Я было решил, что у меня начались глюки, но, когда до меня донесся запах виски, которым они утоляли возникшую жажду, я поверил в реальность происходящего и отполз через кусты, так как от такого проявления любви к ближнему у меня подкосились ноги.

С Джералдин все, конечно, не так просто, но ее привязанность к этому недоноску, заставляющая не только ее рисковать жизнью, но и подвергать этому «приятному» испытанию других людей, занятых этим делом по долгу службы, носила, на мой взгляд, несколько патологический характер…

Мои размышления прервал долгожданный звонок.

— Привет, Лемми!

— Наконец-то, дорогая! Еще немного и ты бы меня не застала. Как поживает наш друг Билл? Надеюсь, он с нетерпением ждет встречи…

— Нетерпение проявляешь только ты, мой милый. Давай-ка собирайся и приезжай ко мне, мы посидим, поговорим… К девяти, успеешь?

— Еще бы! Дело-то какое!

— Ну, пока! Ах, да! — Монтана сделала вид, что маленький пустячок совсем выпал у нее из памяти. — Билл просил передать, что ему надоела бумажная волокита, и ты должен учесть это.

Монтана повесила трубку, а я тут же позвонил Херрику по книге.

— Добрый вечер, дружище. Это Кошен. Девушка пригласила меня в гости. У вас все приготовлено?

— Да, конечно. Вы довольны? Хочу еще вас порадовать сообщением из Штатов. Прикажете зачитать?

— Валяйте!

В трубке что-то зашуршало, и Херрик торжественно продекламировал мне текст телеграммы:

— Ну, и так далее… Как вы расцениваете это послание, Лемми?

— Панцетти скоро перестанет играть в молчанку. Конец близок. Через час я встречаюсь с Монтаной Коллс, а еще примерно через час — с Кричем. И имейте в виду: мне намекнули о том, что резину тянуть им надоело. Это означает только то…

— …что им не терпится поскорее удрать отсюда, — закончил Херрик.

— Вот именно. У вас все готово?

— Да, Лемми. Как только освободитесь, немедленно звоните мне. До скорого.

Я допил виски, погасил сигарету и с улыбкой вышел на улицу.

2

— Ты молодец, Лемми, — приветствовала меня Монтана у себя в спальне. — Точность — вежливость королей.

На ней было грандиозное черное кружевное платье в обтяжку и выглядела она в нем как жрица перед ритуальным жертвоприношением.

— Ну, как? — она качнула бедрами перед зеркалом. — Не хороша ли я для тебя?

— Ослепительна! — Я не покривил душой. Она довольно улыбнулась.

— Коли так, пойдем, выпьем, время у нас еще есть.

Мы прошли в гостиную, выпили по чуть-чуть и закурили. Монтана смотрела на меня и продолжала улыбаться.

— Кажется, ты хочешь сообщить мне что-то новенькое, — не выдержал я. — Надеюсь, это не будет продолжением истории о том, что ты завязываешь с Карло?

— А что, очень может быть, — она пожала плечами и отпила глоток. — На этом деле я неплохо заработаю, пора и отдохнуть, до следующего раза.

Ее улыбочка выводила меня из терпения, и я заметил невзначай:

— Хорошее дело — отдохнуть от работы. Только не забудь мне написать, где и как долго ты намерена отдохнуть. Возможно, к этому времени я получу отпуск и тогда приеду навестить тебя.

Она чуть нахмурилась, пытаясь понять, что может скрываться за этой фразой, но я тут же спросил ее:

— Ну, а что вообще говорил Билл?

— Говорил, что от тебя требуются только две вещи: чтобы ты не вздумал мухлевать и не откладывал дела в долгий ящик.

— Он что, до сих пор не понял, что это не в моих интересах? Мне эта история самому надоела! Вот отчитаюсь, сдам дела и махну в Майами-Бич, поди плохо!

Она пренебрежительно сморщилась:

— Есть места и получше — Ницца, например, или Лазурный берег…

— В Ницце, милая, сейчас загорает толстяк-дуче. Да и далековато будет до тех краев. Это тебе не в Брайтон прокатиться на машине!

— Ничего, есть другие средства передвижения… Кстати, Лемми, я забыла поблагодарить тебя за то, что ты вернул «бентли». Шофер обнаружил машину утром у гаража и сказал, что все в полном порядке.

Она разлила по бокалам остатки виски и посмотрела на часы:

— Поехали, Лемми. Билл не любит, когда опаздывают.

— Нам что, опять предстоит ехать с криворотым? — не удержался я от вопроса.

— Как, тебе не понравился Тони? Не беспокойся, он приболел, и я на сегодня отпустила его. Поедем на такси.

— Ничего не имею против такси.

Допив виски, Монтана накинула манто, и мы, бок о бок, как собравшиеся в театр супруги, спустились по лестнице на темную улицу, где у подъезда нас ожидала машина.

На каком-то перекрестке мы остановились, пропуская колонну военных грузовиков. Пользуясь тем, что из-за рева огромных «студебеккеров» шоферу нас не было слышно, Монтана спросила:

— Ты при оружии?

— Еще чего… Когда предстоит денежная операция, я предпочитаю заниматься фунтами стерлингов. А Билл?

— И Билл тоже. Лемми, мне было бы страшно жалко, если бы ты напоследок повел себя глупо. Тебя ухлопают, а Биллу уже надоела кровь.

— Какое благородство. Фриско вот думал иначе. Если бы ты видела, в какое решето он превратил Карлетту…

— Да ну ее! Я эту сучку и на дух не переносила, а потом…

— …она получила по заслугам, не так ли?

— Конечно, мне никогда не нравились неблагодарные твари, которые продают своих…

— Зато ты у нас образец порядочности.

— Ты хоть сейчас можешь не тянуть на меня? Подумай лучше о том, как вести себя с Биллом.

Она отодвинулась от меня, достала сигареты и закурила. Обступившую нас темноту прорезал огонек зажигалки, и я увидел нежный округлый профиль своей спутницы. Господи, наливное яблочко — так бы и съел! Но это яблочко внутри кишмя кишело червями.

Дальнейшую часть пути мы проделали в молчании. Я, следуя совету Монтаны, думал о предстоящей встрече с Кричем, а она, отвернувшись к заднему окошку, следила за редкими вспышками света фар следовавших за нами автомобилей.

Минут через двадцать такси остановилось; я расплатился с водителем и вылез из машины, не забыв подать Монтане руку. Нас окружала тьма, в которой смутно угадывались очертания невысоких домов. Было абсолютно непонятно, где мы находимся, а адрес, который Монтана назвала шоферу, мне ни о чем не говорил.

Я вопросительно взглянул на Монтану, не представляя, как быть дальше, но той, видно, не впервой было ездить сюда по ночам. Она повела меня через улицу в крытый досками переход между домами. Отшагав по нему с полсотни ярдов, мы очутились в маленьком дворике около обветшавшего двухэтажного строения.

Монтана позвонила, и в проеме открывшейся двери возник некто в смокинге с физиономией праведника, совершившего секунду назад-все семь смертных грехов одновременно. Тем не менее, он приветливо улыбнулся моей спутнице, пристально оглядел меня и проводил на второй этаж до двери, прикрытой тяжелыми портьерами.

Странное существо пригласило войти и покинуло нас, и без всякого удивления я понял, что нахожусь в ночном клубе среднего пошиба.

Безвкусица в сочетании с потугами на роскоши — отличительная черта подобных заведений. Об этом буквально кричали черные звезды с серого потолка, аляповатая мебель и неприлично мягкий ковер. Единственное, на чем мог отдохнуть взор, так это на скромно стоящем в углу столе, уставленном разного рода закусками и шампанским.

Монтана, оценив обстановку, бросила царским жестом манто, взяла бутылку и вопросительно посмотрела на меня:

— Как насчет шипучки, дорогой?

— Давай, — я махнул рукой, — все равно ничего другого здесь не найдется. Благородный виски недостаточно шикарен для этого вертепа. Но только без пальбы, умоляю, — местные обитатели нас могут неправильно понять.

Монтана, усмехнувшись, кивнула и одним движением руки профессионально беззвучно скрутила голову «Вдове Клико». Над нашими бокалами поднялись шапки сверкающей в электрическом свете пены.

— Можно подумать, что мы находимся на званом вечере, — принимая из рук Монтаны шампанское, заметил я.

— Ты не ошибся, приятель, — произнес за моей спиной знакомый насмешливый голос.

Я обернулся. В дверях стоял Билл Крич в смокинге и с красной розой в петлице. Он приветливо помахал нам рукой, улыбнулся, и, как бы извиняясь, добавил:

— Ты прав, Кошен, бурбона здесь не продают, только что-нибудь шикарное.

Тем не менее, он был страшно доволен всем: и обстановкой, и французским шампанским в серебряном ведерке, и своим светским нарядом, хотя это парадное обмундирование, начиная от лакированных туфель и кончая дурацкой красной розой, было так же уместно на нем, как на козе жилетка.

С видом денди Крич подошел к столу и не отказал себе в бокале «Клико». Глядя на меня поверх бокала, он сказал:

— Давай закругляться с этим делом, Кошен. Мне надоело ходить вокруг мешка с монетой. Сколько можно ждать?

— Что, прямо сейчас?

— Монтана сказала, что у тебя все в ажуре. Какие-то мелочи не в счет.

— Из-за этих мелочей сделка не состоится, — спокойно объявил я. — Мы действительно знаем, с кем имеем дело и не желаем попусту рисковать.

— Ну что еще там у тебя, — капризно спросил Крич. — То ему так, то этак… Дело — яйца выеденного не стоит, а тут какие-то сложности! Ты же свой парень, Кошен, чего выпендриваешься?

На этого «своего» усмехнулась даже Монтана, а я с трудом подавил желание дать ему немедленно в зубы.

— А никто не выпендривается. Просто нам нужно знать, что сделка будет честной и никто никого не обманет. Предлагаю тебе один план, но на это уйдет некоторое время.

— План? Какой еще план? — в голосе Крича прозвучало подозрение. — Если копы предлагают тебе план и при этом говорят, что без него дело не выгорит, значит, готовится какая-нибудь пакость!

— Идея такая… — начал я, но тут в дверь постучали и вошел тип, встретивший нас с Монтаной. Он пригласил мисс Коллс к телефону.

— Эта дама не назвала себя, но сказала, что вы должны догадаться, — добавил он.

Монтана вопросительно посмотрела на Крича, но тот пожал плечами, и тогда она с заинтригованным видом направилась к выходу. В дверях она обернулась:

— Сейчас вернусь. Смотрите, ребята, не начинайте обмывать сделку без меня.

Крич посмотрел ей вслед и прищелкнул языком:

— Вот девка! Все есть и все на нужном месте.

— Ну и вкус же у тебя! — отозвался я небрежно.

— Да ты вроде ее невзлюбил? — удивился Крич. — Ну да Бог с ней, давай, выкладывай, что это за план такой.

— Ты и сам не больно-то мне нравишься, Билл Крич, — искренне признался я. — Но пока мы завязаны в общем деле, я хочу, чтобы ни один из нас не утопил другого.

Мы сидели друг против друга за столом, и Крич смотрел на меня, как на ребенка, который пытается объяснить совершенно элементарные вещи взрослому человеку.

— В общем расклад такой: у тебя три четверти чертежей, которыми ты даже не сможешь подтереться, потому что они выполнены на плотной бумаге. Последняя четверть существует только в голове у этого придурка Уиттекера. Если он перенесет ее на бумагу и мы получим эту часть работы, то, нам тоже не удастся ее куда-то пристроить. И то, что у тебя, и то, что будет у нас, по отдельности не представляют из себя ничего ценного.

Крич зевнул.

— Ты слушай, слушай! — рассердился я. — Тебе дело говорят! Так вот: ты получишь телефон подруги Уиттекера, встретишься с ней, где тебе будет угодно, и устроишь в такое место, чтобы там под ее личным присмотром этот горе-изобретатель мог закончить свою работу. После чего она с этой частью чертежей возвращается к нам…

— А потом ты и я сидим по своим домам и любуемся каждый на свою часть, которая ни одному из нас не сгодится и на подтирку… Ты это хотел сказать, Кошен?

— Но это гарантия того, что у вас не будет возможности в дальнейшем их кому-то продать, потому что в тот день и час, когда Джералдин отдаст нам бумаги, вы вернете нам Уиттекера, а взамен получите денежный выкуп и гарантии свободного выезда отсюда!

Он встал, взглянул на часы. Чтобы скрыть свои чувства, я налил себе вина. Если бы я мог двинуть по этой роже!

— Обойдемся и без твоих гарантий. В таких делах лучше полагаться на себя или на верных людей.

— Значит, мой план не подходит? Разве он плох?

— Конечно плох: возни много, а у меня время поджимает, поэтому выдвигаю свой план, без всяких там штучек и тоже с гарантией, если уж ты никак не можешь без нее обойтись.

Он извлек из внутреннего кармана небольшой засургученный пакет.

— Держи. Пока ты ломал себе голову над тем, сколько будет дважды два, умные люди подошли к делу по-простому. То, что лежит в пакете, не видал никто, кроме самого Уиттекера. Утром он вложил туда какие-то чертежи с запиской для тебя. В крайнем случае можешь позвонить ему и убедиться, что это чистая правда.

Я сломал сургуч и вскрыл пакет. Внутри лежал конверт с личной печатью самого Уиттекера и записка. В конверте я обнаружил чертежи каких-то авиаприборов, а в тексте послания содержалась просьба отнестись с доверием к тому, что предложит мне мистер Крич.

— Это меняет дело, — заметил я. — Прекрасно, Билл, можешь звонить мисс Уорни и договариваться о времени и месте передачи денег.

Крич насмешливо посмотрел на меня:

— А ты не боишься, что мои ребята зацапают ее снова, а я не отпущу Уиттекера?

— А чего мне бояться? — я пожал плечами. — Мне, как ты правильно заметил, нравится работать в спокойной обстановке, вот я и подстраховался.

— Это каким же, интересно, образом? — прищурился Крич.

— Элементарно. Я просто решил, что большое количество шампанского может неблагоприятно отразиться на здоровье твоей приятельницы.

Теперь его глаза чуть не вывалились из орбит:

— Что ты задумал, коп?! — Крич не скрывал угрозы.

— Ничего страшного, просто полиция арестовала Монтану, — объяснил я. — Когда она спустилась на первый этаж к телефону, ее взяли. Звонок-то был по моей просьбе. Монтана по дороге сюда все глаза проглядела, опасаясь «хвоста», а вот о водителе забыла…

— Говорил же ей, дуре, чтобы вызвала такси по телефону, — прошипел Крич. — Так нет, опять все по-своему…

— Напрасно, Билл, сердишься. Ее горничная действительно вызвала такси, но мы в последний момент успели посадить за руль нашего сотрудника. Как тебе это?

Я нагло улыбался.

— Хорошая шутка, — согласился он. — Я кое-что упустил. Но вам не удастся ни в чем ее обвинить.

— А ее никто и не собирается обвинять, — успокоил я его. — Пусть побудет у нас немного, пока вы не заработаете мешок с монетой и не отпустите Уорни и Уиттекера с оставшимися чертежами. После этого, — пожалуйста, — на все четыре стороны.

— Нет, ей-богу, ловко придумано! — рассмеялся Крич. — Представляю, какие хлопоты она доставит… Только одна наша знакомая может превзойти ее по этой части.

— Тебе видней, — отозвался я с усмешкой. Он махнул рукой:

— Да черт с ними с обеими… А что денежки, когда прикажете получить расчет?

— Хоть сейчас. Вот тебе телефон Уорни, звони и договаривайся.

— А ты не забыл, что валюта должна быть английской?

— Ты получишь пятьдесят семь тысяч фунтов стерлингов. Это — те же четверть миллиона долларов. Пятидесятифунтовые купюры тебя устроят?

— Вполне. Не люблю возиться с мелочью. Так вот, Кошен, сейчас половина одиннадцатого. Через час я позвоню рыжей, пусть назовет свой адрес. За ней придет машина и отвезет в одно место. Там рыжая отдаст мне монету, а сама получит своего ненаглядного гения. Эта же машина доставит их обратно.

— Ну что ж, а мы так же любезно предоставим транспорт Монтане.

— Ну, наконец-то договорились. Все-таки с тобой можно иметь дело. Ты — полезный парень, и, может быть, я когда-нибудь обращусь к тебе за посредничеством! — Крич рассмеялся.

— Спасибо за доверие, Билл. Я тронут.

Я встал и направился к выходу, а у дверей обернулся: Крич сидел за столом и ехидно улыбался.

С неба сыпалась морось, было темно. Я так и не мог понять, в какое собственно место меня занесло. Потыкавшись туда-сюда по проходным дворам, я оказался на узкой улице, в которой еле признал знаменитую Бейкер-стрит. Мне срочно нужно было позвонить Херрику и пришлось потратить драгоценные пять минут, пока удалось добраться до метро. Херрик, наверное, уже извелся в ожидании моего звонка о ходе переговоров с бандитами.

— Еще раз добрый вечер, старина. Простите, что не могу подробно обо всем рассказать, — время не терпит. Я сейчас направляюсь в отель к мисс Уорни. Пришлите к ней сотрудника с деньгами для нашего друга. Пусть подождет меня в вестибюле.

— Есть. Что еще?

— Мне понадобится хорошая машина. Снарядите с ней кого-нибудь из ваших ребят, я передам ему кое-что. Встреча на углу Риджент-стрит и Корк-стрит. Да, чуть не забыл: Монтане — мой горячий привет. Как она там у вас, очень грустит?

— Что вы, Лемми, — Херрик рассмеялся. — Она в основном говорит. В жизни не встречал даму, которая знает столько бранных слов. У вас в Штатах все так ругаются?

— Не все, Херрик, далеко не все, — я тоже усмехнулся. — Извините, но мне пора. Не волнуйтесь, все пока идет, как надо.

— Удачи вам, Лемми.

В вестибюле я встретил парня в штатском. Взглянув на мое удостоверение, он вручил мне портфель и откланялся с таким довольным видом, будто избавился от мины, а я поднялся в номер к Джералдин.

— Лемми, наконец, то, — она ласково улыбнулась мне. — Очень рада видеть вас. Не хотите ли немного выпить?

— Пока немного. А уж потом… За ваше возвращение в полном здравии.

— Значит, вы сумели договориться с Кричем?

— Не только сумел договориться, но и получил от него авансы на будущее. Осталось сделать совсем не много, но это зависит уже от вас. Впрочем, для такой энергичной и любящей девушки — это пара пустяков, и вы скоро обнимите своего любимого малютку Элмера.

Она вздохнула, отошла к окну и задернула светомаскировочные шторы.

— Что же вы не пускаетесь в пляс, дорогая, — с усмешкой спросил я. — По-моему, уже названивают свадебные колокола…

Джералдин резко повернулась. Ее огромные зеленые глазищи смотрели с укором, и от этого взгляда у меня перехватило дыхание.

— Вот Элмер вернется, но мне очень жаль, что вас я больше не увижу, — сказала она грустно.

— Не расстраивайтесь, Джералдин, ведь я всего-навсего один из многих. Это же и для вас лучше, и для Элмера спокойнее. Ну зачем вам лишние заботы, а мне и без того будет трудно забыть вас!

Мы помолчали, а потом я с усилием произнес:

— Слушайте, Джералдин, внимательно: скоро позвонит Крич. Он назначит вам встречу. Я пока не знаю, где, скорее всего, в окрестностях Лондона. Машину за вами он пришлет к отелю, ее номер скажут, а, может быть, к вам просто подойдут. Вы поедете и встретитесь с Элмером и Кричем. Вот смотрите.

Я положил на стол портфель, открыл его и показав Джералдин пачки банкнот.

— Это выкуп — пятьдесят семь тысяч фунтов стерлингов. Передайте деньги одноглазому, а он вам вручит чертежи основной конструкции пикировщика и его создателя. Вообще, дорогая, будь моя воля, я бы не настаивал так горячо на его выдаче. Но это, извините, к слову. Да, кстати, недостающая последняя часть чертежей находится у меня. Элмер так рвался на волю, что успел закончить свою работу к сегодняшнему утру. Вы все поняли?

— Да.

— Ну и чудно. Ведите себя смирно и не пытайтесь выцарапать напоследок Кричу его единственный глаз. Я просто хочу этим сказать, чтобы вы не вздумали заниматься самодеятельностью. Вы не только провалите операцию, но и себя подвергните серьезному риску, а если с вами произойдет хоть малая неприятность, то я вынужден буду перестрелять к чертовой матери всю их теплую компанию, за что меня, вероятно, лишат премиальных, и, может быть, даже понизят в звании!

— А какое у вас сейчас звание, Лемми? — улыбнулась Джералдин.

— Звание… — начал я и замолчал: на ее лице было ожидание поцелуя. Перед глазами поплыло ее голубое платье, золотые волосы, зеленое сияние глаз… Все было так близко, но…

Раздался телефонный звонок, и мы отпрянули друг от друга. Джералдин сняла трубку и по разговору я понял, что это не Крич, а вредный старик Херрик, который выбрал момент, чтобы поинтересоваться самочувствием мисс Уорни.

Сам же я в эту минуту напоминал моего знакомого парня, которого довела до смерти поцелуями одна польская красавица, и его последними словами было: «Это стоит того…». Присяжные оправдали ее, а один судья наведывался потом к ней на дом, чтобы восстановить картину случившегося во всех мелочах.

Джералдин с досадой повесила трубку и засмеялась виновато.

— Всегда кто-нибудь не вовремя…

— Ну, дорогая, если это у вас всегда, то я ничего не имею против, а мне пора. До свидания, Джералдин.

Уже у самой двери я услышал: «Я буду помнить о тебе, Лемми».

— Попробуй только забудь! — крикнул я, уже выскакивая в коридор.

Таксист мигом доставил меня до Пикадилли Серкус. Из-за туч, которые закрывали луну, доносился нарастающий гул немецких бомбардировщиков. Запоздалые прохожие спешили укрыться в бомбоубежище, но мне и в голову не приходило, что какой-то немецкий гад может меня прихлопнуть!

Вот и гараж. Открыв своей отмычкой дверь бокса, где стоял «бентли» Монтаны, я зашел внутрь и включил карманный фонарик. Машина отсутствовала, но не она была мне нужна. Я продолжал искать, пока луч фонаря не высветил на стене корявую карандашную фразу: «банденхолл ето меж уинчелси и фарлайтом».

Я пулей выскочил из гаража и промчался не останавливаясь до самой Корк-стрит, а дальше, до ее пересечения с Риджент-стрит плелся еле-еле, поминая недобрым словом курево, погубившее легкие.

Задыхаясь, я вышел на угол, где увидел две машины. Одна была до отказа забита копами, около второй мерз штатский.

Он встрепенулся, увидев мое удостоверение, и с чувством поднес руку к шляпе, посочувствовав моему жалкому виду.

— Благодарю за любезность, старина, — сказал я ему. — Есть чем писать?

Он кивнул.

— Пишите: «Бэнден Холл», между Уинчелси и Фэйрлайтом». Готово? Да, вот еще, — я достал полученный от Крича пакет. — Спрячьте это как следует и без оглядки чешите в Ярд к Херрику. Он в курсе дела. И упаси вас Бог угодить под бомбежку! Да, стойте, карта окрестностей Лондона у вас есть?

— Карта в машине, сэр! — проговорил обалдевший от моего напора штатский, но я уже подсвечивал фонариком лежащую на сиденье карту, определил, что это место находится — ого-го! — в шестидесяти трех милях от Лондона, на побережье. Факт этот наводил на некоторые размышления, но я надеялся, что и Херрик обратит на него внимание.

Я почти окончательно запутался в бесконечных сельских тупиках, но меня спас полицейский патруль. Луна мне не помогла, зато она была на руку сволочам из «Люфтваффе» — восточные окраины Лондона горели.

Проклиная мерзавца Крича, которого черт дернул забраться в такую дыру, я развернул машину и покатил назад. Через семь миль мне удалось разыскать незамеченный ранее поворот на лесную дорогу и через каких-нибудь четверть часа я оказался на месте.

Перед воротами было открытое место, и я оставил машину подальше, хорошо помня, как легко обнаружил Зокка мой приезд в «Казино Лодж».

Прячась за кустами, я дошел до высокой ограды и в ее тени до той ее части, которая примыкала к берегу, скрытому туманом. Здесь, словно для меня, росло кривое дерево. Взобраться на него было пустяком, но тут возникло осложнение. По другую сторону ограды были заросли акации. Перекрестившись, я прыгнул в них.

Упругие колючие ветви сохранили мои бедные кости от переломов и вывихов, но мои брюки превратились в лохмотья, а кисти рук в одну кровоточащую ссадину. Вдобавок я как черт перемазался в грязи.

Проверив карманы и кобуру, я двинулся дальше. Прежние хозяева усадьбы были, видно, любителями садоводства, и мне пришлось поспотыкаться между клумбами и грядками и цветниками, прежде чем я вышел на вымощенную каменными плитами аллею, которая вела к самому дому.

Пользуясь прикрытием высоких решеток трельяжа, густо увитых плющом, я незамеченным добрался до стены, прижался к ней и огляделся по сторонам.

Вокруг было тихо, если не считать рокота морского прибоя — до моря было рукой подать. Мне было совершенно все равно, куда идти, и я повернул направо, но в это время за спиной послышалось негромкое посвистывание и легкий металлический стук.

Я на цыпочках прокрался вдоль стены и осторожно выглянул из-за угла. Отсюда мне хорошо была видна асфальтированная площадка, на которой стояли две машины, капот одной был открыт, машину я узнал сразу — это был «бентли» Монтаны.

Передняя дверца открылась, и показалась голова в шоферской фуражке. Джулио Паоло! Он вылез из машины, что-то весело насвистывая, очевидно, скоро ему придется сменить репертуар.

Я спрятался за угол и закурил. Его ухмыляющаяся рожа мне не понравилась. Что если парень ведет двойную игру и надпись на стенке гаража — ловушка? Будь что будет, но выбора у меня нет.

— Эй, Джулио!

Шофер повернул голову на голос, но ничего не увидел. Тогда он нерешительно потоптался, закрыл капот мотора, в котором только что копался, но, взяв себя в руки, крикнул в темноту:

— Ну, кто там, выходи!

— Сам иди, дурак! — прошипел я ему и помахал зажженной сигаретой. — Иди, не бойся!

Джулио положил на подножку машины инструмент, протер руки ветошью и двинулся в мою сторону.

— А-а, ты, я уж подумал, что не придешь и решил действовать без тебя. Хотел было записочку оставить, да не вышло.

— Что такое?

— У меня был уговор с хозяйкой, чтобы привезти ее сюда. А тут, будь он неладен, появился Крич и сказал, что Монтана не придет, повезешь, мол, вместо нее меня. И смеется, черт кривой! Пока я собирался, глаз свой единственный не спускал, следил, гад. Вот я и не смог… А когда спустился в гараж, он остался наверху, и я накарябал на стене… Ты — молодец, правильно понял.

— Кто в доме, Джулио?

— Зокка, ты его знаешь. Ну и Крич, конечно. Кажется еще изобретатель. Да, Кошен, я ведь спросил Крича про брата.

— Ну и что узнал?

— Представляешь, что мне ответил этот гад?

Дескать пока его не было, Мандейхид бомбили немцы. В клуб угодила бомба, Карлетту с Фриско в больницу забрали. К брату врачи не пускают, а к ней поезжай, хоть завтра, она тебе расскажет подробности и… — Джулио сверкнул глазами. — Я понял, что он имел в виду. Он, скотина, думает, что если я малограмотный, так и газет не читаю и радио не слушаю? Не бомбили немцы Мандейхид, на что им сдался этот городишко? Я малость еще сомневался, Кошен, извини, но теперь вижу, что за встречу с Карлеттой приготовил мне этот гад! Я его…

— Пока не стоит, — перебил я его. — Ты мне лучше скажи: как можно незамеченным попасть в дом?

— Просто. Пойдешь вдоль стены, увидишь маленькую дверь. Она не заперта. За ней будут две лестницы. Нижняя на кухню. Поднимись по верхней, иди по коридору, в конце его будет длинный балкон, а под ним большая комната с книжками. Крич сейчас там со своими дружками заседает…

— Знаешь, Кошен, если бы ты не пришел, так я бы им сам подлянку устроил: рулевую колонку «бентли» подпортил. Стоит им вывернуть баранку — отправятся прямиком к Карлетте. Тут за лесом подходящий поворот у мостика, а дорога сюда только одна…

— Сюда, может, и одна, а вот отсюда можно и морем. — Мысль о подозрительном соседстве усадьбы с побережьем не давала мне покоя. — Ты приведи машину в порядок и езжай в Лондон, как приедешь в Скотленд-Ярд, иди к старшему инспектору мистеру Херрику или, если его не будет, к заместителю комиссара мистеру Стривенсу. Запомнил? Расскажешь им все как есть и можешь быть свободен. Ну, разве что, вызовут в качестве свидетеля.

— Ладно, подумаем, — с недоверием взглянул на меня Джулио.

Я похлопал его по плечу и двинулся вдоль стены в указанном направлении.

Маленькая дверь была приоткрыта, за ней начинались две лестницы — вниз и наверх, как и говорил Джулио. Поднявшись на десять ступеней, я пошел по длинному коридору, освещенному из высоких окон лунным светом. Заканчивался коридор дверью, из-за которой слышались мужские голоса.

Осторожно потянув ее на себя, я переступил порог и оказался в галерее, проходившей по периметру верхней части большого зала. Это была библиотека, о чем свидетельствовало множество книг на стеллажах. Нынешние хозяева, по всей вероятности, не баловались чтением, огромное количество пустой посуды из-под спиртных напитков указывало на другое увлечение. А сами они располагались вокруг большого круглого стола, посреди которого красовалась целая батарея початых и еще не тронутых бутылок. Зал освещался свечами в нескольких пятирожковых подсвечниках.

Опустившись на пол галереи, я разглядывал сквозь перила сидевшую внизу компанию: Крича, Зокка и бедного Уиттекера.

Они, видно, только что закончили какой-то спор, а тут вошел Джулио, и, указав большим пальцем правой руки через плечо, что-то тихо произнес. Я понял, что приехала Джералдин. Джулио удалился, и в дверях появилась рыжеволосая красавица.

Крич шагнул ей навстречу.

— Добро пожаловать в «Бэнден Холл», мисс Уорни, — кривляясь, произнес он. — А где фунты, а где стерлинги?

Джералдин с презрением кинула ему портфель:

— Подавитесь!

Обойдя его, как дохлую нечисть, она приблизилась к Уиттекеру.

— Элмер, ты свободен! Уедем скорее отсюда.

Уиттекер остался на месте, его лицо скривилось в странной усмешке. Он ничего не ответил Джералдин, зато в разговор влез Зокка.

— Во, кретинка, — хихикнул он, — она ничего не знает? Элмер, ты сам ей расскажешь или я объясню?

— Сам, — сказал. Уиттекер, — теперь ее пора просветить.

— Просветить? Что все это значит, Элмер? — спросила она ледяным голосом.

Крич издевательски расхохотался, Зокка, схватившись за живот, ржал, а Уиттекер, ухмыльнувшись еще шире, потянулся за сигаретами.

— Видишь ли, дорогая, должен сказать тебе, что я вовсе не являюсь несчастным заложником. Это просто маленький розыгрыш со стороны моих друзей — Карло Панцетти и Билла Крича. Теперь, когда все позади, мы предпримем с тобой свадебное путешествие вместе с ними во Францию. Только не говори мне, что там сейчас немцы, — это отличные ребята, гораздо лучше Кошена и прочей федеральной дряни.

На Джералдин было жалко смотреть. Она широко открыла рот, а в глазах стояли слезы.

— Боже мой, — пробормотала она, — и это говоришь ты… Как ты изменился, однако.

— Если и изменился, то в лучшую сторону, — помахивая сигаретой, сказал Уиттекер самодовольно. — Это гениальная идея — загнать чертежи пикировщика британскому льву, с которого фюрер все равно сдерет шкуру, а потом продать свой ум великой Германии. Ждать осталось недолго. — Он посмотрел на часы.

Джералдин будто парализовало. Она только переводила взгляд с Уиттекера на Крича, не в силах произнести ни слова.

— Боже мой! — наконец с трудом вымолвила она. — Ты же не такой, Элмер… Скажи, что это просто шутка…

Уиттекер самодовольно усмехнулся:

— Ты не очень разбираешься в человеческой психологии, крошка. Наивность — лучшее украшение женщины, но в военное время это непозволительная роскошь. Лучше слушайся меня — и все будет в порядке, ты ведь не сердишься на меня за то, что я связался я этой дурой Карлеттой? Это все пустяки, я всегда помнил о тебе, подойди и поцелуй меня.

— Это потом, Элмер, — перебил его Крич, — времени в обрез, а надо поделить денежки.

Он вывалил на стол содержимое портфеля и, любовно поглаживая банкноты, стал делить пачки на три неравные части.

— Элмер, это тебе, а это — Фредди, а вот — моя доля. Видите, друзья, все честно!

— А Монтане?! — вскричал Зокка.

— Ей они и нафиг не нужны, — заржал Крич. — Ее взяли на содержание английские джентльмены из Скотленд-Ярда. А ты, Фредди, выйди во двор к Джулио, который дожидается своей доли, и рассчитайся с ним, чтобы он не томился зря.

— Понял, — хитро прищурился Зокка, — расчет он получит полный, все будет путем, шеф.

Пора было начинать, нельзя же допустить, чтобы эти сволочи убили шофера, который здорово помог мне, но наверняка не послушался моего совета и не убрался отсюда.

Выхватив люгер, я сиганул вниз. Мое появление вызвало шок у негодяев, а моя рыжая красавица сразу ожила.

Первым опомнился Зокка, мгновенно рванувший из кармана пистолет. Но он не успел опустить предохранитель, что позволило мне пустить в дело люгер, и стены библиотеки потряс нечеловеческий крик. Зокка выл, держась за прострелянное плечо, а его пистолет валялся на полу.

— Возьми браунинг, Джералдин, и скорей ко мне. А вы, мальчики, сядьте на пол — и ни трепыхайтесь, не то ваше шевеленье перейдет с предсмертные судороги.

Итак Пара Палок заставил меня сделать ему маленькое кровопускание, а я обещал Херрику, что обойдется без этого.

Троица с ненавистью смотрела на меня в полной тишине, изредка прерываемой всхлипом Зокки.

— Что-то вы приумолкли, друзья. Вспомни, Билл, как ты был оживлен минуту назад, когда делил деньги. Только там мелочишка — лишь верхние купюры настоящие, остальные — фальшивки. Стоило ли так суетится ради нескольких фунтов? Начал с мелочевки — ею и кончил.

Джералдин не сдержалась и хмыкнула.

— Развеселилась? А ведь чуть не попала в такую переделку, что было бы не до смеха. Сколько раз я говорил тебе, глупенькой, что Элмер подонок? А ты все не верила. «Ребенок, большой ребенок», — передразнил я ее. — Теперь ты видишь, что он большой гад?

Я снова повернулся к Кричу.

— Помнишь славный вечерок в клубе «Мэллендер»? Я ведь еще не отбил твою подачу… Получи свое.

После моего удара Крич выплюнул тройку зубов, а я вытер люгер носовым платком и продолжал:

— Это только разминка. Сиди и жди продолжения.

— А ты что притих, гаденыш, — обратился я к Уиттекеру. — Пришла твоя очередь.

— Нет, нет, Лемми, не надо, — остановила меня Джералдин. — Может быть, он не так виноват, как ты думаешь: его заставили. Ведь Элмер всегда был далек от политики, его интересовали только женщины и самолеты.

— Далек? — я чуть не задохнулся от возмущения. — Да этот подонок был законченным наци еще до знакомства с тобой. По сравнению с ним Панцетти и Крич просто шестерки. Их убогого воображения хватало только на всякую мелочь вроде взрыва бомбы в «Лоурелл Лоун» или на то, чтобы, сперев чужие документы, разыгрывать тебя, наивную девчонку. А вот главная идея принадлежала с самого начала ему!

Развернувшись, я врезал Уиттекеру. У того из носа хлынула кровь, но Джералдин теперь не возражала. Я продолжал, обращаясь к Уиттекеру:

— Ты, сволочь, думал, что мы ничего не знаем? Как бы не так! Ты, адольфова подтирка, держал меня за полного идиота, когда я вроде не поверил, что настоящий Уиттекер — это ты! Ха-ха! Я с самого начала понял, кто передо мной. Неужели ты мог предположить, что у меня нет описания твоих примет? Если расчет строился на этом, то ты кретин, а тут еще Монтана тебе подгадила насчет инъекций наркотиков. Так? Она дала мне повод не поверить тебе. Зачем, спрашиваешь? Да чтобы ты мог закончить чертежи, но уже не для своих дружков немцев, а для нас. Ты будешь гнить в тюрьме, а английские ребята в это время будут бомбить твоего фюрера с твоего же пикировщика. Как тебе это понравится? Дурак!

— Сам дурак! — нагло ответил Уиттекер. — Фиг вам, а не пикировщик. Основные чертежи я давно уничтожил вместе с синьками, остался единственный экземпляр, и вам его в жизни не найти! А то, что ты получил от Билла, в одиночку летать не будет! Ты говорил Монтане, что за чертежи можно запросить гораздо больше? Так вот, я поднимаю цену вдвое против прежней! Купи, если хочешь. Не падай духом, Билл, мы еще поторгуемся.

— Верно, черт побери! — ожил Крич. — что скажешь, легавый?

— Смотри, Джералдин, — повернулся я к рыжей девочке, которая тревожно посмотрела на меня. — Смотри и запоминай, другого случая может быть и не представится. Перед тобой — компания законченный идиотов. Они не знают, что Панцетти уже благополучно кукует на нарах, а чертежи переданы по назначению — ребятам в военно-морское министерство. К документации остается присобачить только то, что вы, кретины, отдали мне три часа назад.

Рожи моих собеседников вытянулись.

— Что приуныли? — насмешливо спросил я. — Надо было раньше шевелить мозгами. Вы ведь не только меня хотели наколоть, но и Панцетти. Ай-яй-яй, как нехорошо! Бросить такого парня на произвол судьбы! Мало того, что вы на мелочах изговнили весь замечательный тактический план, который он разработал, но еще и его самого посадили в лужу. Когда ему пригрозили пожизненным заключением и он выдал нам чертежи, то, думаю, не срока испугался, а просто осерчал, что влип из-за вас. Сообразить это было нетрудно: полиция могла выйти на него или из-за ваших идиотских просчетов, или по прямой наводке. Вы слишком много трепались о вездесущем кровавом Панцетти. Решили, что мы бросились искать его по всей Англии, а сами вы в это время успеете обстряпать свои делишки. Нет, чижики, я сразу понял, что Панцетти в Штатах, а здесь орудуют птички невысокого полета. И в этом была его роковая ошибка: полководец должен непосредственно руководить сражением, а не, ограничившись общими указаниями, отсиживаться где-нибудь за-бугром, в данном случае — за океаном. Кроме того, он слишком понадеялся на вас, вероятно, не мог предположить, что на свете существуют такие кретины. Вы даже отвергли гарантии безопасного бегства, полностью положившись на своих немецких дружков.

Я умолк и закурил сигарету, продолжая одновременно держать их на прицеле. Впрочем, ребята вели себя смирно: Зокка по-прежнему ныл, баюкая плечо, а Крич с Уиттекером обменивались враждебными взглядами, забыв о том, что после драки кулаками не машут.

Тишину нарушил какой-то странный звук, он доносился со стороны моря. Сомнений не было: это стучали зенитные корабельные автоматы.

Джералдин вопросительно посмотрела на меня, Зокка — на Крича, который страдальчески сморщился, а внезапно побелевший Уиттекер — на часы. Я улыбнулся и сказал:

— Все, приятели, накрылся ваш гидроплан, или на чем вы там собирались удрать… Ну да ничего, сейчас мы решим вопрос с вашей транспортировкой.

Словно в подтверждение моих слов, дверь открылась и в зал вошел седой джентльмен в сопровождении дюжины здоровенных парней.

— Позвольте представить мистера Херрика, — я сделал широкий жест рукой. — Он приехал примерить вам браслеты.

Крич вдруг вскочил и кинулся мимо меня к простенку между двумя стеллажами. От удара корпусом открылась имевшаяся там потайная дверь, и Крич скрылся. Джералдин вскрикнула, а Херрик флегматично заметил:

— Далеко не уйдет…

Зокка, кинувшийся было за Кричем, чтобы дать деру, услышав слова Херрика, рухнул на пол, а Уиттекер даже не пошевелился.

— Ну как, маленький наци, — усмехнулся я, — уголовная карьера не удалась? Хотя, по мне: что бандит, что нацист — один черт, и большой нацист и уголовник Адольф кончит так же, как и ты!

В зал вошел полицейский сержант и обратился к Херрику:

— Сэр, мы только что связались отсюда по телефону со штабом береговой охраны графства. По вашему указанию, сэр, они направили сюда сторожевик, и он артиллерийским огнем сбил неприятельский гидросамолет.

Я взглянул на Уиттекера: он сидел бледный от ярости, сжав кулаки.

В это время сержант виновато добавил:

— Извините, сэр, мы упустили одноглазого…

— Ах вы, растяпы, — вскричал я.

— Да, мистер Кошен, — сержант смущенно повернулся ко мне. — Мы не сумели взять его живым. Оказывается, перед домом его подстерегал какой-то тип в шоферской фуражке и уложил наповал гаечным ключом.

Мы с Херриком переглянулись — кровная месть: Джулио Паоло отомстил Кричу за своего брата Фриско, которого тот продал полиции.

Джералдин подошла ко мне и тронула за плечо:

— Лемми… Что бы вы хотели услышать от меня и что вы тогда не успели сказать?

Вопль Уиттекера заглушил ее последние слова. Он рвался из рук двух дюжих полицейских.

— Подлая тварь, изменница! — орал он. — Не желаю видеть эту дрянь! Копы проклятые, выведите меня отсюда!

Его и ухмыляющегося, несмотря на рану, Зокка вывели, а я убрал в кобуру не нужный в эту минуту пистолет.

— Не говори ничего, дорогая, — я обнял Джералдин, и она закрыла глаза.

Через минуту она открыла их, обвила мою шею руками и поцеловала.

— А что ты скажешь Элмеру, а он тебе? — гладя ее золотые волосы, спросил я. — Не боишься, что его это опять расстроит?

Сзади послышалось деликатное покашливание, я повернулся и увидел Херрика.

— Нет, вы не джентльмен, Лемми, — сказал он серьезно. — Ваши жуткие манеры может и годятся для преступников, но никак не для дам.

— Ну нет, Херрик, — заступилась за меня Джералдин, еще сильнее прижимаясь ко мне. — Дамам его манеры очень нравятся.

3

Когда-то я смеялся над одним парнем, большим любителем лирических стихов и картин. Этот тип говорил, что нет ничего лучше ночного осеннего пейзажа в южной части Англии, хотя сам никогда не бывал дальше Таксона в Аризоне, где сидел на своем ранчо среди кактусов и гремучих змей.

Может быть, я тогда был прав, рассказывая ему с восторгом о свежести промозглого ветра с дождем и снегом, завывающего в вершинах деревьев, одиноко стоящих в пустынной местности.

Сейчас я думал иначе. Поля, залитые волшебным лунным светом, серебрившаяся лента шоссе, кустарник, оживающий от ночной прохлады — все приводило меня в восхищение настраивало на лирический лад. Я решил полюбоваться этим зрелищем и поставил свой «остин» под огромный раскидистый дуб.

Джералдин, дремавшая на моем плече, проснулась, и к моим восторгам прибавились восторги моей рыжеволосой подруги.

— Здесь великолепно, Лемми! Особенно после того, как ты освободил меня. Я даже не знаю, что со мной было бы, если… Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Элмер увез бы тебя к немцам, а они попытались бы завербовать тебя, но так как это вряд ли удалось бы им, тебя бы уничтожили…

Джералдин вздрогнула.

— А почему ты сразу не сказал мне, что Уиттекер — нацист?

Мне совсем не хотелось обсуждать сейчас эту тему, потому я был кроток:

— во-первых, я сам не был в этом уверен до конца. А, во-вторых, разве упрямая рыжая девочка поверила бы мне? И очень вероятно, что из-за своего упрямства ей бы пришлось расплачиваться за чужую игру…

— Да, у мужчин очень жестокие игры. Я больше не буду играть в них.

— Смотря как к этому подойти. Некоторые девушки обожают играть в «поддавки», причем их партнеры не знают об этом. А высшее наслаждение и те и другие получают в момент расплаты за игру…

— Очень интересно, Лемми. Ты научишь меня этому?

— Да, моя милая, — сказал я, обнимая ее. — И не будем этого откладывать ни на минуту.