Глава 28


Я забралась на стену, туда, где ходили часовые. И поглядела на насыпную дорогу — единственный безопасный путь из Шии Ду. Я стояла на стене и смотрела, пока рыжие волосы Эйслинг и кожаные шлемы ее охраны не скрылись вдали. Потом я спустилась в кухню, забрала сына и покормила его. Я снова посадила его к себе за спину, готовая к дальнему путешествию. Снаружи, во внутреннем дворе, меня ждал Эамон.

— Я было хотел понаблюдать за нашей маленькой игрой лично, но что-то я не в настроении, — заявил он. — Не беспокойся, мои люди получили указания и позволят тебе спокойно бродить по замку. Если тебе понадобятся ключи или сильные руки, чтобы раскрутить парочку болтов, тебе стоит лишь попросить, тебе помогут… А ведь тебе нравятся такие приключения, а, Лиадан? Мне говорили, ты в прошлый раз шныряла по замку, как течная кошка. Ну, иди. До заката не так уж долго осталось. И, кстати, сделай что-нибудь с этой своей птицей, а? Если она еще хоть раз спикирует на кого-то из моих солдат, то окончит жизнь в мясном пироге.

Пока он говорил, мы шли через двор. Фиакка пролетел над нашими головами и уселся на оглобле пустой телеги.

— Ну, ступай, — повторил Эамон, словно отправляя прочь непослушного ребенка.

Я совершенно не сомневалась, где надо искать, и боялась увидеть то, что найду. Мгновение я колебалась, потом взглянула прямо в светлые, мудрые глаза ворона.

«Лети, — мысленно сказала я ему. — Приведи мне помощь. Лети прямо сейчас. Помощь нужна мне до заката».

И он улетел, быстрый, как пущенная из лука стрела, черной молнией рванулся в небо и помчался на юг. А потом я подобрала юбки и пошла вниз, в туннель, вперед, навстречу тьме.

Думаю, охранникам пришлось со мной нелегко. Они получили приказ и обязаны были ему подчиняться. Но они постоянно переглядывались и что-то бормотали себе под нос, пока я, изо всех сил сжимая зубы, чтобы не разреветься, шарила по их подземным коридорам, осматривая одну темную камеру за другой, и пыталась унять тяжелые удары сердца и успокоить дыхание, нигде ничего не находя.

— Где они? — спрашивала я. — Скажите мне! — Но они только шаркали сапогами и молчали. Крашеному нечего было ждать от людей Эамона, кроме страха и ненависти.

За уже известными мне маленькими камерами я обнаружила закрытую на железный засов дверь. Я попросила помощи и высокий седой охранник с мускулами, похожими на туго скрученные канаты вышел вперед и открыл ее для меня. За дверью оказались ведущие вниз истертые ступени.

— Мне нужен светильник. — Джонни у меня за спиной ворочался, ему надоела теснота. Он только недавно научился сам передвигаться и с нетерпением ждал новых путешествий. Нет, пока мне нельзя думать ни о Джонни, ни о пути через топи. Я буду думать только о том, что нужно сделать сейчас, немедленно.

— Лорд Эамон ничего не говорил о светильнике.

— Мне нужен свет. Там темно, как в могиле. Я могу упасть и сломать ребенку шею. Вы готовы рассказать эту историю женам сегодня за ужином?

Никто не двинулся. Я мрачно подобрала юбки и начала спускаться. Одна ступенька. Вторая. Было так темно, что я не видела собственных ладоней перед лицом.

— Вот, миледи.

По каменным стенам заплясал свет. Седой охранник шел на одну ступеньку позади меня и нес в руках маленький светильник. Я протянула руку.

— Я сам понесу его для вас. Следите за малышом, ступени здесь старые и ненадежные.

Я насчитала десять ступенек, и прошла по узкому коридору глубоко под землей. Стояла мертвая тишина. Возможно, здесь и жили крысы или какие-нибудь насекомые, но сейчас они все попрятались. Тусклый свет выхватывал из темноты железные кольца, вделанные в заросшие паутиной стены. В конце прохода обнаружилась еще одна дверь, скорее даже решетка, запертая тяжелой цепью. Воздух вокруг был совершенно неподвижен.

— Миледи, — заговорил охранник, очень тихо и неловко. — Эти люди — бандиты, им самое место на помойке. Вы бы лучше бросили их и спасали себя и мальчика. Вам никогда не перебраться через болота. Пойти туда — все равно, что убить и себя, и ребеночка. Оставьте это. Тогда мы проводим вас до дома. Никто из нас не хочет, чтобы ваша смерть оказалась на нашей совести.

— Дай мне ключ, — сказала я, и он молча вложил его мне в руку.

За решеткой находилась крохотная камера, в которой я нашла Альбатроса. Я услышала его дыхание за секунду до того, как светильник озарил болезненно посеревшее лицо чернокожего. Широко раскрытые глаза его посветлели от лихорадки и смотрели бессмысленно. Одежда была грязной и изорванной. Руки его скованы над головой в запястьях, он фактически висел на них и не мог двинуться. Ладони Альбатроса были небрежно обмотаны липкими, вонючими тряпками.

Я сжала зубы и подошла ближе.

— Освободите руки этого человека, да побыстрее!

— Лиадан, — прохрипел Альбатрос, когда стражник потянулся к его кандалам. Потом, когда кисти рук внезапно обрели свободу, он резко втянул в себя воздух и руки его безжизненно повисли вдоль туловища.

— Тебе будет очень больно, когда вернется чувствительность, — сказала я, глядя, как он, тяжело дыша, оседает на пол. — Сейчас у нас нет времени. Мы должны выбираться отсюда. Где Бран? Где командир?

Альбатрос слабо помотал головой. Он не знал.

— Вы должны знать! Кто-то из вас должен это знать! Мы должны выбраться отсюда до заката!

— Я могу… идти. Могу… двигаться. — Альбатрос встал на четвереньки, потом на колени и наконец, шатаясь, поднялся во весь рост.

— Готов… пошли.

— Отлично, Альбатрос. Очень хорошо. Посмотрим, сможешь ли ты обнять меня рукой за плечи… осторожно, у меня за спиной ребенок… вот так. Я тебе помогу.

Я повернулась к охраннику.

— Скажи мне, где он. Пожалуйста. Ты что, хочешь, чтобы мы все умерли еще до заката?

Но охранник молчал и холодно следил за неровными, шаткими попытками Альбатроса идти. Воздух вокруг нас был густ и неподвижен. Каждый вдох давался с трудом. Джонни хныкал. Выберись мы отсюда прямо сейчас, и у нас до заката останется еще немного времени. Возможно, даже удастся до сумерек уйти за пределы видимости. Я могу искать и искать здесь бесконечно, пока не станет слишком поздно — и все равно никого не найти! «Отправьте этого выродка во тьму. Там ему самое место», — всплыло у меня в голове.

— Лучше бы нам вернуться, — пробормотал охранник.

— Еще рано, — ответила я. — Не двигайтесь. И молчите.

Дело в том, что я его услышала! Слабый крик в темноте, ощущение ужаса и отчаянного напряжения воли, чтобы вынести невыносимое. «Где ты?!» — Не знаю, может у меня разыгралось воображение, а может, я действительно слышала этот крик потерявшегося ребенка, звучавший в моем мозгу с того самого дня, когда я наконец узнала правду о Крашеном.

Я мысленно прошептала в темноту: «Я здесь. Ответь мне».

Тишина. Беспомощная, наводящая дрожь тишина.

«Протяни мне руку, Джонни. Я помогу тебе. Покажи мне, где ты, — я обращалась не к сыну, мой малыш, к счастью, молчал, тепло прижимаясь к моей спине. Альбатрос оперся о мое плечо, и я почувствовала, как он дрожит от напряжения, пытаясь держаться прямо и дышать тихо-тихо, чтобы я могла слушать. — Где ты?! Протяни мне руку! Еще хоть чуть-чуть! Ближе ко мне!»

Ни звука в ответ. Ни в этом мире, ни в сумрачном царстве разума. Но я все равно поняла. Я вдруг все поняла. Я вышла через решетчатую дверь. Альбатрос хромал со мной рядом, а охранник шел сзади, нес лампу и хмурился. На полпути по узкому подземному коридору я замерла.

Его было едва видно. Отличная, чистая работа: колодец, вровень с полом. Его существование выдавала только тонкая трещина и небольшое углубление в камне, за которое, видимо, поднимали люк. Предок Эамона и впрямь обладал необыкновенно богатой фантазией.

— Открой люк.

— Это не под силу одному человеку.

— Чума на тебя, открывай! Сходи за помощью, если нужно. Да поскорее!

Они двигались медленно, ужасно медленно, а я ждала, дрожа от напряжения. «Держись, — твердила я. — Я здесь. Осталось недолго»,

Люк оказался тяжелым. Кусок скалы в пядь толщиной. Механизм, похоже, был хорошо отлажен и содержался в отменном состоянии. И все равно, понадобились силы двух здоровых мужчин, чтобы его поднять. Наконец, крышка открылась.

— Дай мне лампу, — приказала я, и охранник вложил ее мне в руку. Я поставила светильник на край квадратного отверстия и заглянула внутрь.

Там было очень тесно. Места едва хватало, чтобы не очень высокий мужчина поместился внутри, прижав колени к подбородку и закрыв руками голову. Воздух хоть и поступал туда, но едва-едва. И никакого света. Никакой возможности двигаться. Могила, в которой человек может прожить… некоторое время. Как долго — зависит от его внутренней силы. Если изредка извлекать его на поверхность, кормить и давать отдышаться, а потом снова совать сюда, он может прожить достаточно долго, чтобы изрядно развлечь своего мучителя.

— Бран? — Ожидать ответа было безумием. Он казался мертвым. Смертельно бледный, скрученный, недвижный. — Тащите его наверх. Быстро.

Они послушались, поскольку получили приказ помогать мне, до определенной степени, конечно. Но никто не приказывал им обращаться с пленниками бережно, так что когда обмякшее, все еще свернувшееся в клубок тело извлекли из этой норы и шмякнули у моих ног, у него прибавилось несколько синяков. Я встала перед ним на колени и Альбатрос, тихо ругнувшись, опустился рядом со мной.

— Он жив, — сказала я, ощупав основание шеи, где едва-едва бился пульс, и вслушиваясь в слабое, неимоверно слабое дыхание. Лампа давала очень мало света, но я видела, что он весь в кровоподтеках, и что на голове у него запеклась кровь, сквозь которую уже проросли короткие каштановые волосы.

— Удар по голове, — пробормотал Альбатрос. — Очень сильный. Чем-то тяжелым. Чуть не… прикончил его. Что теперь?

— Теперь пора отсюда выбираться, — твердо сказала я. Глаза у меня пекло от слез, а внутренний голос без устали повторял: «Дыши, Лиадан. Будь сильной. Крепись», — Потом посмотрим.

Я повернулась к охранникам.

— Поднимите этого человека и несите наверх. Да поосторожнее. Вы и так причинили ему довольно вреда. Выводите нас наружу.

— Вреда? Для таких, как он, любого вреда мало, — прорычал второй охранник, и они грубо подхватили скрюченное тело Брана с земли и потащили наверх по ступенькам, оставив нас выбираться самостоятельно. Я поддерживала Альбатроса и несла лампу. Наконец мы выбрались в широкий подземный коридор, где ярко горели факелы. Так ярко, что у меня заболели глаза, а Альбатрос закрыл лицо изуродованной рукой. Охранники стояли и молча наблюдали за нашим неуверенным продвижением.

— Нам приказано отвести вас к краю болота и оставить там.

— Ну так и выполняйте, — ответила я.

Тело Брана безвольно, как куль с мукой, висело между двух солдат, один из которых держал его за плечи, а другой подхватил под колени. Голова его свесилась на бок. Он был весь — сплошная рана, ни одного живого места. Остатки одежды задубели от крови и грязи. Джонни весело гукал, радуясь свету и голосам.

— Пошли, — сказала я Альбатросу. — Вниз. Ты знаешь, куда. Там мы окажемся предоставлены сами себе.

— Самим себе, — повторил он, и я задумалась, как много он понимает, продираясь сквозь жар и нестерпимую боль в руках. На обеих не хватало пальцев, это было видно. Сколько осталось — скрывали повязки.

— Перейдем, — с трудом выдавил он. — На другую сторону.

Пока мы ковыляли по подземному переходу, шли наружу мимо рычащих псов и брели вокруг холма по узенькой тропинке у самого края воды, я заставила себя взглянуть на имеющиеся у нас возможности. Если Бран придет в сознание и сможет идти… Если Альбатрос окажется в состоянии найти дорогу и лихорадка не очень затуманит его разум… Если Джонни будет сидеть тихо как мышка и не станет нас отвлекать… Если помощь подоспеет до темноты… то мы, возможно, останемся живы, и нас не подстрелят, как беглецов, спасающихся от правосудия. Если… слишком много «если». Мы остановились на северной стороне холма, солнце уже висело низко над горизонтом и дневной свет начал потихоньку меркнуть. Мне внезапно пришло в голову, что именно так и живут Бран с Альбатросом, что вся их жизнь состоит из подобных минут, когда шансы на успех кажутся ничтожными, и ты действительно должен быть лучшим, должен суметь найти выход из казалось бы безнадежной ситуации, открыть в себе нечеловеческий источник сил, чтобы просто остаться в живых.

— Вы уверены? — они снова бесцеремонно швырнули Брана к моим ногам, и высокий охранник, сделав шаг назад, тихо заговорил. Высоко на крепостной стене собралась толпа.

— Еще не поздно, даже сейчас. Бросьте эту падаль и идите с малышом домой.

— Вам пора уходить. — Я опустилась на землю и положила голову Брана себе на колени. — Не сомневаюсь, лорд Эамон захочет услышать ваш отчет.

— Спасите хотя бы ребенка. Вам не пережить этой дороги. Этот ублюдок все равно, что мертв, а другой и двух шагов не может пройти по прямой. Только ступите на эту тропу, и вы все погибните. А то, оставьте мальчика здесь. Мы за ним последим и доставим к вам домой в целости и сохранности.

В голове у меня вспыхнуло воспоминание: голос дяди Финбара, слова, произнесенные им совсем недавно. «У тебя есть ребенок. И ты хочешь заполучить мужчину… а тебе не приходило в голову, что ты, возможно, не сумеешь сохранить их обоих?»

— Мы пойдем по этому пути все вместе, — сказала я, словно про себя, ласково гладя Брана по бритой голове, где отрастающая каштановая поросль скрывала узоры. — Все вместе.

Охранник промолчал, и люди Эамона скоро удалились в крепость, все, кроме двоих охранников с собакой, несших патруль неподалеку. Мы стояли на границе темной, булькающей жижи. Бран беспомощно растянулся на земле, я сидела рядом, с ребенком за спиной, а Альбатрос стоял, вглядываясь в широкую полосу болот и дальние холмы на севере. Он слегка пошатывался.

— Змей, — пробормотал он. — Выдра. Ребята. На той стороне.

— Думаешь, если мы сможем перебраться, они нас встретят?

— Ребята. Перебраться. — Он переступил с ноги на ногу и внезапно осел на землю. — Голова. Прости. Руки.

— Я сделаю с ними что-нибудь, если смогу. Когда мы доберемся… когда будем в безопасности, я смогу уменьшить твою боль и дам тебе снадобье от лихорадки. Я послала за помощью, но не знаю, придет ли она. Альбатрос, ты меня понял?

— Понял, — эхом повторил он.

— До заката мы должны убраться отсюда. Как только зайдет солнце, лучники Эамона начнут стрелять и спустятся вниз с факелами. Мы можем идти только по этой тропе. Если Бран… если командир не придет в себя вовремя, я просто не знаю, что мы будем делать.

В этот момент Джонни решил громко заявить о себе. У меня не было выхода, мне пришлось снять его со спины, расстегнуть платье и покормить малыша. Похоже, разум Альбатроса был не вполне затуманен лихорадкой, поскольку он придвинулся к нам достаточно быстро, чтобы поддержать коленями голову и плечи Брана, пока я занималась ребенком. Джонни сопел у меня на груди, день догорал, бросая последние лучи на синие соцветия лаванды вокруг, тишина вокруг нарушалась только резкими криками цапель на болоте. Бран лежал неподвижно, как статуя воина на чьей-нибудь могиле, и я поняла, что больше не в силах сдерживать слезы. Что я наделала?! Почему я возомнила, что могу забыть о предостережениях Дивного Народа?! Я почему-то верила, что смогу спасти этих людей, смогу подарить новое будущее и им, и себе. Теперь, похоже, мы все погибнем, и Джонни вместе с нами! Уж его-то я могла спасти, если бы не моя идиотская гордость!!!

— Умирает, — вяло заметил Альбатрос. — Удар по голове. Не проснется. Он бы попросил прикончить его, если бы мог.

— Но он не может, — рявкнула я, забыв про слезы. — Это не ему решать. Он не может умереть. Я не позволю!

Альбатрос едва заметно усмехнулся.

— Нарушили устав, а? Подождите, доберется до вас Змей… — слова утонули в болезненном стоне.

— Альбатрос, нам придется попробовать.

— Я понимаю. Пошли. Я понесу. Я еще сильный.

— Не сомневаюсь. И ты знаешь дорогу, ты ведь вел мою сестру через эти болота. Но ты ранен и измучен, а он не сможет тебе помочь.

— Я еще сильный. Понесу.

— Тогда отправляться надо прямо сейчас, как только малыш наестся. Солнце садится быстро и, похоже, помощь не сумеет подоспеть вовремя.

Альбатрос что-то пробурчал и перевернул Брана на бок.

— Готов, — сказал он. — Тебе придется помочь. Руки. Не могу. Не сейчас.

И правда, невозможно схватить человека за руку, или за одежду, и взвалить себе на спину, когда руки у тебя в таком состоянии, как у Альбатроса. Он морщился от любого, легчайшего прикосновения.

Потихоньку, полегоньку. Иначе мы не могли. Ставить перед собой очень небольшую задачу и стараться не загадывать слишком далеко наперед, а то сердце наверняка уйдет в пятки и утащит за собой последние крохи отваги. Закрепить Джонни за спиной так крепко, как только получится. Благо, он заснул. Теперь наклониться, поднять плечи Брана с земли, постараться помочь Альбатросу подвести его собственные плечи под командира и удержать в таком положении. Ладони у Альбатроса ни на что не годились. Он мог поддержать вытянутой рукой, мог подтолкнуть коленом, но был не способен ни сжимать, ни хватать. Я еле удержалась, чтобы не закричать: «Да как же ты его понесешь?! А что если он свалится?!». Между нами говоря, мы сами уронили Брана трижды, пока Альбатрос с трудом поднялся на колени, а потом, шатаясь, встал, с закинутым на плечи другом — голова слева, ноги справа, руки болтаются. Собственные руки Альбатрос развел в стороны и согнул в локтях, искалеченные ладони в окровавленных повязках напряженно уставились в небо. Сверху, со стены, раздался взрыв издевательских аплодисментов.

— Отлично, — ободряюще сказала я. — Это правда, здорово, Альбатрос. А теперь надо идти.

Вокруг по всему болоту уже запели птицы, устраиваясь на ночлег в глухих уголках этой негостеприимной земли, приходившейся им родным домом. Закатное солнце окрасило озерца открытой воды в кроваво красный цвет.

— Пошли, — сказал Альбатрос. Мы посмотрели друг на друга и отвернулись. В его побелевших от лихорадки глазах я прочла правду: эта дорога ведет к смерти.

— Думаю, на том конце пути мы с тобой разопьем флягу чего-нибудь очень крепкого, — сказала я. Слова звучали уверенно, но меня выдавала дрожь в голосе.

А потом Альбатрос ступил в трясину. Его босые ноги очень осторожно двигались от одного пучка травы к другому. Вправо, снова вправо, потом влево. А я шла за ним след в след, высоко подоткнув юбки. Малыш милосердно молчал. Я чувствовала, что вся покрываюсь липким холодным потом. Я слышала собственное быстрое неровное дыхание, сердце стучало в ушах. Шаг. Еще шаг. Мы двигались вперед медленно, так медленно, что я не отваживалась обернуться, чтобы оценить, миновали ли мы уже ту черту, до которой опытный стрелок при свете факелов уверенно попадает в цель. А потом мы добрались до участка, где пучки сухой травы росли гораздо реже — на расстоянии прыжка взрослого мужчины или легконогой женщины, такой, как моя сестра Ниав. Как я прыгну, с ребенком?.. Я заколебалась, а Альбатрос, не оглядываясь, шел вперед, и я не могла закричать «подожди», из страха, что напугаю его, и он потеряет равновесие. «Ну же, скорее, Лиадан, — понукала я себя. — Давай, а не то он скроется из виду, и тогда…» Я прыгнула, неловко приземлилась, соскользнув ногой с мокрой травы. Я выставила руки в стороны, закачалась, восстановила равновесие. Вокруг меня в темно-коричневой трясине раздавались тихие чавкающие и булькающие звуки. Голодные звуки. Альбатрос двигался вперед довольно уверенно, хоть и небыстро. Шаг. Остановка. Еще шаг. Под весом безжизненного тела Брана он сильно наклонился вперед. Наверное, в таком положении ему очень сложно видеть дорогу.

— Лиадан? — его голос странно бесплотно зазвучал в окружающей пустоте.

— Я тут.

— Скоро стемнеет.

— Я знаю. — После заката, если не сгустятся облака, останется еще немного света. Но луна сейчас убывает, она светит слабо и взойдет поздно. — Мы должны делать все, что можем.

Он не ответил, просто снова шагнул вперед, я видела, как его босые ноги удерживают равновесие на этой непредсказуемой тропе, как он напрягает пальцы, как ступня примеряется к весу тела. Я видела, как даже сейчас, практически без рук, он все же умудряется осторожно контролировать груз на своих плечах и наклоняться то влево, то вправо, то вперед, то назад, чтобы не терять равновесия. Когда стемнеет, он уже не сможет найти для нас дорогу. И тогда вряд ли будет важно, насколько он силен и вынослив.

Света становилось все меньше, я начала чувствовать короткие уколы на руках и ногах, на лице и шее. Вокруг то возникало, то утихало тонкое жужжание. Тучи кусачих насекомых поднимались с мокрой травы и, без сомнения, были просто счастливы обнаружить столь сочный и обильный ужин. Джонни внезапно заплакал, громко и горестно. Я никак не могла ему помочь и его пронзительный, испуганный голосок звенел над болотами. А где-то далеко, ему вторил еще один звук. Глухой, неземной, похожий одновременно и на крик и на пение. Может, этот голос и правда предрекает чью-то скорую смерть, как сказал мне когда-то молоденький стражник? Я приказала себе не думать о глупостях. Но крик все еще звучал, звенел у меня в голове, вибрировал в болезненно влажном воздухе, гудел в кровавом свете зари вокруг нас. Плачь Баньши. Джонни надрывался. Впервые в его коротенькой жизни он закричал — а никто немедленно не прибежал ему на помощь и не обеспечил желаемое: сухие пеленки, заботливые руки, ласковые слова, мазь из ромашки и полыни, чтобы прогнать этих жужжащих тварей, которые без конца делают ему больно!

— Все будет хорошо, Джонни, — пробормотала я, пытаясь обрести равновесие на невероятно крохотной кочке… Не может же и в самом деле Альбатрос ождать, что я перепрыгну через это?! Слишком далеко. Это нечестно. Я не могу прыгнуть на такое расстояние с ребенком на спине. Если бы только Джонни перестал плакать. Если бы он только замолчал… Я вгляделась в сумрак. Альбатрос внезапно остановился на другой стороне широкого, зеркально гладкого пространства черной болотной жижи. Он стоял совершенно неподвижно, и я почувствовала, что у него закрыты глаза. Он что-то говорил, но слов я не разбирала. Он был слишком далеко. Вот сейчас я прыгну, приземлюсь где-то на полпути, и трясина проглотит и меня и малыша, и тогда все кончится. В горле у меня пересохло, а тело стало липким от пота. В голове стучало: «Я не могу… я не смогу…». И тут Альбатрос снова заговорил, на этот раз я его услышала.

— Лиадан? Ты еще здесь?

— Здесь. Но не думаю, что смогу…

— Помоги. Руки. Не могу держать.

Дана, помоги мне! Он не должен отпускать. Не должен! Неужели мы столько прошли и все зря?!

— Иду, — закричала я и прыгнула, заставляя тело перелететь через немыслимо широкое пространство. Я лишь чуть-чуть не долетела до большой сухой кочки, где стоял Альбатрос. Ноги погрузились в мягкую грязь, а туловище лежало на траве. Я крепко ухватилась за стебли, чувствуя, как трясина охватила мои ноги и тянет вниз. Джонни издавал дрожащие всхлипы, рассказывая мне горестную историю о том, что мир внезапно изменился, в нем все плохо и я срочно нужна ему, чтобы все исправить, и, пожалуйста, немедленно! Лицо у меня исказилось от неимоверных усилий, руки цеплялись за мокрые листья, тянули и, наконец, трясина издала неприятный чавкающий звук и отпустила меня. Я отползла от края кочки и встала на ноги рядом с Альбатросом. Свет почти померк, я едва могла разглядеть перед собой его лицо.

— Подними руки, — прошептал он. Я уже не видела его лица, но по голосу поняла, что ему очень больно. — Прими на себя его вес. Ненадолго. Отдых. Рукам.

Я встала позади него и снизу уперлась в безвольно обвисшее тело Брана. Потом Альбатрос попытался опустить руки, которые он все это время держал над головой, чтобы нести друга на плечах, но они затекли так сильно, что он вообще не мог ими двигать. Он с трудом подавил стон и медленно опустил перевязанные ладони. Теперь, когда мы стояли неподвижно, Джонни решил, что кто-нибудь наверняка скоро отреагирует на его жалобы, и закричал громче и настойчивее.

Альбатрос пошатнулся, потом снова обрел равновесие. Я ничем не могла помочь ему, пытаясь изо всех сил поддерживать Брана, чтобы он не упал. Нам ни за что не удалось бы поднять его снова, поскольку от любого неверного движения он бы скатился с этого крохотного участка сухой земли в бездонную трясину.

— Мы не можем идти дальше, да? — спросила я напрямик.

— Идти вперед. — Альбатрос пытался сгибать пальцы и шипел от боли. Попробовал согнуть руки в локтях и застонал. — Идти вперед… нет выбора. Как иначе?

— Мы не видим дороги. И ты же не можешь держать его бесконечно!

— Мы не можем стоять. Люди. Факелы. Идем… на другую сторону.

Но было темно, и мы не могли идти вперед.

— Наверное, тебе стоит опустить его вниз. — Сердце у меня обливалось кровью, но я заставила себя произнести эти слова, пусть это и значило признать, что мы проиграли. Идти вперед не имело смысла. Если Альбатрос потеряет сознание, а это с каждой минутой казалось мне все более вероятным, оба они умрут. И то же самое случится с Джонни и со мной. Без Альбатроса мы не сможем двигаться ни вперед, ни назад.

— Нельзя опускать. Никогда… не поднимем.

— Ладно. Дай я немного подумаю. Может, выход все же есть.

— Люди… факелы, — повторил Альбатрос, и теперь я едва слышала его шепот.

— Они не станут преследовать нас по болоту в темноте. — Эамон же сказал только: «Мы зажжем факелы» и «Мы будем стрелять». Ничего о погоне!!! — Или станут?

— Прислушайся, — ответил Альбатрос. И теперь, между всхлипами Джонни, странным бульканьем трясины, пронзительным кваканьем лягушек и бесконечным жужжанье насекомых я услышала голоса, довольно далекие, но постепенно приближающиеся. Оглянувшись назад, в темноту, я увидела огни, медленно движущиеся к нам по угольно-черной поверхности болота.

— Опусти его, — устало произнесла я. — Мы не можем двигаться дальше.

По крайней мере, раз уж предстоит умереть, я в последние минуты буду обнимать их обоих — Джонни и его отца. А рядом будет лучший в мире друг. Вокруг снова зазвучал зловещий вызов тихому бормотанию ночи — загробный, леденящий душу вой…

—…Сильный, — прошептал Альбатрос. — Я сильный. Стою. Понесу. — И он снова развел руки в стороны и согнул локти, чтобы удержать тело Брана. Джонни за моей спиной внезапно затих.

— Прости, — выдавила я. — Конечно, я не сдамся. Как я только могла о таком подумать? Наша задача выполнена лишь наполовину.

И тут раздался еще один крик, на этот раз он шел с другой стороны, оттуда, куда мы направлялись. Каркающий, хриплый звук. Голос ворона. У меня зашлось сердце.

— Возможно, это помощь, — пересохшими губами прошептала я. — Возможно, помощь все же пришла.

Теперь на севере, на той стороне болота, мы видели маленький, танцующий огонек, странное, скачущее пятно, которое, похоже, быстро летело к нам и на лету кричало голосом Фиакки. Все ближе и ближе, над темной поверхностью болота, а когда он приблизился, я услышала, что там, где он пролетает, все потрескивает и скрипит, словно трясина у него на пути изменяется. Альбатрос немо застыл рядом со мной. А Джонни теперь лежал тихо, но кулачки его крепко вцепились мне в волосы. «Слишком много мы в последнее время прыгали и скакали, — говорили мне эти кулачки. — Тебе же будет лучше, если это немедленно прекратится».

Альбатрос что-то тихо воскликнул на незнакомом языке, а я прошептала: «Дана, мать земли нашей, храни нас в своих ладонях». Потому что чем больше мы смотрели, тем яснее видели, что свет напоминал сгусток огня в форме летящего ворона, не столько птицу, сколько огонь Иного мира, принявший птичье обличие. И когда этот свет проносился над трясиной, из нее вырастали странные растения. С длинными ветвями, с крепкими усиками, они срастались между собой, сцеплялись листьями, переплетались ветвями и рождали узкую дорожку над болотом, тропу, которая протянулась перед нами и вела прямо на север — к низким холмам, к спасению. Свет, который мог быть, а мог и не быть Фиаккой, реял над ней, указывая путь.

Я откашлялась.

— Как удачно, что ты не опустил его вниз, — сказала я. — Пошли вперед.

— Вперед, — кивнул Альбатрос и ступил на хрупкое с виду переплетение ветвей, шириной не больше двух пядей[15]. Оно хрустнуло под его весом, но не прогнулось. Я пошла следом, и Джонни протестующе захныкал. Я начала петь ему, тихонечко, чтобы не отвлечь ненароком Альбатроса, которому все еще приходилось двигаться очень осторожно, ведь путь предстоял неблизкий, а он должен идти прямо, да еще и нести большой груз. Я пела старую колыбельную, песню столь древнюю, что никто не знал, что означают ее слова. Этот язык, наверное, еще где-то известен… может быть, тем стоячим камням с загадочными знаками, которые молча смотрели, как мы с Браном сплетались под дождем, зачиная этого ребенка. А может, среди древних дубов, что растут в тайных местах в сердце наших лесов. Я пела, Джонни молчал, и мы равномерно продвигались к северу. Наш летающий факел реял вокруг, то сзади, то впереди, соразмерно с нашей скоростью. Да, конечно же, это Фиакка. Один раз я обернулась, потому что голоса людей Эамона все еще были слышны в темноте. И увидела, что позади нас никакой безопасной тропы из переплетенных ветвей и листьев уже нет, только полоса пузырьков на поверхности трясины. А через некоторое время голоса за нашими спинами пропали, огни исчезли, и мы оказались одни в ночи, не считая нашего странного проводника.

Помощь пришла, как мне и было обещано, когда мы были в отчаянном положении, когда силы у нас иссякли, и выхода не было. Я валилась с ног от усталости, у меня стучало в висках, но теперь я уже осторожно позволяла себе обдумывать, что необходимо сделать, когда мы доберемся до земли. Альбатрос заявил, что Бран ушел уже слишком далеко и не сможет проснуться. Он сказал, командир, если бы смог, попросил бы его добить. Если я собираюсь отказать ему в этом, мне понадобятся сильные аргументы. Я уже допустила ошибку с Эваном и только продлила его страдания. На этот раз, если я скажу, что могу его вылечить, я должна буду это сделать. Я обязана привести его обратно в наш мир.

— Берег, — произнес впереди меня Альбатрос. Каркающий, бьющий крыльями ком света, который, вне всяких сомнений, был Фиаккой, летел прямо перед ним, и фигура Альбатроса казалась мне темным силуэтом на светлом фоне — согнутым с беспомощно поднятыми вверх изуродованными ладонями и бессознательным телом, надежно лежащим на широких плечах друга и его могучих руках. Как же сильны и выносливы эти люди! Неудивительно, что все остальные решили, будто они не могут быть простыми смертными. Их объединяет братство, верность, говорившая им, что собственная жизнь не стоит и гроша, если товарищ попал в беду. Они несут это в себе, хоть сами и не осознают ничего подобного.

— Да, — ответила я. — Мы должны продержаться до берега. И надеяться, что там, где-то поблизости нас ждет помощь, ведь люди Эамона, в отличие от нас, могли пользоваться дорогой и, возможно, уже ждут.

— Нет, — сказал Альбатрос. — Берег. Посмотри.

Я удивленно подняла глаза, посмотрела вперед и почувствовала, как мои обветренные губы сами собой расплываются в улыбке, а глаза наполняются слезами. Меньше чем в десяти шагах от нас вверх резко поднимался берег, там виднелась полоса низких кустов, и кто-то стоял со светильником в руках. Мы дошли до другой стороны, все вчетвером. Мы сделали это!


Загрузка...