Придорожный трактир разросся, отобрав чуть не осьминник земли у прилегающих к дороге лугов. Оброс добротными постройками, обзавелся собственным пастбищем, и стал более походить на ферму, чем на постоялый двор.
«В худые времена такого не увидишь», — путник в запыленном плаще на серой лошади неспешным шагом въехал в ворота. Он помнил это место другим — зеленой пустошью с остовами домов, поросшими бурьяном, и редкими могильными насыпями. Уцелевший дом на окраине деревни, ставший пристанищем для возвращающихся с войнылюдей, постепенно превратился в известный трактир.
Ироничная улыбка тронула губы всадника при виде широкой, недавно обновленной вывески — «Златолесский вепрь». Имя и славу трактиру принесло Златолесье. Отсюда до эльфийской обители — три часа спокойной рысью. Златолесские кабаны, в изобилии побивавшиеся лесной знатью на охоте, и были той изюминкой, на которой полвека назад сделал имя первый владелец этого постоялого двора. Эльфам — лишняя монета в мошну за дичь. Хозяину — известность на весь Маверранум. А предприимчивый потомок трактирщика оборудовал уже целую ферму — в загонах набирали вес поросята-полосатики. Их и подавали на стол неискушенным посетителям в охотничье межсезонье.
Под ногами коня, взметая ошметки соломы и истерически квохча, пронеслась курица. За ней, взрыхляя пыль босыми ногами, гнался черноволосый подросток. Он загнал птицу в угол меж забором и стеной дома, и, изловчившись, сграбастал в охапку. Оглядев исподлобьяспешивающегося у коновязи приезжего, слуга отвернулся, скрывая завистливый блеск в глазах. Курица квохтала и била крыльями по ногам. Подросток раздраженно тряхнул её, и, с остервенением свернув ей шею, скрылся за постройками.
Путник привязал коня, снял седельные сумки и поднялся по широкому крыльцу. В просторном зале даже по дневному времени было многолюдно. За несколькими тяжелыми, мореного дуба столами, расположились люди. До ушей новоприбывшего долетели обрывки разговоров ближайшей компании — торговцы. Их обоз стоит во дворе. За соседним столом- молчаливая зажиточнаясемья: все пятеро сосредоточенно уплетают «златолесского вепря», дабы потом было чем похвастать перед соседями.
В стороне от людей — компания столичной эльфийской молодежи, узнаваемой по дорогим нарядам инепринужденным уверенным манерам. Хозяева жизни. К ним, лавируя меж столами, подошел слуга, гонявший курицу на дворе. Подвинув полупустые миски, он поставил кувшин и кружки на стол, робко поднял взгляд на эльфов, любуясь. Те не обратили на слугу никакого внимания. Голос подростка был робок и тих.
— Господа желают что-нибудь еще?
Разговор за столом прекратился, пять пар глаз устремились к слуге, и он, стушевавшись под их удивленными взорами, бросился прочь.
— Что это было? — послышался смешок одного из эльфов. — Вы слышали? Мне показалось, или он с нами заговорил?
— Я слышал только хрюканье, — ответил его светловолосый товарищ, мелодично рассмеявшись. — Златолесский вепрь подал голос! Загоним его! Загоним и насадим на вертел! Хозяин! Устрой нам охоту!
Эльфы расхохотались, стуча пустыми кружками по столу. На шум выскочил хозяин, успокаиваяраззадорившуюся молодежь.
Путник бросил сумки на скамью и снял плащ. Идеально подогнанный камзол из дорогой ткани облегал стройное тело. Светлые, леденистого оттенка волосы, не скрывали острых эльфьих ушей. Окинув светло-голубыми, почти прозрачными, глазами, зал, негромко позвал: «Хозяин!». Собственноручно разлив эльфам в кружки вино, хозяин обернулся на зов гостя. Наметанным взглядом определив, что постоялец не из простых, склонился в поклоне.
— Слушаю, илан.
— Чем сегодняпотчуешь?
— Злат….
— Свинину не предлагать, — тихо перебил его гость, и со значением добавил, — до охотничьего сезона еще месяц.
Хозяин опустил глаза, оценив искушенность и деликатность гостя.
— Возьмите ягненка. Его готовят по старомумескинскому способу — с пряностямии душистыми травами. Овцы у меня свои, славные, скажу вам, овечки.
— Добро, пусть будет ягненок, — благосклонно кивнул посетитель. — И малый кувшин белого сайельского.
Стол накрыли быстро. Развязывая на камзоле шнурки, гость скользнул взглядом по трактиру. И увидел подростка, выглядывающего из-за дверного косяка. Внезапно чувствительный пинок швырнул черноволосого на пол трактира, под ноги посетителей, и вопль негодования разнесся по залу.
— Асти-ид!! Мать твоя потаскуха! Я тебя битый час ищу! Где ты шляешься, ублюдок? Тебе разве здесь место? Совсем обленился, паскудный полукровка!
Слуга, больно приложившийся головой к ножке стола, медленно поднялся. Из разбитого надбровья сочилась кровь. Покорно подставляя плечи под кулаки хозяина, он поплелся прочь из зала. Эльфы насмешливо щурились, глядя на понуро бредущего юношу. Люди в трактире смотрели на него кто с пренебрежением, кто с жалостью. В глазах же беловолосого гостя разгорелось бешенство и возмущение.
— Эй, хозяин, полегче. Не собака же, человек все-таки, — послышался угрюмый голос от компании торговцев.
— Какой человек, — отмахнулся хозяин, однако кулаки опустил. — Полукровок он нагульный, байстрюк эльфский. Мать его со стыда бросила. Я его поднял, воспитал, скотину ленивую, неблагодарную.
Парнишка загнанно оглянулся в ту сторону, откуда пришла нежданная защита. Беловолосому удалось, наконец, рассмотреть его. Слишком взрослый для подростка, юношабыл худ и изможден. Серые глаза, казавшиеся непомерно огромными на вытянутом лице, смотрели затравленно и настороженно. Острые эльфьи ушион старательно прикрывал черными волосами, длинными и спутанными. Сутулое чахлое тело до колен покрывала старая туника, подвязанная обрывком веревки.
— Однако ж, ты полегче все ж. Неровен час, прибьешь парня насмерть.
— Прибьешь его, как же, — хмыкнул хозяин, — живучий он, как кошка. А если и так, кому он нужен-то? Кабы не я, давно сдох бы в придорожной канаве. Пошел с глаз моих, вонючка! Всякому свое место. Тебе — в хлеву. На кухню даже и не суйся!
Пнув для порядка парня в последний раз, трактирщик вернулся на кухню, исполнять заказ.
Беловолосый посетитель быстро поел, и, бросив возле миски с остатками жаркого несколько монет, поднялся. Вкус ягненка и сайельского вина был перебит чувством горечи от увиденного. Мало ли по трактирам мальчиков для битья, безответных и покорных, терпящих побои и унижения? Не нужно бы придавать этому значения. Не нужно, не будь одного «но». Не будь он сам полукровкой.
Гость вышел во двор, оседлал коня, приторочил сумки. Поодаль мёл двор побитый слуга. Рядом к отъезду готовились эльфы — весело перекликаясь, седлали своих коней. Провожая щедрых посетителей, вышел хозяин. Юноша, повинуясь знаку трактирщика, подошел. Не поднимая взгляда на господ, подставил руки, и эльфы, наступая на его ладони, сели в седла.
Голубые глаза беловолосого изумленно распахнулись, когда нож эльфа, которого слуга подсаживал в седло, тихо выполз из ножен сам по себе и плавно опустился под задние копыта лошади. Полукровка незаметно нагреб земли на нож, и встал сверху. Эльфы шумной кавалькадой покинули постоялый двор, и хозяин, не удостоив слугу даже взглядом, ушел.
Полукровка осторожно оглянулся. Беловолосый копался у своего седла, отвернувшись, и не обращая на него внимания. Быстро нагнувшись, юноша поднял нож с земли. Спрятав его в складках рубахи, он попятился и скрылся за постройками.
Беловолосый усмехнулся, с осторожным любопытством исподволь следя за действиями юноши. Потом, подумав, развернулся и пошел в ту сторону, где скрылся необычный вор. Он нашел его в сарае, за загоном для овец, определив местонахождение по приглушенным хрипам и стонам. Полукровка стоялнад трактирщиком, держа в руке украденный эльфийский нож. А хозяин, еще живой, перепачканный кровью, лившейся из нескольких ран на теле, привалился к дощатой загородке. В его глазах бился смертельный ужас. Увидев беловолосого гостя, хозяин захрипел и задергался. Сквозь бульканье кровавых пузырей, раздувающихся на губах, стали различимы слова «Помоги!». Слуга обернулся и застыл, встретившись взглядом со светло-голубыми глазами чужака.
— Так даже свиней не убивают, — произнес беловолосый. — Ты неправильно держишь нож.
Он отобрал у замершего в ступоре юноши клинок, и, нагнувшись, широким умелым движением перерезал хозяину горло. Кровь хлынула потоком, заливая застланный соломой пол.
— Тебя зовут Астид?
Полукровка нервно сглотнул и кивнул, гадая, что нужно этому красивому знатному эльфу, так спокойно добившему трактирщика.
— Я Гилэстэл. Тоже полукровка. И никто не смеет обращаться со мной так, как он позволял себе поступать с тобой, — Гилэстэл пнул носком сапога неподвижное тело, и бросил рядом с ним нож эльфийской работы. — Тебя убьют за него. Поедем со мной. Обещаю, что больше никто и никогда не посмеет поднять на тебя руку.
Астид взглянул на тело трактирщика, потом на протянутую ладонь в мягкой перчатке из оленьей кожи. Покосившись на свои окровавленные руки, он спрятал их за спину и пробормотал:
— Я поеду.
Беловолосый вышел из сараюшки, окинул настороженным взглядом пространство и кивком позвал Астида. Преодолев двор быстрым шагом, Гилэстэл вскочил в седло, и протянул руку слуге.
— Садись сзади. Держись за меня.
Юноша был проворен и легок. Худые руки обхватили торс Гилэстэла, и конь вынес их со двора.
До столичных ворот добрались засветло. Гилэстэл уверенно направлял коня по оживленным улицам. Астид, уставший от непривычно длительного путешествия верхом, привалился к его спине, и, вывернув голову, изумленно разглядывал город. От суеты, шума и утомления у него начала кружиться голова. У гостиницы с вывеской в виде коронованного бочонка Гилэстэл остановил коня. Похлопав по рукам Астида, заставил его разомкнуть захват испешился.
— Слезай. Устал?
Астид сполз с седла, еле устояв на ногах, и кивнул. Дверь гостиницы распахнулась, и навстречу путникам, сгибаясь в три погибели, выскочил человек.
— Князь Гилэстэл! Как я рад! Я так рад вас видеть!
Астид изумленно взглянул на своего спутника. Он всю дорогу держался за особу королевского происхождения, пятная его одежду потом и не смытой с рук кровью?!А князь… князь собственноручно добил… Астид попятился, но беловолосый крепко ухватил его за руку.
— Что нового в столице, Вантад?
— Во дворце готовятся к балу, ваша светлость.
— Опять? — Гилэстл скривил губы, и повлек за собой Астида в открытую дверь. — Мне помнится, последний был не далее, как пару месяцев назад. Что на этот раз?
— Королева…, - потупил глаза хозяин, — она ждет наследника.
Гилэстэл замер на пороге. Астид почувствовал, как напряглись пальцы князя, грозя переломить запястье.
— Илан, — пискнул юноша, закусив губу.
Гилэстэл глянул на него дикими, обесцвеченными глазами. Потом, спохватившись, ослабил захват.
— Наследника? — сипло прошептал он. — Что ж, это именно то, чего не хватало королевскому семейству для упрочения власти. Не премину принести им свои поздравления. Завтра, быть может. Сегодня — отдых и веселье.
— Ваши комнаты ждут вас, князь Гилэстэл, — хозяин закрыл за ними дверь.
Астид остановился на пороге, не решаясь войти в отведенные им комнаты. Князь оглянулся.
— Ну, что же ты? Сейчас принесут поесть. Надо хотя бы умыться. Подойди сюда.
Гилэстэл бросил на спинку кресла камзол и поманил Астида. Тот вздохнул, и, осторожно ступая по мягкому ковру грязными ногами, подошел. Он протянул руку к кувшину, но князь перехватил его.
— Сначала ты. Подставляй руки.
И Астид, уставший удивляться, покорно подставил ладони. Прохладная вода полилась тонкой струйкой, звеня о края таза, смывая с его лица и рук пыль, грязь и засохшую кровь.
— Теперь лей мне, — Гилэстэл передал ему кувшин и подставил горсти.
Астид лил воду на сильные, холеные руки князя, и с замиранием сердца гадал, что же ждет его дальше. Принесли ужин. Астид отошел и встал поодаль, готовый прислуживать. Но Гилэстэл указал на стул, и повелительным тоном произнес.
— Сядь. Ешь.
Астид покорно опустился на стул, и, спрятав руки под столом, сглотнул голодную слюну. Последний раз он ел вчера вечером. Но притронуться к еде не решился. Гилэстэл поставил локти на стол, сплел пальцы и оперся на них подбородком.
— Твоя сила воли впечатляет, мальчик. Думаю, ты меня еще не раз удивишь. Не бойся меня, я несделаю тебе плохого. Попробуй утку, она великолепна. Вот, возьми.
Он отломил утиную ножку и протянул её Астиду. Тотпринял, и под одобрительным взглядом князя вонзил зубы в мясо.
У осоловевшего от непривычно сытного ужина Астида закрывались глаза. Гилэстэл, попивая вино, с усмешкой смотрел напокачивающегося юношу.
— Надо признать, ты ужасно воняешь. Это нужно немедленно исправить. Вантад!
Хозяин появился мгновенно, словно ждал за дверью.
— Найдется в твоей купальне горячая вода?
— Да, князь Гилэстэл. Все готово. Вас там уже ждут.
Беловолосый рассмеялся, встав из-за стола и потянувшись.
— Мне нравится твоя расторопность, Вантад!
— Рад служить вам, мой князь, — улыбнулся Вантад, довольный похвалой.
Гилэстэл потрепал Астида по плечу.
— Ты слышал? Нас уже ждут. Идем.
Астид поднялся, протер глаза, и, подавив зевок, спросил.
— Куда?
— В баню, смывать твое прошлое.
В глазах юноши вспыхнул ужас. Весь сон с него моментально слетел.
— Господин, — прошептал он. — Прошу вас…. Не надо.
Гилэстэл недоуменно взглянул на него.
— Ты воняешь, — веско произнес князь. — Мытье еще никому не вредило. Ну!
И Астид, сгорбившись еще больше, покорно поплелся за господином. В гостиничной бане их веселым щебетом встретили три хорошенькие девицы, одна из которых была наполовину эльфийкой. Астид стыдливо покосился на девичьи прелести, отчетливо проглядывающие под влажными полотняными рубахами.
— Ваша светлость! — девушки склонились перед Гилэстэлом с почтением, но в их глазах сверкали озорные огоньки.
— Прелестные чаровницы, — улыбнулся князь, и оглянулся на застывшего в дверях Астида. — Выбирай.
Юноша поднял глаза на девушек, и вновь в замешательстве отвернулся.
— Позвольте мне, Ваша светлость, — произнесла девушка-полукровка, глядя на дрожащего, прячущего глаза, Астида. Князь кивнул, и, обняв двух других девиц, направился в купальню. Обернувшись, он бросил стоящей подле Астида девушке.
— Его зовут Астид. Будь с ним нежна, Наллаэн. И осторожна.
Астид разглядывал свои босые ступни — жесткиеи заскорузлые, оставляющие на мокром каменном полу грязные отпечатки. Маленькая белая ножка ступила рядом, а к руке прикоснулась её ладонь. Астид искоса взглянул на девушку подле себя. Она была невысока и стройна. Светлые волосы падали на острую грудь, вызывающе торчащую под мокрой рубахой. Синие глаза смотрели безо всякой насмешки — внимательно и сочувственно.
— Пойдем, — потянула она его за руку. — Тебе будет хорошо.
И он, повинуясь её движению, пошел следом. В комнате, куда его привела Наллаэн, стояли широкие деревянные скамьи. На одной из них была небрежно раскидана одежда князя. Голоса самого Гилэстэла и его спутниц слышались из-за низкой двери. Девушка подвела Астида к соседней скамье и осторожно потянула с него его лохмотья. Возле самого уха он расслышал её тихий голос.
— Не нужно бояться. Здесь никто не обидит тебя.
И Астид, зажмурившись, позволил себя раздеть. Он стоял перед ней с закрытыми глазами — голый, худой, дрожащий, с синяками и ссадинами на костлявом теле. Девушка судорожно вздохнула, глядя на него. Отважившись, Астид приоткрыл глаза и натолкнулся на взгляд Наллаэн, полный сострадания.
Погрузившись в теплую воду с запахом лаванды, Астид размяк. Такого наслаждения он не испытывал никогда. Наллаэн нежно касалась его изможденного тела губкой, смывая пот и грязь, стараясь не причинять боли. Уложив юношу на широкий полок, она старательно и бережно натерла его душистым маслом, и, пока он млел, распаренный и полусонный, взялась за его ступни и ладони. Потом соскреблас него масло и вновь усадила в бадью с теплой водой.
Когда Гилэстэл заглянул в купальню, Астид дремал, уронив голову на край бадьи, а Наллаэн распутывала частым гребнем черную шевелюру полукровки. На полу валялись обрезки спутанных волос. Услышав тихие шаги, Астид приоткрыл глаза. Его взгляд, ранее безмятежный и мутный, полыхнул паникой, когда он узрел перед собой князя. Гилэстэл внимательно разглядывал юношу, отмечаяего выпирающие ребра, синяки и шрамы на теле, острые коленки, торчащие из воды. А Астида при виде совершенного, белоснежного тела князя, охватило чувство восхищения вперемешку с ужасом.
— Что скажешь, Наллаэн?
— Мне жаль его, Ваша светлость, — ответила девушка, подняв глаза на беловолосого.
— Жалость — удел слабых, Наллаэн. Он мужчина, и нуждается не в жалости, а в силе и воспитании.
Тонкими пальцами ухватившись за края бадьи, взбивая ногами воду в попытке подняться, юноша застонал.
— Прошу вас, господин…. Умоляю! Не делайте этого.
Гилэстэл непонимающе свел брови.
— Чего не делать?
Астид замер в бадье, обхватив себя руками, закусил губу, зажмурился и едва слышно прошептал:
— Не трогайте меня…. Пожалуйста.
Взгляд Гилэстэла потемнел, когда он понял, чего боится юноша.
— Успокойся, Астид. Я предпочитаю девушек, а не мальчиков. С чего ты вообще решил, что я собираюсь тебя …трогать?
Астид недоверчиво покосился на князя и стыдливо отвел глаза. Гилэстэл взглянул на девушку, и та послушно поднялась и ушла.
— Ну? — Гилэстэл облокотился на край бадьи. — Я жду. Что случилось?
Вода остывала. Астид молчал. Гилэстэл вздохнул.
— Не хочешь — не говори. Обещаю — я тебя не трону. Ты мне нравишься, мальчик, но эта приязнь касается не твоего хилого тела, а твоего таланта. Я видел, как ты украл нож у того раззявы, и был весьма впечатлен. И я могу сделать тебя сильным не только телом, но и разумом, помочь им войти в гармонию друг с другом. Я могу сделать так, что глядя на тебя, люди будут испытывать к тебе не жалость, а трепет, уважение и даже страх. Но ты должен научиться мне доверять. Всецело и безоговорочно.
Гилэстэл оттолкнулся от бадьи и направился к двери. Голос Астида, прерывающийся от волнения, остановил его.
— Это был благородный эльф. Он останавливался в «Златолесском вепре" прошлым летом. Хозяин отправил меня приготовить ему купальню, и…. Но тот господин меня не бил. Это сделал хозяин, когда я убежал. Потом привел меня обратно, велел отмыться и сделать то, что прикажет благородный господин. Мне позволили есть досыта с одного стола с ним. А после всего тотпостоялец подарил мне новую одежду. Но хозяин все равно её забрал.
Гилэстэл выслушал исповедь, не обернувшись, и молча вышел из купальни.
Неподвижно лежа в мягкой постели на свежих простынях, в белоснежной рубашке, пахнущий мылом и розовым маслом, Астид смотрел в потолок. Густел вечерний сумрак. На оконном стекле подрагивали отсветы из окна дома, что стоял напротив. Приглушенный шум из трактирного зала не отвлекал от мыслей, что текли в его голове. Странный поворот в судьбе выдернул его из привычного мира страха и боли. Он привык бояться, привык испытывать недоверие, неприязнь, зависть, злость. Он привык быть рабом. И теперь не знал, как воспринимать то, что происходит с ним. Свобода приносит неизвестность, которая тяготит больше, чем страх. Кто знает, что принесет будущее?
Астид вылез из-под одеяла, подошел к двери и задвинул засов. Потом вернулся в постель, закрыл глаза и быстро уснул. Сон его был непривычно крепок и безмятежен. Астид не слышал шороха отодвигаемой задвижки и тихих шагов, когда Гилэстэл вошел в его комнату. Князь остановился у постели, разглядывая спящего юношу. Сон расслабил плотно сжатые тонкие губы, разгладил складку меж черных нахмуренных бровей. По странному стечению обстоятельств, присущая эльфам совершенная красота обошла Астида. Правый угол широкого рта был заметно выше левого, и казалось, что на его лице постоянно присутствует презрительно-неприязненная ухмылка. Нос, слишком длинный и острый, с горбинкой от старого перелома, делал его похожим на ворона. А угольные волосы, худоба и сутулость усиливали это сходство. Отталкивающее первое впечатление могли бы смягчить глаза — огромные, серые, влажные, с короткими густыми ресницами — если бы не тлеющие в них недоверие и подозрительность. Но, спокойно спящий, он был трогателен и даже довольно мил. Князь постоял несколько минут у кровати, в задумчивости потирая подбородок. А затем вышел так же неслышно, как и вошел, не забыв легким движением пальцев задвинуть за собой засов.
Астид проснулся и, резко поднявшись и отмахнув покрывало, сел на постели. В ушах все еще звенел голос трактирщика, привидевшегося во сне — «А-асти-ид, вы-ыродо-ок!». Некоторое время ушло на осознание реальности. Он взглянул в окно. Полуденное солнце заливало город. С улицы слышался людской гомон, скрип телег, крики торговцев. Никогда в жизни он так долго не спал. Спустив ноги на пол, Астид наткнулся пяткой на холодный бок ночного горшка. И, припомнив, сколько ему довелось перетаскать таких горшков за постояльцами «Златолесского вепря», с мстительной ухмылкой наполнил его.
Хотелось пить. Астид подошел к столу и отхлебнул воды из кувшина. На столе топорщилась салфетка, что-то прикрывающая. Астид приподнял её край и обнаружил несколько маковых кренделей и большую кружку с молоком. Он с удивлением оглянулся на дверь — засов был задвинут по-прежнему. Отбросив сомнения, Астид в пару минут уничтожил приготовленный для него завтрак, бережно собрав и высыпав в рот крошки со стола, и выцедив молоко до последней капли. Он облизал пальцы, вытер губы рукавом, зевнул и покосился на кровать. Ему захотелось снова погрузиться в небывалое состояние безделья и покоя. Он забрался на постель, уткнулся лицом в подушку, и тихо засмеялся.
Стук в дверь заставил Астида вздрогнуть. Из-за двери послышался голос Вантада.
— Ваша милость. Вы спите? Не надо ли чего?
Астид не сразу понял, что обращаются к нему. Он слез с кровати и открыл дверь. Трактирщик улыбнулся.
— Я узнать — не надобно ли чего?
Астид молча помотал головой, несмело глядя на Вантада, и внутренне желая, чтобы тот побыстрее ушел.
— Ну, коли так, то и ладно, — трактирщик коснулся ладонью толстого шнура сбоку от двери. — Ежели чего понадобиться, тут вот звоночек имеется.
Астид кивнул и потянул дверь, но потом вспомнил.
— А где илан Гилэстэл?
— Его светлость-то? Так с утра ко двору королевскому отправился. Велел вас блюсти, и, уж не обессудьте, никуда просил вас не ходить.
— Я не пойду, — тихо ответил Астид.
Закрыв дверь, он юркнул в постель, зарывшись в неё, как в нору, и снова уснул.
Гилэстэл вернулся уже в сумерках ивесьма не в духе. Он разбудил Астида, и тот, глядяна хмурое лицо князя, в смятении пытался угадать, чего ему ждать от господина.
— Тут тебе кое-что из одежды, — Гилэсэтл кинул на кровать темный тряпичный узел.
Астид развернул плащ, в который все было завернуто, потрясенно разглядывая подаренные вещи — рубаху с широкими рукавами, черный камзол, замшевые штаны, сапоги на мягкой подошве.
— Есть хочешь? — спросил Гилэстэл, облокотившись на дверной косяк. Астид неопределенно пожал плечами.
— Идем, составишь мне компанию, — распорядился Гилэстэл, и Астид, как был в ночной рубашке, поплелся за ним.
Князь больше пил, угрюмо разглядывая дно бокала. Астид ел молча и быстро, стараясь не раздражать хозяина. Внезапно Гилэстэл отставил бокал и спросил.
— Сколько тебе лет, Астид?
— Девятнадцать, — с набитым ртом ответил тот.
— А что ты умеешь?
— Что я умею? — Астид недоуменно посмотрел на князя.
— Кроме воровства ножей, что еще ты умеешь? Покажи мне, — и Гилэстэлтребовательно вздернул подбородок.
Астид вытер губы и руки, окинул задумчивым взглядомстол, сосредотачиваясь. Гилэстэл ждал, глядя на сведенные в одну линию брови юноши.
— Я так не могу, — выдохнул Астид, откинувшись на спинку кресла. — Это не всегда получается.
— Почему?
Астид пожал плечами, ссутулившись еще больше.
— Не знаю. Это… это случается само. Когда я злюсь. Или сильно боюсь чего-то.
— Эмоциональный всплеск провоцирует выброс энергии, — качнув головой, пробормотал Гилэстэл себе под нос. И вдруг, изо всей силы влепив Астиду звонкую оплеуху, громко и зло выкрикнул:
— Покажи, что умеешь!!!
Астид упал со стула. Гилэстэл успел заметить вспыхнувшую в его глазах искру. Кувшин, не до конца опустошенный князем, сорвался со стола, описал в воздухе дугу, и разлетелся в черепки, ударившись о стену. Винные потеки образовали на полу алую лужицу. Князь довольно хохотнул — «ага!». А Астид съежился на полу, обхватив голову, в ожидании новых ударов. От тихого прикосновения хозяина его скрутила судорога страха. Гилэстэл склонился над юношей, успокаивающе гладя его по спине, и помогая встать.
— Прости меня, Астид. Я обещал, что никогда тебя не обижу. Но мне нужно было знать. Больше это не повториться. Прости.
Он усадил вздрагивающего Астида на стул и кликнул Вантада, приказав принести еще вина. Приговаривая успокаивающие слова, князь влил в Астида полный бокал красного сайельского. Хмельной румянец скрыл пламенеющий след от удара на лице. Глаза Астида, которые он не смел поднять на князя, были полныстрадания и упрека. Он хотел лишь одного — убежать подальше от того, кому уже начал верить. Гилэстэл, глядя на юношу в упор, и, словно прочитав его мысли, спросил.
— Я разочаровал тебя, не так ли?
Астид нервно дернул шеей, и едва слышно прошептал.
— Отпустите меня. Я больше не хочу…
— Не хочешь? Чего не хочешь? — поднял бровь князь.
— Просто… не хочу…
— Испытывать боль?
— Да.
— И страх?
— Да.
— Так защищайся. Ты ведь уже это сделал однажды.
— Я не могу.
— Можешь. Но боишься. Страх гложет тебя изнутри, связывает и лишает воли. Ты боишься, что причинив кому-то боль, испытаешь в отместку большую. Так?
— Так.
— Не нужно беспокоиться об этом. Ты можешь, и должензащищать себя, свое достоинство. Ты должен перестать быть чьим-то слугой, и стать господином. Прежде всего — своей жизни. Посмотри на меня, Астид. Посмотри сюда.
Юноша несмело поднял голову и в изумлении распахнул глаза. Над раскрытой ладонью Гилэстэла колыхался водяной шар размером с яблоко.
— Как видишь, ты не один такой особенный, — усмехнулся князь, довольный произведенным эффектом. — И я умею управлять своим даром. Ты тоже можешь научиться. Нужно понять только одно — ты особенный. Ты превосходишь остальных во много раз. Они тебе и в подметки не годятся. Они пользовались тобой ипомыкали, надругались над твоей душой и телом. Разве тебе не хочется воздать им сторицей? Не сравняться с ними, нет — превзойти, окинув пренебрежительным взглядом скопище малоумных, злобных, жадных существ, заставить их служить тебе, повинуясь одному твоему взгляду? Я не смогу насильно сделать тебя свободным от твоих страхов. Я могу только помочь тебе. Если же хочешь остаться рабом, я не буду тебе мешать. Только имей в виду — мне не нужен ни раб, ни слуга. Мне нужен друг. Я не могу отпустить тебя по одной причине — я тебе не хозяин, и не в моей воле держать тебя силой. Остаться со мной или уйти — всецело твой выбор, твоя воля. Я уезжаю завтра утром.
Гилэстэл повел пальцами, и водяной шар, проплыв по воздуху, коснулся щеки Астида, нежно оглаживая, остужая её, унимая боль своей прохладой. Астид проследил взглядом, как князь поднялся и ушел к себе. Потом покосился на воду у своего лица, и тронул её пальцами. Шар чуть слышно хлюпнул и пролился на его ночную рубашку.
Наутро Гилэстл не стал тревожить Астида и стучать в его комнату, справедливо полагая, что каждый сам волен выбирать свою судьбу. Он позавтракал в общем зале, щедро расплатился с Вантадом и направился на конюшню. Войдя внутрь, он застал в деннике Астида, заканчивающего седлать его лошадь. Юноша был одет в подаренную одежду, висевшую на нем слишком свободно. При виде князя Астид не опустил глаз, глядя в лицо Гилэстэла прямо и открыто.
— Я оседлал вашу лошадь.
— Благодарю. Что ты решил? — спросил Гилэстэл, перебрасывая через спину лошади туго набитые угловатые сумки.
— Я еду с вами.
Астид старался поймать взгляд князя, ища одобрения.
— Это окончательное решение? — Гилэстэл проверил подпругу, и только потом взглянул на юношу.
— Да.
— В седле держаться можешь самостоятельно?
— Могу.
— Тогда вон та лошадь, — кивок в стойло напротив, где мотала головой гнедая кобыла, — для тебя.
Астид кивнул и бросился в соседний денник.
Они выехали из городских ворот, когда утреннее солнце еще не успело высушить росу на придорожной траве. Гилэстэл впереди, Астид за ним. Придержав свою лошадь, Астид оглянулся на город. Столица, озаренная солнечными лучами, выглядела празднично даже в этот обычный день. В противоположном конце города, на пологом холме, сияли белизнойкрыши королевского дворца с флагами на шпилях. Над дворцомв лазоревом небе носились голуби. Астид несмело улыбнулся, и, пришпорив лошадь, догнал Гилэстэла.
— Куда мы едем? — спросил он.
— Туда, где я живу. Где будешь жить и ты.
— В ваш дом?
По лицу Гилэстэла скользнула тень.
— В то место, где я родился.