Все утро Астид пытался поймать взгляд князя. Он надеялся, что тот за ночь принял какое-то решение. Наконец, не выдержав, подошел к нему сам.
— Ваша светлость?
— Чего тебе? — раздраженно бросил Гилэстэл, застегивая камзол. Он до сих пор не мог успокоиться после вчерашней попытки королевы посмеяться над ним. И ему очень не хотелось видеть ни её, ни короля, ни весь двор. Но не пойти не мог — он нуждался в деньгах, и уже третью неделю исподволь подводил короля к мысли увеличить ему содержание. В его голове стал нарождаться некий план, требующий финансовых затрат. Вердэлэйн не приносил великой прибыли. Поместье вполне обеспечивало скромную жизнь провинциального дворянина. Однако для того, что задумал князь, этих доходовбыло недостаточно.
— Вас не беспокоит здоровье наследника?
Гилэстэл замер, высоко подняв голову. Пуговица на воротнике никак не хотела пролезать в петельку.
— Позвольте, я вам помогу.
Князь опустил руки, скосив глаза на полукровку. Астид ловко застегнул оставшиеся пуговицы на высоком воротнике.
— Вы приняли какое-то решение относительно моей просьбы?
Гилэстэл одернул камзол, поправляя.
— У меня будет другое поручение. От того, как ты его выполнишь, и будет зависеть мое решение.
— Слушаю.
— Мне нужны копии всех ключей от библиотеки.
У Астида вытянулось лицо.
— Зачем?
— Узнаешь. В свое время.
— Но как? Старик все время таскает их при себе. Даже в нужнике с ними не расстается.
— Решай сам. Условие только одно — моё имя не должно быть замешано.
Помогая Бафарию выбирать новые книги для князя, Астид косил глазами на связку кованых ключей. Массивные, с ажурными головками, нанизанные на толстую цепочку, они болтались у Бафария на петле поясного ремня. Открывая двери, илан Бракке не снимал их, поскольку цепочка была длинной ровно настолько, чтобы ключ без помех мог совершить пару оборотов. Расставался он с ними, по всей видимости, только вместе со штанами.
Усыпить? Ненадолго, только чтобы снять слепки. Илан Бракке пока еще не страдал старческой немошью, и внезапный дневной сон мог вызвать у него подозрения. Эту мысль Астид отмел и больше к ней не возвращался. Тогда как? Как? При виде того, как Бафарий после нужника тщательно моет руки, Астида посетила сумасшедшая идея.
Вторую половину дня полукровка провел, играя с принцем. Гилэстэл же, сказавшись занятым, в покоях королевы не появился.
Астид был любезен и общителен, с искренней радостью и охотой возился с наследником. Королева, глядя на довольное и веселое лицо сына, была совершенно покорена воспитанником князя. И даже мельком подумала о том, как тяжело живется такому милому и обаятельному юноше под крылом такого бирюка, как племянник её мужа. Фрейлины же просто млели от собственного безделья, благосклонно поглядывая на чудака-полукровку. Некоторым он начинал даже нравиться — высокое дворянство часто неравнодушно к шутам.
По дороге к гостинице Астид остановился у гончарной мастерской, и взял увесистый кусок сырой глины. Вечер был потрачен на подготовку к задуманному. Астид разделил глиняный комок на четыре части по числу ключей. Затем тщательно размял, раскатал и поместил в отдельные ячейки деревянной рамки. Для неё он подобрал тонкие дощечки в куче мусора у лавки бондаря.
На другой день, таская лестницу и бродя меж стеллажей, Астид едва дождался того момента, когда Бафария посетила нужда.
— Передохните, илан Астид. Я ненадолго.
Стараясь, чтобы библиотекарь его не видел, Астид последовал следом. Он слышал, притаившись за выступом стены, как грохнула деревянная дверь уборной. Подобравшись ближе, Астид прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и тихо шепча заклинание. За дверью слышалось сопение и похмыкиваниеБафария. Астид выдохнул последнее слово, и вопль библиотекаря дал знать, что заклинание сработало. Астид бегом бросился в библиотеку. Через мгновение туда ворвался илан Бракке. Его глаза были круглы, как у филина и полны ужаса. Одной рукой он придерживал штаны, в другой были стиснуты две половинки ремня.
— Что с вами, илан Бракке? — бросился к нему Астид. Смех рвался наружу, но Астид подавил его.
— Ох! О-ох! — запричитал старик. — Какое недоразумение! Какой несчастье!
— Да что случилось?
— Ключи… они …. упали!
— Куда?
— Как вам сказать. Даже и вымолвить стыдно! Что за позор на мою голову! Какой стыд! Не уберег!
— Куда упали ключи? — допытывался Астид, прекрасно зная — куда, и заставляя Бафария краснеть и запинаться.
— Туда, ну, вниз. Пояс вот порвался, и они — прямо в дырочку.
Тут Астид не выдержал. Под величавым библиотечнымсводом разнесся хохот.
— Вы уронили ключи в дерьмо?
Бафарий сконфуженно покосился на полукровку.
— Грешно насмехаться над стариком, — обиженно засопел он. Под морщинистым веком сверкнула слезинка. — Как мне теперь быть? Лезть туда? Я… я не могу! А дубликаты есть только у короля. Если узнают, что произошло, скажут — Бафарий стал настолько стар, что не может и штанов в руках удержать. Пора, скажут, его заменить! Ох, сраму не оберешься!
Просмеявшись, Астид по-свойски хлопнул старика по плечу.
— Не стоит преждевременно отчаиваться, илан Бракке. Я их достану.
В глазах старика зажглась надежда.
— В самом деле? Но это так отвратительно.
— Я справлюсь, — посмеиваясь, ответил полукровка и вышел из библиотеки. — А вы подвяжите штаны… хоть веревкой, что ли.
Перетянув штаны в поясе бечевкой, Бафарий потащился за Астидом. У двери в нужник он остановился, и, нервно ломая пальцы, стал ждать. Астид вышел оттуда через несколько минут. На длинной палке висела связка ключей, с которых капалинечистоты.
— Ваша репутация спасена, — полукровка протянул Бафарию обретенные ключи.
— Но они же грязные, — Бафарий в полуобморочном состоянии спрятал руки за спину. — И они воняют.
— Хорошо, — согласился полукровка. — Я их отмою, будут как новенькие. Даже без запаха.
— Благодарю! — с чувством произнес библиотекарь. — Благодарю вас, дорогой илан Астид! Я вашдолжник!
И Астид, продолжая улыбаться, унес зловонную ношу прочь с глаз илана Бракке. Отмыв ключи, Астидпрошел в конюшню и достал из седельной сумки заготовку для слепков. Оттиснув на глине восемь глубоких четких отпечатков, Астид вернул ключи Бафарию.
— Я тщательно вымыл и их, и руки, — успокаивающе произнес он, вручая связку библиотекарю.
Заглянув на вечерней заре в кузницу на окраине столицы, Астид молча выложил перед хмурым кузнецом-огоном слепки и восемь золотых монет. Лавки еще только-только открывались, когда Астид пришел за заказом. Огон, щурясь и зевая, протянул ему связку новеньких блестящих ключей на прочном толстом кольце. Астид возвращался в гостиницу в прекрасном настроении. Высверк с ювелирного прилавка заставил его обратить внимание на разложенные там украшения. Астид подошел, разглядывая товар. Вспомнил Наллаэн, разметавшуюся на кровати, прикосновение её горячей кожи, благоухание волос. Она спала, когда он ушел.
Торговец, тоненький человек с сизым лицом, раскладывална вытертом парчовом покрывале браслеты, серьги, мониста, гривны, кольца. Астид тронул филигранную серебряную брошь в виде цветка, с голубоватой жемчужиной в сердцевине.
— Сколько?
Ювелир поднял взгляд, оценивая покупателя.
— Пятнадцать монет. Но это олломарский жемчуг. И серебро чистое, я не добавляю в него олово, как некоторые.
Астид, не торгуясь, отсчитал пятнадцать монет, и забрал брошь. Он торопился к Наллаэн, стремясь порадовать её, увидеть налюбимом лице радостную улыбку. Когда он вошел в комнату, кровать была убрана. Можно было бы найти Наллаэн сейчас, и отдать ей подарок, но не хотелось комкать момент. Разочарованно вздохнув, Астид решил дождаться вечера.
Гилэстэл завтракал внизу. Астид сел напротив и тиховыложил перед князем связку ключей. Тот улыбнулся краешком губ, оценивающе рассматривая Астида.
— Браво. Очень своевременно. Ты понадобишься мне сегодня вечером.
Гилэстэл задержался во дворце дотемна. В пустынных коридорах слуги гасили светильники. Перед князем, пользующимся правом свободно передвигаться по дворцу, почтительно склоняли головы. Попрощавшись после позднего ужина с королевской четой, Гилэстэлпокинул их. Но повел Астида не к выходу из дворца, а к библиотеке. В той части дворца, где она располагалась, было уже темно. Быстро и тихо преодолев последний коридор, Гилэстэл припал кмассивной двери. Ключи беспрепятственно повернулись в замочной скважине, и они проникли в библиотеку.
— Зажги свет, — распорядился Гилэстэл, закрывая дверь.
Астид нашарилсветильник, и запалил фитиль. Ночью библиотека казалась больше, чем днем. И выглядела совсем по-другому, пугая нависающими мансардами. Тихий шорох мышиных лапок за шкафами и треск древоточцев внедрах стеллажей добавляли жути. Но Гилэстэла не трогала эта мистика. Он открыл дверь в «закрома», забрал у Астида фонарь и поманил его за собой. Астид шагнул за ним, оглянувшись на дверной проем. Он ожидал, что Гилэстэл остановится в какой-нибудь секции в поисках редкой книги. Но тот шел все дальше и дальше, и едва слышно что-то считал. Астид следовал за ним, поражаясь длине коридора и количеству ниш, в которыххранились книги. Их пусть закончился у глухой стены. Полуэльф поднял фонарь над головой, рассматривая препятствие.
— Как ты думаешь, Астид, сколько мы прошли?
Эхо его голоса отразилось от стен, унеслось назад по коридору. Астид пожал плечами.
— Не знаю. Зачем мы здесь?
— Сейчас покажу. Возьми светильник и отойди назад.
Астид отступил на несколько шагов, с беспокойствомглядя на князя. Тот постоял, прижав ладони к стене. Потом постукал по ней в разных местах, прислушиваясь. Из его уст полились слова, в которых Астид с удивлением распознал заклинание. Стена завибрировала, с потолка запорошило, и Астид не на шутку испугался, что их сейчас завалит. Последнее слово Гилэстэл почти выкрикнул. Стена рухнула, взметнув клубы пыли. Гилэстэл легко взбежал на гору битого камня.
— Астид! Я тебя жду.
Полукровка, оступаясь на кирпичах, торопливо рванулся за ним. Открывшийся его взору коридор был в точности как тот, что они оставили позади. С такими же нишами и высоким потолком. Только здесь было намного холоднее, пахло сыростью и плесенью, со стен свисали клочья паутины. Чем дальше они шли, тем сильнее под ногами хрустело и скрипело. Астид взглянул вниз, подсветив себе, и обомлел — он ступал по костям. Пол был ими просто усеян. Ниши тоже были заполнены костями.
— Чьи это кости?!
— Кто его знает, — спокойно отозвался Гилэстэл. — Людей. Эльфов. Их много погибло.
— А почему они здесь?
— Где-то же надо было их хоронить.
Коридор вывел их в темное помещение. Астид с удивлением разглядывал пыльные гранитные саркофаги, находящиеся там. Гилэстэл, отбрасывая сапогами кости, прошел вперед. Астид услышал его голос.
— Прекрасно. На двери есть замок. Бафарий носит на своей связке ключ от него. Удивительно — ни разу в жизни им не воспользовавшись, даже не задался вопросом, что он открывает.
— Ваша светлость, — пробормотал полукровка. — Нехорошо тут оставаться.
— Это просто старый склеп. Успокойся, Астид.
— Где мы?
— На городском кладбище. В самой старой его части. Читать древние книги очень полезно. В третьем томе «Истории и генеалогии Маверранума» я обнаружил планы старого дворца. Весьма познавательная книга, скажу тебе. Поставь светильник вот сюда, повыше. И помоги мне.
Князь смахнул с крышки саркофага кости и навалился на неё. Астид подоспел на помощь. Тяжелая крышка подалась под их напором, открывая внутреннюю часть гробницы. Полукровкас трепетом заглянул в неё. С сухихкостей под движением воздуха слетела пыль, бывшая некогда одеждой. Пальцы скелета сжимали то, что было когда-то клинком — рыжие, изъеденные ржавчиной в кружево, куски металла. Гилэстэл нагнулся, сгреб останки и бесцеремонно кинул их на кучу других костей.
— Мне позарез нужен этот саркофаг, — пояснил он ошарашенному Астиду. — Давай следующий.
В склепе находилось четыре гробницы. Они открыли и очистили от останков все. Потом вернулись в библиотеку, и Астид по приказу Гилэстэла приволок тележку и второй фонарь.
— А теперь, — сказал князь, — бери самые дорогие книги и неси их в склеп.
— Мы грабим дворцовую библиотеку? — поразился Астид.
— Именно, — усмехнулся Гилэстэл, снимая с полки фолиант в обложке, украшенной жемчугом, и опустил его в тележку.
— Зачем?!
— Мне нужны деньги. А король не хочет давать больше того, что я уже получаю.
— Но Бафарий знает наперечет все книги! Он завтра же обнаружит их пропажу!
— Илану Бракке завтра утром будет предложено отправиться на заслуженный отдых. От огорчения бедного старика хватит удар. Так что нам надо успеть до того момента, пока здесь не появился новый хранитель.
— Откуда вы знаете про удар?
— В моей коллекции ядов есть замечательные образцы. А с Бафарием мы сегодня выпили по бокалу вина.
Они носили книги до самого утра. На этот раз Гилэстэла не интересовало содержание — он брал те, что были наиболее ценны в материальном плане. Те, переплеты которых отягощали драгоценные камни, жемчуг, золото и серебро. Когда в запыленном окне над дверью склепа забрезжил рассвет, саркофаги были полны доверху. Крышки задвинули на место, оставив клад дожидаться своего часа.
Пробираясь через брешь в последний раз, Астид покачал головой.
— Заделать бы надо.
— Согласен, — кивнул князь.
Астид отошел подальше, а Гилэстэл развел в стороны руки, выговаривая слова нового заклинания. Обломки кирпичей дрогнули, закружились, укладываясь друг на друга. И вскоре стена, разделяющая гробницу и хранилище библиотеки, снова поднялась в коридоре. Гилэстэл осторожно тронул шаткую перегородку.
— Надеюсь, никому не придет в голову пнуть её. По крайней мере до того момента, когда я заберу книги. Пора возвращаться, Астид.
Четвертый ключ открыл ржавый замок с оглушающим скрипом. Гилэстэл с досадой поморщился, когда дверные петли провизжали, и дверь приоткрылась, выпуская их наружу. Выбравшись из склепа, они зажмурились от солнечного света. Вопль ужаса резанул по ушам Астида. Он распахнул глаза и увидел невдалеке человека, привалившегося к каменному надгробию — очевидно, случайно забредшего сюда пьяницу. Тот, повизгивая, скреб ногами по земле и пытался встать. Гилэстэл сделал шаг в его сторону, но человек закатил глаза и хлопнулся под гранитный бок. Астид взглянул на князя и хохотнул — припорошенные пылью белые волосы, покрасневшие от напряжения глаза и светлая одежда — чем не призрак?
— Ты выглядишь не лучше, — понял тот его взгляд. — Быстрее в гостиницу, пока еще кто-нибудь нас тут не увидел.
Стряхнув пыль с одежды, они быстро направились к «Королевскому виночерпию». Астиду не терпелось увидеть Наллаэн. Он не видел её сутки, и успел невыносимо соскучиться.
На пороге гостиницы их встретил Вантад со смятенным лицом и всклокоченной головой. Одежда трактирщика была запятнана алым.
— Что случилось? — встревожился князь.
— Беда. Беда, Ваша светлость, — выдохнул тот.
— Какая беда? — напрягся Гилэстэл. В голове мелькнула мысль, что кто-то выследил их.
— Наллаэн умирает, ваша светлость.
— Наллаэн?
В первую минуту князь, озабоченный собственными делами, даже не понял, о ком идет речь. Лишь когда Астид, охнув, рванулся в дом, до Гилэстэла дошел смысл слов трактирщика.
Скорым шагом он устремился вслед за Вантадом. В обеденном зале, на столе, на боку лежала Наллаэн. Возле залитого кровью стола, плача, бестолково топтались её подруги. Астид подскочил и, взглянув на девушку, завыл в отчаянии. Голова Наллаэн на затылке была разбита, а осколки кости глубоко вмяты внутрь. Временами по её лицу пробегала дрожь, и неконтролируемая судорога подергивала тело.
Гилэстэл подошел, повернул голову раненой, рассматривая рану. Отпустил, с шипением втянув воздух.
— Князь, прошу вас!!! — Астид вцепился в его камзол, умоляющими глазами сверля лицо полуэльфа.
Тот вздохнул, оторвал от себя его руки.
— Не могу. Она уже мертва.
— Я прошу вас! Я сделаю для вас все, что прикажете! Все!!! Только помогите ей! Вы же изучали целительство! — повис на нем Астид.
— Я лекарь, а не некромант! — попытался оттолкнуть воспитанника Гилэстэл.
— Ваша светлость…, - трясся Астид, сползая по груди князя вниз, обнимая его колени, приникая лицом к запыленным сапогам. — Ваша светлость!! Князь!!! Вылечите её!! Все…все что хотите! Я буду вашим псом, вашей тенью! Спасите её!!! Почему вы отказываетесь?!
— Она умрет! Её мозг поврежден! Посмотри сюда. Смотри!!
Он схватил Астида, рывком поднял его, и, схватив за шею, пригнул его к столу, заставляя смотреть.
— Видишь?! Видишь эти сгустки? Эти комки, вытекающие с кровью? Это. Её. Мозг. Он уже мертв. Ее тело живет, пока сердце качает кровь. Скоро оно остановится.
Гилэстэл отпустил полукровку. Астид приник к Наллаэн, прижался щекой к её руке. Его колотило и трясло, а серые глаза были полны отчаяния и ужаса от страшной потери. Вантад причитал, прижав ладонь к лицу и мотая головой из стороны в сторону.
— Вы знаете, кто это сделал? — спросил его Гилэстэл.
— Как не знать. Дворяне из Златолесья. Да вы их и сами видели, Ваша светлость. В общем зале всегда у второго окна сидели. Трое их было. У одного еще конь такой забавный, пятнистый, ровно поросенок урукхайский. Уехали они сегодня на заре. Расплатились и уехали. Я и остановить не посмел. Уж больно грозно выглядели.
Гилэстэл кивнул. Астид, оглянувшись на слова трактирщика, тоже смутно припомнил ту компанию — молчаливые, надменные эльфы, в камзолахс лиственным орнаментом. Вантад вытащил из-за спины одну из банных девушек — растрепанную, с красными и опухшими глазами.
— Да вот Доротка была с нею там же, всевидела. Она и на помощь позвала.
— Говори, — Гилэстэл коснулся её головы, погладил. — Расскажи, что там случилось?
Та подняла заплаканное лицо, запинаясь и всхлипывая, забормотала.
— Они, господа те, ввечеру распорядились баню приготовить. Илан Вантад нас туда отрядил, как всегда. И вроде ничего такого, все как всегда было. Делали, что велено. Да Наллаэн вдруг заартачилась, когда один из них хотел её … ну, в общем, понимаете. Перечить ему стала да дерзить, вырываться. Тот возьми и ударь её. Да, видно, не рассчитал силу-то. Она на ступеньки упала, и головойоб самый угол. Не стоило ей гордость свою казать-то. Оно бы ничего и не было.
Гилэстэл внимательно выслушал, перевел многозначительный взгляд на Астида.
— Чуешь, откуда ветер дует? Твои старания. Она забыла своё место. И была наказана. Страшно, но вполне предсказуемо.
Астид отпустил руку любимой, и сделал шаг в сторону князя, закипая от упрека.
— Если бы я был здесь, я защитил бы её!!! Не позволил ей туда идти! Зачем вы потащили меня во дворец? Вы были против того, чтобы она уехала со мной! А может, это сделали вы?! Сколько вы им заплатили?!
Удар в лицо швырнул Астида на пол.
— Замолчи, — прошипел Гилэстэл. — Не смей даже думать об этом, наглец. Вантад! Приведи его в чувство.
И трактирщик по знаку князя плеснул холодной водой из кружки в лицо Астиду. Полукровка сгорбился у ног князя — злой, мокрый, растрепанный, с капающей из носа кровью.
— Она понимала, что может случиться, когда нанималась сюда. Мне тоже жаль её, Астид. Но каждый сам выбирает свой путь. Помнишь? Я говорил тебе это давно. Запомни это чувство, Астид. Ощущение бессилия и невосполнимой потери. Оно всегда настигает тех, кто болен любовью. Рано или поздно, но настигает.
— Я найду их, — процедил Астид, отирая лицо ладонью. — Найду и убью.
Сердце Наллаэн перестало биться через час. А в полдень полукровка исчез из гостиницы. Гилэстэл заглянул в конюшню — лошади Астида на месте не было. Догонять воспитанника князь не стал — каждому своя дорога. К тому же, он не считал себя обязанным защищать честь гостиничной служанки. Что до Астида…. Пусть это будет его боевым крещением. Если мальчишка выживет, значит, есть смысл и в дальнейшем тратить на него время.
А Астид, миновав городские ворота, погнал коня в сторону Златолесья. Перед закатом, оставив лошадь в овраге, полукровка тихо подобралсяк «Златолесскому вепрю». Он заглянул во двор, и прищурился, увидев то, что хотел. Его предположения оказались верны. У коновязи стояли шесть лошадей. Одна из них была пегой, в крупных разноцветных пятнах, в самом деле напоминая расцветкой щетинистых полудиких урукхайских свиней. Астид вернулся в овраг, вскочил в седло и рысью направился по дороге, ведущей к Золотому лесу. Вскоре дорога с открытой местности вползла в лесную тень, а через полчаса Астид выехал к пологому берегу реки, вдоль которой и пролегал путь до самой границы Златолесья. Полукровка спрыгнул с коня, и пошел по широкой наезженной колее, оглядывая берег и лес. В том месте, где дорога сужалась до ширины одной телеги, подступая почти вплотную к воде, он спешился. Привязав коня в кустах, сел, прислонившись спиной к дереву, и стал ждать. В надвигающихся сумерках послышался топот лошадиных копыт по сухой пыльной земле. Эльфы ехали молча, расслабленно откинувшись в седлах.
Астид поднялся и вышел на середину дороги, рассматривая их. Да, они, те самые. Всадники остановились.
— Отойди с дороги, — равнодушно сказал ехавший впереди эльф с остроскулым хищным лицом, скользяпо Астиду огромными голубыми глазами. Золотистые волосы, собранные в хвост на затылке, качнулись в такт движению его головы. Его лошадь была белой. Двое других всадников были такие же голубоглазые и бесстрастные. Астид почувствовал, как закипает в нем гнев.
— Один из вас вчера ударил девушку в гостиничной купальне. Сегодня утром она умерла. Я хочу знать, кто из вас это сделал. Его я убью. Остальные могут уехать.
На надменных лицах отразилась тень недоумения. Пегая и серая лошади сделали шаг по направлению к полукровке, эльфы опустили рукина рукояти мечей. Но предводитель предупреждающе поднял ладонь, и его спутники, переглянувшись, придержали поводья. Разомкнув презрительно выгнувшиеся губы, эльф произнес:
— Ты имеешь в виду ту маленькую наглую полукровку? Кабацкую подстилку? Это сделал я. В целях воспитания и в острастку другим. Потому что она была нестерпимо строптива и невежлива. Как я понимаю, ты собрался за неё мстить?
— Именно. Слезай с коня.
— Для тебя, вымесок, разумнее уйти с моей дороги.
— Слезай, — глаза Астида потемнели на оскорбление.
— Ты думаешь, тебе под силу тягаться со мной? Ты излишне дерзок и самоуверен. В точности, как твоя подружка-потаскушка. Знай свое место, выродок, и уйди с дороги. Вернись к своей дряхлой мамаше, пусть она поучит тебя уважать тех, кто выше по рождению. Она в свое время, видимо, уважила немало моих братьев, но манерам у них научиться не сподобилась.
— Ошибаешься. Моя мать была эльфийкой. Высокородной, благовоспитанной, развратной и беспринципной потаскухой. И я ненавижу её, как и все ваше племя. Попадись онамне, я бы вырвал голыми руками её похотливое лоно. А тебе я поменяю язык и причиндалы местами, ибо одно другого стоит. Слышишь? Я оскорбил тебя. Если ты такой благородный, выйди один на один.
Эльф пожал плечами, досадуя на задержку, и спрыгнул на землю. Его спутники остались в седлах, наблюдая за разворачивающимися событиями с легким интересом.
Астид, выдернув клинок из ножен, бросился на противника первым. Эльф играючи отразил его выпад, и стал наступать, тесня соперника к реке. Вскоре их сапоги заплескали по кромке воды. Умом Астид понимал, что не ему равняться с многоопытным, прожившим не одну человечью жизнь, эльфом. Но ярость затмила разум, придав полукровке сил.
Бросок, выпад, удар. Вязкий речной песок мешал Астиду двигаться. А эльф словно бы и не замечал этого, наступая легко и стремительно. Клинок рассекал воздух, вспыхивая закатными сполохами. Зарыв носок сапога глубже в береговую вязь, Астид выметнул в лицо эльфуком песка. Мокрый песок налип на точеное лицо, резанул глаза, ослепляя. В этот момент Астид кинулся ему под колени и свалил в прибрежную волну.
— Гаденыш, — зишипел-забулькал эльф, и саданул полукровку рукоятью меча по голове. В реку с черных волос потекло алое. Второй удар, нанесенный лезвием, глубоко располосовал правое плечо Астида, заставив выронить клинок. Но тот, презрев боль, вцепился в противника, перехватил его руку в новом замахе и впился зубами в жилистое запястье. Эльф вскрикнул и выпустил оружие. Тесно обнявшись, вцепившись друг в друга, они катались на мелководье, почти неразличимые в окружавшем их облаке из песка, ила и воды. Эльф шипел, словно раскаленный кусок железа, то и дело окуная Астида в воду, вбивая его голову в дно и стараясь утопить. Астид отплевывался, сопротивлялся, яростно рыча, и пытался дотянуться до шеи противника.
Один из наблюдающих за схваткой эльфов вскинул лук, наложил стрелу и прицелился. Его товарищ отрицательно мотнул головой.
Внезапно круговерть утихла. Шипение прервалось хрипом. Осели водяные брызги, и эльфы увидели, как Астид, пошатываясь и кашляя, выволакивает на берег неподвижное тело. Глянув на спутников поверженного противника, он выдохнул:
— Вы можете ехать.
Ответом стала сорвавшаяся с тетивы стрела. Астид кинулся в воду, избежав её жала. Эльфы спрыгнули с коней, и бросились к реке. Один склонился над товарищем. Тот был жив, но странно неподвижен, лишь глаза сверкали бешенством. Второй, взяв лук наизготовку, вошел в реку по колено, выискивая полукровку во взбаламученной воде. Внезапно он вскрикнул и рухнул у берега. Вода окрасилась кровью из перерезанных сухожилий. Из речной мути поднялся Астид, сжимая в руке меч золотоволосого, ивонзил его в живот упавшего. От меча бросившегося на него третьего эльфа Астид уклонился, снова нырнув в реку. А эльф кинул меч в ножны, бросился к своей лошади, сорвал с седла лук и, натянув тетиву, обернулся, вглядываясь в густеющий над водой сумрак. Но речная гладь была тиха. Лишь на недвижные тела набегали волны, колыша светлые одежды, да посверкивали в свете восходящей луны пряжки ремней. Хруст послышался за его спиной, и лучник, развернувшись, выстрелил в лесную темь. Завизжала и захрапела подстреленная лошадь. На реке послышался всплеск, заглушаемый воплями животного. Свистнула вторая стрела, распарывая воздух, и канула в темной речной глубине. Серебристый рыбий бок мелькнул на поверхности воды. На спину стрелка пролились холодные капли. Он крутанулся, и, оказавшись лицом к лицу с Астидом, пошатнулся от удара. Острое лезвие выползло из его спины, распороводежду, алая струйка потекла по подбородку. Полукровка выдернул меч, и эльф сложился, как тряпичная кукла.
Светила ущербная луна. Астид, стоя по чресла в воде, полоскал свою одежду. Раненая рука, перехваченная обрывком эльфийского одеяния, кровоточила. Астид только сейчас ощутил, как ему больно. Золотоволосый эльф, которого Астид вытащил из воды и привалил спиной к дереву, следил за ним злыми глазами. Кое-как отжав отмытую от крови одежду, полукровка набросил её на ветвидеревьев над костром. На его нагом теле, отливающем синевой в свете луны, змеились багровые отсветы огня. Взглянул заплывшими глазами на эльфа.
— Тебя же не смущает, что я голый? Одежду снова пачкать уж очень не хочется. А мне предстоит еще много работы. Не отвечай, я и так вижу, что ты хочешь сказать. Ах, я и забыл, что говорить ты не можешь. Утомили вы меня, есть хочется. Но я потерплю. Как говорил один нехороший человек, тоже, кстати, мертвый — «Сначала работа, потом еда». Я много слышал о вашей исключительности, о том, какие вы особенные, не чета другим. Мне всегда было интересно, чем же вы от остальных отличаетесь? Думаю, это можно определить опытным путем. Давай-ка проведем эксперимент.
Астид склонился над телом одного из мертвых эльфов, выдернул из его ножен кинжал, подержал, примериваясь.
— А, зараза. Рука плохо слушается. Разрезы будут неровными. Ну да ничего, ему уже все равно. Сейчас подтащу поближе, чтобы ты ничего не упустил.
Временами морщась от боли, Астид потрошил мертвое тело на глазах парализованного, охваченного ужасом эльфа.
— Ты глаза-то не закрывай, не то щепки в них вставлю. Наблюдай, падла. Не темно тебе? Хорошо видно? О, гляди, печенка. В точности, как человечья. Кишок тоже равное количество. Ну-ка, ну-ка, — Астид запустил руку поглубже. — Вот оно, сердце. Хм, ничего особенного не вижу. Как видишь, все-то у вас, как у людей — те же кишки, дерьмо, вонь. Какой из этого делаем вывод? Ни черта вы не особенные. Разве что уши да лица ваши… Вы с таким презрительным выражением рождаетесь, что ли? Как же я ненавижу ваши высокомерные лица! Может, вот так с них немного сойдет спесь?
С этими словами Астид обвел ножом вокруг холодного лица, рывком сорвал с него кожу, и, смяв, швырнул на землю, к ногам золотоволосого.
— Да. Так намного лучше. Совсем, как человек. Понимаешь, ты, твое высокородие? Абсолютно такой же. Давай второго поверим, вдруг его иность глубже запрятана. Неплохой каламбурчик, получился, а?
Лошади храпели и фыркали на запах крови. Полукровка приволок второе тело.
— Нет. Ты погляди. И этот слеплен совершенно по тому же образу и подобию. Хотя… Я же проводил опыт на мертвых. Может быть, если из тебя вытряхнуть твои потроха, ты встанешь и спокойно пойдешь домой? Может, в этом ваша исключительность? Давай проверим! И чуть не забыл — я же обещал кое-что поменять в твоем облике.
Эльф распахнул рот в безмолвном крике, когда полукровка сделал первый надрез.
Астид вернулся в гостиницу к вечеру следующего дня. На чужой серой лошади, с разбитым лицом, синяками на теле и кое-как перевязанной, подвешенной на ремне правой рукой. По стальному блеску глаз Гилэстэл понял, что месть состоялась. Он ни о чем не спросил, только тепло обнял полукровку, а потом осмотрел его раны.
Астид, благодарный Гилэстэлу за заботу и понимание, не стал рассказывать о том, что он сделал с убийцей Наллаэн. Но вскоре по Златолесью и его округе поползли жуткие слухи о кровожадном оборотне, что сдирает кожу, вырывает внутренности и уродует до неузнаваемости лица путников, которых ночь застигла в дороге.
Стоя у могилы, в которую опустили тело Наллаэн, Астид мрачно косился в сторону склепа, где провел злополучную ночь. Раненая рука, перевязанная и подлеченная Гилэстэлом, почти не болела. А вот разорваннаяна части душа причиняла невыносимые страдания. Успокаивающие снадобья, которыми поил его князь, снимали лишьтелесную боль.
— У неё был кто-то из родных? — спросил Астид Вантада, стоявшего рядом. Тот пожал плечами. Лицо у трактирщика было неподдельно скорбное.
— Не знаю. Она иногда Лилит-паучиху поминала. Еду ей кое-какую, бывало, на кухне брала.
— Лилит? — переспросил Астид. — Кто такая?
— Эльфка полоумная. Но кружевница знатная. За красильной слободой живет. Её там все знают. Девки в Кострищев день гадать к ней ходят.
Покидая кладбище первым, Гилэстэл оглянулся на Астида.
— Тебе необходимо поспать. Её уже не вернуть. А тебе нужен отдых.
Астид потерянно кивнул. Потом пробормотал:
— Я хочу найти эту Лилит. Сказать ей, что Наллаэн… Что её нет. Вы не пойдете со мной?
— Я? — хмыкнул полуэльф. — Астид, у меня есть дела поважнее, чем наносить визитыполоумным гадалкам.
Проводив взглядом удаляющегося князя, Астид вынул из-за пазухи купленное накануне украшение. Наллаэн так и не увидела этой красоты. Он подумал, и, спрятав брошь, отправился в красильный ряд.
Астид пробирался по узкой улице, завешанной сохнущими мотками пряжи и холстами. Под навесами сохли вязанки трав, служащие сырьем для краски. Пахло влажной тканью, паренойтравой и кислятиной.
— Тронутая Лилит-паучиха? — почесал плешивую голову красильщик с изъеденными руками. — Да вон её дом, в конце улицы, с цветной дверью.
Астид поднялся по двум шатким, потрескавшимся ступенькам. Дощатая дверь, словно паутиной, была оплетена тонкой замысловатой сеткой из плотных цветных нитей. Кое-где в ячейках висели костяные шарики, постукивая о дерево под ветерком.
Полукровка стукнул, подождал ответа, от нечего делать разглядывая переплетения узелков. Ответом была тишина. Астид потянул дверь за массивную ручку, и она послушно открылась, впуская его внутрь.
Большая комната, в которую попал Астид, была пестра, как летний луг. Повсюду лежали и висели, шевелясь под сквозняком, плетеные из разноцветных нитей кружева, пояса, коврики разных размеров, нитяные талисманы всех форм и размеров с вплетенными в них перьями, камушками, ракушками и бусинами. На стены комнаты были нанесены многоцветные линии, складывающиеся в странные, неизвестные символы. От орнаментов — геометрических, растительных, астральных — рябило в глазах. Пестрые узоры туманили разум. Астид зажмурился, потряс головой.
— Есть кто?
Голос в заполненной комнате прозвучал глухо.
— Входи.
Он оглянулся туда, откуда шел звук. И в кресле у окна, занавешенного узорной салфеткой, увидел…. Наллаэн?
— Наллаэн?!
Изумлению Астида не было предела. Он шагнул к ней, приглядываясь. Те же волосы, овал лица, губы. Нет. Все же — нет. Сидевшая в кресле эльфийка — чистокровка, хоть и очень похожая на Наллаэн, выглядела намного старше. Не лицом, нет. Глазами. Синие, огромные, они были полны такой печали и страдания, что Астиду стало жутко. У ног женщины стояли несколько корзиночек. От них к белым рукамтянулись разноцветные нити, из которых она что-то плела. Набравшись смелости, Астид пробормотал:
— Простите. Я…
— Ты пришел сказать, что Наллаэн умерла, — ровным голосом произнесла мастерица.
— Вам уже сообщили? — смешался Астид.
— Мне никто не сообщал, — продолжая свою работу, ответила она. — Я знаю.
— А вы…
— Наллаэн моя дочь.
— Дочь? — смешался Астид. — Она никогда не говорила мне о вас.
— Ты говоришь так, словно пробыл рядом с ней вечность.
— Я бы пробыл с ней две вечности. Она была бы со мной счастлива.
— Счастлива? С тобой? С убийцей, одержимым жаждой крови? С извергом, который наслаждается чужим страхом и болью?
Руки эльфийки не выпускали нить ни мгновение. Она поддевала нити челноком, и, перекидывая их с пальца на палец, сноровисто плела новый талисман. Астида охватил суеверный ужас.
— С чего вы взяли, что я убийца?
— Запах смерти. Прошлой и будущей. Ты источаешь его. У тебя глаза душегуба.
Астид не знал, что ответить ей. А она вдруг сказала такое, от чего по его спине словно провели куском льда:
— Если умрет принц, умрут еще трое.
— А если он останется жить? — помедлив, спросил полукровка.
— Погибнут сотни сотен…
— Откуда вы знаете?
— Я знаю. Я вижу все твои возможные пути, и то, что случиться на каждом из них. С каждым из вас.
— Так вы знали, что случиться с Налллаэн?!
— Нет. Это был лишь один из возможных исходов. Когда кем-то делается выбор, меняется его судьба. Если бы Наллаэн не полюбила, она бы жила. Но она полюбила тебя, локо ондэ, сына змеи, беспощадного нага в облике человека. Я дарила ей покой. Забвение от того кошмара и грязи, в которые ей приходилось ежедневно окунаться. Она не захотела забывать тебя. Ты отнял у меня мою дочь.
— Она забывала все, что с ней было?! — поразился Астид.
— Только плохое. И то, в чем я видела её гибель.
— И… как давно?
— Ты хочешь знать, сколько ей было лет? Триста семьдесят восемь.
Астид в недоверчивом изумлении приоткрыл рот, вспомнив неосведомленность и наивность Наллаэн.
— Это жестоко, — наконец, выговорил он.
— Ты говоришь мне о жестокости? — усмехнулась эльфийка. — Ты, с чьи рук еще не смылся запах чужой крови? Наллаэн не смогла бы жить с тобой рядом, поверь мне. Она сплела бы себе маорурен. И, забыв тебя, чтобы не умереть от горя и отвращения, вернулась бы ко мне. Так уже случалось.
— Она тоже была, как вы?
— Да, она владела даром аэн элле, ведающих. Огромным даром. Не гаси я его, она бы давно уже зачахла от безысходности. В тебе я тоже вижу талант, но несколько другого свойства. Я помню времена, когда эти, ныне такие редкие способности, были обыденностью у эльфов. Частью их бытия. Потом, века назад, все изменилось. Дар был утрачен. Им пренебрегли в угоду лжи, фальши, злу, золоту и тьме. Сегодняшние эльфы лишены этого дара.
— А как жеНаллаэн? И я?
— У тех, в ком течет смешанная кровь, это свойство просыпается вновь. Природа надеется, что они, став связующей ниточкой меж двух рас, воспользуются им на благо всех живущих. Вернут гармонию и любовь в жизнь. Когда-то мы, аэн элле, пытались объяснить это тем, кто покидал этот мир, пеняя на его несовершенство. Тем, кто бежал от своего же зла, от своей памяти. Дети смешанной крови, обладающие давно утраченными особенностями, должны были убедить их остаться. Остаться, чтобы стать одним народом с людьми. В то время на свет и появилась Наллаэн и подобные ей. Первые дети от смешения двух рас. Но яд обособления инетерпимости отравил разум с той и другой стороны. Изгнание стало нашей долей. Мы отринули рай, в который не было входа нашим детям. Я последняя из аэн элле. Остальных нет уже давно. Нет наставников, у которых вы, рожденные ныне, могли бы учиться. Что вы сами принесете в этот мир, с тем вам и жить.
Эльфийка перерезала ножичком последнюю нить, и протянула Астиду круглую плетенку размером с ладонь.
— Возьми, локо ондэ. Это твой маорурен — отражение твоего разума, где спрячешь свои воспоминания. Если ночи станутдля тебя невыносимы, а память переполниться горем, если захочешь забвения- он поможет.
Полукровка взял амулет, рассматривая странный узор: на пестром фоне — черная, свившаяся в знак бесконечности змея в погоне за своим хвостом. Ему почудилось, что цветные крапинки нитей меняются местами, а змея, шевеля чешуйками, сдвинулась.
— Как?
— Просто смотри. Думай о том, что хочешь забыть. Чем дольше смотришь — тем меньше помнишь.
Астид испуганно отвернулся от талисмана.
— Когда же и он перестанет облегчать твои страдания — воспользуйся более сильным средством. А теперь уходи.
Астид вынул из-за пазухи брошь, и, подержав её в руке, положил на широкий подлокотник.
— Я хотел подарить это Наллаэн. Отдаю её вам.
— Лучше отдай мне то, что носишь в своем медальоне.
Астид вздрогнул и впился взглядом в эльфийку. Она смотрела на него огромными мудрыми глазами. Медленно расстегнув цепочку, Астид положил медальон рядом с брошью.
— Как ваше имя? — спросил тихо.
— Лиилейт Флорнатейл аэн Шаал.
Когда Гилэстэл вечером вернулся в гостиницу, он застал Астида в своей комнате с кувшином вина.
— Я сказал, что тебе нужно поспать, а не напиваться, — недовольно сказал он.
— Её мать была аэн элле, — заплетающимся языком выговорил Астид, подняв глаза на князя.
— Что ты там бормочешь?
— Её мать. Лилит-паучиха. Наллаэн была дочерью аэн-элле, — усмехнулся полукровка.
Гилэстэл обомлел.
— Аэн-элле? Ты совсем пьян? Они исчезли сотни лет назад.
— А она не исчезла. Она сплела мне маорурен. И сказала, что я сын змеи.
И полукровка выложил на стол подарок эльфки. Гилэстэлопустился на стул, рассматриваяплетенку. Он читал о маоруренах в древних книгах. Узоры, запечатленные в них, могли затмить разум, стереть память, довести до сумасшествия и самоубийства, исцелить душевный недуг, внушитьдурные или благие мысли. Для каждого плелся свой собственный амулет. А какой — знали только те, кто владел этой тайной. У Гилэстэла перехватило дыхание.
— Ведунья! Этого не может быть! Эльфийская ведунья, Астид! Невероятно! Как?! Где она? Ты говорил с ней?
— Говорил, — качнул тот головой. — Я оставил ей яд.
— Что? Зачем?!
— Она сама попросила меня.
Князь рывком выдернул Астида из кресла.
— Веди меня к ней!
Они почти бежали по улицам, расталкивая горожан, путаясь в развешанном на ночь белье. Окно в доме Лилит не светилось. Гилэстэл без стука распахнул дверь, влетел внутрь. И, оглядев сумрачную комнату, увидел её.
Лиилейт Флорнатейл аэн Шаал неподвижно сидела в кресле, повернутом к стене. На стене висел круглый коврик с замысловатым орнаментом. Синие глаза эльфки были открыты, продолжая смотреть на пестрый маорурен. На губах навечно застыла мягкая нежная улыбка. Белые пальцы с посиневшими ногтями сжимали медальон Астида.
Гилэстэл, стиснув зубы, застонал в отчаянии. А потом, не в силах сдержаться, закричал, что было сил. Он в ярости метался по комнате, срывая и разбрасывая амулеты. Обессилев, опустился на пол, обхватив голову руками. Взгляд упал на смятый маорурен. Князь развернул его, расправляя и разглаживая, пробегая пальцами по цветной вязи ниток, всматриваясь в странный узор.
— Как… как она это делала? Что это? Что в них такого? О, Астид…. как я хотел говорить с ней…. Учиться у неё. Я так наказан за свою гордыню! Жёстко и сурово наказан.