Глава 11. Южные сюнну

В конце I века Хань сосредоточила все свои усилия на уничтожении и изгнании северных сюнну и преуспела в этом. Но вскоре южные сюнну, которые уже давно считались верными подданными империи, преподнесли ей ряд неприятных сюрпризов. К этому времени, по сообщению Фань Е, «численность [населения] южных кочевий, которые несколько раз одерживали победы и захватывали пленных, а также принимали перебежчиков, очень возросла и составила 34 тыс. семейств, 237 300 душ и 50170 отборных воинов». Поэтому если раньше для надзора за ними хватало двух чиновников, то теперь ведающий ими сановник «из-за многочисленности новых перебежчиков представил императору доклад с просьбой увеличить количество чиновников до 12»{308}. Но эта мера не помогла — сюнну надолго вышли из-под контроля.

Смута, как уже бывало у сюнну, началась с династических конфликтов — в 93 году, после смерти очередного правителя, на престол взошел младший брат одного из предыдущих шаньюев по имени Аньго. Он приходился внуком Хуханье II и племянником своему предшественнику и имел все основания претендовать на власть. Но в точно таких же родственных отношениях с предыдущими владыками находился еще один претендент на престол, по имени Шицзы. Аньго, по словам Фань Е, «не был ничем знаменит», что же касается Шицзы, то он «всегда отличался храбростью и большими знаниями», за что был любим народом и Сыном Неба. Но Шицзы был знаменит не только знаниями — хусцы, которые жили за укрепленной линией, «неоднократно подвергались грабежам со стороны Шицзы, а поэтому большинство из них были злы на него».

Аньго решил воспользоваться этим и вступил в сговор с перебежчиками из числа обиженных на Шицзы хусцев, чтобы уничтожить возможного соперника. Китайские сановники увидев, что шаньюй «отдаляется от старых хусцев и сближается с новыми перебежчиками», заподозрили его в измене. В ставку Аньго были направлены войска, и шаньюй в панике бежал. Теперь уже трудно сказать, действительно ли он замышлял восстание, или его оклеветали. Во всяком случае, вместо того, чтобы выяснить отношения с Поднебесной, он собрал своих воинов и отправился в поход на Шицзы. Китайцы послали специального чиновника, чтобы помирить двоюродных братьев, но Аньго не захотел мириться. Тогда против него выступила китайская армия, и его собственные приближенные, «опасаясь, что их казнят вместе с шаньюем, убили Аньго».

В 94 году на сюннуский престол взошел Шицзы, но мир среди кочевников был нарушен. Сначала на нового шаньюя напали давно ненавидевшие его перебежчики — количество их не превышало шести сотен, но Шицзы, несмотря на свою прославленную храбрость и «большие знания», не сумел дать им отпор, и за него пришлось вступаться «чиновнику-умиротворителю» со своими воинами. Тогда «вновь перешедшие хусцы стали пугать других», и вскоре пятнадцать кочевий численностью более 200 тысяч человек подняли восстание. Судя по тому, что Фань Е оценил численность южных кочевий в 90 году в «237 300 душ» и за четыре года она не могла слишком сильно увеличиться, к бунтовщикам примкнула подавляющая часть сюнну. Бунтовали они против своего шаньюя и китайцев сразу. Восставшие «перебили и захватили в плен [пограничных] чиновников и народ, сожгли почтовые станции и юрты и, собрав обозы, направились в [округ] Шофан, намереваясь перейти оттуда в земли к северу от пустыни». На престол они возвели шаньюя Пэнхоу, одного из внуков Хуханье II.

История повторялась — как и во времена обоих Хуханье, сюнну разделились на тех, кто обитал на юге, под эгидой Хань, и на тех, кто жил севернее и совершал набеги как на своих соплеменников, так и на ханьцев… Мятежный Пэнхоу тревожил границы Поднебесной больше двадцати лет, пока в 117 году его не разбили сяньбийцы. «…Его народ рассеялся и перешел на сторону северных варваров», а сам Пэнхоу во главе крохотного отряда в сто с лишним всадников бежал в Шофан и изъявил покорность Хань.

Но пока этого не произошло, пример вольного Пэнхоу не давал покоя южным сюнну, и в 109 году их очередной шань-юй Ваньши шичжу ти, по имени Тань, замыслил измену. Сделал он это не самым этичным образом — шаньюй прибыл в качестве гостя в императорский дворец, где изъявил покорность Хань и, надо полагать, по традиции получил немалые подарки. Здесь он познакомился с неким китайцем, который сказал шаньюю: «В землях к востоку от заставы произошло наводнение, все население вымерло от голода, поэтому можно напасть [на Хань]». Тань воспользовался этой информацией, заключил союз с ухуанями, поднял восстание и стал грабить пограничные округа. Война длилась несколько месяцев, но в конце концов, после ряда серьезных поражений, шаньюй «отправил посла, изъявляя желание сдаться». Без головного убора, босиком, со связанными за спиной руками шаньюй совершил земной поклон перед ханьскими полководцами, «признав, что совершил преступление, за которое заслуживает смерти». Впрочем, смерть ему не грозила — китайцы всегда были милосердны к сдавшимся врагам. «Император простил шаньюя и стал относиться к нему, как прежде»{309}.

Однако сюнну, почувствовав свою возрождающуюся силу (а точнее, усугубляющуюся слабость Хань), уже не хотели относиться к своим южным соседям «как прежде». В течение нескольких последующих десятилетий в пограничных округах периодически вспыхивали восстания. Иногда их возглавлял очередной шаньюй; иногда бунтовщиком оказывался кто-то из его сановников, а шаньюй, напротив, помогал Хань подавить восстание. Но положение самого шаньюя теперь уже не было таким незыблемым как раньше, и свержение сюннуского правителя его соплеменниками или низложение китайским наместником стали обычным делом.

После падения державы сюнну власть в степи перешла к племенам сяньби, которые создали к северо-западу от Поднебесной огромную, хотя и не слишком централизованную кочевую империю. Сяньбийцы нападали на южные кочевья, и сюнну, вместе с войсками Хань, были вынуждены отражать эти набеги. Но случалось, что очередной сюннуский мятежник объединялся с сяньби. Фань Е пишет, что в 158 году, в правление шаньюя Цзюйчээра, «все кочевья южного шаньюя подняли восстание и стали производить набеги на девять пограничных округов совместно сухуанями и сяньбийцами». Ханьский полководец Чжан Хуань выступил в поход против восставших, и тогда «все кочевья шаньюя изъявили покорность». Сам шаньюй был взят под стражу за то, что «оказался не в состоянии управлять делами государства». Чжан Хуань собирался назначить другого шаньюя, но император Хуань-ди воспротивился. Он заявил: «Цзюйчээр всей душой стремился встать на правильный путь, за какое же преступление лишать его престола? Его следует возвратить обратно»{310}.

Поучения Сына Неба не пошли на пользу сановникам, и в 179 году ханьский военачальник Чжан Сю, поссорившись с шаньюем Хучжэном, «убил его и самовольно возвел на престол шаньюя правого сянь-вана Цянцзюя». Чжан Сю поплатился за такое самоуправство: он был арестован, доставлен в столицу в клетке и казнен. Однако его ставленник Цянцзюй остался на сюннуском престоле. Впрочем, он тоже не удержался на нем и в 188 был убит собственными соплеменниками, которым не понравилось, что шаньюй посылает войска на подмогу Хань для подавления крестьянского «восстания желтых повязок» и для борьбы с набегами сяньбийцев.

Сын Цянцзюя по имени Юйфуло, который и был послан на помощь императору во главе сюннуского войска, не возвратился на родину — он «остался с войсками в Хань и самовольно вступил на престол шаньюя». Тем временем соотечественники, убившие его отца, взбунтовались и «с общего согласия возвели на престол шаньюя гудухоу из фамилии Сюйбу». Юйфуло остался в Хань, а его соперник с несколькими тысячами всадников присоединился к мятежникам, которые еще в 184 году подняли в Китае «восстание желтых повязок» и захватили значительную часть страны — начатая ими крестьянская война полыхала около двадцати лет. Впрочем, мятежный шаньюй скоро умер, но трон его оставался свободным, «а государственными делами управляли старые князья». Что же касается Юйфуло, то он, воспользовавшись смутой и гражданской войной, «совершал грабительские набеги» на земли, лежащие к востоку от Ордоса{311}.

Разброд и безвластие, царившие среди сюнну, были косвенным откликом на те беспорядки, которые давно уже происходили в Поднебесной. Империю разъедала коррупция, при дворе возникали непрерывные заговоры, в стране вспыхивал бунт за бунтом, а императорская власть слабела на глазах. Не в силах навести порядок даже в центре Срединного государства, Хань тем более не могла справиться с окраинами, населенными кочевниками. В стране разразилось «восстание желтых повязок» — оно было подавлено, но крестьянская война продолжалась, а ханьскии двор потерял контроль над страной. В 189 году умер Лин-ди, который был, по сути, последним (и далеко не лучшим) властителем Поздней Хань. После него формально династия существовала еще около тридцати лет, но в стране не прекращались беспорядки, а император был вынужден покинуть столицу и жить в ставке своего полководца Цао Цао, пока в 220 году старший сын последнего Цао Пи не заставил этого номинального владыку отречься и не провозгласил воцарение династии Цао Вэй. Впрочем, сам Цао Цао, хотя и не объявлял себя императором, позднее, уже после смерти, тоже получил титул «Вэй У-ди» — император У династии Вэй. Но подчинить своей власти всю страну новые правители не смогли. После того как на престол взошел Цао Пи, Поднебесная распалась на три царства: Вэй, Шу и У (в историю Китая этот период вошел как Троецарствие).

* * *

Еще до окончания гражданской войны, несмотря на то что у китайцев в те годы хватало своих внутренних проблем, они понимали, что сюнну могут стать для них источником дополнительных бедствий. Китайский историк VII века Фан Сю-аньлин писал: «По прошествии многих лет количество [сюннуских] дворов постепенно увеличилось, они заполнили все северные земли, и ими стало трудно управлять. В конце династии Поздняя Хань, когда в Поднебесной происходили большие волнения, сановники наперебой говорили, что хусцев слишком много, и выражали опасения, что они непременно займутся разбоем, поэтому против них следует заранее принимать меры обороны»{312}.

Опасения оказались вполне оправданными. Сюнну не слишком активно участвовали в гражданской войне как таковой, но они действительно воспользовались воцарившимся в империи хаосом и умножили свои грабительские набеги. Один из таких набегов описан в поэме знаменитой китайской поэтессы Цай Янь (она же Цай Вэньцзи). Об ужасах сюннуских нашествий Цай знала не понаслышке: после того как, по ее словам, «Поздняя Хань потеряла рычаги власти», город, где жила поэтесса, был разорен кочевниками, и она вместе с другими мирными жителями была угнана в степь и стала женой или наложницей одного из победителей. Цай писала:

На равнине люди нежные и слабые,

Пришедшее войско — все хусцы и цяны.

Охотились в поле, осаждали города,

Куда бы ни направились — все было уничтожено.

Рубили и резали, не оставили ни одного.

Трупы и кости подпирают и отталкивают друг друга.

На боку лошади висят мужские головы,

Позади лошади ведут жен.

(…)

Пленных — десятки тысяч,

Не удается собрать всех воедино.

Цай создала свою поэму через много лет после набега — она провела в степи двенадцать лет, родила своему сюннускому мужу двоих детей и в конце концов вернулась на родину. Но за эти годы она не стала теплее относиться ни к новым родственникам, ни к их стране. Она вспоминает:

Все время говорят несчастным поверженным пленникам:

«Следует их зарубить мечами!

Мы вас не оставим в живых!»

Разве осмелятся они пожалеть жизнь?

Их ругань невыносима.

Некоторые еще и добавляют удары палкой.

(…)

Область запустелая, на Китай непохожая;

Люди грубые, с нехваткой чувства долга и принципов;

Место проживания все в инее и снегу,

Варварский ветер дует весной и летом.{313}

Еще в последние годы Хань фактический правитель страны Цао Цао принимал меры для того, чтобы как-то обуздать северных соседей. Он «разделил сюнну на пять частей, поставив во главе каждой части наиболее знатного из них в качестве вождя, назначил ханьцев на должности командующих войсками и поставил их надзирать за [вождями]»{314}. Таким образом, даже остаткам сюннуского самоуправления и единства и пришел конец. Теперь у них вместо единого шаньюя было пять правителей. Как позднее жаловались сами сюнну, с этого времени «шаньюи носили пустой титул, они уже не имели владения площадью хотя бы в один чи, а все, начиная от носящих титулы ванов и хоу, были низведены до положения дворов, учитываемых в подворных списках»{315}. Общая численность сюнну, живших в пределах Поднебесной, в этот период превышала 200000 человек{316}. Администрация царства Вэй, на территории которого оказались практически все занятые сюнну земли, продолжала политику их дробления: «поскольку одно кочевье было слишком сильным, его разделили между тремя вождями», а позднее «количество вождей было увеличено до четырех»{317}.

Однако все эти меры мало что могли дать, пока не было порядка в самом Китае или хотя бы в царстве Вэй. Царство это было самым крупным и сильным из трех государств, на которые распалась Поднебесная. Но уже через два десятилетия после основания новой династии началась борьба между родом Цао, к которому принадлежали правители Вэй, и родом Сыма, и в 265 году трон перешел к Сыма Яню (посмертное имя У-ди). Так была основана династия Цзинь (и одноименная империя, которая вошла в историю как Западная Цзинь). Раздираемое династической борьбой государство тем не менее вело войны со своими соседями по Поднебесной: в 263 году под его ударами пало царство Шу, а в 280 — царство У. Китай снова стал единым. Но контроль над сюнну за это время был изрядно ослаблен.

В 271 году шаньюй Лю Мэн поднял восстание и ушел за укрепленную линию. Войско его было так сильно, что полководец, посланный на усмирение бунтовщика, не решился с ним сразиться и подослал к мятежному шаньюю убийцу. Фан Сю-аньлин писал: «После этого, содрогнувшись от страха, сюнну изъявили покорность и много лет не смели поднимать мятежи». Но годы спокойствия были, видимо, не слишком продолжительными, потому что уже в следующей фразе историк сообщает: «Позднее они в гневе перебили старших чиновников и постепенно превратились в источник бедствий на границах»{318}.

В 294 году поднял восстание сюннусец Хао Сань — он подчинил себе два округа. Мятеж был подавлен, но на следующий год младший брат Хао Саня «во главе цянов и хусцев, живших в округах Фэнъи и Бэйди» занял еще два округа. «После этого северные дисцы постепенно усилились, а на Центральной равнине вспыхнули беспорядки»{319}.

Варвары, которых ханьцы в свое время сами переселили в пределы укрепленной линии, рассчитывая на их покорность, теперь стали источником постоянной напряженности. В 90-е годы III века Цзян Тун, сановник молодой династии Цзинь, выступил с предложением выдворить всех переселенцев обратно, за границы Поднебесной. Он писал:

«Земли среди четырех морей обширны, чиновники и народ богаты, разве можно позволить разбойникам-варварам жить здесь, ведь со временем они захватят и земли, и богатство. (…) Следует издать указ о высылке [варваров] и возвращении их на прежние земли. Они перестанут тревожиться, что мы задерживаем их, удовлетворят свою тоску по родным местам…»{320}

Проект этот не был принят. Впрочем, сами варвары тоже отнюдь не страдали от избыточной ностальгии. Напротив, многие из тех, что обитали за пределами укрепленной линии, добровольно переходили на жительство в Китай. Ведь ко второй половине III века в степях на север от границы скопилось довольно много сюннуских кочевий, которые так или иначе отпали от своих южных сородичей, живших под эгидой империи.

Вскоре после воцарения династии Цзинь в землях, лежащих за укрепленной линией, произошло сильное наводнение, и огромное количество сюнну — свыше 20 тысяч юрт — явились к границам Поднебесной с изъявлением покорности. Фан Сюаньлин сообщает: «Император снова принял их, повелев жить под бывшим городом Иян в землях к западу от Хуанхэ. В дальнейшем сюнну опять стали жить среди цзиньцев в округах Пинъян, Сихэ, Тайюань, Синьсин, Шан-дан и Лэпин»{321}. С учетом этих переселенцев численность сюнну, живших непосредственно в Китае, возросла как минимум до 340 тысяч человек{322}.

А народ продолжал прибывать. В 284 году «сюннуский хусец Тайахоу во главе своего кочевья, насчитывавшего 29 тыс. 300 человек, изъявил покорность». В 286 году его примеру последовали два сюннуских вождя «во главе более ста тысяч соплеменников, считая старых и малых». На следующий год с изъявлением покорности явились еще 11 500 человек. Они имели с собой «22 тыс. голов крупного рогатого скота, 105 тыс. овец, неисчислимое количество повозок, ослов и различного имущества». «Все они поднесли дань, состоявшую из производимых в их землях предметов. Император ласково их принял»{323}.

Властителям из дома Цзинь, вероятно, не была знакома латинская поговорка «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Но все случилось в точности по ней. Конечно, власть в империи Западная Цзинь и без варваров была не слишком крепка: начиная с 290 года там разгорелась длительная междоусобная борьба, получившая название «мятеж восьми князей». Возможно, китайцы, несмотря на внутренние усобицы, и сохранили бы государственную целостность, однако кочевники, обитавшие на севере Поднебесной, воспользовались и ослаблением центральной власти, и своей многочисленностью. Сбылись самые мрачные предсказания Цзян Туна, который так и не уговорил императоров дома Цзинь переселить варваров, и в их числе «жестоких и злых разбойников-сюнну», подальше в степь. Цзян Тун писал:

«Ныне численность пяти частей сюнну дошла до нескольких десятков тысяч дворов, а количество людей превосходит количество западных жунов. По природе своей они смелы, в искусстве пользоваться луком и ездить на коне вдвое превосходят дисцев и цянов. В случае, если неожиданно поднимется пыль от копыт их лошадей, область Бинчжоу оцепенеет от ужаса»{324}.

Примерно так оно и случилось.

* * *

Надо сказать, что к этому времени у сюнну, живущих на территории Поднебесной, не было особых оснований любить ханьцев (так, несмотря на смену династии, продолжали называть и по сей день называют коренных китайцев). Недаром один из сюннуских воевод говорил: «Династия Цзинь творит беззакония, управляет нами, как рабами»{325}. Кстати, в эпоху Западной Цзинь кочевники, даже обитавшие на территории Поднебесной и бывшие вполне лояльными и законопослушными императорскими подданными, имели все шансы угодить в самое настоящее рабство по воле чиновников. По сообщению Фан Сюаньлина, на рубеже III и IV веков сановник Янь Цуй, «имевший звание военачальника, проявившего величие», предложил правителю области Бинчжоу «ловитьхусцев в землях к востоку от гор и продавать их для покрытия военных расходов», что и было весьма успешно исполнено{326}.

Китайцы всегда презрительно относились к «северным варварам», но теперь даже само слово «ху» приобрело оскорбительный смысл{327}. Однако, презирая варваров, китайские князья, вовлеченные в междоусобную борьбу, сами приглашали к себе их войска и тем самым открывали им доступ во внутренние районы страны.

В 304 году сюннуский военачальник Лю Юаньхай под видом помощи младшему брату императора, Сыма Ину, собрал в северных провинциях огромную 100-тысячную армию и объявил себя независимым ваном, а потом и императором. Так начался период «Шестнадцати государств пяти северных племен», который продолжался до середины V века. В это время северная часть Поднебесной оказалась раздробленной на несколько царств, во главе большинства из которых стояли варварские властители. Четыре из них: Северная Хань (известна также как Раннее Чжао), Северная Лян, Ся и Позднее Чжао — принадлежали сюнну.


Загрузка...