Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи

Глава 3. Сообщество воинов

Сюнну, даже во времена их расцвета, были не слишком многочисленным народом. Чжунхан Юэ, советник шаньюя Лаошана, говорил: «Численность сюнну не может сравниться с численностью населения одной ханьской области…»^{125} Правда, неизвестно, имел ли он в виду собственно сюнну или же всех жителей огромной, совсем недавно созданной империи.

Население даже самых крупных областей Китая во времена Хань составляло по два с лишним миллиона человек. Что же касается сюнну, то, по подсчетам современных исследователей, до распада их империи в ней проживало около полутора миллионов человек, что примерно совпадает с данными сюннуского советника^{126}.

Но не все эти полтора миллиона были этническими сюнну. Забегая вперед, скажем, что в империи Лю Цуна в начале IV века н. э. на 340 тысяч сюннусцев приходилось 1,4 миллиона цзесцев, сяньбийцев, дисцев, цянов и ухуаней. Цзесцы тоже относились к сюнну, но это было лишь одно из многочисленных сюннуских кочевий, и оно не могло слишком сильно повлиять на общую численность. То есть меньше полумиллиона сюннусцев приходилось на миллион с лишним остальных кочевников. Вероятно, похожая пропорция существовала во все времена.

Численность населения нередко уменьшалась — китайские хронисты сообщают, что во времена природных катаклизмов от голода у сюнну умирало по три и даже по шесть-семь человек из десяти^{127}, — но потом быстро восстанавливалась.

На пять человек приходился одни взрослый мужчина-воин, и, значит, сюннуское войско в лучшие времена могло насчитывать около 300 тысяч конников. Эти расчеты вполне совпадают с максимальной численностью войска, которую приводит Сыма Цянь для времен Маодуня (300 или 400 тысяч человек)^{128}.

Во главе войска и всего народа стоял шаньюй, который происходил из рода Сюйляньти^{129} (Люаньди^{130}, Луяньти^{131}). Империя его делилась на восточные (левые) и западные (правые) земли. Ставка самого шаньюя традиционно находилась в центре^{132}. Левая сторона у сюнну считалась более почетной, и правителем левых земель шаньюй обыкновенно назначал своего наследника. Помимо правящего рода Сюйляньти у сюнну существовало еще четыре знатнейших рода; из них клан Хуянь ведал вопросами (в частности, судопроизводством) левых земель, а кланы Лань и Сюйбу — правых земель. Чем занимался род Цюлинь, не вполне понятно, но он, во всяком случае, поставлял своих невест ко двору шаньюя. Фань Е пишет: «Эти четыре фамилии являлись в государстве сюнну наиболее знатными родами и постоянно вступали в брачные связи с шаньюем»^{133}.

Штат высших чиновников, которые вместе с шаньюем управляли империей, делился на две группы: левых и правых — ведавших соответственно восточными и западными землями. В каждой из них имелись по два князя («рога»), они назывались сянь-ван («мудрый князь») и лули-ван. Именно левый сянь-ван — высшее в государстве лицо после шаньюя — был его наследником. Кроме того, в каждой из земель имелся дацзян (командующий войском), дадувэй (главноуправляющий, вероятно, что-то вроде коменданта), даданху (управляющий семьями, то есть народом) и гудухоу (князь второй степени). В то же время существует мнение, что все они (и гудухоу, и даданху, и даже дадувэи) были военачальниками, которые имели в своем распоряжении не менее 10 тысяч всадников каждый. Впрочем, возможно, они совмещали мирные труды с трудами на поле брани. Кроме того, среди высших сановников имелись еще шесть (три левых и три правых) князей, или ванов, или «рогов», более низкого ранга.

Все десять князей были ближайшими родственниками шаньюя, обычно — его сыновьями и младшими братьями. Остальные сановники к роду шаньюя не принадлежали. Сы-ма Цянь писал, что всего во главе сюннуского общества стоят «двадцать четыре предводителя», которые «сами назначают тысяцких, сотников, десятских, “малых” ванов…»^{134}

В трактате I века до н.э. «Спор о соли и железе» сказано: «Законы [правителя сюнну] кратки, и их легко понять; требованья [правителя сюнну] немногочисленны, и их легко удовлетворить. По этой причине, когда число наказаний невелико, то [сюнну] не совершают преступлений; когда команда подана, то [сюнну] следуют приказам»^{135}.

О том же писал и Сыма Цянь: «Их законы и установления несложны и легко осуществимы. Отношения между правителем и подданными просты, и поэтому они правят государством, как своим телом»^{136}. Тем не менее некоторые из сюннуских уголовных уложений Сыма Цянь все-таки приводит:

«Согласно их законам, всякий без причины извлекший из ножен меч [хотя бы] на один чи (32 сантиметра. — Авт.), подлежал казни, у виновного в краже отбиралось все его имущество и семья. За мелкий проступок били палками, за крупное преступление предавали смерти. Срок тюремного заключения не превышал десяти дней, а во всем [сюннуском] государстве число заключенных не превышало нескольких человек.»^{137}

Все мужчины сюнну, чем бы они ни занимались в мирное время, были воинами, которые всегда находились в состоянии боевой готовности. Сыма Цянь пишет: «Зрелые мужчины, которые в состоянии натянуть лук, все становятся конными латниками»^{138}. В «Споре о соли и железе» говорится: «[Каждая] семья принимает свои заблаговременные меры [по обороне, у каждого] ее члена есть [оружие], которым он пользуется. Когда однажды возникает близкая опасность, им [остается] только натянуть луки да сесть на коней — и все»^{139}.

Основой войска была конница. В случае особой необходимости, как во времена войны Маодуня с императором Гао-ди, шаньюй, согласно данным Сыма Цяня, мог мобилизовать до 300—400 тысяч всадников^{140}. Во время «рядовых» войн с тем же Китаем численность сюннуских армий варьировалась очень сильно; в период от 166 до 80 года до н. э. в среднем она составляла около 90 тысяч человек — примерно треть военного потенциала страны. В годы кризиса Хань в таких огромных армиях не было необходимости, и сюн-ну вполне справлялись, действуя небольшими отрядами по 10—20 тысяч воинов^{141}.

Основным оружием сюнну были лук и стрелы. В «Споре о соли и железе» говорится, что «они не знают употребления длинных копий рогатиной и мощных самострелов», зато у них есть «боевые кони и добрые луки»^{142}. А цзиньский сановник Цзян Тун утверждает, что сюнну «в искусстве пользоваться луком и ездить на коне вдвое превосходят дисцев и цянов»^{143}.

Археологи подтверждают, что сюнну были прежде всего лучниками: остатки луков, стрел и колчанов найдены во многих погребениях. Кроме того, и китайские рисунки и скульптуры, и монгольские петроглифы изображают сюннуских воинов лучниками, стреляющими на скаку или скачущими с луком в налучье за спиной. Правда, до сих пор идут споры о том, какие именно типы луков они использовали. За две тысячи лет сами луки истлели, и сохранились лишь накладки, по которым не всегда можно восстановить конструкцию — почти все могилы, где найдено оружие, были ограблены, и костяные накладки оказались частично утрачены, а частично перемещены с первоначального места. Во всяком случае, сюннуский лук был сложносоставным с костяными накладками^{144}.

Наконечники стрел использовались железные, бронзовые и костяные, причем самых многообразных форм. Костяные наконечники, судя по всему, изготавливались самими воинами — среди них археологи не смогли выделить ведущих форм, каждый делал их, как умел, сообразно своим навыкам и потребностям. Стрелы могли быть снабжены костяными шариками — свистунками, которые надевались на древко. Они применялись как сигнальные и для устрашения противника. Кроме того, шарик предотвращал раскалывание торцевой части древка. Стрелы оснащались орлиными перьями. Китайцы хотели отобрать у сюнну землю, о которой было известно, что «она дает изумительный лес, древки для стрел, и [там много] орлиных перьев»^{145}. Сюнну лес отстояли и перьями продолжали пользоваться сами, равно как и деревьями для изготовления древков — археологи считают, что это были березы^{146}.

Оружие ближнего боя археологи находят в сюннуских могилах значительно реже^{147}. Это прямые однолезвийные палаши, копья, булавы. Для рукопашной схватки применяли трехгранный в сечении однолезвийный кинжал с прямым клинком.

Металлических доспехов, которые бы закрывали все тело, сюнну почти не знали — рядовые воины использовали только бронзовые наручи и железные поножи на войлочной подкладке. Тело защищали меховой или кожаной одеждой; возможно, войлочными доспехами и деревянными щитами. Поверх одежды мог надеваться пояс с железными и костяными бляхами, которые выполняли какую-то защитную функцию^{148}. И лишь самые знатные воины имели нагрудные чешуйчатые панцири^{149}.

Сыма Цянь писал о сюнну: «Из оружия дальнего боя у них имеются луки и стрелы, из оружия ближнего боя — мечи и короткие копья с железной рукояткой. [Если сражение складывается для них] благополучно, [они] продвигаются вперед, а если неблагоприятно, то отходят, [причем] не стыдятся и бежать»^{150}.

Основу тактики сюнну составлял дистанционный бой в рассыпном строю^{151}. В «Споре о соли и железе» говорится: «Сюнну пускаются в путь легко вооруженные и продвигаются вперед тайком, чтобы внезапно напасть в незащищенном месте…»^{152} Тот же автор сообщает:

«Ныне сюнну пасут скот на бескрайнем пастбище, которое невозможно проехать все до конца, куда ни направишься — на восток или на запад, на юг или на север; их не в состоянии поймать даже [войско, передвигающееся на] легких колесницах и резвых конях; что же говорить о [солдатах, которые] несут на спине тяжелую поклажу, а на плечах — оружие, занимаясь их поисками? Их положение [таково, что] они для нас недосягаемы. О, как бескрайна [их степь]! Как будто движешься в глубь безбрежных болот и не знаешь, где остановишься. О, как необъятна [их степь]! [Ловить их в ней —] все равно что без сетей ловить рыбу в больших реках или море. Даже если настигнешь их, армия выбьется из сил и дойдет до изнеможения, станет точь-в-точь приманкой, оставленной [врагу]»^{153}.

Сыма Цянь так описывал воинские традиции сюнну: «Когда наступает полнолуние, ведут сражения, при ущербной луне отводят войска. Тому, кто во время наступательного боя отрубит голову неприятеля или возьмет его в плен, жалуется чара вина, вся захваченная добыча передается этому воину, а взятые в плен становятся его рабами. Поэтому, вступая в битву, каждый из сюннусцев преследует прежде всего выгоду. Они искусны в том, что, заманив в ловушку врага, обрушиваются на него неожиданно. Завидев противника, они устремляются за добычей, подобно стае диких птиц, а попадая в трудное положение и терпя поражение, они рассыпаются, подобно битой черепице, и рассеиваются, подобно облакам. К тому, кто из боя привезет тело убитого воина [сюнну], переходит все личное имущество погибшего»^{154}.

Сюнну умело использовали рельеф местности. В «Споре о соли и железе» говорится: «…Они пользуются горами и ущельями как крепостными стенами и рвами, пользуются [кочевьями с их] реками и травами как казенными житницами и амбарами для зерна»^{155}. Об этом же в середине II века до н. э. писал в своем докладе видный ханьскии сановник Чао Цо:

«Ныне сюнну отличаются от “государства центра” в искусстве [приспособления] к рельефу местности. [Кони сюнну] поднимаются и спускаются по горным склонам, [переправляются через горные реки], входя и выходя из горных потоков, — не то что кони “государства центра”. [Конники сюнну] то [мчатся] по опасным тропам, пригибаясь к земле, то стреляют из луков — не то что конница “государства центра”. [Они] не страдают [ни от] ветра и дождя, [ни от] усталости и утомления, [ни от] голода и жажды — не то что люди “государства центра”. Таковы преимущества сюнну».

В качестве недостатков сюннуской армии Чао Цо отмечал, что сюнну приходят в замешательство на равнинах, где их могут одолеть «легкие колесницы и ударные отряды конницы». Он писал, что сюннуские лучники не в состоянии противостоять мощным арбалетам и длинным копьям-рогатинам.

«Что касается применения крепких лат и острых клинков, то если применять и короткие, и длинные клинки, расставить повсюду арбалетчиков нерегулярных войск, наступать совместно отрядами по “пятеркам” и “десяткам”, то оружие сюнну не сможет противостоять им. Когда командир конных лучников ведет скорострельную стрельбу, стрелы летят [одна за другой] в одну и ту же цель, то кожаные латы и деревянные щиты сюнну не могут выдержать [удара]. Когда спешиваются и [вступают в] бой на земле, применяют и мечи и копья-рогатины, наступают и отступают, тесня друг друга, то ноги сюнну отказывают им. Таковы преимущества людей “государства центра”».

В своем докладе Чао Цо делает утешительный для китайцев вывод, что тактика сюнну имеет всего лишь три преимущества, а тактика воинов «государства центра», то есть Поднебесной, — целых пять преимуществ^{156}. Но надо сказать, что, несмотря на оптимизм сановника, сюнну еще в течение столетий оставались бичом китайских границ.