Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи

Глава 14. Религия и погребальный обряд

Сюнну, вероятно, не были фанатами веры — информация об их религиозных ритуалах разбросана по китайским хроникам очень скупо. Составить по ней полную картину религиозной жизни сюнну нельзя — скорее, это будет мозаика. Археология тоже почти не проливает света на этот вопрос: сюнну верили в загробную жизнь и заботились о том, чтобы их соплеменники, отправляясь в последнее путешествие, были обеспечены всем необходимым, но ни одно святилище, ни одно культовое сооружение сюнну (кроме могил), насколько известно авторам данной книги, до сих пор не найдено, — вероятно, их было очень немного.

Западные жуны (которые, возможно, были предками сюнну) весьма почитали дух дракона — об этом пишет китайский историк Увека ЦуйХао. Он рассказывает о ритуале, который, как известно из других источников, был характерен именно для сюнну: Цуй Хао говорит, что дракону трижды в год приносили жертвы и для этого соорудили к югу от ставки Лун-чэн жертвенник в честь духа дракона.

О жертвоприношениях в Лунчэне (но уже приносимых сюннусцами) сообщает Сыма Цянь. По его сведениям, в пятой луне каждого года предводители сюнну «съезжаются на большой сбор в Лунчэне, где приносят жертвы предкам, Небу и Земле, духам людей и небесным духам» (отметим, что историк приводит подозрительно «китайский» набор божественных покровителей). О каком-либо драконе хронист умалчивает, но само слово «Лунчэн» можно понимать как «Драконово городище». Кроме того, Сыма Цянь говорит о том, что у сюнну имелся еще и «малый сбор», который проходил в «первой луне каждого года» в ставке шаньюя, — там тоже приносились жертвы, но кому именно — не уточняется^{452}.

Фань Е писал, что жертвоприношения в Лунчэне совершались трижды в год — «всегда в первой, пятой и десятой луне». Причем «…после того как южный шаньюй изъявил покорность [Хань], стали совершаться еще жертвоприношения ханьскому императору»^{453}.Как мы уже говорили, имелся в виду, вероятно, не действующий на тот момент император династии Хань, а покойные императоры Поднебесной, включая мифических, — именно они должны были обеспечивать земное благополучие своих потомков и их подданных.

Возможно, что сюннусцам было не слишком приятно поклоняться императорам своих завоевателей. Но через два с лишним века они расквитались с китайцами за это унижение. Когда в 319 году сюннуский император Лю Яо пришел к власти, он приказал, чтобы на территории империи его покойных предшественников-сюнну чтили наравне с китайскими божествами: «Маодуню приносились жертвы наравне с жертвами Небу, а Лю Юаньхаю — наравне с Верховным владыкой».^{454}

Интересно, что сюнну даже на религиозных сборищах не ставили ритуальные и душеспасительные занятия во главу угла. Фань Е пишет: «Используя жертвоприношения, [сюнну] собирали все кочевья, обсуждали государственные дела и устраивали развлечения — скачки лошадей и бег верблюдов»^{455}.

Если не все сюнну, то по крайней мере шаньюй каждое утро, выходя из своего шатра, кланялся в сторону восходящего солнца, а вечером совершал поклон луне. Впрочем, у шаньюя были свои отношения со светилами, недаром в официальной переписке первые шаньюй величали себя «Небом и Землей рожденный, Солнцем и Луной поставленный…» Сыма Цянь пишет: «Затевая поход или другое какое большое дело, сюнну учитывают положение звезд и луны»^{456}.

Но покровительство светил не избавляло шаньюя от страха перед злыми духами и сглазом. Сыма Цянь пишет: «По законам сюнну, ханьские послы не имели права входить в юрту [шаньюя], не оставив снаружи своего верительного знака и не разрисовав тушью лицо»^{457}. Почему надо было оставлять снаружи верительные знаки, не вполне понятно. Ну а то, что китаец называет «разрисовкой лица», вероятно, было нанесением магических знаков, которые нейтрализовывали возможное дурное влияние злокозненных ханьцев.

Касательно религиозных обрядов сюнну у Сыма Цяня есть загадочное упоминание о некоем «изображении золотого человека», которое употреблялось при жертвоприношениях Небу. Это изображение хранилось у сюннуского Сючу-вана и в 121 году до н. э. было захвачено китайским полководцем Хо Цюй-бином^{458}.

Что это было за изображение и как именно его использовали — неизвестно. Никаких других сведений о том, что сюнну поклонялись каким-либо скульптурам, не сохранилось. Высказывалось мнение, что речь могла идти о золотой статуе Будды^{459} — как раз примерно с этого времени буддизм начинал проникать на занятые сюнну территории. Но это были лишь первые робкие шаги молодой религии на север, и представляется маловероятным, чтобы у сюнну уже в конце II века до н. э. существовал столь «дорого обставленный» культ Будды.

Во всяком случае, буддизм, даже если он и проник в сюннускую среду, не смягчил варварских нравов и не способствовал гуманизации их религиозных традиций. Сюнну практиковали человеческие жертвоприношения, и одно из них описано вскоре после утраты ими золотой статуи. Историю эту сохранил Бань Гу.

После того как в начале I века до н. э. Эршиский военачальник сдался сюнну, он некоторое время пользовался благосклонностью шаньюя Хулугу. Тот «дал ему в жены свою дочь и относился к нему с большим уважением и благоволением, чем к Вэй Люю» — могущественному сюннускому сановнику. Случилось так, что мать шаньюя заболела. На помощь призвали шамана, дабы тот выяснил у духов причину болезни. Но Вэй Люй не дал провидцу пообщаться с духами и велел от имени покойного отца Хулугу сообщить следующее: «Давно еще хусцы во время жертвоприношения перед походом обещали, что если они захватят Эршиского военачальника, то принесут его в жертву духу земли. Почему же нынче его не приносят в жертву?» Злополучного военачальника схватили, но он успел крикнуть: «После смерти я непременно уничтожу сюнну». «Потом его закололи и принесли в жертву».

Эршиский военачальник был, надо думать, добрым конфуцианцем и к сюннускому пантеону прямого отношения не имел. Но угроза его оказалась не пустыми словами: в землях сюнну в течение нескольких месяцев не прекращался снегопад, начался падеж скота, хлеба не вызрели, люди стали болеть. И тогда «напуганный шаньюй построил молельню для жертвоприношений Эршискому военачальнику». Вероятно, это помогло, потому что дела в сюннуской державе после этого наладились^{460}.

Единственная хорошо изученная сфера ритуальной жизни сюнну — это погребальный обряд. Впрочем, китайские авторы описывают его достаточно скупо и, возможно, не вполне точно. Сыма Цянь рассказывает:

«Для похорон [у них] есть внутренний и внешний гроб, [с покойником кладут] золото и серебро, одежду и шубы, но [они] не насыпают могильных холмов, не обсаживают могилы деревьями и не носят траурных одежд. Когда умирает правитель, то вместе с умершим хоронят его любимых слуг и наложниц, их число достигает нескольких сотен или тысяч человек»^{461}.

Считается, что историк сильно преувеличил кровожадность сюнну. Археологам известны скромные захоронения, которые тянутся вдоль сюннуских «царских» курганов, но максимальное их количество не превышает 27 — столько могил было найдено рядом с большим курганом некрополя Гол Мод в Монголии. Могилы здесь идут плотным рядом, причем социальный статус погребенных меняется с севера к югу, — вероятно, структура цепочки могил была продумана и создана единовременно. И это наводит на мысль о жертвоприношении. В Забайкалье в Дырестуйском могильнике возле крупного кургана был захоронен ребенок 10-12 лет, который, судя по отверстию в черепе, был убит ударом острого предмета. На ногах подростка, найденного у другой крупной гробницы, в Ильмовой пади, обнаружены остатки железной цепочки, которой, видимо, были связаны ноги^{462}.

Описание похорон императора Ши Лэ и его матери сохранил Фан Сюаньлин. Оба они были похоронены тайно. Это дало комментаторам основания предположить, что «своих покойников цзесцы хоронили так, чтобы место погребения оставалось неизвестным»^{463}. Но авторы настоящей книги рискуют высказать еще одно предположение по поводу тайных похорон Ши Лэ и его матери. Дело в том, что перед тем, как Ши Лэ стал императором, ему довелось увидеть, как мятежник Цзинь Чжунь, захватив власть, расправился с могилами своих предшественников. «Могилы Лю Юаньхая и Лю Цуна были разрыты, а их храм предков сожженн»^{464}. Когда узурпатор был свергнут, Ши Лэ приказал «восстановить могилы Лю Юаньхая и Лю Цуна, подобрать более ста трупов, в том числе труп Лю Цаня, и похоронить их»^{465}. Но вероятно, он понимал, что после его собственной смерти его могилу может ожидать подобная участь. И тайные похороны могли быть не старой цзеской традицией, а предосторожностью императора, который не был уверен в долговечности своей династии и в гуманности своих преемников.

Археологи имеют значительно более обширные и точные сведения о сюннуском обряде погребения, хотя и их нельзя назвать исчерпывающими — слишком много могил было разграблено до того, как они попали в поле зрения ученых.

История раскопок погребений сюнну, как и вообще сюннуской археологии, началась в 1896 году, когда в Забайкалье врач российского пограничного города Троицкосавска (ныне Кяхта) Д.Талько-Грынцевич в урочище Ильмовая падь раскопал несколько курганов неизвестной ранее культуры^{466}. Талько-Грынцевич не был профессиональным археологом, но он был разносторонне образованным человеком, увлеченным краеведом, а главное, энтузиастом любого дела, за которое брался. Он не только раскопал десятки курганов, но и правильно определил их принадлежность сюнну.

С тех пор на огромной территории бывшей сюннуской державы — в Северном Китае, Монголии, России — были раскопаны многие сотни погребений. Благодаря работам российских ученых погребальный обряд сюнну лучше всего изучен на материалах некрополей российского Забайкалья. Сюннуские некрополи принято разделять на две большие группы: курганные могильники и так называемые «грунтовые некрополи», которые обычно лежат неподалеку от городищ и поселений и напоминают современные кладбища.

В грунтовых могильниках Забайкалья (Иволгинское городище, поселение Дурены) в основном погребены сюнну, ставшие земледельцами или ремесленниками, представители аборигенного населения и пленники из Поднебесной. Но, как правило, по самой могиле невозможно определить национальную принадлежность ее хозяина. Да, скорее всего, она и ему самому была не вполне понятна — слишком быстро шли процессы смешения и генов, и культур. Большинство могил имеют и сюннуские, и местные черты одновременно.

Погребения Иволгинского некрополя в основном имеют немало общего с погребениями в курганах, которые принадлежали сюнну-кочевникам, но в то же время они разнообразнее в деталях — эти детали были, вероятно, привнесены соседями, принадлежавшими к другим культурам. Большая часть этих грунтовых захоронений совершена в простых прямоугольных ямах, не превышающих в глубину 2,5 метра. Погребенные находились в дощатых гробах и лежали на спине головой к северу. В северной части могилы (это место исследователь Иволгинского комплекса А. В.Давыдова называет «хозяйственной частью»^{467}), за головой и за стенкой гроба помещали заупокойную пищу в керамических сосудах, куски мяса (как правило, баранины). В мужских погребениях находят остатки оружия — кинжалы, наконечники стрел, накладки на лук. Украшения чаще находят в женских захоронениях: разнообразные бусы и подвески из бирюзы, яшмы, сердолика, агата, янтаря^{468}, реже украшения из раковин каури и их имитаций, сделанных из речных раковин^{469}. Редкая находка в погребениях — китайские монеты типа у-шу, которые сюнну, видимо, подвешивали к поясу в виде украшения^{470}. Находки монет особо радостны для археологов, так как по ним можно определить дату погребения.

В большинстве могил находят бронзовые детали поясов — пряжки, крупные прямоугольные накладки, кольца. Если могила ограблена, обычно остаются хотя бы их обломки, а на костях скелета — следы окислов бронзы. Пояс был чрезвычайно важной деталью костюма кочевников — и мужчин, и женщин. В неограбленных погребениях находят и по два комплекта деталей от двух поясов — для верхней и нижней одежды^{471}. Причем иногда пояса не надевали на покойника, а клали в могилу рядом с ним в развернутом положении. Интересно, что если на пряжках из мужских погребений Забайкалья изображены разнообразные головы животных, то на пряжках и накладках из женских захоронений, как правило, встречаются сюжетные сцены борьбы зверей^{472}, например двух тигров с драконом^{473}.

Грунтовые некрополи Забайкалья оставлены, вероятно, не самым богатым и влиятельным населением империи сюнну — это скорее «средний класс». Для Иволгинского некрополя — самого крупного из исследованных — не характерны ни очень богатые, ни совсем бедные захоронения. Это неудивительно: власть и богатства были сосредоточены в руках сюнну-кочевников, к которым принадлежала и верхушка кочевой знати — шаньюй, военачальники… Эти люди хоронили своих усопших в курганах, совсем в другой местности. Их могилы и составляют вторую — курганную группу погребений.

Курганные могильники сюнну иногда образуют грандиозные поля, каждое из которых насчитывает сотни курганов[14]. Наиболее известны и исследованы некрополи в Ильмовой пади в Забайкалье (порядка трехсот насыпей) и Ноин-Улинские курганы в Северной Монголии (более двухсот). Оба эти могильника расположены в сходной местности — довольно высоко в лесистых горах, на склонах небольших уединенных горных распадков — падей, на дне которых текут небольшие речки или пересыхающие ручьи. Зачастую курганы расположены небольшими группами — причем крупные находятся как бы в окружении малых, и, вероятно, каждая из таких небольших групп является родовым кладбищем^{474}. Именно в Ильмовой пади и Ноин-Уле археологами раскопаны погребения высшей сюннуской знати, принадлежавшие в том числе, возможно, шаньюям.

Самый распространенный тип курганного сюннуского погребения — в прямоугольной глубокой (обычно до 3,5 метра) яме, на дне которой помещался прямоугольный сруб из деревянных бревен. Внутрь сруба ставился дощатый гроб с телом; покойник, как и в грунтовых погребениях сюнну, был ориентирован головой к северу. Этот тип обряда — гроб в срубе — напоминает обряд похорон, описанный Сыма Цянем. Напомним: историк сообщает, что сюнну хоронили своих покойников в двух гробах — внутреннем и внешнем^{475}. В северной части могилы, между стенками сруба и фоба или над венцами сруба, укладывали жертвенную пищу. И это были уже не скромные куски баранины, как в Иволгинском могильнике, — погребенного в кургане кочевника обычно сопровождало в иной мир целое «стадо» крупного и мелкого рогатого скота (лошади, быки, овцы, козы), иногда до девятнадцати голов в одном погребении^{476}. Впрочем, найденые в курганах рядовых кочевников вещи, в том числе остатки оружия, не сильно отличаются от аналогичных предметов из грунтовых могил.

Помещение жертвенной пищи в северной части могилы — общая черта и рядовых сюнну, и высшей знати; это то, что выделяет их погребения из многих других археологических культур. Часто за головой погребенного выкладывали в ряд несколько черепов крупных животных, обращенных к северу. Расчищенная могила в сюннуском кургане представляет собой примечательное, неповторимое зрелище.

В древности, когда могила засыпалась землей, над ней делалась небольшая каменная вымостка диаметром 8—10 метров и высотой до полуметра…^{477} Таков облик могил рядовых кочевников, погребенных в курганах и, вероятно, занимающих по богатству и социальному статусу среднее положение между жителями поселений и элитой кочевников. Но рядовые курганы и по устройству могил, и по богатству погребального инвентаря не идут ни в какое сравнение с погребениями высшей сюннуской знати.

«Царские» курганы, усыпальницы правителей первой кочевой империи, — грандиозные сооружения, необычные на фоне погребений других кочевых культур. Они выделяются среди рядовых курганов сюнну большими размерами и редкой формой — в плане они имеют вид квадрата. При небольшой, обычно не более полутора метров, высоте эти насыпи имеют длину сторон 15—25 и более метров. К югу от насыпи тянется довольно длинный (5—20 метров) продолговатый низкий холм, который археологи иногда зовут «хвостом» или «шлейфом». Первый курган с квадратной насыпью раскопал еще в конце XIX века Талько-Грынцевич в Ильмовой пади. Но раскопки были не очень удачными, их не удалось завершить, и никаких интересных находок здесь сделано не было^{478}.

В 1912 году в Северной Монголии в горах Ноин-Ула горный техник Е. Баллод, приняв разграбленный курган за заброшенную штольню золотодобытчиков, нашел в нем ряд вещей и передал их в музей Троицкосавска, где хранились и коллекции Талько-Грынцевича. В 1924 году сведения об этом дошли до П. К. Козлова — известного русского путешественника и археолога. Козлов срочно организовал экспедицию и раскопал Баллодовский и еще несколько крупных курганов сюнну^{479}. Так начались исследования знаменитых впоследствии на весь мир Ноин-Улинских курганов.

Козлов и его соратники нашли огромное количество вещей почти неведомой прежде культуры, в том числе из драгоценных металлов, а также вышитые расписные ткани, предметы китайского импорта… Выставка, организованная в стенах ленинградского Эрмитажа, произвела сенсацию. Но в те годы археологи еще не ставили перед собой задачу детально исследовать весь курган так, как этого требуют сегодняшние методики, поэтому большая часть курганов была раскопана только в центре, методом прорытия «колодца». При этом конструкция погребения и многие тонкости обряда ускользали от внимания исследователей.

На некоторое время раскопки сюннуских курганов в Забайкалье почти прекратились. В 70-е годы в Ильмовой пади П.Б. Коновалов раскопал «квадратный» курган, исследовав послойно всю его площадь и детально изучив устройство погребальной конструкции^{480}. Раскопки этого кургана продолжались пять лет — с 1970 по 1975 год, но они того стоили. Они дали массу ценной информации, хотя ярких находок и не было сделано.

В последние годы археологи изучают элитные сюннуские курганы особенно активно. Возведением насыпей сюнну не увлекались, но они придавали особое значение глубине могил. Глубина погребения, раскопанного С.С. Миняевым в Забайкалье в местности Царам, составила порядка 17 метров (от уровня земли). Н.В. Полосьмак в Ноин-Уле исследовала несколько курганов; один из них, под номером 20, имел рекордную для сюннуских курганов глубину — более 18 метров! И Миняеву, и Полосьмак удалось открыть богатые, хотя и ограбленные погребения; в них осталось немало предметов, не замеченных мародерами.

В разрезе погребение знатного сюннусца напоминало перевернутую ступенчатую пирамиду. Квадратная у поверхности яма (повторяющая контур насыпи и вымостки под ней) несколькими уступами сужалась ко дну. В верхней части она была разделена на отсеки каменными или деревянными перегородками, образующими «каменный скелет» или деревянную клеть. Ниже этих перегородок, одно над другим, располагались каменные перекрытия, обычно их было четыре, по числу уступов «пирамиды». Ниже уступов шел прямоугольный колодец с почти вертикальными стенками — на его дне и устраивалось погребение.

На дно колодца ставились два деревянных сруба из бревен и брусьев — один в другом; внутри меньшего сруба помещался фоб с телом. Сверху срубы были дополнительно перекрыты мощным деревянным настилом. Над этим настилом после совершения погребения разжигался очистительный огонь. Видимый на поверхности земли «шлейф», или «хвост», — это засыпанный дромос-вход, который с юга полого понижался и врезался в погребальную камеру.

Дощатый гроб обычно был покрыт красным лаком, а внутри обтянут тканью, поверх которой дополнительно украшен «решеткой» из полосок золотой фольги с золотыми розетками в углах клеток. Стены сруба были драпированы драгоценными китайскими, парфянскими, ближневосточными тканями; пол внутри погребальной камеры устлан коврами. Иногда на стенах сруба-камеры были развешаны уздечные наборы. Посмертные дары находились в самом гробе или в северной части погребальной конструкции, в том числе между внешним и внутренним срубами. Они обязательно включали в себя останки животных — ритуальное стадо, сопровождавшее шаньюя-скотовода в загробный мир^{481}.

В большинстве элитных сюннуских курганов находят срезанные женские косы, некоторые — в футляре из шелковой ткани. Предполагают, что эти косы были обрезаны в знак траура приближенными шаньюя^{482}. Интересно, что в известном Ноин-Улинском кургане №6, где, возможно, погребен шаньюй Учжулю, было найдено рекордное количество кос (около ста), а в кургане № 24, где, вероятно, похоронена женщина, — ни одной^{483}.

Говоря о тройной погребальной камере (два сруба и гроб), а также о золотых украшениях гроба, нельзя не вспомнить свидетельство готского хрониста VI века Иордана, о том, что Аттила был похоронен в трех гробах, один из которых был золотым^{484}. Возможно, Аттила, в отличие от рядовых гуннов, ворвавшихся в Европу в IV веке, сохранил традиции сюннуских шаньюев.

Только из Ноин-Улинских курганов, несмотря на то что они были ограблены, извлечены тысячи предметов. Шелковые и шерстяные вышитые ткани, золотые и серебряные украшения, в том числе конские фалары с художественными рельефными изображениями, лаковая китайская посуда, серебряные зеркала… В нескольких курганах найдены даже части ханьских колесниц, очевидно помещенных в могилу целиком^{485}.

Большинство этих предметов, как и сегодня, оказались «made in China» или сделаны в государствах Средней Азии и Ближнего Востока, некоторые были даже греко-римского производства. Почти все, что найдено в элитных курганах, очевидно, было получено в виде дани, в результате торговли и грабежа и не имеет отношения к собственно сюннуской культуре. В этом смысле скромные погребения Иволгинского и других рядовых могильников более «сюннуские», чем усыпальницы шаньюев.

В «царских» курганах, как правило, находят только фрагменты скелетов, поскольку грабители учиняли в погребальной камере форменный разгром. Но по тем костям, которые все же попали в руки ученых, сделан довольно необычный вывод: в «царских» сюннуских усыпальницах, вероятно, погребали как мужчин (очевидно, шаньюев), так и женщин. В Ильмовой пади в кургане, раскопанном П. Б. Коноваловым, был похоронен мужчина-монголоид крепкого телосложения^{486}. А в 20-м, самом глубоком Ноин-Улинском кургане, по мнению Н. В. Полосьмак, возможно, похоронена одна из жен шаньюя^{487}.

Ученые в основном сходятся на том, что конструкция ступенчатого погребального сооружения заимствована сюнну из Китая, как и некоторые другие детали обряда. Очевидно, что сюнну стремились подражать ритуалам Поднебесной, которую почитали за образец. Хотя нельзя не отметить, что традиции сооружений типа «гроб в срубе» или напоминающих «двойной сруб» прослежены и в некоторых курганах скифского круга^{488}. Вполне загадочным в элитных сюннуских курганах представляется описанное выше устройство каменных перегородок или деревянных клетей — в памятниках других культур пока не отмечено ничего подобного.

Курганы и грунтовые погребения сюнну в Забайкалье и Северной Монголии, вероятно, датируются второй половиной II века до н. э. — I веком н. э. Потеряв Ордос и Ганьсуский проход, сюнну откочевали в эти земли, туда сместились политические центры их державы, там были основаны новые укрепления и поселения.

Для датировки «царских» курганов неоценимую помощь археологам оказали лаковые китайские чашечки «бэй-ши» с иероглифическими надписями^{489} и шелковая одежда с вытканными иероглифами^{490}. По особенностям иероглифической надписи можно достаточно точно определить, когда чашка была изготовлена. Именно основываясь на датировке такой надписи на чашке из 6-го Ноин-Улинского кургана, А. Н. Бернштам предположил, что в нем погребен шаньюй Учжулю^{491}. Дело в том, что чашка эта была изготовлена во 2 году до н. э. Известно, что Учжулю посетил императора Ай-ди на следующий год после ее изготовления и умер в 13 году н. э. Очень возможно, что этот дорогой и престижный предмет был подарен шаньюю в Китае и позднее уложен в его могилу. Хотя нельзя исключить и возможности того, что чашка, полученная Учжулю, попала потом к его наследникам и ее положили в могилу одного из потомков шаньюя. По поводу остальных чашек ситуация тоже не вполне однозначная. Поэтому археологи осторожно датируют Ноин-Улинские курганы концом I века до н. э. — I веком н. э.

Шаньюйские усыпальницы воздвигнуты, вероятно, в I веке н. э. — в начале столетия сюннуская империя переживает короткий взлет. По иронии судьбы самые роскошные из них были созданы в преддверии грядущего краха державы, который наступил уже в середине этого века. Невольно приходит на ум аналогия со скифами — самые высокие курганы их царей были возведены совсем незадолго перед тем, как Великая Скифия исчезает с политической карты. Но сюнну повезло больше. После того как их держава была уничтожена Китаем, они, пережив падение, сумели возвести своих императоров на троны Поднебесной. А северные сюнну, исчезнув на пару столетий из летописей и даже из памяти азиатских народов, вероятно, возродились в Европе под новым, хотя и похожим именем — гунны.