Сюрпризы Фортуны

16

— Дождик, дождик… Опять дождик… А там все время солнце, солнце и солнце…

— Ты что, жалеешь, что уехала?

— Нет, не жалею…

— Ты же любишь дождик?

— Люблю…

— Но что с тобой такое? Тебя как подменили! Если ты так любишь этого своего Марселу, то не надо было от него уезжать.

— Нет, надо было… Именно, что надо было… И при чем тут любовь?..

— Снова здорово…

Вольф, а это именно он сидел напротив печальной Агнии с газетой в руках, покачал головой и углубился в чтение. Впрочем, это он только сделал вид, что углубился, на самом деле грустные вздохи, доносившиеся от окна, полностью отвлекали от новостей.

— Перестань, прошу тебя! Я не смогу этого выносить! Никак я не думал, что эта поездка так окончится. Если бы я знал, что ты вернешься из Бразилии одна и станешь надоедать мне ахами-вздохами, то никогда бы не отпустил из Бадена. Это же надо — довести себя до такого состояния! Ты даже играть толком не можешь!

Этот аргумент был самым сильным и самым досадным. Вольф, который с радостью приветствовал возвращение Агнии, надеялся, что все продолжится как и прежде: они составят удачливый тандем и приумножат свое состояние. Но состояние духа Агнии сделало этот план невозможным. Она без удовольствия выходила в свет, играла без азарта и, увы, проигрывала. Да так, что Вольф запретил ей приближаться к игорному столу, заявив, что любовь тут портит все дело.

— Известно, что кому везет в любви, не везет в карты! — в сердцах сказал он.

— Если ты так понимаешь везение в любви… — ответила Агния.

— Надеюсь, что «ты скоро его позабудешь, и он позабудет тебя»… — перефразировал он знаменитую строчку из довольно популярного романса [9].

— Как ты можешь над этим смеяться.

— Я не смеюсь. Я серьезен, как никогда ранее. Ибо все это напрямую касается моего и твоего благополучия.

— Вольф, дорогой мой, я не хочу огорчать тебя. Не хочу тебе мешать, — неожиданно четко сказала Агния.

— Вот как? Что же, весьма разумное решение. И что ты намерена для этого предпринять?

— Я уйду из этого дома и заживу совсем другой жизнью — скромной, простой, добропорядочной.

— Это то, чего тебе теперь хочется?

— Да.

— Ты будешь жить одна?

— По правде сказать, на днях я встречалась с Серафимой…

— И? — Вольф вопросительно поднял брови.

— Ты знаешь, что она хочет оставить свое дело.

— Я что-то слышал об этом.

— Объединив совместные усилия, мы сможем начать вполне добропорядочную жизнь…

— Не самая лучшая компания для такого дела, поморщился он.

— Оставь это. Ты никогда не был настолько лицемерен. Чем я лучше Серафины?

— Возможно, что и ничем. Но общество хозяйки публичного дома не придаст тебе солидности.

— Кто будет знать о ее прошлом?

— Найдутся старые знакомые… Такие всегда встречаются в самый неподходящий момент. Впрочем, не мне тебя учить. К тому же теперь ты не в том состоянии, чтобы с тобой можно было сделать дело. Может быть, тебе и лучше пожить так, как ты желаешь… — в задумчивости произнес Вольф.

— Я рада, что ты понимаешь меня, — улыбнулась Агния.

И вот уже через несколько недель Агния и Серафина сидели на широкой кровати в той самой комнате, о которой Агния не забывала никогда (ведь в ней когда-то прошли самые тяжелые минуты ее жизни), и разговаривали. Разговаривали о том, о чем каждая в отдельности уже давно подумывала, о том, о чем Агния сказала Вольфу в последнем разговоре.

Серафина вполголоса говорила Агнии:

— По правде говоря, слишком утомительно становится мое прежнее житье. Хотелось бы уж как-то остепениться и о душе подумать. — Последнюю фразу Серафина произнесла почти благоговейным шепотом.

— Это хорошо — о душе подумать, — усмехнувшись, ответила ей Агния. — Грехи замолить и прочее разное… Чтобы стыдно не было хотя бы перед собой…

— Тебе-то чего стыдиться? В чем ты виновата? — возвысила голос Серафина.

— Знаешь, как говорится… В этом грехе себя не виню, но и от казни не освобождаю…

— По мне, так слишком уж умно, Агния.

— Ничуть не умно. Так, в книжке прочитала да и запомнила. А теперь вот вижу, что и в моей жизни настал час сказать такие слова.

— А что Вольф? Что Вольф говорит?

— Да что он скажет. Он каяться не будет, его жизнь ему нравится, — задумчиво пробормотала Агния.

— Что-то все же у тебя случилось. Напрасно ты не хочешь мне рассказать, — покачала головой ее собеседница.

— Потом расскажу, — рассмеялась Агния, склонившись к подруге и взяв ее за руку. — Главное, если ты решилась, то мы с тобой сможем составить друг другу компанию в каком-нибудь небольшом домике на мещанской стороне…

— Да уж! Мы с тобой станем весьма респектабельными дамами! Я спрячу свои рыжие волосы, и никто никогда ни о чем не догадается! — рассмеялась ответно Серафина.

От слов подруги вскоре перешли к делу. Через пару недель был найден и арендован небольшой дом в городе, в хорошем, добропорядочном месте, среди многих мещанских домов, и две дамы, не медля, переселились в него.

Соседи с любопытством присматривались к новым жилицам, но повода придраться к ним при всем их желании найти было невозможно. Хорошо одетые, состоятельные дамы, державшие в дому довольно прислуга, собственный экипаж, ведшие размеренный и добропорядочный образ жизни. Одно удовольствие, а не соседи!

Серафина, поначалу даже немного заскучавшая на новом месте, через некоторое время поддавшись неугомонному своему характеру, свела знакомство с хозяином суконной лавки, вдовым купцом средней руки лет сорока. Целыми днями она была способна рассказывать Агнии о его достоинствах и солидном состоянии. Агния же, пребывавшая все последнее время в меланхолическом состоянии духа, на эти разговоры любила отвечать так:

— Все это, конечно, совсем не дурно, Но вдруг он узнает о твоих прошлых делах? Что ты будешь делать? Как объяснишь?

После этих слов Серафина неизменно задумывалась и делалась необыкновенно молчалива. Но после природная жизнерадостность, а скорее нежелание смотреть правде в лицо, делали свое дело, и она опять пускалась в мечты и рассуждения о суконной лавке и состоятельном вдовце.

Сама же Агния возымела пристрастие к прогулкам в Летнем саду. Как-то раз она заметила, что является предметом пристального интереса некоего офицера. Офицер этот появился в поле ее зрения не один и даже не два раза. Несколько дней кряду он следовал поодаль от нее, не делая ни малейшей попытки приблизиться, познакомиться и навязать ей свое общество.

Агния, поначалу сильно раздражавшаяся от этих преследований, вскоре приметила, что офицер был вовсе не дурен собой и, по всему видно, хорошо воспитан. И хотя все это само по себе не могло стать поводом для знакомства, но согласитесь, что куда как лучше, когда к вам проявляет интерес человек видный и приятный. Однако после нескольких дней такого таинственного преследования, неожиданный поклонник Агнии исчез. Она даже расстроилась. Ведь ей это внимание со временем сделалось приятно, и она вдруг стала сожалеть, что их знакомство не состоялось. Правда, она принялась утешать себя тем, что не все то золото, что блестит, и приятная внешность вовсе не гарантия приятного знакомства. Но все же, когда в один из погожих летних дней это знакомство состоялось, Агния вовсе не была им разочарована.

В тот день она сидела на скамье и предавалась своим обычным размышлениям, которые были прерваны самым неожиданным образом.

— Вы обронили перчатку, — мягкий мужской голос прервал раздумья Агнии.

— Благодарю вас, — произнесла она и осеклась.

Перчатку ей подавал тот самый офицер, о котором она сейчас размышляла. Она не успела взять себя в руки и у нее невольно вырвалось:

— Так это вы?

— Неужели вы обратили на меня внимание? — Улыбка офицера при этих словах была столь скромна, что Агнии не пришлось смущаться собственной оплошности.

— Было бы сложно обратное. — Она взяла перчатку из его руки.

Офицер улыбнулся. Агния внимательно посмотрела на него. Приятное лицо, деликатные манеры, сдержанность во всех проявлениях и необычайно располагавшая к себе мягкая внешность.

— Может быть, вы представитесь мне? — вдруг спросила она.

— Прошу прощения… — Ей показалось, что офицер несколько смутился. — Курбатов Алексей Владимирович, полковник лейб-гвардии Кавалергардского полка…

Дальше Агния не слушала. Алексей! Перед ней стоял еще один Алексей, другой Алексей… Что это — неужели знак? Агния опомнилась лишь после того, как осознала, что ее уже несколько раз спросили об одном и том же.

— Что? Вы что-то спросили? Простите, я задумалась…

— Я спросил ваше имя. Надеюсь, вы не сочтете это чрезмерной дерзостью…

— Госпожа Елович-Малинская, Агния Егоровна, — быстро ответила она и улыбнулась. — Предложите мне руку, Алексей Владимирович. Мы могли бы пройтись по саду. Если это вас не затруднит.

— С удовольствием. — Курбатов улыбнулся, слегка удивленный некоторой вольностью ее обращения с ним, и они пошли вместе по самой длинной дороге к выходу.

К концу прогулки полковник был чрезвычайно очарован своей новой знакомой. Впрочем, очарован он был уже давно, с того момента, как впервые увидел Агнию в Летнем саду. Теперь же он был сильно увлечен и не на шутку заинтересован. Ибо в течение их разговора волей-неволей, но Агния проявила себя незаурядной собеседницей. Особенно произвел на Курбатова впечатление рассказ о путешествии за океан, о котором Агния вскользь упомянула. При этом она умудрилась избежать пристальных расспросов, отогнав их легкой шуткой, и перевела разговор на самого Курбатова. Полковник и не заметил, как их знакомство укрепилось в единый миг, и он уж был приглашен в дом.

Агния не понимала, для чего она это сделала. Ею овладело необыкновенное беспокойство, предвкушение чего-то необычного, нового. Словом, она не могла удержаться. После того как этот офицер познакомился с ней, она сочла себя вправе поступать так, как ей заблагорассудится. Только теперь она честно себе призналась, что вовсе не забыла Марселу, и той любви, что была меж ними. Ей было плохо без этого чувства, без него самого, и оттого она бежала общества Вольфа и всякого прочего общества, ведь все это ей слишком напоминало те дни, когда она познакомилась со своим бразильцем. Но одиночество не лечило душевных ран, оно их усугубляло. И оттого это новое знакомство, новое лицо, новый мужчина показались ей чуть ли не спасением.

Со всем энтузиазмом она в несколько дней повела дело так, что сумела лишить рассудка и себя, и Курбатова, совершенно забыв, что Судьба не дремлет и рука ее тяжела.