Люблю я Ревель беспредельно.
Люблю его не меньше вас,
Люблю жестоко, нераздельно,
Его и профиль, и анфас.
И очень часто вечерами,
Под тихо-четкими огнями,
Дыханье уличек его
Мне может заменить вино.
Люблю изгиб его рисунка,
Порыв восторженных церквей,
Люблю, поверьте, ей-же-ей,
Его совсем без предрассудка,
Вплоть до расписанных дверей
И слеповатых фонарей.
Вглядитесь в ревельские ночи,
В них чисто западный налет,
Когда сверлят прохожих очи
Девиц стоящих у ворот.
Вот вам глава его романа!
Глаз горят у ресторана,
Ползет прохожий, как змея,
Мурлыча что-то про себя.
Изящно-ломкие фасады
Спят беспокойно — детским сном,
Луна их кроет серебром.
И апатичные ограды
Гудкам авто не разбудить…
Ну как мне Ревель не любить?!
Стихи, опубликованные осенью 1932 года в таллинской газете «Вести дня», не могут похвастаться ни поэтическим мастерством, ни особым изяществом.
Не стоит быть к ним слишком строгим: позаимствованным у автора «Медного всадника» размером написан не «гимн великому городу», а всего лишь фельетон, напечатанный под красноречивым заголовком — «Без названия».
Посвящен он прозаической и злободневной на тот момент теме: затянувшимся работам по благоустройству парков и скверов. Но автор немудреных стихов, неумышленно или нарочно, затронул в них один из древнейших таллинских мифов.
Прежде чем поставить под опусом инициалы «Л. А.», он поделился с читателями надеждой: когда-нибудь в далеком «двадцать пятом веке» «дальние потомки» горожан будут ломать головы: каким же образом пращуры сумели «изжить ремонт до конца»?!
Либо фельетонист был не местным жителем, либо же специально задал читателям вопрос, не имеющий ответа. Ведь всякий таллинец знает: город просуществует ровно до тех пор, пока строительные работы будут в нем непрестанно продолжаться.
Виной всему — зловредный водяной, с незапамятных времен поселившийся в озере Юлемисте — том самом, которое образовалось из слез безутешной вдовицы Линды, носившей камни для «фундамента будущего города» — холма Тоомпеа.
Что не поделил он с ней или ее потомками — таллинский фольклор не уточняет. Но к городу, заложенному на кургане богатыря Калева и разросшемуся по его далеким и близким окрестностям, водяной испытывает самые негативные чувства.
Раз в год — легенды только никак не могут договориться — под Рождество, Новый год или в ночь летнего солнцестояния старец с бородой из тины выходит из глубин ради одного-единственного дела: узнать у первого же прохожего, выстроен ли, наконец, Таллин.
Даже самый юный горожанин знает единственный верный ответ: нет, строительство еще ой как далеко от завершения! Услышав это, водяной гордо вздыхает и покорно растворяется в озерной воде, чтобы вновь появиться ровно через год. Но и через двенадцать месяцев ответом ему будут те же самые слова: хитрость озерного духа давным-давно разведана таллинцами. Водяной из Юлемисте интересуется, когда Таллин будет выстроен, с коварной целью — затопить его.
И потому — даже если все крупные строительные проекты на какой-то момент будут завершены, горожане преднамеренно постараются затеять хоть самый мало-мальский, но ремонт. А еще лучше — реставрацию: городу, имя которого неразрывно связано с прилагательным «старый», без нее никак не обойтись.
Заботливые руки реставраторов ежегодно возвращают Старому Таллину и его историческим предместьям очередную страницу прошлого.
Страницы складываются в главы, главы — в книгу городской истории. Конца этому увесистому фолианту без малого в восемь столетий толщиной пока что, по счастью, не видать. Сюжеты, записанные на его невидимых страницах, влюбленные в свой город таллинцы могут прочесть без труда. И с удовольствием поделиться прочитанным с гостями Таллина.
Вариации при пересказе неизбежны: любой специалист по фольклору подтвердит это. Но главное — любовь к месту, где выпало родиться и жить, легенды и предания хранят ревностно.
Ревность эта — особого свойства: сделать кого-либо несчастным она не может по определению. Совсем наоборот — всякого, кто готов разделить ее, она способна осчастливить.
Своей любовью Таллин охотно делится. Надеясь, что полюбившие его однажды останутся верными городу навсегда.