Там, где Висла-река

Густав Морцинек Сусанка и водяные

Много лет тому назад под Скочовым проживали в Висле водяные. Вообще-то водяные предпочитают селиться в одиночку, а эти жили все вместе: и водяные, и водяницы, и водянята — их ребята.

В солнечные дни водянята плескались, барахтались, кувыркались в воде, пища от восторга. А старики водяные посиживали степенно на берегу, грели кости на солнышке и, глядя на проказы своих внучат говорили:

— Вот озорники! Вот шалуны!

Ростом, надо знать, они не больше гномиков, мордочки у них сморщенные, носик пуговкой, передние лапы, как у уток, перепончатые. Носят они красные курточки и штанишки того же цвета, а водяницы — красные платья. И ещё, они пузатенькие, толстенькие, как кудлатый Бобик, Кужейкин пёс.

Кужейка — это крестьянин, что на берегу Вислы живёт. Кужейка очень богатый, но скупой до ужаса, прямо, что называется, скупердяй!

Над каждым кусочком хлеба, над каждым медным грошиком трясётся, только для своего любимчика Бобика ничего не жалеет. И вот полёживает пёс в горнице на шёлковой подушке и храпит во всю ивановскую.

Жила у Кужейки сирота Сусанка. Осталась она без отца, без матери, одна как перст на белом свете.

Когда у Сусанки умерла мать, Кужейка сказал:

— Не реви, пойдём ко мне! Будешь у меня коров и гусей пасти.

Сусанка согласилась и с той поры стала пасти у Кужейки коров и гусей.

Но Бобику жилось куда лучше, чем Сусанке. Бобик ел хрустящие рогалики с маслом, а Сусанка сухие корки глодала. Бобик лакал сметану, а Сусанка хлебала тюрю — хлебные корки, размоченные в воде. Бобик спал на шёлковой подушке в светлой, тёплой горнице, а Сусанка с коровами в хлеву на старом-престаром, набитом соломой мешке.

У Кужейки вместо сердца была в груди кочерыжка, да, да, самая настоящая кочерыжка. Чего же ждать хорошего от человека с кочерыжкой в груди? А у Сусанки сердце было доброе-предоброе. Ей хотелось, чтобы всем на свете жилось хорошо и никто никого не обижал.

Водяным всё было известно: и что Кужейка обижает, голодом морит сироту и каждый вечер отпирает большой кованый сундук и считает талеры. А устанет считать, спать на сундук ложится — боится, как бы его не ограбили.

Откуда водяные это знали, трудно сказать. Может, в лунные ночи вылезали из воды и заглядывали к Кужейке в окошко?

Когда Сусанка пасла коров на приречном лугу, водяные высовывали из воды сморщенные мордочки и с любопытством таращились на неё: давно не видывали они такой доброй девочки. Вылупят свои рыбьи глаза, головами качают, за ухом чешут — думают, как бы ей помочь. А девочка их не видит. Они, когда захотят, становятся невидимками.

В лунные ночи водяные, водяницы и водянята — их ребята вылезают из воды на росистые луга, от цветка к Цветку ходят, нюхают и чихают. Для них это самое большое удовольствие.

Вот как-то лунной ночью выбрался на прогулку сам царь водяных. Царь-то царь, а от жабы не отличишь!

Брюшко выставил, с ножки на ножку переваливается, на скипетр, как на палку, опирается, лапкой корону придерживает, не то с головы упадёт, укатится в траву — и ищи её, свищи! К каждому цветку подходит, нюхает, чихает и по брюшку себя гладит — блаженство!

Но царь был в летах и поэтому скоро устал. Сел он под лопух отдохнуть да и заснул. И до того крепко спал, что не заметил, как солнце взошло и огненным языком слизало росу с луга. Прилетела пчела, зажужжала у него над ухом, и он проснулся. Смотрит — и глазам своим не верит: солнце вовсю жарит, а росы и в помине нет.

— Ой-ой-ой! — захныкал старикашка, и из глаз как из ведра хлынули слёзы. — Что же мне, бедному, делать?

А Сусанка пасла рядом коров, услыхала она: кто-то под лопухом плачет. Подошла, наклонилась: безобразная жаба сидит, лапками глаза утирает.

— Ты чего плачешь? — спрашивает она. — Животик болит?

— Нет, не болит у меня животик. Ой-ой-ой!

— Может, головка болит?

— И головка у меня не болит. А плачу я оттого, что высохла на лугу роса. Ой-ой-ой!

— Есть о чём плакать! Ночью новая выпадет. Вот смешная жаба!

— Вовсе я не жаба, а царь подводного царства. И теперь — ой-ой-ой! — не дойду я до Вислы, не попаду в свой дворец — ой-ой-ой!

— Почему не дойдёшь? Висла-то вот она, в двух шагах.

— Не знаешь ты, Сусанка, что мы, водяные, можем ходить по лугу только в лунные ночи, когда роса ляжет. А нет росы — мы погибли! Ой-ой-ой! — опять захныкал водяной.

Пожалела его Сусанка и говорит:

— Не плачь, я отнесу тебя к речке.

— Правда? — обрадовался водяной царь.

— Конечно, правда!

— А тебе не противно? Ведь я похож на безобразную жабу.

Сусанка засмеялась в ответ, взяла его осторожно в руки и понесла к речке. Наклонилась над водной гладью и бережно опустила его в воду. А вода забурлила, вспенилась, и из глубины стали выскакивать озабоченные водяные, водяницы и водянята — их ребята. Они-то думали, их царя съел на лугу аист. В подводном царстве стоял стон, плач, вывесили траурные флаги и уже поговаривали о выборах нового царя из числа самых старых водяных. То-то была радость и веселье, когда их царь благополучно плюхнулся в воду. Значит, он жив! Значит, не съел его аист! Да здравствует Сусанка — спасительница водяного царя!

А безобразная жаба погрузилась в воду и превратилась в самого настоящего царя: в золотой короне, со скипетром в руках, в пурпурной мантии и алых узорчатых штанишках, с большим брюшком, в златотканых туфлях.

— Тихо! — проскрипел водяной царь пересохшим голосом и грозно взглянул на толпы ликующих подданных.

А подданные — взрослые и дети — кричали, визжали, вопили, верещали и квакали от радости. И тихая речка напоминала болото, которое кишмя кишит лягушками.

— Тихо! — переквакал наконец всех водяной царь и ударил скипетром по воде.

И наступила такая тишина, что слышно было, как над водой пролетела стрекоза. А царь снял корону, поклонился девочке и сказал:

— Говори, Сусанка, чем тебя наградить за то, что ты спасла мне жизнь?

Сусанка прыснула в кулак и говорит:

— Спасибо, водяной царь! Не надо мне никакой награды.

Удивились водяные, водяницы и водянята, зашушукались под водой: «Слышали? От награды отказывается! Ну и дела!» Но больше всех удивился сам царь и стал чесать скипетром за ухом.

— Проси чего хочешь: золота, драгоценных камней!

— Спасибо, ничего мне не надо, — отказывается Сусанка.

— Чем же мне наградить тебя? — забеспокоился царь.

— Позволь мне на твоё царство посмотреть, — сказала девочка.

— Добро пожаловать! — проскрипел водяной царь.

Но Сусанка в нерешительности стоит на берегу, с ноги на ногу переминается.

— Только вот что… Кто моих гусей и коров постережёт, пока я у тебя в гостях буду? Коли зайдут они в пшеницу, хозяин меня побьёт и есть не даст.

Водяной царь чесал-чесал скипетром за ухом, думал-думал, а когда придумал, сказал так:

— Не волнуйся, Сусанка! У меня голова на плечах не для украшения.

И в доказательство того, что голова у него служит не для украшения, приказал водяным пасти коров да глядеть в оба, чтобы они не потравили пшеницу. И за гусями следить, чтобы их вода не унесла.

Сказано — сделано. Вылезли водяные из реки и пошли исполнять царский наказ. А девочка отважно спустилась с водяным царём в омут. И ей ничуточки не было страшно.

На дне реки стоял царский дворец.

Глянула Сусанка на дворец, и у неё дух захватило. А в покои вошла — обомлела: стены там мраморные, потолки алебастровые, на полу лежат ковры мягкие, узорчатые, кругом золото, серебро, алмазы сверкают!

У Сусанки глаза разбежались. А трон-то! Из чистого золота, драгоценными камнями украшен. Откуда-то тихая музыка льётся и мягкий лунный свет струится. Вместо порхающих птичек вокруг плавают золотые и краснопёрые рыбки и помахивают хвостиками с золотой бахромой. Рыбки похожи на дивные цветы — на золотистые и алые хризантемы.

Рядом с троном колыбель стоит, золотой парчой обита, жемчугами с фасолину величиной усыпана. В колыбели новорождённый водянёнок — царский ребёнок. Царский министр нового подданного водяными знаками в книгу записывает.

У махонького водянёнка брюшко кругленькое, лапки крошечные, перепончатые. Лежит детёныш в красных пелёнках и раковиной играет, а из раковины льётся музыка и сон навевает — лучше всякой колыбельной убаюкивает!

Только как жабу ни обряжай, как ни украшай, а она безобразной жабой останется.

— Возьми из колыбели моего сыночка, поцелуй три раза в лоб и к сердцу прижми! — слышит Сусанка скрипучий голос водяного царя.

Послушалась девочка. Вынула из колыбели детёныша, поцеловала три раза в лоб и к сердцу прижала. Что за диво! Из безобразной жабы превратился он в хорошенького голубоглазого мальчугана. Только на руках перепонки, как у утки.

— Ты добрая девочка! — похвалил её водяной царь.

Над Сусанкой в весёлой пляске кружились золотые рыбки. А из больших раковин струилась музыка. Это было очень красиво.

— Ты добрая девочка! — повторил водяной царь. — Я хочу наградить тебя. Я знаю, хозяин бьёт тебя и морит голодом. Скажи только слово, и я велю своим придворным заманить его в воду и утопить, когда он будет пьяный возвращаться домой.

— Нет, нет, не надо! Не делай этого! — взмолилась девочка.

Водяной царь очень удивился и стал чесать скипетром за ухом. Водяные рты разинули. А золотые рыбки перестали танцевать и уставились на девочку круглыми глазами.

— Нет так нет! — сказал царь. — Спасибо тебе за всё. А теперь возвращайся на землю. Погоди, погоди! — спохватился он. — Коли не хочешь, чтобы мои придворные утопили этого бездельника и пьяницу Кужейку, возьми в награду столько золота и драгоценных камней, сколько унесёшь с собой, — и показал скипетром на большой сундук, с верхом наполненный золотом и драгоценными камнями. От сундука такое сияние исходило, что Сусанка даже зажмурилась.

— Спасибо, водяной царь! За добро добром платят, а не золотом и драгоценными камнями. Не нужны мне твои богатые дары.

Водяной царь не Может взять в толк, что это значит, и в недоумении чешет скипетром за ухом. За ним зачесались все водяные, водяницы и водянята — их ребята. А золотые рыбки опять удивлённо уставились на девочку.

Царь думал-думал, потом сказал:

— Позвать сюда придворного философа! Пусть растолкует нам ответ девочки.

Явился придворный философ. Водяной как водяной, только не такой толстяк и коротышка, и на носу очки поблёскивают, а под мышкой — толстенная книга. Листал он, листал свою книгу: ответ на Сусанкины слова искал. Наконец нашёл и говорит:

— В книге написано: девочка ответила так потому, что у неё доброе сердце, — и захлопнул книгу.

— Повтори-ка, что она сказала, а то я уже забыл, — приказал царь.

— За добро добром платят, а не золотом.

— Ага! — воскликнул водяной царь и облегчённо вздохнул: теперь он всё понял.

— Ага! — повторили за ним хором все водяные, водяницы и водянята — их ребята.

Золотым рыбкам тоже очень хотелось сказать «Ага!», но они не умели говорить и только пускали серебряные пузыри.

Сам водяной царь пошёл провожать Сусанку до границ своих владений.

А когда они стали прощаться, Сусанка и говорит:

— Наконец-то я вспомнила, о чём хотела тебя просить, всемогущий водяной царь.

А водяной в ответ:

— Говори, Сусанка! Требуй чего хочешь!

И наступила такая тишина, что слышно было, как над водой пролетела стрекоза. Всех разбирало любопытство: о чём попросит Сусанка.

— Ты ведь знаешь, из года в год разливается весной Висла, подмывает берега и отнимает у крестьян землю. Сделай так, чтобы Висла больше не обижала бедных людей.

Не сразу ответил водяной царь — до того огорошила его просьба девочки. И, как всегда в затруднительных случаях, стал чесать скипетром за ухом. Вот чудачка! Ей золото и драгоценные камни дают, злого хозяина утопить предлагают, а она о незнакомых людях заботится — просит, чтобы Висла землю у них не отнимала.

— Будь по-твоему! — молвил водяной царь, взмахнул скипетром и исчез в глубине.

Водяные вывели Сусанку на берег, и она до вечера пасла на приречном лугу коров и гусей.

А вечером похлебала тюрю, погрызла сухую корочку, забралась в хлев и легла на старый-престарый, набитый соломой мешок.

Крепко спала девочка, а утром кажется ей — солома какая-то твёрдая и жёсткая. Все бока себе отлежала. Заглянула она в мешок — может, туда камень попал, и так и ахнула. Батюшки-светы! Солома-то не соломенная, а золотая! Каждая соломинка из чистого золота.

Смотрят на невиданную солому Зорька, Пеструха, Красуля, Чернуша и мычат от удивления:

«Му-му!»

Подошли гуси, шеи вытянули и удивлённо загоготали:

«Га-га-га!»

Слышит хозяин, коровы мычат, гуси гогочут, и думает: «Уж не вор ли в хлев забрался?» Схватил дубинку потолще и в хлев поспешил. Распахнул дверь и с разинутым ртом застыл на пороге. Ну и чудеса! Мешок-то не соломой, а золотом набит.

Схватил хозяин пучок соломы, и в тот же миг золотые соломинки превратились в обыкновенные. Он цап ещё пучок, потом ещё и ещё, и каждый раз то же самое: в руках у него не золото, а простая солома. Бросит её, она упадёт со звоном и, как чистое золото, сияет.

— Колдовство, да и только! — злобно пробурчал Кужейка.

— Не колдовство это, хозяин! Это мне водяные подарили за то, что я их царя спасла.

— Что ты мелешь? Какого ещё царя? — заорал Кужейка на пастушку, а сам думает: «Уж не рехнулась ли девка?»

Сусанка рассказала ему всё как было. И про подводное царство, и про тамошние чудеса, не утаила и просьбу свою, чтобы Висла не разливалась весной и не отнимала у бедняков землю.

«Вот повезло дурёхе!» — позавидовал Кужейка сироте и уныло поплёлся домой талеры считать. Считал, считал и со счёта сбился. Не до того ему нынче было! Сусанкино богатство покоя не давало.

Побежала по свету слава про Сусанку. И вот один король послал к ней сватов. «Небось королевам легче людям добро делать, чем простой пастушке», — рассудила Сусанка и согласилась выйти замуж за короля. Погрузила в королевскую карету мешок с золотой соломой и укатила за тридевять земель к своему жениху.

Там сыграли весёлую свадьбу, и стала Сусанка королевой.

А Кужейка с той поры совсем покой потерял, сна и аппетита лишился. Похудел, поседел, хозяйство забросил, любимого пса разлюбил. Днём и ночью мешок с золотой соломой ему мерещится.

После каждой лунной ночи ползает он по росистой траве, водяного царя ищет. И вот однажды, когда он так ползал на четвереньках по мокрому лугу, послышался из-под лопуха жалобный писк. Заглянул он под лопух, а там безобразная жаба сидит, плачет, лапками слёзы утирает.

— Отнеси меня, пожалуйста, к речке! Я — водяной царь, — говорит она сквозь слёзы.

«Тьфу, какая противная жаба!» — содрогнулся от отвращения Кужейка. И, чтобы не дотрагиваться рукой, взял её брезгливо носовым платком и понёс к реке. Вышел на берег и как швырнёт в реку. Жаба бултых в воду и в царя превратилась: в золотой короне, в пурпурной мантии, с золотым скипетром в руках, в златотканых туфлях.

Вода взбаламутилась, забурлила, забулькала — это ликовали подданные водяного царя, что вернулся он цел и невредим в своё речное государство.

Водяной царь корону снимает, величаво Кужейке кланяется и говорит:

— Ты меня от смерти спас, говори, чем тебя наградить?

— О всемогущий водяной царь, награди меня, как Сусанну.

— Ну что ж! Это можно, — сказал царь и скрылся под водой, а за ним поспешили водяные, водяницы и водянята — их ребята.

Пришёл Кужейка домой, мешок до отказа соломой набил, на сундук с талерами взгромоздил и лёг спать. Но не спится скряге, золото ему мерещится. Наконец заснул, а когда проснулся, солнце уже взошло. Первым делом пощупал он мешок, внутрь заглянул, а там как была солома, так и есть. Никакого золота и в помине нет!

Опечалился Кужейка, и, чтобы потешить своё сердце — верней, не сердце, а кочерыжку, которая была у него в груди, — так вот, чтобы потешить кочерыжку, решил он талерами полюбоваться. Открыл сундук — и так и сел на пол! Чуть богу душу не отдал. Сундук-то вместо золотых монет трухой доверху набит.

Так лишился своего богатства жадный Кужейка.