Танец Бешеной

Глава двенадцатая Танцы с эскулапами

У белой двери под номером «16» никто не ждал, все три стула были пустыми. Даша осторожненько приоткрыла дверь и заглянула. Женщина лет сорока с полноватым красивым лицом и толстой косой вокруг головы подняла голову от бумаг:

– Простите?

– Я – капитан Шевчук, – сказала Даша. – Сегодня утром от вас повестку принесли, прямо мне на работу.

– Ах, Дарья Андреевна? – женщина одарила Дашу ласковой профессиональной улыбкой. – Ну конечно, заходите, пожалуйста. Это я вас и приглашала. Снимайте пальто, разговор будет долгий. Вы не особенно торопитесь?

– Да нет, – сказала Даша с нарастающей тревогой. – Что с отцом?

– Ничего. Все прекрасно. Идет самое интенсивное лечение, скоро дадим вам свидание, поговорите… Садитесь. Курите, если курите. Савич – это я и есть, Галина Семеновна Савич. Вы думали – мужчина? О вас, наверное, так же думают, когда увидят подпись «Шевчук»…

– Бывает, – сказала Даша, усаживаясь и вытягивая из кармана сигареты. – Значит, вы не из-за отца…

– Нет, ваше начальство просило с вами поговорить… Шевчук. У вас не украинские корни? Я сама – хохлушка из-под Харькова, дедушка приехал в Сибирь при Столыпине, тогда здесь давали землю…

– Честно говоря, даже не знаю, – сказала Даша. – Вроде бы жил в незапамятные времена кто-то под Полтавой. Я не особенно интересовалась, времени нет на такие раскопки.

– Я представляю, каково вам работается…

Она доброжелательно взирала на Дашу, отложив авторучку и переплетя пальцы. Глаза были добрые-добрые – как в известном анекдоте. И в ровном, певучем голосе не звучало ни малейшей фальши. Вот только Даша, «ментовня позорная», по определению иных особо сердитых клиентов, прекрасно знала, что может таиться за ласковым голосом и мирной физиономией вежливого допросчика. А эти, здесь, поднаторели в допросах не хуже сыскарей, если вдуматься, в работе много общего – нужно вытащить на свет божий потаенную истину, ломая сопротивление клиента… или пришить дело!

– А кто просил вас со мной поговорить? – спросила Даша. – И о чем?

– Вы знаете, ваше начальство немного беспокоится, – уклончиво ответила Савич, придвинула разграфленную карточку. – Вы за каких-то пару недель столько пережили… У вас, как мне рассказали, совсем недавно была стрессовая ситуация, пришлось кого-то арестовывать и для этого лезть к ним в пасть, притворяясь проституткой?

– Ох, таких ситуаций у каждого опера бывает немерено…

– Я понимаю, – кивнула докторша. – Изрядная нервотрепка, правда?

– Да уж, – сказала Даша.

– А потом, буквально через несколько дней вам вновь пришлось участвовать в серьезной операции? Вас там разоблачили, хотели убить…

– Ну, меня подстраховывали, – сказала Даша. – Это не так уж и опасно, если подумать.

– Но на нервах отражается… – она сделала пару пометок на чистом листе бумаги и занялась карточкой. – Шевчук Дарья Андреевна… тридцать – это полных лет?

– Да.

– Не замужем? И никогда не были?

– Не сложилось как-то. Могу вас заверить, у меня на этом фронте все нормально. Несколько дней назад подали заявление.

– Вот как? Поздравляю, – сказала Савич совершенно искренне. – Дарья Андреевна, у вас когда-нибудь были серьезные травмы головы? В детстве? Или потом?

– Не припомню.

И посыпались мелкие, совершенно ненужные, по мнению Даши, вопросики. Сначала она не врубалась. Но понемногу стала присматриваться – потому что это и в самом деле больше всего походило на здешний допрос, – и разглядела кое-какие надписи на карточке, выполненные типографским шрифтом…

– Подождите, – сказала она вместо ответа на очередной вопрос. – Вы это что же… историю болезни заполняете?

– Ну что вы. Это всего-навсего учетная карточка. Такой у нас порядок…

– Я не больная, – сказала Даша не без резкости.

– Дарья Андреевна! – с ласковой укоризной пропела Савич. – Ну конечно, никто и не утверждает, что вы больная… «Болезнь», скажу вам по секрету, чересчур страшное слово.

– Но вы же тут пишете…

– Пишу, – сказала докторша, словно успокаивая ребенка. – Я же вам объясняю, таков порядок… Нашу беседу положено отразить в документе.

– Вы же ставите меня на учет! Думаете, я не понимаю?

– Дарья Андреевна, в этом еще нет ничего страшного. Главное, не волнуйтесь.

– Я не волнуюсь. Просто не понимаю, какие у вас основания. У меня юридическое образование, не забывайте.

– В таком случае вам должен быть известен Закон о психиатрической помощи…

– В общих чертах, – чуть смущенно сказала Даша. – Не хватает времени следить…

– Понимаю. Прекрасно понимаю, у нас та же история – некогда за рутиной даже полистать специальные журналы. Вы не поверите, прямо-таки анекдот, но недавно я от больного узнала, что в психиатрию официально введен так называемый синдром Ротенберга-Альтова, «депрессия достижения». Оказалось, он прав, все так и обстоит, а я и не подозревала… Смешно?

– Смешно, – сухо согласилась Даша.

– Так вот, Закон о психиатрической помощи вам бы тоже следовало прочитать вдумчиво…

– Я прекрасно помню, что помещение в психиатрическую клинику можно обжаловать у судьи…

– Разумеется, – кивнула Савич. – И это строго соблюдается. Но, позвольте, при чем же тут вы? Вы же не больны. Какой здоровый человек будет бояться, что его вдруг поместят в клинику?

«Опаньки, подловила, стерва, – подумала Даша. – Приемчики, в общем, те же, что и у нас, но нужно держать ухо востро…»

– Вы что же, решили, что вас собираются положить в клинику?

– Да нет, – сказала Даша. – Просто говорю, что я помню из этого закона.

Докторша посмотрела на нее так, как сама Даша смотрела бы на допрашиваемого, вдруг подыскавшего убедительную, на его взгляд, отговорку. Взгляд этот означает: люди по обе стороны стола прекрасно понимают, что произошло: одна знает, что это не ответ, а отговорка, и знает, что другая поняла…

– Вас никто и не собирается класть на лечение, – мягчайшим тоном обнадежила докторша. – Но мы просто обязаны вам немного помочь… Вы считаете, что не нуждаетесь в нашей помощи?

– Простите, считаю, – сказала Даша, тщательнейшим образом подбирая слова. Невольно прислушалась: неслышны ли у двери тяжелые шаги санитаров…

Савич перехватила ее взгляд и едва заметно улыбнулась:

– Дарья Андреевна, все это выглядит совсем не так, как вы решили. Не врываются злые санитары…

– Да я вовсе…

– Ну, простите, мне показалось… – Докторша улыбнулась той же понимающей улыбкой, говорившей: «Милая, я же знаю, и ты знаешь, что я знаю…» – Так вот, никто вас не считает больным человеком и никто соответственно не собирается применять к вам какие бы то ни было… как это у вас называется – меры пресечения? Просто ваши же собственные начальники немного встревожены вашим состоянием. Вот сейчас мы с вами и попробуем найти какой-то приемлемый для обеих выход. То, что вы не больны, еще не означает, что вы не нуждаетесь в медицинской помощи. Самой легкой, самой щадящей, ничуть не связанной со стационарным лечением… Я имею в виду таблеточки, пару уколов, будете приходить к нам, скажем, раз в неделю, и надолго это не затянется, все зависит только от вас. Лично я глубоко убеждена, что это – переутомление. Никакая не болезнь. Случается. И здесь нет ничего стыдного. Давайте откровенно? Вы же взрослый человек, умный, должны понимать, что здесь нет ваших врагов…

Те же штампы, вновь констатировала Даша. «Кривой, мы ж тебе не враги, добра желаем, колись, дурашка, раньше сядешь – раньше выйдешь…» Раньше сядешь?

– Но у меня все нормально… – сказала Даша.

– Давайте посмотрим… Я буду говорить о том, что мне вчера рассказали у вас в управлении, а вы меня тут же поправите, если окажется, что это неправда, клевета… Все будет зависеть от ваших же слов. Как, по-вашему, вы видите в таком уговоре какие-то козни, затаенное недоброжелательство?

– Нет, – сказала Даша.

– Прекрасно. Ну какая же вы больная? Итак, начнем с собаки… Вечером, в здании управления внутренних дел вы увидели злую собаку, которая вот-вот готова была на вас броситься. Вы ее настолько явственно видели, что спустились в дежурную часть и стали выяснять, не отпускал ли кто-то служебную собаку бродить по зданию без присмотра… Это было?

– Да.

– И кто-то даже пошел проверить?

– Да.

– Собаку нашли?

– Нет.

– Потом, когда те люди уже уходили, вы опять ее увидели? На лестнице?

– Да.

– И обратили на нее внимание ваших сослуживцев, но они, моментально поднявшись на тот этаж, овчарки так и не нашли?

– Да, – кивнула Даша, понимая, что влипла.

– Могло ли так оказаться, что эта ваша собака моментально пряталась… ну, скажем, в чей-то незапертый кабинет, едва появлялся еще кто-то, кроме вас?

– Сомневаюсь, – ответила Даша, не в силах затягивать паузу, понимая, насколько это чревато.

– И никто, кроме вас, собаки не видел?

– Никто.

– В тот же вечер, вернувшись домой, вы увидели в прихожей… можете рассказать сами?

– В прихожей висел мертвый кот, – сказала Даша. – Когда я открыла дверь, пошел странный дым…

– И еще какая-то голова?

– Да. Моя голова. То есть моя-то была при мне…

Даша ощутила, что ее рассказ приобретает бессвязность. Подумала и продолжила:

– Моя отрубленная голова в луже крови. Я ее трогала, она была теплая. И кота трогала. Правда, он-то был не теплый, а закоченелый.

– Как вы поступили?

– Позвонила в управление и вызвала экипаж ППС.

– Они быстро приехали?

– Минут через десять. Но домой я вернулась буквально сразу же, минуты через три…

– И ничего уже не увидели?

– Ничего.

– А приехавшие милиционеры?

– Ну, и они, конечно, ничего…

– И как вы сами все это расцениваете?

– Кто-то мог войти, подбросить эту гадость, потом, когда я бегала звонить, забрал…

– За три минуты?

– Почему бы и нет? – решительно сказала Даша. – Понимаете, я веду очень серьезное дело, бывали инсценировки и почище…

– Допустим. А овчарка – это тоже инсценировка?

– Нет… – вынуждена была ответить Даша.

– Как по-вашему, могли ваши сослуживцы составить против вас какой-то заговор? Один прятал собаку, а другие притворялись, будто ничего не заметили?

– Ну, я еще не рехнулась, чтобы такое подозревать…

– Какое же тогда объяснение? Ну, Дарья Андреевна? Я вам не навязываю своих оценок и мнений, вы сами решаете… Что получилось с собакой?

– Она мне почудилась, – неохотно сказала Даша.

– Почудилась, привиделась… Иными словами, это была галлюцинация? Вы согласитесь с таким определением?

Даша молча кивнула.

– Логично предположить, что и увиденные вами в квартире буквально через полчаса после «собаки» кошка и отрубленная голова также были галлюцинациями? Ведь правда, логично?

Даша кивнула, докторша сделала несколько записей в карточке, спросила:

– У вас прежде бывали галлюцинации?

– Нет, – решительно сказала Даша.

– Вот видите. Появление вашей овчарки нельзя объяснить никакими заговорами…

– Мне могли что-то подсыпать…

При этих словах докторша прямо-таки расцвела:

– Каким образом, Дарья Андреевна? Где? И кто? У вас есть приемлемые объяснения?

Даша молчала.

– Ваши начальники заверяют, что у них нет никаких… как это они назвали? Оперативных материалов. Да, оперативных материалов, позволивших бы со всей определенностью говорить о заговоре против вас. У вас есть такие материалы?

– Нет, – сказала Даша. – Но в меня стреляли, и это-то уж не галлюцинация, машина стоит вся расхлестанная…

– Да, я знаю. Но это опять-таки несколько… из другой оперы, правда? И прекрасно увязывается с общей картиной. Вы провели сложнейшую операцию по взятию бандитов, потребовавшую предельного нервного напряжения. Потом вы оказались в компании, мягко скажем, психически неуравновешенных людей, нападавших на вас с ножом, у вас были все основания полагать реальнейшую угрозу не только для здоровья, но и для самой жизни. Еще через несколько дней в вас стреляли, вы чудом уцелели… Дарья Андреевна, даже для мужчины это слишком много. А вы все-таки молодая женщина, в связи с физиологическими особенностями женского организма подверженная регулярным изменениям настроения, – я, как вы понимаете, о менструальном периоде. Допускаю, волевым характером вы ничуть не уступаете в вашей профессии коллегам-мужчинам, но и у мужчины, повторяю, череда таких стрессов, пережитых за столь короткий отрезок времени, может вызвать… о, не болезнь. Отклонения. Тяжкое переутомление, выразившееся в зрительных галлюцинациях. Чисто зрительных. Вы ведь не слышали каких-нибудь голосов? Скажем, угрожавших?

– Вот уж чего не было, так это – голосов.

– И великолепно. Дело обстоит не так уж плохо. Еще и еще раз вам повторю: это не болезнь и никто не намерен вас «запирать» в больницу. Вам нужно попить таблетки, сделать несколько укольчиков… и покой, конечно. Абсолютный покой. Выпишем вам бюллетень недельки на две, при этом сохраняется сто процентов зарплаты, а если понадобится, если вы сами захотите, – продлим.

– Но у меня расследование…

– А без вас его никто не сможет закончить?

– Ну, могут…

– Вот видите. Вам необходимы покой и небольшое лечение. И если уж у нас пошел столь откровенный разговор, Дарья Андреевна, должна предупредить: в таких случаях степень здравого рассудка у… обратившегося к нам человека определяется по тому, насколько он готов сотрудничать с врачами. Бывают вещи, которые необходимо сделать для блага, должно быть прекрасно известно, есть даже что-то общее…

– И как, простите, ваши слова истолковать?

– Если пациент не выполняет предписаний врача, меж тем как его состояние требует незамедлительного лечения, в больницу могут поместить и принудительно. Но вы же не станете доводить до таких крайностей? Вы мне представляетесь вполне разумной и способной понимать аргументы…

Даша неопределенно пожала плечами. Докторша тем временем извлекала из стола таблетки, целую пригоршню пупырчатых упаковочек. Поворошила их, выбрала с полдюжины:

– Возьмите. Лучше бы вам сразу выпить… эти и вот эти. Вам дать водички, запить?

Даша мотнула головой.

Момент был просто ужасный, требующий немедленного решения. Симпатичная врачиха наблюдала за ней столь пытливо, что мгновенно стало ясно: пошла проверка на готовность подследственного сотрудничать с опером… тьфу ты, надо же, как приклеились родные термины! На вид самые обычные упаковки, ненарушенные… реланиум… тазепам… может ли эта хохлушка из-под Харькова оказаться замешанной в козни? Или во сто раз лучший эффект получится, если натравить как раз непосвященного – усердного, старательного врача, искренне желающего помочь трудному пациенту? Если тут ловушка, удастся ли пробиться к машине до того, как таблетки подействуют, и начнешь вырубаться? Достаточно выстрелить в потолок, окна кабинета выходят во двор, Федя при оружии, и ребята в «жигуле» тоже не пустые… а если и охрана, и Федя уже получили совсем другие инструкции? Нет, если эти мысли развивать, и в самом деле крыша поедет…

Она положила таблетки в рот и старательно проглотила.

– Вот и молодец, – одобрительно кивнула Савич. – Нет-нет, вы все это возьмите, вот, я написала дозировку и сроки приема, на ночь – двойная доза… Кстати, у вас в последнее время бессонницы не было?

– Нет.

– Простите, Дарья Андреевна, а вы правду говорите? У вас совершенно не выспавшиеся глаза, даже не круги, а сущие синяки просматриваются…

– Да понимаете ли, я не дома ночую – у жениха, – в последний миг вывернулась Даша. Что бессонница – симптом усугубляющий, ей уже доводилось прежде слышать. Алабин как раз бессонницей маялся…

– Вот как?

– А что, и это противопоказано? – Даша изобразила беспечную улыбку. И подумала: «А собственно, с чего я решила, что она меня собирается отпускать? Они на галлюцинации кидаются, как кошка на мышку…»

– Ну что вы. Просто постарайтесь спать побольше, вам это просто необходимо. А сейчас мы с вами пойдем и сделаем укольчик. На работу вам сегодня идти уже не нужно… вы не на машине приехали? В смысле, не за рулем?

– Нет, у меня водитель…

– Отлично. Ничего страшного после укола не произойдет, но появится легкая заторможенность, небольшое сужение поля зрения. Самой водить машину ни в коем случае не следует – слегка нарушается координация, рассеивается внимание… Пойдемте?

– Это что… в палату?

– Ну отчего же? У нас есть процедурная, специально для амбулаторных больных…

И достала ключ, похожий на тот, каким проводники отпирают тамбуры – трубка с треугольной прорезью. Не особенно и скрываясь, сунула его в карман халата. Даша насторожилась. Скорее всего, процедурная для приходящих у них тут и в самом деле есть, но вряд ли она расположена под замком… Хреновые дела.

– Вы сегодня алкоголя не употребляли?

– Я с утра не пью.

– И прекрасно. Вообще, на все время лечения воздержитесь от спиртного. Не совмещается, знаете ли. Кстати, а после тех двух случаев у вас галлюцинаций больше не было?

– Нет.

– Правда?

– Правда.

– Хочу сразу добавить…

Даша так и не узнала, что она хотела добавить, – распахнулась дверь, и вошел Пал Василич Хотулев собственной персоной, вальяжный и неторопливый. Вежливо улыбнулся Даше:

– Рад вас видеть, Дарья Андреевна. Как дела, Галочка? – он наклонился над плечом врачихи и перечел все, что она написала. Благосклонно кивнул: – Ну что же, я уверен, вам удалось самым оперативнейшим образом и идеально быстро решить проблему…

Галочка польщенно глянула на начальство снизу вверх. Даше же показалось, что ее прошиб электрический разряд.

Построение фразы, интонация, барственная манера растягивать гласные… И запах дорогого одеколона!

Это был он. Это он в ту ночь, когда в гости нагрянули лже-сатанисты, был Краснобаем. С теми же нотками в голосе, лениво-презрительными, с той же смесью иронии и барственности интересовался у Орангутанга, может ли тот Дашу трахнуть, не снимая с нее браслеток. И никакой ошибки.

Она подняла голову, увидела, как Хотулев кладет перед Галиной какие-то бумажки, и та, бегло просмотрев, вскидывает на Дашу новый взгляд, определенно полыхнувший неприкрытым охотничьим азартом. Сердце мгновенно упало. Опять эта гнусь?!

– Вот как… – совсем другим голосом произнесла Савич.

– Я, с вашего разрешения, поприсутствую? – Хотулев весьма предупредительно повернулся к Даше.

Ну, и что ему прикажете ответить? «Пошел вон, козел»? Ведь упекут… Впрочем, они и так настроены упечь. Даша шкурой чувствовала, что ее положение, и без того не из лучших, с появлением Хотулева еще более усугубилось. Это нам тоже знакомо: под конец допроса, когда подследственный облегченно вздохнул и расслабился, якобы невзначай заявляется шеф или напарник с новыми козырями…

– Дарья Андреевна, – начала докторша столь уклончиво, что сомнений более не осталось. – Придется обсудить еще один крайне деликатный вопрос…

Следовало сохранять хладнокровие, момент был решающий, но Даша, не в силах себя превозмочь, бросила сухо:

– В жизни с родным отцом не спала.

– Почему вы решили…

– Да знаю я, что там написано, – Даша указала на свежеприбывшие бумажки. – Имела счастье познакомиться. И хотела бы знать, почему там так написано.

– Потому что мы записывали строго со слов вашего отца. И со слов свидетельницы, находившейся при нем с самого начала приступа. Надеюсь, ее-то вы не подозреваете в соучастии в заговоре против вас?

– А разве я говорила, что против меня составлен заговор? – невинно спросила Даша.

– Насколько мне известно, вашему начальству вы об этом рассказывали много и охотно…

– Видите ли, я не первый сыщик, против которого устраивают провокацию со сбором компромата, – сказала Даша. – У нас такое случается. Я бы это не стала называть заговором, но против меня определенно работают…

Она обращалась главным образом к Савич, но видела по глазам той, что дело дохлое. У них тут «заговоры и козни» – симптом болезни, и не более того.

– Надеюсь, нас вы не подозреваете в соучастии с вашими… заговорщиками? – с непринужденной улыбкой спросил Хотулев.

– Ну что вы, – сказала Даша. – Однако так уж сложилось, что другой человек совсем по-иному описывал отцовский бред. Не так, как вы. И ни словечком не упомянул про «эротическую подоплеку»…

Взгляд докторши растерянно метнулся меж пациенткой и шефом:

– Да? А с этим человеком можно поговорить?

– Она умерла, – сказала Даша. – Ее убили. Та женщина, из чьей квартиры отца… увезли.

– Простите, Дарья Андреевна, а вы правду говорите? – спросила Савич.

– Увы, на этот раз Дарья Андреевна говорит чистую правду, – кивнул Хотулев. – Эта женщина погибла при крайне загадочных обстоятельствах вскоре после крайне напряженной и тягостной беседы меж ней и Дарьей Андреевной… буквально сразу же.

– Вы на что намекаете? – не выдержала Даша.

И увидела, как эскулапы обменялись нехорошими взглядами. Она нервничала все больше, давали о себе знать две почти бессонных ночи, Даша чувствовала, как ее начинает легонько трясти, словно в ознобе, и боялась, что врачи это заметят.

– Помилуйте, ни на что я не намекаю, – развел руками Хотулев. – Я, если помните, предостерегал вас от беседы с ней, говорил, что ни к чему хорошему это не приведет в вашем состоянии. В самом деле, загадочная история… Ну что же… Дарья Андреевна, как вы посмотрите на такое предложение: ненадолго задержаться у нас? Скажем, на недельку. Я понимаю ваше предубеждение против сего заведения, но поймите и вы – с галлюцинациями, подобными вашим вчерашним, шутки плохи. И пренебрегать ими опасно. В любой момент, совершенно неожиданно, может наступить обострение и принять крайне опасные как для вас, так и для других, формы. Вплоть до попыток самоубийства или стремления причинить вред окружающим. А у вас ведь, насколько мне известно, есть оружие? Нужно подлечиться. Я с вами говорю так откровенно, поскольку вовсе не считаю вас больной. Вы не больны, вы в данный момент пребываете в ясном сознании, но пережили целую череду стрессов и потрясений, появились галлюцинации, неадекватное восприятие действительности. Вам просто необходимо немного отдохнуть под надежным присмотром.

Несмотря на самую пакостную ситуацию, в какую она когда-либо попадала, Даша не удержалась от улыбки:

– Это значит: чтобы доказать, что я нормальная, нужно согласиться, чтобы меня заперли в дурдом?

– Вы сформулировали несколько прямолинейно, но, в целом, правильно, – кивнул Хотулев. – Если вы пойдете нам навстречу – не будет лучшего способа доказать, что вы здоровы. И максимум через неделю мы с вами расстанемся, я уверен. Я не стал бы употреблять столь вульгарное слово «дурдом». Здесь есть спокойные палаты для таких же, как вы, людей – переутомившихся, переработавшихся, перенервничавших…

– В самом деле, – вмешалась Савич. – Ведь если вы сейчас уйдете, а потом, боже упаси, попадете к нам в гораздо более худшем состоянии, можете задержаться надолго…

– А может, рискнем, – сказала Даша. – Посижу дома, попью таблетки…

Савич раскрыла было рот, но Хотулев успокоил ее многозначительным взглядом, изобразил на лице глубочайшее раздумье, потом медленно склонил голову:

– У вас, правда, со вчерашнего дня не было никаких… необычных наблюдений?

– Никаких, – сказала Даша.

– Что, если действительно рискнуть? – протянул он. – Под мою ответственность… Но без укольчика, уж не посетуйте, мы вас не отпустим. Согласны на такой компромисс?

Даша кивнула.

– Прекрасно. Галочка, идите распорядитесь, мы следом…

Галочка выскочила, предварительно бросив на шефа цепкий, понимающий взгляд. «Тоже мне актеры-самоучки, – подумала Даша. – Ясно, что фокус этот у вас, милые, давно отработан на настоящих шизиках. Сразу, быть может, под замок и не повлечете. Придется джинсы снимать, а значит, кобуру отстегивать, тут ваши мордовороты и навалятся… И пойдет – чем больше орешь и дергаешься, тем больше тебе в карточку пишут. Пока доберешься до судьи, в тебе уже полведра лекарства сидеть будет».

– Пойдемте, – сказала она, направляясь к вешалке.

– Одеваться не стоит, процедурная на этом же этаже. Потом вернетесь…

Словно не слыша, Даша молча накинула пуховик и нахлобучила шапку.

– Дарья Андреевна… – он непроизвольно подался к ней, сделал резкое движение, голос прозвучал жестко.

Даша рывком задрала подол свитера, встала меж ним и дверью, положив руку на кобуру. Усмехнулась:

– Там, во дворе, наши парни на двух машинах…

– Вы понимаете, какая запись у вас прибавится в карточке?

– Только не ошибитесь, – сказала Даша. – А то потом попросят рассказать, какой пистолет я на вас направляла, а вы и знать не будете, – она прикрыла ладонью кобуру. – Марки-то разные бывают и выглядят по-разному… Будет конфуз, если вы опишете один, а потом окажется, что у меня был другой…

– Вы совершаете страшную глупость, – сказал он, не двигаясь с места. – Вам необходимо лечиться…

Даша сгребла со стола таблетки и, не глядя, запихала в карман весь похрустывающий ворох:

– Как видите, выполняю предписания врача. Но вот уколов я с детства боюсь, извините. Еще по ошибке вкатите то же, что и Усачеву…

У него что-то дрогнуло в лице! И это не страх перед пистолетом, остававшимся в кобуре. Но не было времени на задушевные беседы. Даша быстренько вышла и скорым шагом рванула к лестнице.

И замерла, поскользнувшись на свежевымытом полу, схватившись за широкие перила.

Перед входной дверью, загораживая ей дорогу, стояла овчарка. Та самая. Только сейчас она была еще выше, едва умещалась в крошечном тамбурчике, поставила передние лапищи на ступеньки и смотрела на Дашу отливавшими лунным блеском глазищами. Громадная собачина чуть ли не с лошадь высотой.

Под черепом, такое впечатление, что-то стеклянно, чуть слышно позванивало, но не было ни страха, ни паники. Даша зажмурилась, как следует встряхнула головой. Открыла глаза. Показалось, будто что-то огромное и темное смазанной полосой утянулось под лестницу, в крохотный закуток, где уместилось бы ведро со шваброй, – Даша хорошо помнила, поднимаясь сюда, что там не было ни двери, ни ниши.

Показалось, или над широкими, коричневыми перилами вдруг выглянули и тут же спрятались мохнатые уши? Кто-то звучно и четко произнес ей в самое ухо:

– И показалось ему, будто из-за соседнего воза что-то серое выставляет рога…

Даша стояла, не в силах шагнуть. Наверху простучали быстрые шаги – не заметив Дашу, мимо лестничной площадки промчалась в сторону своего кабинета чернокосая Галочка, за ней целеустремленно топотали два мужика устрашающих габаритов, с рожами, для дипломированных врачей чересчур примитивными.

Даша решилась. Пошла вниз, к спасительной двери. Над ее головой послышался повелительный возглас, и совсем близко мелькнуло что-то белое. Она сбежала по лестнице, схватилась за ручку, рвала на себя что есть мочи…

Дверь не открывалась. Санитары выскочили на лестницу и кинулись к ней. Тут только Даша сообразила, что к чему, и толкнула дверь от себя. Широкая лапа ухватила ее за рукав, она рванулась, выскочила на крыльцо, но следом, жарко дыша в затылок, вылетели преследователи, грабастая, наваливаясь, от растерянности она забыла простейшие приемы…

– Стоять, бараны!

Руки соскользнули с ее локтей и плеч. Она увидела Федю, обеими руками державшего черный «Макаров». Не оглядываясь, кубарем скатилась с крыльца, пробежала пару метров до машины и вскочила внутрь.

Федя попятился, держа под прицелом растерянно топтавшихся на крыльце верзил. Из второй машины уже вылезали двое, но Даша отчаянно замахала им, и они, поколебавшись, полезли назад. Федя открыл дверцу, сел за руль, спрятал пистолет и вопросительно глянул на Дашу.

– Бей по газам, – распорядилась она. – Поехали, живо!