Танец Бешеной

Глава шестая Забавы в парижском стиле

В таком бешенстве Даша Глеба еще не видела. Он держался, как мужику и положено, не срываясь на истерики с матерщиной, но глаза от ярости стали совершенно стеклянными. Сидел, привалившись к стене, смолил сигарету за сигаретой и, судя по вдохновенно-озверевшему лицу, строил планы роскошной мести. Увы, Даша прекрасно сознавала, что это не в его возможностях. Может быть, и не в ее. Те, кто устраивает такие фокусы, попадаются редко.

Их час назад выставили на кухню, а в комнате шуровали гений фотографии Паша Тимонин и двое узких специалистов-практиков.

Возглавлял все это предприятие мрачный и неразговорчивый даже среди своих подполковник Граник, доверенное лицо Дронова, ведавший в городском УВД едва ли не самой таинственной и законспирированной службой, в чью задачу входило выявлять внедренки в собственных рядах – от «проводок» криминала до агентуры «соседей». Естественно, столь увлекательное занятие в два счета сделает мизантропом любого…

– Придется, наверное, все-таки заявления подать… – сказала Даша осторожно.

– Да хоть сто, если надо, – махнул рукой Глеб. – У тебя-то как, лопатками стенку чувствуешь, или не столь мрачно?

– Да вроде обошлось, – как можно беззаботнее ответила она, чтобы не нагнетать трагедию. – Я все же, скромно говоря, кадр не из бросовых. Спишут на милые забавы обрученных…

– Такое впечатление, что тут постарался осколок прежних эпох. Когда по любой аморалке лупили из крупного калибра.

– Может, он и пытается такое впечатление произвести, – сказала Даша. – Вокруг тебя в последние дни ничего необычного не происходило?

– Кто знал? Я ж не присматривался, могли сто человек следить…

– Нет, а вообще? Не обязательно – слежка.

Он старательно задумался, уставясь в потолок и шевеля губами для лучшей концентрации мысли. Мотнул головой:

– Ничего такого не могу припомнить. Думаешь, меня замажут? Как ни крути, а компромата не отыщешь. Ты у меня – единственная порочащая связь, как оказалось…

– Не скалься, – сказала Даша. – Надо поосторожнее. Подберут ключики, подкинут ствол или пакет с анашой, придется потом из кожи вон лезть. У меня замки получше, и все равно отмычку примастрячили. Собаку бы завел, что ли?

– Так это ж кормить и водить. Она, бедная, сутками меня дожидаться будет…

В дверь позвонили, и Даша пошла открывать. Вернулся один из подчиненных Граника, еще более загадочный и мрачный, чем его шеф. В комнате оживленно зашептались, и работа, судя по звукам передвигаемой мебели, пошла еще энергичнее.

Минут через пять на кухне объявился Граник. Присел на табуретку, значительно помолчал, спросил Глеба:

– В последние дни никакие мастера не заявлялись? Слесаря там, электрики, краны проверять?

– Вообще, не помню, когда и были…

– Ну, пойдемте, глянем, – сказал подполковник.

Навстречу им из комнаты гуськом потянулись немногословные практики, на ходу зачехляя фотоаппараты и закрывая маленькие таинственные чемоданчики. Балконная дверь оказалась открытой, в комнату натянуло ноябрьского морозца, и с балкона выжидательно смотрел Паша.

Подполковник показал пальцем на верх окна. Паша завозился, держа обеими руками над головой что-то вроде полупрозрачного провода. Оказалось, это не провод, а леска, очень тонкая жилочка. Ее конец вдруг показался прямо из оконной рамы, рядом с форточкой, вылез сантиметров на пятнадцать, и Граник выставил ладонь:

– Достаточно… Вот это и есть предельно точная иллюстрация происходившего. В раме сверхтонким сверлом была просверлена сквозная дырка…

– А опилки? – пожал плечами Глеб. – Я бы видел…

– Сверхтонкое сверло, – повторил подполковник. – В некоторых известных мне комплектах такой аппаратуры есть нечто вроде пылесоса, с большой силой засасывающего опилки назад, по направлению к сверлящему. Потом пропускается миниатюрный объектив раза в три тоньше спички… объектив, скорее всего, был прикреплен к световоду, тщательно приклеенному вдоль рамы и, вероятно, сливавшемуся с ней по цвету, уходившему в соседнюю квартиру, – он говорил размеренно и сухо, словно читал лекцию. – Балкон у вас был заклеен на зиму, а с улицы, снизу, ничего этого не видно. Те, кто расположился в квартире, имеющей с вашей общий балкон, имел возможность предаваться фотографированию, сколько душе угодно. Затем световод выдернули, дырку тщательно замазали снаружи – мы нашли выходное отверстие со стороны комнаты только с помощью лупы, потому что твердо искали нечто подобное…

– Они же в таком случае должны были перелезать на балкон? – спросила Даша.

– Раза два, как минимум. Ну что ж, такое ухитряются проделывать, не привлекая к себе внимания, даже мелкие воришки. А здесь работали профессионалы. Аппаратура такого типа – вещь дорогая и сравнительно редкая. Используется либо спецслужбами, либо крайне серьезными частниками. Квартиру мы уже проверили. Сдавалась внаем, наниматель внезапно испарился до конца оговоренного срока. Сейчас возьмем ордер, посмотрим там пальчики, вообще оглядимся, но это, должен предупредить, Дарья Андреевна, исключительно для очистки совести и формальности ради.

– Это почему? – Глеб воинственно придвинулся к нему. – Вашего же сотрудника недвусмысленно пытаются…

Граник отстраненно пожал плечами:

– Строго говоря, мы имеем лишь дырочку в косяке, ничем не отличающуюся для данного случая от дырки от бублика. Это не улика и не доказательство. Я не рассчитываю, что шаловливые соседи из-за стенки вернутся в квартиру, но они сейчас могли бы там преспокойно попивать пивко и с ухмылочкой слушать нашу суету. Если вынесли из квартиры аппаратуру. Уличить их решительно невозможно. А коли они вдобавок представляют не государственное ведомство, а частное лицо, их полное изобличение кончится лишь гражданским иском, который трудно перевести в уголовный, но если так и произошло бы, процесс имеет все шансы закончиться наказанием ниже нижнего предела. То есть – пшиком, нулем.

– А фотографии? – рявкнул Глеб.

– Сначала нужно доказать, что фотографии сделаны с помощью не найденной пока аппаратуры. Но опять-таки за то, что «фотографы» послали снимки генералу, наказание Уголовным кодексом не предусмотрено. Я бы не взялся даже подвести их под мелкое хулиганство.

– Иными словами, меня разложили, как хотели, а я и пикнуть не могу? – грустно усмехнулась Даша.

– Если мне позволено будет дать совет, я бы посоветовал на будущее – впредь не подставляться, – бесстрастно сказал Граник. – Вот если бы к вам пришли и потребовали за эти снимки деньги или какие-то услуги, связанные со служебными обязанностями, тогда, конечно, автоматически заработала бы статья о шантаже с ее суровой прямотой, исключающей всякие двусмысленности.

– Но, по крайней мере, можно быть уверенной, что камера действительно была? – спросила Даша.

– В этом я не сомневаюсь, – сказал Граник. – Что и отражу в рапорте служебного расследования, – он покосился на удрученного Глеба. – Квартира, оказавшаяся свободной для наемщиков, – это, конечно, облегчившее им работу совпадение. Не расстраивайтесь, будь она занята, обязательно придумали бы что-то другое. Есть масса других разновидностей еще более хитрых аппаратиков. А ваш неизвестный противник, судя по всему, в возможностях не стеснен.

– Хорошенькие дела. Может, у меня и сейчас тут какой-нибудь клоп под ковром…

– В квартире ничего нет, мы как следует осмотрели, – сказал Граник. – Ну, мы свою работу выполнили. Вы не едете, Дарья Андреевна? В таком случае – честь имею…

Поклонился и вышел. Паша развел руками, подмигнул Даше и заторопился следом.

– Мать его… – сказала Даша. – У меня же теперь, чего доброго, условный рефлекс на траханье выработается, как у павловской моськи… Бояться буду…

Глеб молча обнял ее, Даша уткнулась ему лицом в плечо, искренне жалея, что нет должной слабости характера и нельзя примитивно разреветься по-бабьи. Почти сразу же высвободилась и сказала:

– Может, и в самом деле мне «соседи» свинюшку подкладывают…

– А может, мафия.

– Заладили все – мафия, мафия… Все выглядело бы совершенно иначе. И влипла бы я не в пример качественнее. Бывали, Глебчик, прецеденты… Поехали?

С крайне непривычной для обоих процедурой – подачей в ЗАГС заявления о желании вступить в брак – они управились быстро. Хорошо еще, что там, как в большинстве контор, работал налаженный конвейер, и никто особенно не приглядывался к клиентам. Только девочка, принимавшая бумажки, все же спросила, скорее равнодушно:

– А что вы такие скучные?

– Тройню жду, – сказала Даша. – А он в депрессию впал, не представляет теперь, как и кормить будет…

…Майор Шевчук расхаживал по комнате гоголем, по-наполеоновски скрестив руки на груди. Поскольку роста он был невеликого, Наполеон получался убедительный, разве что треуголки не хватало. Так Даша ему и сказала, фыркнула:

– Ладно, верю, что ты великий сыщик… Не мучай дитё, майор. Выкладывай.

Майор сразу стал серьезным. Присел за стол, аккуратно разложив перед собой сигареты, авторучку, чистый листок бумаги и три стопочки фотографий, перевернутых картинкой вниз. Откашлялся в кулак, продлевая эффектную паузу. Сказал:

– Интуиция у твоего ловца сенсаций хорошая. Француз – та еще птичка.

– Короче, – нетерпеливо бросила Даша.

– Когда ему сели на хвост у гостиницы, я ничего такого не предвидел, но на всякий случай решил обложить «коробочкой» по полной программе. Я ж говорил, хотел поднатаскать ребят… Так что хватало и людей, и машин. Вывалив из гостиницы, твой французик потопал к путепроводу, не размениваясь на всякие пошлости вроде развязавшихся шнурков. Поднялся на путепровод, постоял там, полюбовался видом – ничего подозрительного, вид на Шантару и сопки и в самом деле открывается хороший, – потом вдруг вернулся, прыгнул в шестнадцатый троллейбус и покатил на тот берег. Пускать за ним «хвоста» в троллейбус я не стал, поехали на машине – все равно на том берегу конечная остановка, подумал, или выйдет на острове, или дотащится до конца, в любом случае держим его прочно. Доехал до конечной. Пошатался там по базарчику, потоптался у киосков, купил в «Фазере» аудиокассету, пару газет – мотивировался, не суетясь и не дергаясь. И опять вернулся к гостинице. Дернул через путепровод к пароходству. Тут у меня уже не осталось сомнений, что он проверяется, а город я знаю малость получше его, и ребят посылать следом не стал. Перебросил машины на ту сторону проспекта, блокировал все окрестности небоскреба. И угадал точно. В пароходстве он пробыл девять минут с копейками, и определенно заходил туда только затем, чтобы провериться еще раз. Тут я понял, что с этой птичкой надо играть серьезно, и быстренько вызвал на смену практикантам парочку весьма квалифицированных экипажей. Француз попер пехом в сторону проспекта Энгельса, в центр, мы его повели…

Даша завистливо вздохнула про себя. Ей, чтобы жонглировать столь непринужденно таким количеством снабженных радиосвязью машин, набитых опытными топтунами, причем ради того, чтобы провести первую, оценочную проверку, пришлось бы стать не менее чем Дроновым. Шикуют частники, ничего не скажешь…

– Лирическое отступление, – сказал майор. – Как только мы убедились, что в гостиницу он возвращаться не собирается, мои ребятки, используя налаженные отношения с персоналом, чисто случайно забрели в его номер, по нелепому совпадению имевший дверь нараспашку…

– Вот этого я не слышала, – сказала Даша. – Нарушение неприкосновенности жилища без ордера…

В самом деле, не всякий знает, что закон приравнивает снятый в гостинице номер к частному жилищу гражданина, и в отношении номера действуют те же непреложные правила. Ну, а то, что закон сплошь и рядом не соблюдается – еще одна российская беда…

– В номере не нашли ровным счетом ничего интересного, – продолжал майор. – Ну ровным счетом ничего – одежда, бритвы и одеколоны, пара книг на русском, блок сигарет… И все равно в чемодане и при ящиках стола этот змей расположил крохотные, аккуратненькие «секреточки». Мои парни их потом присобачили назад, все чисто. Ошибки никакой, все по учебнику – волосок, микроскопические клочки бумажки… Одна-единственная интересная деталька: у него в телефоне стоит клопик. Не наш, корейский. Но тут уж нет стопроцентной уверенности, что это именно ему всаживали, могло от кого-то остаться…

– Точно, – согласилась Даша. – Итак, пошел он…

– Шел себе, шел и пришел в семьдесят пятый дом по Энгельса. Помнишь такой?

– Хрущевка. Семиэтажная, – сказала Даша. – Внизу «Ткани» и «Котлетная», в «Котлетной» теперь комок, хотя вывеска осталась прежней – только на витрину свою повесили…

– Молодец. Тот именно домик. Зашел в подъезд, как к себе домой. Вскоре оказалось, что и в самом деле домой – вышел через одиннадцать минут. Вместо кожаной куртки и формовки на нем уже было серое пальто и бежевая вязаная шапочка. Лирическое отступление: наши выяснили, что в том подъезде на четвертом этаже хозяева сдали квартиру внаем, а сами смотались пожить к дочери в Манск. Кто снимает, еще не уточнили, но скоро будем знать… Короче, француз вышел несколько преобразившимся, вот фото. Прошел к гаражам в глубине двора, уверенно, не рыская, отпер один и выехал на белой «девятке». Чуточку побитая и неискусно заделанная, номер шантарский, зафиксирован, машина принадлежит гражданину Зыбину Петру Павловичу, к которому мы еще вернемся… «Девятка» двинулась в сторону проспекта Авиаторов, но возле мединститута ее остановил кстати случившийся там гаишник, рутинно проверил бумаги…

– Гаишник был настоящий?

– Какая разница? – гнусно ухмыльнулся майор. – Могу тебя заверить, что выглядел он в точности как настоящий, не то что француз – коренной шантарец не усумнится…

– Майор, вы, я смотрю, совсем обнаглели… – покачала головой Даша.

– Дочушка, не дергайся, – ухмыльнулся майор. – Ношение формы само по себе основанием для уголовного преследования служить не может. Пока с ее помощью не совершено преступления, ограбления, мошенничества с конкретной материальной выгодой. Я неправ, а? Опровергни…

– Прав, стервец, – сказала Даша, подумав. – Ничего тут не пришьешь… Ну и?

– Предъявил французский паспорт на имя Роже Флиссака, международные водительские права с надлежащим вкладышем и доверенность от вышеупомянутого гражданина Зыбина… Все честь по чести. Держался совершенно спокойно. Не вертись, я ж говорю, к Зыбину мы вернемся, когда пора настанет. Француз доехал до Экскаваторной, загнал машину во двор, заглушил движок и остался в ней идиллически сидеть, слушая беззаботно транзистор. Сидит в машине и слушает себе транзистор… Как лично ты такое поведение расцениваешь?

– Тут два варианта, – сказала Даша. – Не более. Слушал либо музычку, либо разговоры в квартире, где установлен клопик. У нас сейчас таких клопиков в магазине можно полную авоську купить.

– Правильно мыслишь. Либо-либо. С уклоном ко второму варианту.

– А направленного микрофончика у вас не нашлось?

– Ты за кого нас принимаешь? Нашелся, конечно. В машине все окна были задраены плотно, но все равно можно гарантировать, что внутри не слышалось ни музыки, ни дикторского чириканья. Так, шумы на пределе слышимости… В общем, за увлекательными забавами с транзистором француз сидел минут двадцать. Потом вдруг затрепыхался, убрал антенну, отложил радио, запустил мотор. Через минутку-полторы из подъезда вышел субъект лет пятидесяти, по одежде – совершеннейший земляк, вот фото…

– Интересно, – сказала Даша.

– Знаком?

– Ну.

– Кто?

– Майор, каждый знает ровно столько, сколько считает нужным, – сказала она категорическим тоном.

На цветной фотографии был запечатлен герр Георг фон Бреве, доктор философии и профессор кафедры Эслингенского института магии и колдовства, в свое время полоненный вместе с российскими сатанистами на приснопамятной дачке и все еще отиравшийся в граде Шантарске. Теперь, в простецком платьице и кроличьей шапке, он походил не на германского профессора, а на российского, умученного рыночными реформами, а то и на пьющего слесаря.

– Данный объект с ходу закодирован как Алкаш, – сказал майор. – Очень уж напоминает алчущего опохмелки сантехника…

– Ага… – фыркнула Даша. – Жди.

– Ну, наши быстренько поняли, что это не алкаш и не сантехник, но надо же было его как-то обозначать… Алкаш потопал к остановке, сел в сорок пятый автобус. Француз его старательно пас. Через три остановки Алкаш сошел, вернулся на два квартала назад, квалифицированно проверяясь. Остановил тачку и поехал в центр. Француз пас, мы пасли француза. В центре, на Караганова, Алкаш вылез, прошел квартал, завернул за угол, налево, в неотступном сопровождении француза, вошел в сорок первый дом на Жуковского и оттуда уже не вышел. Наш лягушатник добросовестно ждал сорок две минуты, потом не вытерпел, сунулся в подъезд, откуда появился в определенно расстроенных чувствах. Здесь опять-таки два варианта – либо Алкаш прочно засел в какой-то квартире, либо в целях обрубанья «хвоста» сквозанул напрямую на Маркса.

– Как это? – насторожилась Даша. – Был там когда-то сквозной выход, но дверь забита давно…

– Была. Мы оставили одного, чтобы огляделся там… Дверь приведена в божеский вид, все доски отодраны, мусор убран, петли смазаны, и теперь, если знаешь ход, с Жуковского можно в пять секунд выйти на параллельную, на Маркса… Так-то. Я тоже думал, что «сквозняк» все еще заделан… В общем, Алкаш – волчок битый, и в этих играх не новичок. Даже если допустить, что он все же застрял где-то в гостях, все его предыдущее поведение показывает, что мы имеем дело с кем-то опытным.

– А на Экскаваторной что слышно? Квартиру вычислили?

– Нет еще. Мы ж не чародеи. Двенадцатиэтажка, хат навалом… Копают. Значит, вернемся к французу. Потерявши Алкаша, он еще посидел в машине с четверть часика, явно не хотел признавать поражения, как любой другой на его месте, надеялся, что Алкаш выйдет. Потом отъехал. Еще тридцать семь минут кружил без видимого смысла и цели; мы стали подозревать, что он просто убивает время. И версия эта вскоре подтвердилась. Поездил он, съел мороженку на Дзержинского, погулял и целеустремленно погнал в Киржач. Ровно в шестнадцать ноль-ноль в скверике встретился с неизвестным. Забегая вперед, скажу, что этот тип довольно быстро был после завершения операции вычислен. Это и есть Зыбин Петр Павлович, частное охранно-сыскное агентство «Локус». – Майор достал кассету и снял с серванта магнитофон. – Слушай интимное щебетание.

Даша мгновенно узнала голос Флиссака – но это был другой Флиссак, говоривший по-русски почище иных славян. Акцент самую чуточку улавливался, но, возможно, всего лишь оттого, что Даша знала заранее, кому принадлежит голос.

– Я его упустил, – сказал Флиссак. – Это был проходной подъезд, кто мог предполагать…

– Не расстраивайтесь. С каждым могло случиться. Мы сами не знали, что там восстановили «сквознячок»… Полагаете, он пошел на встречу?

– Уверен, – сказал Флиссак. – Я не мог слышать реплики того, кто ему звонил, но ответы Профессора недвусмысленно свидетельствовали… Время! Время… Я скоро полезу на стену.

– Может быть, все-таки привлечем кого-нибудь из моих мальчиков?

– Нет, – после короткого молчания сказал Флиссак. – Лучше уродоваться самим, чем увеличивать степень риска. Мы с вами профессионалы, обязаны вывернуться из кожи и сделать невозможное… надеюсь, вы понимаете, что уже не можете спрыгнуть с поезда?

– Прекрасно понимаю. Я прекрасно помню, сколько мне обещано.

– Я вас ни в чем не упрекаю, – сказал Флиссак. – Пока. Я не из тех чинуш-теоретиков, что сидят в роскошных кабинетах и требуют немедленных результатов… Но мы вплотную подошли к точке, где я обязан проявить, простите, предельную жесткость и потребовать от вас чуда. За такие деньги вы, да и я тоже, мы оба просто обязаны совершить чудо.

– Без уголовщины…

– Естественно, – сказал Флиссак. – Уголовщина мне нужна еще меньше, чем вам. И не только потому, что у меня нет дипломатического иммунитета. На карте моя репутация. Если я провалю дело, я кончен. Если меня поймают на уголовщине, я кончен дважды – это будет мгновенно использовано… И не столько против меня, сколько против… Ну, понимаете. Нужно спешить. Мы знаем, что происходит, знаем механизм и методику, но доказательства нам от пешек не получить. Нужны фигуры. А к ним мы не приблизились ни на шаг, мы даже гипотезы не можем строить. Нужно совершенно точно выяснить, кто за всем этим стоит. Телемальчик – не фигура. Обыкновенная шестерка. Великолепно, что вы его вычислили, но нужно идти дальше, и гигантскими шагами.

– После того, как мой информатор получил очередь в лоб…

– Вряд ли он вам помог бы еще чем-то, даже оставаясь жив, – сказал Флиссак. – Он свои возможности исчерпал. Кстати, вы не думаете, что эта история – инсценировка?

– Не задумывался как-то…

– Чересчур уж кстати, – сказал Флиссак. – Одним ударом с доски сброшена целая пригоршня фигур. Я не верю в такие совпадения. Попробуйте обдумать эту версию…

– Хорошо, – послышался смешок. – Вы, кажется, жаловались, что я люблю эффекты? Грешен… Вот.

– Кто это? – спросил Флиссак.

– Смотрите… – раздавшийся звук больше всего походил на перелистывание страничек блокнота. – Запомните хорошенько…

– Уже запомнил, – голос Флиссака самую чуточку дрогнул. – Вы хотите сказать… Фигура?

– Не хочу торопиться. Но веские основания полагать его фигурой у меня есть.

– Можете их изложить коротко и предельно конкретно?

– Совсем коротко?

– Начинайте, я сам прикину…

– Он прикрывает заведение доктора. Того доктора, который по совместительству работал в сфере элитного обслуживания и недавно, к несчастью, повредился умом… Понимаете?

– Понял, – сказал Флиссак. – Дальше.

– Все. Дальше стоит развивать версию. Тот, кто прикрывает заведение доктора, идеально укладывается в контуры если не главной фигуры, то по крайней мере начальника штаба или командира боевиков. Давайте его как-то закодируем для удобства, что ли… Пусть будет… Визирь. Как?

– Все равно…

– Визирь имел все возможности провести операцию прикрытия. Все возможности. Если мы подставим его в уравнение в качестве Икса, уравнение решается мгновенно. Он прикрывал доктора, он встречал Профессора, он инструктировал девочку… кстати, я его впервые и засек с девочкой возле квартиры покойного, того, что со шрамом…

– Избегайте даже таких деталей.

– Хорошо, – сказал Зыбин.

– И это все, что у вас есть?

– У меня есть человек, который прекрасно укладывается в уравнение. Этого мало? Подумайте сами как следует…

Долгое молчание. Даша следила по часам: минута, две… четыре…

– Должен признать, вашей версии присуще некое изящество… – сказал наконец Флиссак.

– И это все, что вы можете сказать? – хмыкнул его собеседник. – Или не хотите слишком много платить?

– Не стоит подозревать меня в такой мелочности…

– Вы же сами призывали меня быть в меру циничным…

– Откровенно говоря, я просто боюсь потянуть пустышку, – сказал Флиссак. – Вообще-то вы правы. В уравнение он ложится идеально. Но если вашей полиции подставили столь сложную и пахнущую немалой кровью операцию прикрытия, где гарантии, что и нам не подсунут манекен?

– Давайте разрабатывать. Ударными темпами. Или у нас есть другие варианты? Извините, я не аналитик. Я практик. И честно об этом предупреждал в свое время.

В голосе Флиссака прозвучала нотка потаенной грусти:

– Друг мой, как мне хочется верить, что вы вытянули нужный номер… Вы, уж не прогневайтесь, в случае неудачи теряете лишь деньги, пусть и огромные. А я буду выброшен на обочину. Остается прозябать…

– У нас миллионы такому прозябанию позавидовали бы…

– Я способен это понять. Но для меня-то прозябание – КОНЕЦ.

– Ну, меня тоже могут шлепнуть… Рискните.

– Придется, – сказал Флиссак. – Начинайте его осторожно вести, а я пройду по варианту «Асклепий».

– Как у вас дела в угро?

– Скверно, – сказал Флиссак. – Она очаровательная девочка и, я верю, хороший сыщик, но ваша полиция, насколько я могу судить, проглотила приманку. Другое дело – ФСБ, там, похоже, подметили шероховатости и неувязки, но не связывают с целым. Даже не подозревают о его существовании. А уж туда я по-свойски зайти не могу, и вряд ли ее пригласят еще раз… Хорошо. Ведите Визиря. Связь по прежнему варианту.

Майор выключил магнитофон:

– Вот и весь улов. Флиссак оставил машину в гараже, переоделся в квартире – теперь можно с уверенностью сказать, что ее снял Зыбин, – и вернулся в гостиницу. «Хвост» за ним поставлен. За Зыбиным – тоже. Как тебе запись? Все-таки оба – четкие профессионалы, ни одного имени не упомянули, ни одной деталюшки, я, откровенно говоря, ни черта не понял.

– Зато я поняла, – сказала Даша. – Майор, ты мне помог так, что и представить не можешь… Я тебе, уж извини, ничегошеньки не скажу, обижайся – не обижайся…

– Да я понимаю… – сказал майор грустно.

– Вот и прекрасно. Сможешь еще пару дней подержать за ними «хвост»? Для меня это – вопрос жизни и смерти…

– Сделаем, я все еще в авторитете… Значит, поняла кое-что?

– Ну, если откровенно, не столь уж много и поняла. Зато здорово продвинулась. И окончательно убедилась, что иду по верному пути, что путь есть. А это иногда стоит мешка с конкретной информацией…

– Дашка, ты только поосторожнее, – сказал майор. – Если тут шпионаж, мы все рискуем огрести…

– Мы с тобой не спецы, но что-то это не похоже на шпионаж, а? Что ты скажешь за «Локус»?

– Ну, я не скажу, что они завязаны на криминал, но в то же время – мальчики довольно неконтактные, каши с ними не сваришь. Чересчур уж глубоко нырнули, заигрались с бизнесменами определенного полета – и потому по шаткой досточке ходят…

– Я бы тоже так сформулировала, – сказала Даша. – И больше всего это смахивает на разборки в экономике. С иностранным участием.

– Все равно – чревато…

– А у нас есть твердые данные за шпионаж? – ухмыльнулась Даша. – Нету пока… Вот если появятся – я, как законопослушный офицер, моментально поставлю в известность кого следует. Будь уверен. Но сейчас… Не будем же мы страдать рецидивами «холодной войны» и в каждом иностранце видеть шпиона, верно? Коли уж на дворе который год так называемая демократия. Да, того, что закодирован Профессором, я знаю. Вот тебе все данные, за них бы тоже не грех потоптаться.

– Еще один импортный… – тяжко вздохнул майор. – А ведь возле тебя чекисты уже крутились…

– Вот, кстати, о чекистах, – сказала Даша. – Отмотай-ка немного пленку… Так… Стоп!

– …проглотила приманку, – послышался ничуть не исковерканный русский говор мсье Флиссака. – Другое дело – ФСБ, там, похоже, подметили шероховатости и неувязки, но не связывают с целым. Даже не подозревают о его существовании. А уж туда я по-свойски зайти не могу, и вряд ли ее пригласят еще раз…

Даша махнула рукой, и голос смолк. Она положила локти на стол, переплела пальцы, уткнулась в них подбородком.

Про то, что Дашу возили в ФСБ, знали ребята из группы, могли обмолвиться при лягушатнике. Но о сути разговора знал один Воловиков. А француз уверенно произнес «шероховатости и неувязки». Так что выбор версий небогат. Либо Воловиков работает на француза, либо у француза в ФСБ есть информатор, либо…

Даша принесла с вешалки своего черного ханорика, точно помня, что именно в этой шапке ходила в последние дни, в ней ездила в ФСБ. Надела на кулак и стала внимательно разглядывать, ероша ворс. Майор заинтересованно наблюдал.

Ничего не прощупывалось, как ни старалась. Печально оглядев одну из двух своих шапок, самую любимую, Даша принесла из ванной лезвие бритвы.

– Сдурела? – осведомился майор.

Она цыкнула на него так, что он мгновенно умолк и сидел, лишь горестно покачивая головой. Даша терзала ханорика – стараясь не спешить и не порезаться, целеустремленно, методично. Кромсала на кусочки, тщательно рассматривала каждый, смотрела на просвет.

Когда добрая половина шапки превратилась в нечто крайне страхолюдное, искомое наконец-то объявилось. Но чтобы его извлечь из очередного обрезка, пришлось как следует поработать кончиком лезвия. Даша, бросив грустный взгляд на останки любимой шапки, протянула майору добычу:

– Вот и полюбуйся. Может, есть еще одна, но это уже и неважно…

Это была тонюсенькая черная иголочка длиной с половину спички и толщиной с сосновую хвоинку. На конце, насколько удавалось рассмотреть, виднелись несколько крючочков – для пущей неизвлекаемости, конечно, чтобы держалась на совесть.

– А еще говорят, что французы – галантный народ, – сказала Даша опечаленно. – Подсунуть даме микрофончик в шапку – тут никакими политесами и не пахнет…