Татуировка наложницы

1

Эдо, эра Гэнроку, 3-й год, 9-й месяц (Токио, октябрь 1690 года)

— Мне предоставлена честь открыть эту церемонию, которая перед богами свяжет брачными узами сёсакана Сано Исиро и госпожу Рэйко Уэда. — Маленький толстый и близорукий Мотоори Ногуши, бывший начальник Сано и посредник в организации брака, торжественно обратился к собравшимся в зале неофициальных приемов замка Эдо.

В это теплое осеннее утро из распахнутых дверей открывался великолепный вид на сад в обрамлении красных кленовых листьев и ярко-голубого неба. Два монаха в белых одеждах и высоких черных головных уборах стояли на коленях перед альковом в передней части зала, где помещался свиток с именами ками — синтоистских божеств. Под ним на возвышении стояли традиционные подношения — круглое рисовое печенье и керамический кувшин с освященным саке. Две девушки в плащах с капюшонами, которые носят прислужницы в синтоистских кумирнях, сидели рядом с монахами. На татами слева от алькова стояли на коленях отец невесты — дородный, полный достоинства судья Уэда, несколько родственников и друзей. Справа располагалась партия жениха, которая состояла из сёгуна Цунаёси Токугавы, верховного военного диктатора Японии, одетого в парчовые халаты и полагающуюся ему по рангу цилиндрическую черную шапку, нескольких высших чиновников, хрупкой престарелой матери Сано и Хираты, его главного вассала. Все глаза были обращены к центру зала, месту основного действа церемонии.

Сано и Рэйко сидели рядом за двумя столиками — он в черных церемониальных халатах с семейным гербом в виде летящего золотого журавля, с двумя мечами на поясе; она в белом кимоно и белом же длинном шелковом платке, полностью закрывавшем лицо и волосы. Перед ними стояло плоское фарфоровое блюдо с миниатюрными сосной и сливовым деревом, бамбуковой рощицей и статуэтками зайца и журавля — символами долголетия, приспособляемости и верности. Позади, за столом, предназначенным для посредников, сидели Ногуши и его жена. Когда монахи встали и принялись отбивать поклоны перед алтарем, сердце Сано забилось. Под маской стоического достоинства таилась сумятица чувств.

Последние два года принесли ему непрерывные потрясения: смерть любимого отца; переезд из скромного отчего дома в торговом районе Нихонбаси в замок Эдо, средоточие власти в Японии; головокружительный карьерный рост и все связанные с этим проблемы. Временами ему казалось, что душа и тело не выдержат ударов безжалостных перемен. И вот он женится на девушке, которую видел всего лишь раз больше года назад во время официальной семейной встречи. Ее родословная была безупречной, отец являлся одним из самых богатых и влиятельных людей в Эдо. Но они ни разу не разговаривали и он ничего не знал о ее характере. Сано едва помнил, как она выглядит, и не увидит ее лица до окончания церемонии. Обычай жениться по сватовству теперь казался изощренным безумием — потенциально обреченным на неудачу союзом двух незнакомых людей. Какой опасный поворот делает его судьба! Не слишком ли поздно думать об отступлении?

Из крошечной спальни в женской половине замка Эдо новая наложница сёгуна слышала торопливые шаги, хлопанье дверей и щебечущие голоса женщин. Гардеробные комнаты были завалены роскошными кимоно и засыпаны пудрой, служанки торопились нарядить две сотни наложниц и их сопровождающих к свадебному торжеству сёсакана-самы. Но Харумэ, за восемь месяцев пребывания в замке уставшая от удушливого присутствия такого количества женщин, решила избежать участия в праздновании. Остаться одной в женской половине почти невозможно, но теперь все ее товарки ушли, а чиновники были заняты. Мать сёгуна, которую Харумэ сопровождала, сегодня в ней не нуждалась. Никто ее не хватится, а значит, можно в полной мере воспользоваться редко выдававшимся одиночеством.

Она закрыла на щеколду дверь, опустила жалюзи. На низком столике зажгла масляную лампу и сосуды с благовониями. Мерцающее пламя отбрасывало ее тень на бумажные с деревянными планками стены; благовония дымили, издавая резкий сладковатый запах. В комнате стояла таинственная тишина. Сердце Харумэ забилось от смутного волнения. Она поставила на стол прямоугольный лакированный ящичек, крышка которого была украшена золотыми ирисами, фарфоровую бутылочку саке и две чашки. Ее движения были медленными и грациозными, как подобает при исполнении священного ритуала. Затем она на цыпочках подошла к двери и прислушалась.

Суматоха спала, видимо, женщины закончили одеваться и направились к банкетному залу. Харумэ вернулась к сооруженному ею алтарю. Дрожа от возбуждения, откинула назад блестящие черные волосы, развязана пояс и, распахнув полы красного шелкового домашнего халата, опустилась на колени.

Она гордилась собой. В свои восемнадцать лет Харумэ обладала таким же пышным телом, как зрелые женщины, безупречной кожей на крепких бедрах, округлых боках и животе цвета слоновой кости. Кончиками пальцев Харумэ дотронулась до шелковистого треугольника внизу живота и улыбнулась, вспомнив, как его пальцы касались этого места, его губы у себя на шее, их общий исступленный восторг. Она купалась в своей вечной любви к нему, которую теперь непременно докажет.

Один из монахов взмахнул палочкой, увитой полосками белой бумаги, и крикнул: «Зло — вон, удача — сюда! Лети! Лети!» — совершая очищение комнаты. Затем он нараспев принялся призывать синтоистские божества Изанаги и Изанами, почитавшиеся как прародители Вселенной.

Слушая знакомые слова, Сано немного расслабился. Церемония, в ходе которой время, казалось, исчезло, развеяла сомнения и страхи, порождая надежду. Несмотря на риск, он хотел этой женитьбы. В тридцать один год пора наконец возмужать и занять место в обществе в качестве главы собственного семейства. И он был готов к изменениям в жизни.

Двенадцать месяцев на посту сёсакана-самы сёгуна — Благороднейшего Расследователя Событий, Ситуаций и Людей — стали непрерывной чередой криминальных дел, поисков сокровищ и шпионских поручений, кульминацией которых была едва не закончившаяся катастрофой поездка в Нагасаки. Там он расследовал убийство голландского торговца и был ранен стрелой из лука, чуть не сгорел, был обвинен в государственной измене и едва успел доказать свою невиновность, чудом избежав казни. В Эдо он вернулся семь дней назад, полный решимости добиться истины и предать преступников в руки правосудия, но смертельно уставший от насилия, смертей и коррупции. А трагическая любовная связь, случившаяся год назад, оставила его одиноким и эмоционально опустошила.

Сано, однако, надеялся, что служебные заботы помогут ему забыться. Сёгун даровал ему месячный отпуск. Через год после помолвки его ждала жизнь с нежной послушной женой, которая подарит ему тихую пристань, спрятанную от внешнего мира. Ему очень хотелось иметь детей, особенно сына, который будет носить его имя и унаследует должность. Эта церемония была не только ритуалом перехода на качественно новую общественную ступень, но и воротами, ведущими к осуществлению всех желаний.

Один из монахов взял несколько высоких протяжных нот на флейте, второй громко ударил в деревянный барабан. Наступал самый торжественный, священный момент свадебной церемонии. Музыка стихла. Прислужница налила освещенное саке в медный кувшин с длинной ручкой и поднесла его Сано и Рэйко. Другая поставила перед ними поднос с тремя плоскими деревянными чашками, расположенными по размеру и сдвинутыми вместе. Женщины наполнили из кувшина первую, самую маленькую чашку и передали ее невесте. Собравшиеся ждали в полной тишине.

Харумэ открыла лаковый ящик и вынула оттуда длинную прямую бритву с мерцающим стальным лезвием, нож с перламутровой рукояткой и маленький квадратный черный сосуд с ее именем, исполненным на крышке золотом. Расставляя эти предметы перед собой, Харумэ трепетала от страха. Она боялась боли, ненавидела кровь. А вдруг кто-нибудь прервет церемонию или, того хуже, узнает о ее тайной, запретной связи? Вся ее жизнь была полна опасных интриг, и многие мечтали увидеть ее опозоренной и изгнанной из замка. Но любовь требует жертв и связана с риском. Непослушными руками она налила саке в две чашки: одну для себя и ритуальную для своего отсутствующего любовника. Подняла чашку и проглотила ее содержимое. Глаза наполнились слезами, горло вспыхнуло огнем. Однако крепкий напиток вернул ей смелость и решимость. Она взяла в руки бритву.

Харумэ осторожно начала брить внизу живота, кидая срезанные черные волосы на пол. Потом отложила бритву и взяла нож.

Рэйко, ее лицо было по-прежнему скрыто под белым платком, подняла чашку с саке и выпила. Процесс был повторен трижды. Затем прислужницы снова наполнили чашку и подали ее Сано. Он тоже осушил чашку три раза, воображая, что чувствует на полированном дереве нежное тепло изящных пальцев невесты, ощущает сладость ее помады на краях чашки: их первое, хоть и опосредованное, прикосновение друг к другу.

Станет ли их брак, как он надеялся, союзом родственных душ, чувственно удовлетворяющих друг друга?

По залу пронесся общий вздох. Сан-сан-ку-до — обет «три раза по три глотка», скреплявший брачные узы, — неизменно трогал за живое. Глаза Сано наполнились слезами; интересно, разделяет ли Рэйко его надежды?

Прислужницы наполнили вторую чашку. На этот раз первым ее трижды осушал Сано, за ним Рэйко. После третьей, самой большой чашки, флейта и барабан снова ожили. Радость захлестнула Сано. Он и Рэйко соединены брачными узами. Скоро он снова увидит ее лицо...

Коснувшись острым лезвием ножа своей нежной кожи, Харумэ вздрогнула от холода стали. Сердце заныло, рука задрожала. Она отложила нож и выпила еще чашку саке. Потом, закрыв глаза, вызвала в воображении образ своего возлюбленного, вспомнила его ласки. Благовонный дым наполнил легкие ароматами жасмина. Страх отступил. Когда она вновь открыла глаза, ее тело было неподвижно, душа спокойна. Она снова взяла в руки нож и медленно сделала первый надрез на лобке, прямо над тайным средоточием женственности.

Заструилась алая кровь. Харумэ вскрикнула от боли, слезы затуманили глаза. Но она стерла кровь концом пояса, выпила еще саке и сделала следующий надрез. Снова боль и кровь. Еще одиннадцать надрезов, и Харумэ с облегчением вздохнула. Самое неприятное позади. Теперь она сделает то, что навеки свяжет ее с любимым.

Харумэ открыла лаковый сосуд. На крышечке крепилась кисточка с бамбуковой рукояткой, мягкие щетинки блестели от впитавшейся черной туши. Она осторожно нанесла кисточкой тушь на порезы, наслаждаясь прохладной влажностью, успокаивающей боль. Заляпанным кровью поясом от халата Харумэ убрала с кожи лишнюю тушь и закрыла сосуд. Затем, отхлебнув еще саке, залюбовалась своей работой.

Теперь тайное место на ее теле украшала татуировка из черных линий размером с ноготь на большом пальце — неизгладимое свидетельство верности. Она надеялась, что до того, как лобок снова покроется волосами, ей удастся скрывать свою тайну от глаз других наложниц, дворцовых сановников, сёгуна. Но даже когда татуировка надежно зарастет, они оба будут знать, что знак на месте — их общее сокровище, символ свадьбы, которую они когда-нибудь отпразднуют. Харумэ налила себе еще чашку саке — тайный тост за вечную любовь.

Но не смогла проглотить напиток: саке пролилось изо рта, заструилось по подбородку. Губы и язык Харумэ странно защипало, горло, словно забитое ватой, разбухло и онемело. Стало холодно, и тело охватила слабость. Комната поплыла перед глазами, неестественно закружились яркие огни ламп. Она в страхе уронила чашку. Что с ней?

Харумэ затошнило. Она согнулась и прижата руки к животу. Горячая кислая масса забивала горло, вырывалась наружу через нос, заливая пол. Она икала и кашляла, не в силах вдохнуть. Испугавшись, Харумэ бросилась к двери. Но мышцы на ногах стали как ватные, она оступилась, сосуды с благовониями, бритва, нож и сосуд с тушью разлетелись по всему полу. Шатаясь, с трудом передвигая ноги и изо всех сил борясь с удушьем, Харумэ добралась до двери и распахнула ее. Хриплый крик сорвался с немеющих губ:

— Помогите!

Коридор был пуст. Вцепившись в горло, Харумэ на подгибающихся ногах двинулась в сторону голосов, которые звучали искаженно и словно издалека. Лампы на потолке горели, как солнца, слепя ей глаза. Она судорожно хваталась за стены и сквозь туман изматывающей тошноты вдруг увидела черные крылатые тени, преследовавшие ее. Когти нацелены в волосы. Громкий писк эхом отдавался в ушах.

Демоны!

Прислужницы поднесли саке матери Сано и судье Уэде, демонстрируя уважение к новым отношениям между двумя семьями, потом стали обносить чашками с вином всех собравшихся, которые хором скандировали: «Омэдэто гозаимасу — поздравляем!»

Сано видел счастливые лица, обращенные к нему и Рэйко. Любящий взгляд матери согревал ему душу. Хирата, непроизвольно поглаживая черную щетину на голове, обритой во время их расследования в Нагасаки, весь светился. Судья Уэда с достоинством кивал в знак одобрения; сёгун улыбался.

Сано взял со стола официальный документ о браке и прочел его срывающимся от волнения голосом:

— "Теперь мы навеки связаны как муж и жена. Клянемся честно исполнять наши брачные обязательства и провести жизнь до последнего дня в бесконечном доверии и любви. Сано Исиро, двадцатый день девятого месяца третьего года эры Гэнроку".

Рэйко зачитала идентичный документ от своего имени. У нее был высокий, чистый и мелодичный голос. Сано впервые его услышал. О чем они будут говорить сегодня ночью, одни, вместе?

Прислужницы вручили Сано и Рэйко по ветке дерева сака с прикрепленными полосками белой бумаги и проводили к алькову, где они сделали традиционное свадебное подношение богам. Маленькая и стройная, Рэйко едва доставала до плеча Сано. Длинные рукава и полы ее кимоно тащились по полу. Они вместе склонились и положили ветки на алтарь. Прислужницы дважды поклонились алтарю, затем дважды хлопнули в ладоши. Все собравшиеся последовали их примеру.

— Церемония завершена, — объявил монах, творивший заклинания. — Теперь жених и невеста могут строить гармоничную семью.

Преследуемая демонами, Харумэ по запутанным коридорам женской половины добралась до двери, ведущей в главный дворец. Там стояли знатные дамы в цветных ярких кимоно, их сопровождающие и несколько стражников. Силы Харумэ убывали. Хрипя и кашляя, она упала на пол.

Все обернулись, шелестя шелковыми нарядами. Раздались крики:

— Это госпожа Харумэ!

— Что с ней?

— У нее весь рот в крови!

Изумленные, испуганные лица склонились над Харумэ. Уродливые багровые нарывы скрывали знакомые черты женщин, которых она хорошо знала. Носы вытянулись, глаза горели огнем, скалились клыкастые рты. Из-за спин торчали черные крылья, рассекающие воздух. Шелковые наряды превратились в зловещее оперение чудовищных птиц. Со всех сторон тянулись когти, нацеленные на нее.

— Демоны, — выдохнула Харумэ. — Не приближайтесь. Нет!

Сильные руки подняли ее. Зазвучали властные мужские голоса:

— Она больна. Приведите доктора...

— Не дайте ей сорвать свадьбу сёсакана-самы...

— Отнесите ее в комнату...

Ужас вернул силу ослабшим мышцам Харумэ. Она брыкалась, вырывалась, пыталась вздохнуть. Из горла вылетел хриплый крик ужаса:

— Помогите! Демоны! Не дайте им меня убить!

— Она сошла с ума. Отойдите! С дороги! Она буйная.

Ее потащили по коридору, орущая, бьющая крыльями толпа следовала за ними по пятам. Харумэ пыталась вырваться. В конце концов похитители опустили ее на пол, прижав руки и ноги. Она в ловушке. Демоны разорвут ее на части, потом сожрут.

Жуткие мысли мелькали в голове Харумэ, а в ее теле собиралась еще более страшная сила. По костям, плоти и нервам прошла сильная судорога, натянула жилы, обмотала невидимой цепью внутренние органы. Харумэ закричала от боли, ее спина выгнулась, непослушные конечности задергались. Пронзительно крича, демоны отпустили ее, отброшенные мощной конвульсией. Вторая, еще более сильная судорога — и темнота поглотила все вокруг. Внешние ощущения исчезли, она не видела и не слышала демонов. Бешеный, неровный стук сердца отзывался в ушах. Еще одна судорога — Харумэ широко открыла рот, но так и не смогла вздохнуть. Последняя мысль была о любимом: с печалью, столь же сильной, как боль, она поняла, что больше никогда не увидит его в этой жизни. Последний всхлип. Еще одна неслышная мольба: «Помогите...»

И пустота.

Сано едва слышал пожелания собравшихся, потому что прислужницы снимали белый покров с головы его молодой жены. Вот она поворачивается к нему...

У Рэйко, которая выглядела моложе своих двадцати лет, был идеальный овал лица с нежным подбородком и изящным носом. Ее глаза, напоминавшие блестящие черные лепестки, светились невинностью. На высоко выбритом лбу красиво изгибались нарисованные брови. Гладкую, безупречную кожу покрывала белая рисовая мука, резко контрастирующая с атласно-черными волосами, спадающими от прямого пробора до коленей. От ее красоты Сано стало трудно дышать. Потом Рэйко улыбнулась ему — едва заметный стыдливый излом изящных красных губ, — прежде чем скромно потупить глаза. Сердце Сано сжалось от резкой, затопляющей душу нежности, когда он ответил ей своей улыбкой. Она — это все, что он хочет. Их совместная жизнь станет настоящим блаженством, которое начнется, едва завершатся официальные мероприятия.

Все присутствующие встали, когда прислужницы повели Сано и Рэйко от алтаря к семьям. Сано поклонился судье Уэде и поблагодарил за честь присоединиться к клану, а Рэйко сделала то же самое перед матерью Сано. Они вместе выразили признательность сёгуну за покровительство и гостям за то, что пришли на церемонию. Потом, после многочисленных поздравлений, благодарностей и благословений, все во главе с сёгуном прошли через резные двери в коридор, ведущий в зал, где был накрыт свадебный стол и ждали многочисленные гости.

Вдруг из глубины замка донеслись громкие крики и топот бегущих людей. Сегун замер, остановив процессию.

— Что за шум? — спросил он, повернувшись к чиновникам, его аристократическое лицо потемнело от гнева. — Пойдите, э-э, выясните причину и положите этому конец...

По коридору в сторону свадебной процессии бежала толпа визжащих женщин. Дамы, одетые в великолепные шелковые кимоно, и служанки в простых хлопчатобумажных халатах прикрывали руками лица с расширенными от ужаса глазами. За ними спешили дворцовые чиновники, выкрикивая приказы и стараясь восстановить порядок, но женщины не обращали на них никакого внимания.

— Выпустите нас отсюда! — кричали они, расталкивая свадебных гостей.

— Как смеют эти женщины так неуважительно обращаться со мной? — завопил Цунаёси Токугава. — Может, все спятили? Стража... остановите их!

Судья Уэда и прислужницы прикрыли Рэйко от толпы, которая быстро разрасталась, вбирая в себя гостей, в панике выбегавших из банкетного зала. Они налетели на мать Сано, и он едва успел подхватить ее, не дав упасть.

— Мы погибнем, если не убежим! — визжали женщины.

Появился отряд стражников. Они оттеснили бьющихся в истерике женщин назад, в глубь замка. Свадебная процессия направилась к банкетному залу, где были расставлены столы и разложены подушки, перепуганные музыканты сидели, вцепившись в свои инструменты, а служанки готовились обслуживать гостей.

— Что все это значит? — Сёгун поправил свой высокий черный головной убор, съехавший набок во время суматохи. — Я, э-э, требую объяснений!

Командир стражников поклонился Цунаёси Токугаве.

— Приношу извинения, ваше превосходительство, но на женской половине произошла неприятность. Только что умерла ваша наложница, госпожа Харумэ.

Главный придворный врач, одетый в темно-синий халат, свидетельствующий о профессиональной принадлежности, добавил:

— Причиной ее смерти стала внезапная тяжелая болезнь. Остальные дамы в панике бежали, боясь заразиться.

Среди присутствующих послышались испуганные возгласы. Цунаёси Токугава открыл рот.

— Заразиться? — Его лицо побледнело, он обеими руками прикрыл лицо, чтобы не дать духу болезни проникнуть внутрь. — Вы хотите сказать, что в замке, э-э, эпидемия? — Диктатор, слабый здоровьем и нерешительный, повернулся к Сано и судье Уэде, первым по статусу после него. — Что делать?

— Свадебные празднования придется отменить, — с сожалением произнес судья Уэда, — а гостей отправить по домам. Я прослежу, чтобы все было организовано.

Сано, хоть и потрясенный таким катастрофическим завершением своей свадьбы, поспешил на помощь своему господину. Заразные болезни были серьезной проблемой в замке Эдо, где проживали сотни высших чиновников Японии и их семьи.

— Если действительно разразилась эпидемия, дамы должны быть помещены в карантин, чтобы предотвратить распространение болезни, — проинструктировал Сано командира замковой стражи и приказал врачу осмотреть женщин. — А вы, ваше превосходительство, должны оставаться в своих покоях, чтобы избежать заболевания.

— Э-э, да, конечно, — сказал Цунаёси Токугава, с явным облегчением перекладывая заботы на чужие плечи. Спеша в личные покои, сёгун дал знак чиновникам следовать за ним, на ходу выкрикивая приказания для Сано. — Немедленно лично расследуйте причины смерти госпожи Харумэ! — Трясясь за собственную жизнь, он был совершенно равнодушен к потере наложницы и судьбам остальных своих женщин. И конечно же, забыл об обещанном Сано отпуске. — Вы не смеете допустить ко мне злого духа болезни. А теперь идите!

— Да, ваше превосходительство, — отозвался Сано в спину удаляющегося со свитой правителя.

Хирата поспешил к нему на помощь. Удаляясь по коридору в сторону женской половины, Сано оглянулся и увидел Рэйко: белое свадебное кимоно тянулось по полу, когда отец и прислужницы уводили ее прочь. Он был зол на сёгуна, который забыл о своем обещании, и сожалел по поводу отложенных свадебных празднеств — как публичных, так и интимных. Разве он не заслужил немного мира и покоя? Но Сано подавил вздох. Послушание господину было высшей самурайской добродетелью. Долг превыше всего, и новая смерть приковала к себе все внимание Сано. Семейному счастью придется подождать.