Тавматургия

Любовь к трем апельсинам

Диктатор и его Кузина Клара.

ДИКТАТОР. Тебе не удалось поговорить с Максом? Только не надо вздыхать. Просто ответь: да или нет?

КУЗИНА. Нет, не удалось. Он опять заперся в своей комнате, не отвечает на звонки, к завтраку не выходит. Уже третьи сутки подряд.

ДИКТАТОР. Ключевое слово «подряд»?

КУЗИНА. Ты о чем?

ДИКТАТОР. Это не важно. По-моему, пятые сутки.

КУЗИНА. Зачем тогда спрашивать, если ты знаешь лучше меня?

ДИКТАТОР. Чем он занят?

КУЗИНА. Понятия не имею. Его окна вечно зашорены.

ДИКТАТОР. «Зашторены».

КУЗИНА. Что?

ДИКТАТОР. Окна обычно зашторивают, а не зашоривают. Окна — не лошади.

КУЗИНА. Господи боже мой, какая разница!

ДИКТАТОР. Для Господа? Огромная. Он — лингвист и драматург, и текст пьесы — все в одном лице. Уродуя язык, мы оскорбляем Творца.

КУЗИНА. Ну, прости, прости.

ДИКТАТОР. А может быть, Макс что-то пишет по-тихому? Что-то свое. Хотя бы трехстишья. В его возрасте я сочинил авангардный роман. Новый роман. Это термин такой: «новый роман».

КУЗИНА. Я поняла, не занудствуй.

ДИКТАТОР. Если он хотя бы читает… Думаешь, смотрит американскую чушь, сериалы?

КУЗИНА. Не самый плохой вариант, между прочим. Ты сам-то давно его навещал? Полюбопытствуй. Грязное белье слоями лежит на полу. Всюду объедки, огрызки, какие-то пакеты из-под чипсов. Но он никого к себе не пускает. Прислугу — не дальше порога. Пахнет у него там — я тебе доложу. Как в сточной канаве. Отвратительный запах — грязного белья и морепродуктов!

ДИКТАТОР. Он продолжает питаться морепродуктами? Похоже на манифест.

КУЗИНА. Манифест?

ДИКТАТОР. Душевного расстройства. Беспорядок внутри — беспорядок снаружи. У Макса депрессивная фаза на фоне любовных… э-э… неудач.

КУЗИНА. Что ты называешь любовными неудачами? Школьный роман, который выдохся лет десять назад?

ДИКТАТОР. Немного сочувствия, радость моя. Это не помешает. А то сама не заметишь, как море твоего обаяния вдруг испарится.

КУЗИНА. И что? Останется грязная лужица?

ДИКТАТОР. Именно.

КУЗИНА. Ты никому никогда не сочувствовал, и все от тебя без ума!

ДИКТАТОР. Это другое, это магия власти. Нет сильнее магнита, афродизьяка, чем бесконтрольная власть. Как там у Овидия в «Метаморфозах»? «Властитель может ластиком стереть, кого захочет. И это дамам клиторос щекочет». Кстати, вдруг вспомнил: к чему снится клитор?

КУЗИНА. Понятия не имею. Тебе приснился клитор?

ДИКТАТОР. Потом посмотрю в соннике.

КУЗИНА. Ты не прав — мне жаль бедного Макса.

ДИКТАТОР. Для тебя он просто ленивый, избалованный фрик.

КУЗИНА. Я этого не говорила!

ДИКТАТОР. Не стоит говорить о наследнике в таком тоне.

КУЗИНА. В каком тоне?

ДИКТАТОР. С пренебрежением.

КУЗИНА. Я этого не говорила!

ДИКТАТОР. Но ты так думаешь.

КУЗИНА. Хорошо. Ты считаешь, что это депрессия. В чем ее корень, причина?

ДИКТАТОР. Я уже сделал предположение.

КУЗИНА. Это все ерунда! Невинный роман с невинной асексуальной однокорытницей?

ДИКТАТОР. Одноклассницей. Выучи русский язык.

КУЗИНА. Выдумай что-нибудь лучше.

ДИКТАТОР. А смерть матери?

КУЗИНА. Четверть века назад? Во время родов?

ДИКТАТОР. Детские травмы — самые глубокие.

КУЗИНА. Дорогой, твоему сыну предстоит управлять огромной страной, в которой живет сто миллионов граждан со свернутыми мозгами…

ДИКТАТОР. Уже меньше.

КУЗИНА. Неважно! Допустим, ты прав: Макс погружен в инфантильные страхи и комплексы, в свои двадцать пять он законченный…

ДИКТАТОР. Клара! Следи за языком!

КУЗИНА. Ребенок. Но — в плохом смысле слова, в опасном смысле слова.

ДИКТАТОР. Хорошо, я поговорю с отцом Александром.

КУЗИНА. А может, лучше пригласить психоаналитика?

ДИКТАТОР. Хорошо, пригласи. Не будем ссориться. Мы по-разному смотрим на эти вещи, но ведь это естественно — мы разные люди. А ты, возможно, вообще не человек.

КУЗИНА. Очень мило. Кто же я, по-твоему?

ДИКТАТОР. Ты — ангел, моя дорогая, ангел! Но ты — это ты, а я — это я.

КУЗИНА. Хочешь сказать, так и будет всегда?

ДИКТАТОР. Прости?

КУЗИНА. Эта дистанция, этот публичный холод, который подчеркивает разницу нашего положения, так это и будет? Всегда?

ДИКТАТОР. Перестань, ты знаешь мое отношение…

КУЗИНА. Я знаю, ты меня любишь, ты меня хочешь. Пока я молода и красива и нужна тебе как женщина. Но мой статус — любовницы и дальней родственницы (ведь это не кровные узы, а седьмая вода на киселе) не дает мне вообще никаких гарантий.

ДИКТАТОР. Послушай, я тебе обещал и обещаю опять: как только мальчик женится, мы сразу оформим наши отношения.

КУЗИНА (вздыхает). Значит, это случится не скоро. Еще лет через пятьдесят, когда из тебя будет сыпаться песок, а из меня… из меня…

ДИКТАТОР (заинтригован). Что?

КУЗИНА. Уже не будет литься тот самый кисель.

Кузина и Фата Моргана.

КУЗИНА. Абсурд! Этот фрик, эта пародия на человека в любом случае не сможет управлять государством. Пародия — это смешно, а смешная власть — это нонсенс. Меня одна мысль сводит с ума! Расслабленный фрик, идиот наследует трон моих предков! А потом-то что? А? Что потом? (Пауза.) Это не риторический вопрос — я хочу, чтобы вы ответили.

ФАТА МОРГАНА. Можно подумать? (Думает.) Неадекватный правитель — это всегда катастрофа.

КУЗИНА. Черная скважина!

ФАТА МОРГАНА. Будут невинные жертвы.

КУЗИНА. Миллионы, десятки миллионов ни в чем не повинных людей умрут или вообще не родятся! И я в их числе! Я — окончившая школу с золотой медалью! Я — умеющая играть на бирже и никогда не проигрывать! Я — прочитавшая Канта и Гегеля — не из-под палки, заметьте, но с наслаждением!

ФАТА МОРГАНА. Это ужасно. Он действительно плох?

КУЗИНА. Безнадежен. Сами увидите. Ваши встречи начнутся в этот понедельник. Постарайтесь понять причину его депрессии. Но это не самое главное. Это еще не самое главное. Гораздо существенней другое.

ФАТА МОРГАНА. Другое?

КУЗИНА. Вы уверены в своих силах?

ФАТА МОРГАНА. Конечно. Я — профессионал.

КУЗИНА. Наследник не сможет выйти из депрессии. Никогда.

ФАТА МОРГАНА. Понимаю.

КУЗИНА. А еще лучше, если он вообще не выйдет из своей спальни. Это будет еще лучше. Для многих, для всех. Но прежде всего для нашей бедной, многострадальной родины.

ФАТА МОРГАНА. Понимаю.

КУЗИНА. Я рада, что мы понимаем друг друга. Фата Моргана.

Макс и Фата Моргана.

ФАТА МОРГАНА (заглядывая в блокнот). Итак, ваше высочество, давайте суммируем. Вы считаете, что «политика — это грязь, мерзкая помойная яма, где резвятся и хрюкают свиньи разных пород». Я правильно вас цитирую?

МАКС. Правильно.

ФАТА МОРГАНА. Но себя вы к политикам не причисляете?

МАКС. Нет.

ФАТА МОРГАНА. Еще вы сказали, что ваш отец «понимает в политике… э-э… как свинья в апельсинах».

МАКС. Сказал.

ФАТА МОРГАНА. Поэтому вы не хотите с ним больше встречаться и обсуждать что бы то ни было — ни приватно, ни тем более публично.

МАКС. Ага.

ФАТА МОРГАНА. Возьмем на заметку образ свиньи. Кстати, этот образ всплывает в ваших суждениях несколько раз. То есть не раз и не два.

МАКС. А сколько?

ФАТА МОРГАНА. Любите точные цифры? (Смотрит в блокнот.) Пять с половиной.

МАКС. Почему «с половиной»?

ФАТА МОРГАНА. Там фигурирует (заглядывает в блокнот) морская свинка. Далее: вы считаете, что «монархическая форма правления — это опасная дурь, атавизм пещерной эпохи. Что это наименее эффективный способ управлять обществом».

МАКС. Когда оно созрело.

ФАТА МОРГАНА. «Когда оно созрело». Хотя общество — это ведь не овощи, правда? Кто будет определять степень его зрелости или незрелости? Далее: ваш отец, по вашим словам, «объявив себя диктатором, лег бревном (возможно, вы хотели сказать „боровом“), на дороге истории, то есть лишил страну воли к развитию и переменам». (Откладывает блокнот.)

МАКС. Написано, как сказано. То есть наоборот.

ФАТА МОРГАНА. Можно задать вопрос? Вы кого-нибудь когда-нибудь любили?

МАКС. А при чем тут это?

ФАТА МОРГАНА. Значит, не любили. Потому что влюбленный знает, что такое ревность, что такое страх потерять близкого человека. Партнера, друга, фрагмент своей самости. Ведь у вашего партнера или партнерши есть глаза, уши, кожа — он или она хочет осязать всякое разное, слушать голоса разных тембров, видеть бесконечное разнообразие форм. Понимаете, к чему я клоню?

МАКС. К чему вы клоните?

ФАТА МОРГАНА. Влюбленный способен на все! Он может приковать себя цепью к объекту своей страсти — так поступали фашисты с пулеметчиками-камикадзе. Он может ненароком свернуть шею своей любимой, если она… Если ей претит идея поощрительного спаривания. Но это может случиться и во время спаривания, и вместо спаривания!

МАКС. Что-то я потерял нить.

ФАТА МОРГАНА. Да, ваше высочество, вы потеряли нить, вы потеряли мать! И можете потерять отца! Подумайте об этом. Ваш отец влюблен в свою страну. Он ревнует ее, как жених, — ко всем сразу и к каждому в отдельности. Но он желает ей добра! Уж вы мне поверьте. Быть пожизненным президентом — это огромная ответственность, это тяжкий труд — ежедневный, неблагодарный. Это невидимый крест, который давит на мозг!

МАКС. Сочувствую.

ФАТА МОРГАНА. Попытайтесь понять его величество, своего отца. И простить его. Ведь вы считаете, что он перед вами виноват?

МАКС. Ничего я не считаю.

ФАТА МОРГАНА (достает блестящий предмет, с его помощью гипнотизирует принца). Считаете, считаете — я вижу, вы любите цифры, любите их считать. Посчитайте-ка до трех!

МАКС. One… two… three…

ФАТА МОРГАНА. По-русски, по-русски! Почему вы считаете по-английски? Вы что, английский шпион? Британия — заклятый враг России со времен Грозного! Не города в Чечне, а четвертого царя всея Руси Ивана Васильевича. Всегда им была и теперь остается. В смысле — врагом. Считайте еще раз!

МАКС. Раз, два, три.

ФАТА МОРГАНА. Свинья, плохо понимающая в апельсинах, — это ваш отец, а перед ним на столе — что? Прямо под его носом — что?

МАКС. Что?

ФАТА МОРГАНА. Вызов оранжевых революций! Эфирные масла в коктейле «молотов». Синее пламя свободы. Любите апельсины? Боитесь их?

МАКС. Нет. То есть да, люблю.

ФАТА МОРГАНА. Вот и любите их, любите! Оранжевый цвет — это цвет прозрения, духовного соития — бессмертной вселенной и смертного человека. Хотите проснуться там, по ту сторону, тем, кого слушают боги, помнят деревья, почитают животные?

МАКС. Да.

ФАТА МОРГАНА. Тогда спите, спите… Спать, я сказала!

МАКС. Дерзкая вы какая. Фата Моргана…

Принц засыпает. Фата Моргана берет из вазы три апельсина, разрезает их один за другим, выжимает сок — он заливает спящему принцу лицо.

Диктатор и Министр.

МИНИСТР. Доктор Фата Моргана трижды посетила принца в его покоях. В общей сложности они оставались наедине чуть меньше десяти часов.

ДИКТАТОР. Я надеюсь…

МИНИСТР. Аудиозаписи поступили в тайный архив. Кроме того, есть расшифровка на бумаге. Доктор Фата Моргана написала подробный отчет, резюмируя свои впечатления.

ДИКТАТОР. И?..

МИНИСТР. Пока все то же, ваше величество.

ДИКТАТОР. Есть альтернативные мысли, идеи?

МИНИСТР. Есть одна мыслишка, но, боюсь, вашему величеству она не понравится.

ДИКТАТОР. Говорите, не бойтесь.

МИНИСТР. Я подумал: старое доброе средство — почему бы и нет? На новом витке, так сказать, диалектической спирали…

ДИКТАТОР. Не тяните кота за хвост! Какое средство?

МИНИСТР. Шут.

ДИКТАТОР. Шит! Я хотел сказать — черт! Вы представляете, что здесь сразу начнется? Во дворце и так полный хаос: коррупция, вседозволенность, подпольный свингерский клуб. А вы еще шута придумали к ним запустить!

МИНИСТР. Только на один уик-энд.

ДИКТАТОР. Чтобы он тут перепахал и без того рыхлые умы?

МИНИСТР. Мы ограничим свободу его перемещения.

ДИКТАТОР. Плотский разврат придворных — это еще куда ни шло. Это понятная слабость бездарей и бездельников. Даже полезно бывает — в политическом смысле. Но вот этот едкий разврат ума, все эти диссидентские штучки, остроты на грани фола — для здоровья очень опасно. Я имею в виду государственный организм. Этот яд действует медленно, но вот последствия…

МИНИСТР. Да, последствия. Я предупредил: идея вам не понравится.

ДИКТАТОР. Да. Хотя — если можно как-то проконтролировать этого — как его? — арлекина…

МИНИСТР. Шута, ваше величество.

ДИКТАТОР. Да, шута. Если, допустим, пустить его в комнату принца и там его запереть.

МИНИСТР. Хуже точно не будет.

ДИКТАТОР. Вы так думаете?

МИНИСТР. Клин клином вышибают.

ДИКТАТОР. Ладно, вышибайте. Только кузине об этом ни слова.

МИНИСТР. Как можно, ваше величество!

Кузина Клара и Министр в постели.

КУЗИНА. Как можно быть таким наивным глупцом?

МИНИСТР. С первыми лицами это случается. Ведь они вне конкуренции. А значит, всегда вне игры. Сначала у них эйфория, потом энтропия, а потом — неизбежный маразм.

КУЗИНА. Отличная перспектива! Прямо мороз по коже. Зачем в таком случае мы планируем переворот?

МИНИСТР. Это вы планируете, а я вам слегка помогаю. И только.

КУЗИНА. А зачем вы мне помогаете, если потом на Олимпе нас ждет не вечная слава — безумие?

МИНИСТР. Ну, это случится не сразу. Крыша едет не сразу. Годика три-четыре у вас еще будет в запасе.

КУЗИНА. Спасибо на этом.

МИНИСТР. Фора, конечно, не очень, но лучше смотреть правде в лицо, чем мечте под хвост.

КУЗИНА. Финская пословица?

МИНИСТР. Нет, экспромт. Сначала мы расправим крылья, выпустим когти и будем наслаждаться нюансами нашего положения. А нюансов этих… Ладно! Клара, очнитесь. Давайте срывать цветы удовольствия.

КУЗИНА. Подождите вы. А потом-то что?

МИНИСТР. Не все ли равно, что потом? Вы же не верите в вечную жизнь.

КУЗИНА. Я верю в вечный ужас вечного ожидания. Когда он появится, этот ваш человек?

МИНИСТР. Шут? Он появится завтра, ближе к вечеру.

КУЗИНА. Вы в нем абсолютно уверены?

МИНИСТР. Как в самом себе.

КУЗИНА. А в себе вы уверены?

МИНИСТР. Когда я с вами, я чувствую себя чемпионом.

КУЗИНА. В каком виде спорта?

МИНИСТР. Ну, чемпионы бывают не только в спорте.

КУЗИНА. А где еще?

МИНИСТР. В животноводстве, например.

Макс и Шут.

ШУТ. Простите, ваше высочество…

МАКС. Просто Макс.

ШУТ. Простите, Макс, но я вам не верю, не могу поверить. Неужели у вас вообще нет друзей?

МАКС. На нет, и суда нет.

ШУТ. А как же ваши однокашники, однокурсники?

МАКС. Я был на домашнем обучении. Всегда. Все двадцать лет моей невыносимо длинной жизни. Когда мы, наконец, умрем? Вы не знаете? Хотя откуда вам знать.

ШУТ. Профессора приходили сюда, во дворец?

МАКС. Отец опасался за мой психический статус. И правильно делал. Он вообще все делает правильно, потому что боготворит науку, всякие экономические теории и так далее. Вот только результат почему-то всегда чудовищный.

ШУТ. А может, эти теории сочиняют враги его величества?

МАКС. Очень может быть. Только мне от этого точно не легче. А! — я вспомнил. Есть у меня один друг — он живет в ватерклозете.

ШУТ. Вот видите, иногда нужно просто подумать о чем-то хорошем. Напрячься и вспомнить. И кто он, этот ваш друг?

МАКС. Паучок. Верней, паучиха. Я думаю, это — она.

ШУТ. Почему вы так думаете?

МАКС. Мы встречаемся каждый день по нескольку раз на дню. Это понятно. Весь последний год она висела на своей паутине сантиметрах в шести от пола. Иногда реагируя на мое появление, иногда не реагируя. Я пытался понять, но не смог — в чем тут закономерность. Когда настроение было хорошее, я с ней заговаривал. Интересно, говорю, знать, любезная, чем ты питаешься? Здесь не видно ни мошек, ни муравьев, ни даже мокриц каких-нибудь мелких.

Пауза.

ШУТ. И что она?

МАКС. Ничего, молчит. Но она по крайней мере слушает, слышит меня.

ШУТ. А почему все-таки «она», а не «он»?

МАКС. Недавно в уборной явился еще один паучок — маленький, словно перчинка в борще, и очень пугливый. Чуть что — сквозняк или шум, он сразу же шасть за трубу. Я то решил поначалу, что это комочек пыли. Потом вижу — нет, живая материя. Мошка не мошка. Как паучиха не ест ее, терпит рядом с собой? Непонятно.

Пауза. Шут деликатно кашлянул.

Я подумал, она его родила. Вернее, яйцо принесла. Вернее, снесла. Кажется, так будет правильно.

ШУТ. Простите, принц, что задаю вам этот вопрос.

МАКС. Просто Макс.

ШУТ. Да, Макс. Боюсь показаться неделикатным, но… Вы ее любите?

МАКС. Кого?

ШУТ. Ну, эту — свою паучиху? Или нет, спрошу по-другому: это влечение, оно вас как-то бодрит, вдохновляет, вы ощущаете вдруг внезапный прилив энергии?

МАКС. Да, действительно, странный вопрос. Думаете, я сошел с ума? Как принц датский?

ШУТ. Принц!

МАКС. Макс. Конечно, я ее не люблю. Об этом не может быть и речи. Это просто дружба. Одного одинокого существа с другим.

ШУТ. Но теперь-то у нее другой паучок. Ей теперь не до вас.

МАКС (мрачнеет). Да, это многое изменило. В нашей конфигурации.

ШУТ. Давайте-ка лучше сменим тему.

МАКС. Давайте.

ШУТ. Дружба дружбой, но без любви тоже… человек как бы сказать… не вполне человек, полчеловека.

МАКС. Нет, одна восьмая.

ШУТ. Вы, Макс, в кого-нибудь влюблены? Среди придворных дам есть хорошенькие. Я заметил одну высокую брюнетку. Вроде бы ничего особенного, обычная придворная блядь, но глаза, что за глаза! Горячий шоколад и немножко чили! И немножко нервы растрепаны. Эти истерички в постели, как и на сцене, — это что-то!

МАКС (копаясь в себе). Да, по-моему, я влюблен. Я… страшно влюблен.

ШУТ. Ну слава богу! Просто гора с плеч. В кого, если не секрет?

МАКС. Я люблю… три апельсина.

ШУТ. Простите? Я не расслышал.

МАКС. Я люблю три апельсина! Я хочу три апельсина! Три апельсина! Три апельсина!

ШУТ. Помогите! Стража! На помощь!

Диктатор, Министр, Кузина.

ДИКТАТОР. Вы думаете, это просто совпадение? А мне мой опыт подсказывает, что случайных совпадений не бывает. Это провокация оранжистов.

МИНИСТР. Не думаю, ваше величество.

ДИКТАТОР. А вы подумайте. Хуже не будет. Откуда эти апельсины? Почему вдруг — апельсины? С какой стати апельсины?

КУЗИНА. В криминальном сообществе «апельсином» называется вор в законе. Если он купил себе корону за бабки.

ДИКТАТОР. В самом деле? А ты откуда знаешь?

КУЗИНА. Случайно прочитала — в Википедии.

ДИКТАТОР (Кузине). А что говорит ваш психоаналитик… как ее там?

КУЗИНА. Фата Моргана.

ДИКТАТОР. Да, Фата Моргана.

КУЗИНА. Доктор считает, что это первый шаг в правильном направлении.

ДИКТАТОР. Патологическая страсть к апельсинам — это «правильное направление»?

КУЗИНА. Лучше иметь абсурдное желание, чем никаких желаний вообще.

ДИКТАТОР. Допустим. Но что она, эта докторша, предлагает?

КУЗИНА. Принц постепенно, не сразу, выйдет из лабиринта своих комплексов и страхов. Но мы должны ему помочь. Его тяга к фруктам может оказаться целительной. Этот импульс направлен вовне, от пупка и вовне, то есть он имеет центробежную силу, природу, поэтому мы должны его поддержать.

ДИКТАТОР. Каким образом?

КУЗИНА. Отправить принца в Египет или в Марокко. В любое место на этой Земле, где растут апельсины.

ДИКТАТОР. Северная Африка — не самый спокойный регион.

МИНИСТР. Израиль?

ДИКТАТОР. Тем более.

МИНИСТР. Абхазия?

ДИКТАТОР. Тогда уж лучше Египет.

МИНИСТР. Я слышал, на Синае сейчас относительно тихо.

КУЗИНА. Все-таки курортная зона.

ДИКТАТОР. Тем не менее нужно обеспечить надежную охрану. Возьмите самых расторопных. Чеченцев из «Дикой дивизии».

МИНИСТР. Слушаюсь, ваше величество.

ДИКТАТОР. Кто-нибудь из нас, из вас должен сопровождать принца в этой поездке.

МИНИСТР. Я-то с удовольствием…

КУЗИНА. Ни в коем случае! Можем вспугнуть.

ДИКТАТОР. Макса?

КУЗИНА. Да нет же — импульс внутри Макса! Фата Моргана сказала, что близким людям, то есть нам с вами, лучше держаться от принца подальше. Какое-то время, конечно. Чтобы не было ассоциаций. Тревожных атак. Депрессия, она как вирусная инфекция — может вернуться в любой момент.

МИНИСТР. А что, если отправить с ним шута? Человек он проверенный, свой и при этом не примелькался.

КУЗИНА. Отличная мысль!

МИНИСТР. По-моему, они с принцем неплохо сошлись.

ДИКТАТОР. Шута? Думаете, он компонуется с чеченцами?

Кузина, Министр, Шут.

КУЗИНА. Возьмите таблетки — они подействуют быстро и безболезненно.

ШУТ. Как будто комарик укусит?

МИНИСТР. Перестаньте паясничать! Вам поручили дело государственной важности, а вы тут, понимаешь, ваньку валяете.

ШУТ. Прошу прощения, это профессиональный рефлекс, условный рефлекс.

МИНИСТР. Забудьте про ваши рефлексы.

КУЗИНА. Теперь вы знаете, что вам делать.

ШУТ. Я знал это с самого начала.

МИНИСТР. Откуда?

ШУТ. Вы мне сами сказали.

МИНИСТР. Это правда.

ШУТ. По-моему, это бесчеловечно.

КУЗИНА. Что именно?

ШУТ. Травить ядом безобидное существо.

КУЗИНА. Наследник престола — это вам не «безобидное существо», это бомба замедленного действия, которую кладут вам под подушку вместо будильника.

ШУТ. Я хотел сказать, что, в принципе, я против насилия.

КУЗИНА. Очень мило.

МИНИСТР. Послушайте, на ваши принципы никто не посягает. Сделайте дело и…

ШУТ. Если я сделаю то, что считаю подлостью, я уже буду не я. Это страшно — вдруг превратиться в чудовище.

КУЗИНА. Шут, не смешите меня.

ШУТ. Ладно — просто в другого мужчину.

КУЗИНА. А кто вам сказал, что этот новый мужчина будет хуже прежнего? Он будет свободней, смелее, харизматичней!

МИНИСТР. И, главное, богаче на три миллиона евро.

ШУТ. Ладно. Вы меня убедили. Странное чувство: как будто планируешь самоубийство.

КУЗИНА. Я верю в реинкарнацию.

МИНИСТР. Итак, повторим очередность ваших действий.

ШУТ. Первое: мы прилетаем в Египет…

Красная пустыня. Макс и Шут.

ШУТ. Что за фокусы? Не понимаю. Куда все пропало?

МАКС. Вы же сами сказали: «Чтоб оно все пропало». Вот оно и пропало.

ШУТ. Я так сказал?

МАКС. Во время нашего ужина.

ШУТ. А после ужина я пошел к себе в номер.

МАКС. Я тоже пошел к себе в номер.

ШУТ. Я принял душ, потом я лег на кровать, стал перелистывать эти… каналы. Показывали американский сериал. Назывался он… Как же он назывался?

МАКС. «Ангел смерти».

ШУТ. Что-то в этом роде. Последнее, что я помню, — женщина, брутальная блондинка в лосинах. А из головы у нее торчит огромный тесак.

МАКС. Смешно. Наверное, мы продолжаем…

ШУТ. Что продолжаем?

МАКС. Спим и видим. Это случается — разным людям снится единственный сон. Нет, не так: одинаковый сон.

ШУТ. Параллельно?

МАКС. Скорее синхронно. Сновидение — это время, отдельное от пространства.

ШУТ. Нереально. Говорят, что времени без пространства в принципе не существует.

МАКС. Кто говорит?

ШУТ. Физики, ученые.

МАКС. Ученые! Господи, да что они знают, эти олухи левополушарные! У них даже нет единой теории всего, хотя бы промежуточной, как у древних. То есть ни малейшего представления о том, как все устроено. Не говоря уже про «зачем».

ШУТ. Ладно. Тогда что такое пространство без времени?

МАКС. Это как раз очень просто: живопись, например, любое искусство вообще.

ШУТ. А как же кинематограф? (Показывает на птицу.) Смотрите.

МАКС. Смотрите: в искусстве время становится вещью, предметом, то есть оно как бы полностью в ваших руках. Вот что значит настоящая власть! Не то что опереточные прыжки и ужимки царя обезьян.

ШУТ. Кто это — «царь обезьян»?

МАКС. Мой отец… Управлять временем, словно велосипедом. Можно остановиться, снова нажать на педали, можно выписывать петли, восьмерки…

ШУТ. У меня в детстве был велосипед. Я управлял им как бог — без участия рук.

МАКС. Поэтому, скорее всего, мы спим и видим совместный сон.

ШУТ. Принц, принц, вы носом клюете.

МАКС. Как птица? А что остается делать? Ведь мы по-прежнему спим.

ШУТ. Хотите таблетку?

МАКС. Таблетку?

ШУТ. Посчитаете до четырех и тут же проснетесь.

МАКС. Тут же проснусь? Боже мой, как здесь тихо, красиво, спокойно. Горы почти марсианские. Будто большая песочница. Вы заметили, как тут безветренно? Чувство такое, что можно опять отсчитать от нуля и построить все что угодно. Любую теорию или собор Святого Семейства.

Из воздуха появляется Фата Моргана в мужском костюме, сильно загримированная.

ШУТ. Аллилуйя! Все-таки это сон про Синай, а не сам Синай. Синай нам только снится.

МАКС. Вы уверены в этом?

ШУТ. Теперь — абсолютно. Добрый день. Мы тут немного того, заблудились. Вы говорите по-русски?

ФАТА МОРГАНА. Конечно.

ШУТ. Не подскажете нам… э-э… направление.

ФАТА МОРГАНА. Русским подсказывать бесполезно — они до потери пульса будут искать свой особый маршрут.

ШУТ. Это фраза из путеводителя?

ФАТА МОРГАНА. Что конкретно вы ищете?

ШУТ (Максу). Что конкретно мы ищем?

МАКС (клюет носом). Три апельсина. Я люблю три апельсина! Я хочу три апельсина!

ШУТ. Тихо, спокойно, принц. Я понял: наши приоритеты не изменились. (Приближается к Фата Моргане.) Послушайте, любезный, вот этот молодой человек… ему немного не по себе, видимо, перегрелся на солнце, ему срочно нужны апельсины.

ФАТА МОРГАНА. Сколько?

ШУТ. Желательно, три то есть не меньше трех.

ФАТА МОРГАНА. Сколько платите за информацию?

ШУТ (шарит сначала в своих карманах, потом в карманах Макса). А, могу предложить… двенадцать долларов США.

ФАТА МОРГАНА. Вам нужны волшебные апельсины?

ШУТ. Думаю — да, волшебные.

ФАТА МОРГАНА. Тогда рекомендую найти ресторан «Адская кухня». Это в нескольких милях отсюда, если идти строго на юго-восток.

ШУТ. Понимаю — на юго-восток. Спасибо.

ФАТА МОРГАНА. Спросите Кухарку.

ШУТ. Понятно — Кухарку.

ФАТА МОРГАНА. Эта баба, хотя и усатая, любит наивные бантики.

ШУТ. Бантики. Ясно. А можно вопрос?

ФАТА МОРГАНА. Но учтите, этой Кухарке палец в рот не клади. Голову тоже. Откусит — чихнуть не успеете.

Принц чихает.

ФАТА МОРГАНА. Будьте здоровы.

ШУТ. Можно вопрос? Или нет: можно вас ущипнуть? А еще лучше знаете что? Вы меня ущипните, да посильнее. ФАТА МОРГАНА До посинения? Это зачем?

ШУТ. Мне это трудно вот так объяснить.

ФАТА МОРГАНА. А вы попытайтесь.

ШУТ. Хорошо, попытаюсь. Понимаете, мы с моим другом, который сейчас прикорнул, но скоро проснется, мы не вполне уверены, что все это существует на самом деле: красные горы, синее небо.

ФАТА МОРГАНА. Вы правы — ничего этого нет.

ШУТ. Так я и знал!

ФАТА МОРГАНА. На субквантовом уровне. Хаос, движение майи. Но это лично для вас ничего не меняет. Роль свою вам придется играть до конца.

Фата Моргана исчезает.

Адская кухня. Шут, Макс, Кухарка.

КУХАРКА (варит варево в железном котле). Я против репрессий и пыток. Я против массовых казней. Но всякой устрице в душу не влезешь. Каждому зайцу слезу не утрешь. О-хо-хо. Вот наловил себе крыс, пауков, скорпионов, пиявок, сопливых смешных головастиков. Будет подлива из подлости. Будет закуска из зависти. Будет шикарный десерт — византийская дыня-гордыня.

Появляются Шут и Макс.

ШУТ. Смотрите, принц, это она. Да не там, а вон там, возле самой кастрюли.

МАКС. Это Кухарка?

ШУТ. А кто же еще?

МАКС. По-моему, это мужчина. Усы, галифе, генеральский мундир.

ШУТ. Ну и что, что мундир? Это неважно — кухарки тоже бывают…

МАКС. Усатые?

ШУТ. Нет, военнообязанные. А усы не такая уж редкость у женщин в субтропиках. И описание сходится.

КУХАРКА. Да! Я против репрессий и пыток. Я против массовых казней. Но главное блюдо, любимое блюдо богов — рабочая косточка, труженик в собственном страхе. И в панировке греха.

По кухне скользит, как змея, молчаливая очередь из унылых тиранов, вождей и диктаторов. В руках у господ узурпаторов — железные миски и ложки.

МАКС. Смотрите, по-моему, там, за колонной, стоит мой отец.

ШУТ. Вы бредете, принц. Это просто рабочие.

МАКС. Да, конечно, я брежу. Сплю и вижу: отец ковыряет в носу. Это ужасно.

ШУТ. Это ошибка. Не может святой государь…

МАКС. Может — во сне. Вон он стоит — седьмой от конца. Теперь ковыряет в зубах.

ШУТ. Да, немного похож. Особенно в профиль. Предлагаю вам тоже — туда, встать в эту очередь.

МАКС. Что это вдруг?

ШУТ. Это не вдруг, это знак — ваш отец. Это как бы цепочка, преемственность. Дети должны подхватить что-нибудь и нести.

МАКС. Знаете что? Я не буду нести! Вы как хотите, а я просыпаюсь.

ШУТ. Рано, принц, умоляю! Вы вспомните, вспомните…

МАКС. Что?

ШУТ. Про свои апельсины.

МАКС. Да, я люблю апельсины.

ШУТ. Видите. Ладно, вы тут посидите пока. И забудьте про очередь.

МАКС. Я хочу три апельсина. Я люблю три апельсина.

ШУТ. Спокойно сидите, я вместо вас постою.

МАКС. За апельсинами?

ШУТ. Да. Только тихо, ни звука. Вы меня поняли?

МАКС. Да.

Шут подходит к очереди, скромно встает в самый ее конец. Тираны посматривают на Шута, потом начинают роптать, толкаться локтями и коленями. Кухарка в поту, методично разливает похлебку по мискам.

КУХАРКА. Этому дала… этому дала… этому дала…

Замечает Шута, подходит угрожающе близко.

КУХАРКА. А этому не дала!

ШУТ (голос дрожит). Почему?

КУХАРКА. Ты лес валил? Ты воду носил? Ты кашу варил?

ШУТ. Я… я… я…

КУХАРКА. Ты съел с этой кашей бессмертную душу страны? Ты, похоже, не наш человек, ты Сатурну не брат, не товарищ.

А ну-ка, ребята, берите его, да в котел — пусть поварится в нашей среде…

ШУТ. Нет!

КУХАРКА. Пока не наступит суббота!

ШУТ. Нет, умоляю, не надо! Я просто актер! Я знаю, вам нужен, вам нужен другой человек!

КУХАРКА. Кто? Какой еще человек?

ШУТ. Принц, идите скорее сюда!

Шут энергично машет рукой. Макс подходит к Кухарке, но смотрит на очередь, вероятно, пытаясь понять, где отец и так далее.

ШУТ. Вот, прошу познакомиться, это тот самый… э-э… субъект, о котором я вам говорил.

КУХАРКА (угрожающе). А ты воду носил?..

МАКС (не обращая внимания на Кухарку, идет вдоль очереди). Нет. Показалось. Видимо, это его отражение в низших мирах. Все иллюзия, бред.

КУХАРКА (растерянно). Что ему надо?

ШУТ. А черт его знает!

МАКС. Три апельсина хочу, три апельсина, три…

КУХАРКА. Что он бормочет?

ШУТ. Он говорит — подождите минутку… ему позарез, прямо сейчас, нужны апельсины. Три-четыре, в крайнем случае два.

КУХАРКА. Позарез? Апельсин?

МАКС. Я люблю…

КУХАРКА. Заводной апельсин?

ШУТ. Разве он заводной?

КУХАРКА. Разумеется! Это вам не будильник и не безопасная бритва. Это, братья, смертельно опасный, гигантский, горячий, оранжевый шар! Вам его показать?

ШУТ. Я не знаю. Пожалуй, не стоит.

МАКС. Подождите, я должен сначала… надеть свою бабочку.

Макс вытаскивает из кармана обычную черную бабочку, какие обычно носят со смокингом.

КУХАРКА (завороженно). Это бабушка?

ШУТ. Бабочка.

КУХАРКА. Мамочка! Это же бантик!

ШУТ (тут же припомнив). Ну естественно, бантик.

КУХАРКА. Чернушка, букашка! Помнишь Ялту? У Черчилля был дорогой, восхитительный, фирмы «Олимп». Черт меня подери!

МАКС (Шуту). Разбуди, разбуди…

ШУТ. Предлагаю обмен. Раз вы так возбудились, то вы заберете себе этот бантик, а мы забираем свои апельсины и…

КУХАРКА. С этим бантиком я бы не кашу варила, а всю ночь напролет танцевала фокстрот. Или нет! Аргентинское танго! Ангина, озноб, лихорадка! Мне, естественно, нужен партнер.

ШУТ. Я… не то чтобы я…

КУХАРКА. Говорил, что артист, — отвечай за слова.

ШУТ. Да у вас тут, смотрите, на выбор, какие орлы. Все военная косточка, с выправкой!

КУХАРКА. В этих мужская — одна оболочка. Внутри они все мертвяки, мокрецы.

МАКС. Симулякры?

КУХАРКА. Вот именно. С этими хрен потанцуешь. У них в голове два режима, две главные кнопки…

МАКС. Страх и ненависть?

КУХАРКА. Точно! Откуда все знаешь? Дай мне бабушку, бантик. Пожалуйста.

МАКС. Скажешь «бобок» и получишь.

КУХАРКА. Бобок!

ШУТ. Думаю, это пароль.

Макс отдает бантик. Шут и Кухарка танцуют.

КУХАРКА (любуясь бантиком). Как приятно, что можно забыть обо всем, обо всех — на минутку-другую.

ШУТ. Я на ногу вам наступил.

КУХАРКА. Ты чудесно танцуешь. Озноб, лихорадка, ангина! Ах, увидел бы ты, как я женскую плоть ублажал, уважал, потрошил, как народное тело крошил! То есть нет, это я не про то. Апропо, можно бантик на память?

ШУТ. На добрую память? Конечно. Ну, теперь апельсины?

КУХАРКА. Ищите вон там, под землей.

ШУТ. Под землей? Почему под землей?

Красная пустыня. Макс и Шут идут вдоль берега моря.

ШУТ. По-моему, принц, у вас идефикс.

МАКС. Нет, у меня идемакс.

ШУТ. Ваше высочество, мне уже не смешно. Так легкомысленно — взять и сбежать за кулисы! Все-таки это не сцена — это ваша страна, ваша родина…

МАКС. Да. Свобода выбора тоже моя.

ШУТ. Разве, принц, у наследника есть этот выбор?

МАКС. Каббалисты считают, что есть.

ШУТ. Кто?

МАКС. Сори, мой нос заложило от этой пылищи. Каббалисты. Два «б», одно «л». Так вот они полагают: накануне свидания с крошкой-бозоном Питера Хиггса, перед тем как у нас воплотиться, душа выбирает семью.

ШУТ. Очень мило, но я — атеист.

МАКС. Не правда ли, невероятно? У душеньки нашей — готовый проект на уме, варианты!

ШУТ. После знакомства с Кухаркой не удивлюсь.

МАКС. Все приходится взвесить: генетику, статус, профессии потенциальных родных…

ШУТ. И, наверно, счета?

МАКС. Зря смеетесь. Доходы семьи — это фактор.

ШУТ. М-да, похоже на кастинг в какой-нибудь… э-э… сериал. Не понимаю, куда я смотрел. Да и вы куда-то смотрели совсем не туда. Раз теперь хотите сбежать.

МАКС. Это фатум. Сказала бы Фата Моргана.

ШУТ. Это ошибка! Народ на вас очень надеется, ждет, что вы будете первым в истории нашей страны просвещенным монархом, утешителем интеллигенции…

МАКС. Вот не надо. Я слишком знаю эту страну и этот народ. Все закончится, как и всегда: портреты размером с Тадж-Махал, полеты на истребителях, массовые репрессии и тридцать три кольца охранников с глазами как у Сергея.

ШУТ. Кто это — Сергей?

МАКС. Моя овчарка.

ШУТ. Ваше высочество…

МАКС. Мое решение бесповоротно: как только у отца кончится бензин, вся полнота власти перейдет к парламенту.

ШУТ. Бензин? Первый раз слышу такое выражение.

МАКС. Это эвфемизм, означает — сами знаете что. Последние неприятности.

ШУТ. Хорошо, а если что-то пойдет не так?

МАКС. Например?

ШУТ. Если случится дворцовый переворот?

МАКС. Тем лучше.

ШУТ. Как это «лучше»? Вы что, хотите того — умереть?

МАКС. Я хочу отдохнуть. Предлагаю сделать привал.

Макс и Шут располагаются в тени под скалами.

Макс делает записи в своем блокноте.

ШУТ. Ваше высочество, с вашего разрешения я вздремну полчасика? А потом поменяемся.

МАКС. Что? Ролями?

ШУТ. Только я умоляю — не трогайте вы апельсины. Черт его знает, что там у них внутри. Вы меня слышите?

МАКС. Да-да.

Шут засыпает. Макс откладывает блокнот, рассеянно смотрит в море, роется в мешке. Достает апельсин, прикладывает его к левому уху, слушает. Опять смотрит в море, забывается, машинально вскрывает апельсин, из которого в синем облачке эфирного масла появляется Ольга.

ОЛЬГА. Ровно год назад умер отец. Это был чудовищно трудный, траурный год. Степень моего гражданского психоза достигла такого накала, что нужно было на что-то решиться: или окончательно сойти с ума, или успокоиться, взять себя в руки. Я стала невыносимой. За утренним чаем выступала, как оратор на митинге, — с пеной у рта. Слушая новости, подпрыгивала на стуле и орала, как на футбольном матче. Соседи пугались, звонили в дверь — думали, убивают кого-то: то ли мы, то ли нас. И что теперь? К чему я пришла? Вдруг накрыла догадка. Дело тут не в тиранах, диктаторах и упырях — дело в людях. Как они хотят, так и живут. Им нравится так жить — и гори все огнем. В сотый раз цитирую Наполеона: «География — это всегда приговор». А как еще объяснить нашу абсурдную жизнь? Здесь рождаются ебанько. Гордые за Победу. Гордые за Гагарина. Как будто сами слетали в космос. Как будто сами взяли Берлин. Но знают они почему-то только одно — воровать. И всех ненавидеть, люто, самозабвенно. Таджиков, кавказцев, но главное — американцев. С хуя ли им так хорошо? Нас это бесит, нервирует. Мы ненавидим всех — так широко и размашисто, что в процессе забыли не только себя, но даже евреев. Разбавленная на весь мир, наша ненависть до них теперь не доходит. А жаль — евреи, они реактивные. Правда, всегда удивляемся: за что они нас-то не любят? Нас-то за что не любить? Так и живем, чередуя две неуемные страсти: воруя и ненавидя. Я бы тоже что-нибудь стырила у государства. Вот сколько б смогла унести, столько и стырила. Я — обыкновенный кирпич в этой системе, но меня вставили в стену пустого, аварийного сарая, называется «школа» — здесь много не наворуешь. Но кирпичом я быть не перестану — я хочу воровать. Понимаете? Много! По одной простой причине: кругом воруют все, кто имеет такую возможность. Вот начнут все убирать говно за своими собаками, и я буду убирать. А пока тут у нас десять кучек на квадратный метр, и я что — должна соскребать совком свою персональную какашку? Не вижу смысла. Я обычный серенький человек, я хочу хапнуть как можно больше, а убирать говно за своей собакой, подавать пример культурного поведения — это извините, это не ко мне. Вот и вся философия, может, национальная, а может, совковая — кто ее разберет.

МАКС. Вы безупречны, ваша горечь как мед, ваше отчаяние — оно волнует меня! Как ваше имя?

ОЛЬГА. Ольга.

МАКС. Оленька. А я — Максимилиан. Вы будете моей супругой, Ольга? Моей Прекрасной Дамой. Неутомимой помощницей во всех делах, в разгребании авгиевых конюшен империи. Вам придется дышать не духами и туманами, а зловонными испарениями древних нечистот. Империя накопила их много, копила их долго, веками — в своих коллекторах зла.

ОЛЬГА. Я…

МАКС. Вы согласны?

ОЛЬГА. Да, конечно. Но дело в том…

МАКС. Она согласна! Боже, я с ума сойду от счастья!

ОЛЬГА. Я пить хочу. Скорее. Дайте мне воды!

МАКС. Всю воду выпил Шут — он очень нервничал.

ОЛЬГА. Какая незадача… Я умираю, Макси-мили-ан.

Она умирает от жажды. Макс не верит своим глазам, потом верит, приходит в ужас. Вне всякой логики вскрывает второй апельсин. Из эфирного облачка появляется Маша.

МАША. Не надо говорить со мной о добровольном рабстве, выше которого якобы нет ничего. Вы — лукавые «ловцы человеков», ловите их себе на прокорм — хладнокровно, как рыба рыбу. Если бы Христос хотел моего рабства, он бы так и сказал. Господь прям в словах, и пря Его нацелена на мутные умы интерпретаторов и ловкачей. А эти множатся, как борщевик. Вы, инквизиторы на службе царей и тиранов, душители свободы ради спасения мира. Конечно — ради чего же еще? А на деле — все в теле, все для себя, под себя и в свое удовольствие. Личная власть и высокий статус в обезьяньей стае — вот предмет ваших ночных медитаций. Вы облачились в черные одежды гордыни, а говорите «мы не от мира сего». Презираете всех, кроме авторитетных воров, с которыми делите ренту. Вы захватили право на истину, право на покаяние, право на Христа и готовы оборонять захваченное вами добро всей силой бандитского государства. Наверное, вы сами бандиты, если поступаете так перед Господом. Или для вас Его не существует? Для вас Он давно распался на пиксели? Там, в начале 30-х, от Рождества… Можно воды? Что-то во рту пересохло.

МАКС. Вы понимаете…

МАША. Маша.

МАКС. Очень приятно. Максим. Понимаете, Шут очень нервничал…

МАША. Я не шучу — дайте скорее воды!

МАКС. Боже правый…

МАША. Я умоляю — воды! Или свободы!

МАКС. Как свободы?

МАША. Или воды, или свободы! Я умираю, прощайте!

МАКС. Нет, пожалуйста! Эти секунды. Все слишком коротко — я не смогу. Нет, я могу, я попробую вскрыть себе вены. Маша! Маша, вы будете пить мою кровь?

МАША. Лучше сок… апельсиновый… фрэш… без льда.

МАКС. Да, конечно, болван, есть еще апельсин!

Макс трясущимися руками вскрывает третий апельсин. Маша умирает — появляется Ирина.

ИРИНА. Любимый, желанный, нетленный. Ложись со мной рядом, дыши в мое ухо, ласкай мою рыжую белку. Налей мне водички.

МАКС. Нет, только не это!

ИРИНА. Но почему, дорогой? Тебе жалко воды для меня? МАКС (в полном отчаянии). Шут, просыпайся, все кончено — я просыпаюсь!

Макс сворачивается на песке калачиком, рыдает.

ШУТ (просыпается). Что? Почему? Что случилось?

ИРИНА. Воды! Принесите воды! Умоляю!

Шут, не вполне понимая, что делает, подхватывает Ирину на руки, бежит к морю, опускает девушку в воду.

ИРИНА. Спасибо! Какое блаженство! Прохладное море…

ШУТ (Максу). Вы можете мне объяснить, что случилось? И кто эта девушка?

МАКС (не верит своему счастью). Я почему-то подумал: соленое море — не то.

ШУТ. Что это значит «не то»?

МАКС. Я подумал — нужна питьевая.

ИРИНА. Любимый!

ШУТ. Вы можете мне объяснить?..

МАКС. Прости, не сейчас. Не могу. Мне столько пришлось пережить.

ИРИНА. Вода абсолютно прозрачная, словно в раю.

МАКС. Скажу тебе только одно…

ШУТ (упавшим голосом). Апельсины пропали?

Появляется Фата Моргана — в женской своей ипостаси.

ФАТА МОРГАНА. Я должна говорить со своим пациентом с глазу на глаз (Ирине.) Не удивляйтесь — это врачебная тайна.

ШУТ (Максу, тихо). Или военная хитрость.

МАКС. Что ты сказал?

ШУТ. Принц, не ловите ворон.

МАКС. Не понимаю, о чем ты. Какие вороны?

Шут и Ирина отходят в сторону. Прогуливаются.

ФАТА МОРГАНА. Вижу, у нас пополнение.

МАКС. Да.

ФАТА МОРГАНА. Любите женщин?

МАКС. Ну…

ФАТА МОРГАНА. Больше родного отца?

МАКС. Я…

ФАТА МОРГАНА. Больше, чем три апельсина?

МАКС. Я не хочу… я надеюсь, что эта история в прошлом.

ФАТА МОРГАНА. Напрасно надеетесь, принц. Рецидивы — они неизбежны. Очень скоро вы снова сорветесь с резьбы. Вот увидите.

МАКС. Что же мне делать?

ФАТА МОРГАНА. Не знаю. Попробуйте все рассчитать.

МАКС. Раз, два, три?

Ирина и Шут.

ШУТ. По-моему, это не докторша.

ИРИНА. Нет?

ШУТ. Трансвестит.

ИРИНА. Трон свистит?

ШУТ. Переодетый мужчина.

ИРИНА. Понятно. Это такая игра.

ШУТ. Может быть, и игра. Со смертельным исходом.

Фата Моргана и Макс.

ФАТА МОРГАНА. Китайцы — удивительный народ. Бедные не завидуют богатым. Богатые не завидуют очень богатым. Низшие боги не завидуют высшим богам. Все гармонично — как в шахматах.

ШУТ. Ваше высочество…

ФАТА МОРГАНА. Принц решил: он вернется на родину вместе со мной.

МАКС. Это будет прилично.

ИРИНА. Прилично?

МАКС. Сначала я всем расскажу…

ФАТА МОРГАНА. О помолвке.

МАКС. И только потом.

ФАТА МОРГАНА. В общем, так: вы пока подождите…

ШУТ. У моря погоды.

МАКС. Я за вами пришлю…

ИРИНА. Ковер-самолет?

МАКС. Нет, зачем? Я пришлю вертолет.

ФАТА МОРГАНА (Шуту, тихо). Не пытайтесь преследовать нас, если жизнь дорога.

Фата Моргана и Макс уходят. Шут и Ирина смотрят им вслед.

Диктатор, Кузина, Министр, Макс, Фата Моргана (в облике невесты).

МАКС. Ваше величество. Наше отечество…

ДИКТАТОР. Ты можешь называть меня отцом — здесь все свои.

МАКС. Я… я…

КУЗИНА. Представьте нам невесту.

ДИКТАТОР. Ждем твой рассказ. Как было на Синае?

МАКС. Я не могу.

ДИКТАТОР. Прости?

МАКС. Реальное — оно необъяснимо.

ДИКТАТОР. И дальше что?

МАКС. Непредставимо.

ДИКТАТОР. Так.

МАКС. И непереносимо.

ДИКТАТОР. Хорошо. Кто эта женщина?

МАКС. Она — моя невеста. Анаграмма Таф.

КУЗИНА. Какое имя странное, однако.

МИНИСТР. А что тут странного? Царица Клеопатра, по-моему, по мужу тоже Таф.

ДИКТАТОР. Приятно познакомиться.

ФАТА МОРГАНА. Мне тоже.

КУЗИНА (Министру, тихо). Что происходит, сволочь?

МАКС. Этот брак я заключить хочу без промедленья!

ДИКТАТОР. Да мы не против…

КУЗИНА. Не волнуйтесь, принц. Все совершив согласно протоколу, мы к январю объявим торжества.

МАКС. Какой январь? Сегодня же, сейчас же! Давайте музыку, раздвиньте эти стулья — моя невеста любит танцевать!

ДИКТАТОР. А что еще твоя невеста любит?

ФАТА МОРГАНА (поет).

Появляются Ирина и Шут.

ШУТ. Привет честной компании.

МИНИСТР. Эй, стража!

ШУТ. Не надо суетиться, господа. У нас был трудный день, у вас, наверно, тоже.

ДИКТАТОР. Кто этот неуч?

КУЗИНА. Это джокер, шут.

ДИКТАТОР. Тот самый шут?

КУЗИНА. Естественно, тот самый.

ШУТ (Максу). Главу семейства познакомьте с дамой.

МАКС. Моя невеста.

ДИКТАТОР. Как, еще одна?

Кузина и Министр обращаются к Шуту.

КУЗИНА. Послушайте…

МИНИСТР. Ни слова, или я…

КУЗИНА. Оставим все как есть…

МИНИСТР. До выясненья…

КУЗИНА. Молчанье — золото…

МИНИСТР. Обещанное вам…

КУЗИНА. Получите сполна…

МИНИСТР. Плюс отпускные…

КУЗИНА. Подъемные…

МИНИСТР. За вредность…

КУЗИНА. Гробовые…

МИНИСТР. Вы компенсацию получите…

КУЗИНА. Страна ваш подвиг не забудет благородный…

МИНИСТР. Хотите сразу звание?..

КУЗИНА. «Народный имперский шут»…

МИНИСТР. А дальше — тишина.

Диктатор, Шут, Министр, Фата Моргана.

ДИКТАТОР. О чем вы шепчетесь?

ШУТ. О том, что слишком зыбко на сердце у любого игрока. Кто управляет случаем: рука Всевышнего или Его ошибка?

ДИКТАТОР. Вопрос.

КУЗИНА. Послушайте…

ДИКТАТОР. Я слушаю, кузина.

КУЗИНА. Да я не вам!

ДИКТАТОР. Однако…

КУЗИНА. Мандарины, вернее, апельсины здесь виной?

ШУТ. Вот эта крыса, докторша, невеста — спросите у нее.

ФАТА МОРГАНА. Проклятье!

ШУТ. Место займи свое среди других теней! Ты — наваждение, ты — скучная химера, изобретение побочного Люмьера, дырявый бублик, адский скарабей!

Фата Моргана исчезает.

ДИКТАТОР. Да где таким словам вы научились?

ШУТ. Экспромты — от природного ума. (Тихо.) Я вам советую, пока вы не спустились в последний круг последнего дерьма, уйдите на покой, пишите мемуары, растите овощи, молитесь, наконец.

ДИКТАТОР (Министру). Что это значит?

МИНИСТР. Думаю…

МАКС. Отец, мы — генетически ордынские татары?

Диктатор уходит от ответа со сцены. Все следуют за ним, кроме Ирины и Макса.

МАКС. Не знаю, что сказать.

ИРИНА. Не страшно — помолчим.

МАКС. Вот здесь ты неправа: безмолвие ужасно. Оно похоже на посмертный звон в ушах Анубиса.

ИРИНА. Не бойся, не волнуйся.

МАКС. Легко сказать!

ИРИНА. Пойми, тебя тошнит от этой тишины, пока ты не узнал, что музы вездесущи, что музыка живет на дне кофейной гущи и даже глубже, там, где роятся сны.

МАКС. Но я хочу узнать. Я превращусь в синицу и буду щебетать все ночи напролет. Зажми меня в кулак!

ИРИНА. Какой горячий лед. Я только что пересекла границу.