Тайна черного кинжала. Книга вторая

Книга 2 Часть 2 Глава 11

Юрий Соколов.

Мы с Сашкой подошли к вертодрому (так называется взлётно-посадочная площадка). Здесь уже собралось несколько десятков сарбозов, афганских солдат правительственных войск. Для них прилёт советских вертолётов был чем-то вроде развлечения. Хоть какое-то разнообразие в их гарнизонной жизни.

— Братишка, — продолжил я разговор, начатый ещё раньше, — давай подумаем, что мы можем сделать. Всё написанное в этом дневнике настолько странно, что стоит хорошо обдумать. Постараюсь договориться с ротным и через неделю прилететь снова.

— Буду ждать, — Коршунов хотел сказать что-то ещё, но в этот момент вдали послышался аэродинамический шум летящих вертушек. От вертолётчиков я знал, что его сила зависит не от мощности двигателей, а от длины и общей площади лопастей вращающегося винта. И чем он больше, тем сильнее звук.

Этот звук в какой-то мере перекрыл звук автоматных очередей, ударивших из окон и дверей дувалов, стоящих на противоположной стороне площадки.

Моя реакция не подвела меня. Да и время опять замедлилось. Я видел летящие в нас пули. Если быть точнее, то пули летели в солдат и Сашку. В меня никто не стрелял. Мой мозг это зафиксировал и сделал соответствующие выводы.

Кинувшись к другу, я сбил его с ног и отбросил к небольшой сточной канаве, выкопанной для отвода воды в период дождей.

— В канаву! — крикнул я ему, перекатываясь туда же, но немного не успел. Действие замедления закончилось, и я сначала почувствовал удары в ноги входящих пуль, и только через секунду пришла боль.

Как в тумане, я видел падающих вокруг меня сарбозов. Не ожидая нападения, своё оружие они оставили в палатках. Это было нападение волков на беззащитных овец. И волки беспощадно убивали, в упор расстреливая бегущих людей.

Нам с Сашей в какой-то степени повезло. Два афганца, стоявшие рядом с нами, были убиты первыми выстрелами. Упав на краю канавы, они своими мёртвыми телами закрывали нас от плотного огня врагов.

У Коршунова оружия с собой не было, а мой автомат лежал рядом. Я дёрнул его за ремень к себе и, скрипя от боли зубами, передёрнул затвор. Подтянувшись на руках, положил ствол возле ботинок одного из убитых и начал стрелять.

В эйфории боя, когда никто не оказал моджахедам сопротивления, они успели уничтожить почти всех, кто был на площадке. И поэтому ответный огонь моего автомата оказался холодным душем для душманов, успевших выйти из дувалов.

Я попал в двоих или троих, когда услышал крик на пушту:

— Жвандай йе вахла! Брать живым!

И тут же удар по голове отправил меня в темноту…

В себя я пришёл от боли. Один из моджахедов тащил меня на себе и, спускаясь в кяриз, зацепил моими раненными ногами его край, отчего ко мне вернулось сознание. Мои руки были связаны и перекинуты на шею душману, а тело лежало на его спине. Ему приказали нести меня, и дух выбрал для этого не самый лучший способ. Но сообразил он об этом только тогда, когда ему стало трудно дышать. Мои руки упирались в его подбородок, зажимая гортань.

В этом кяризе не было удобного спуска. Внутрь колодца размотали верёвочную лестницу. Вот по ней сейчас моджахед и спускался. Несмотря на неудобное положение, мне было видно, как побагровели его лицо и шея. А дыхание стало тяжёлым и частым.

Колодец попался глубокий. Мне показалось, не менее восьми — десяти метров. На моё счастье, тащивший меня афганец был здоровый, как бык, и через минуту он встал на дно кяриза.

В голове немного прояснилось, и я осознал очевидное — меня взяли в плен.

Последнее, что я помнил, как кто-то закричал: «Брать живым!». Значит, кому-то я был нужен. А что стало с Сашкой⁇ Он лежал в канаве рядом со мной и когда меня оглушили, ещё был жив.

Душман, взваливший меня на спину, постоянно поддёргивал мои руки вперёд. Они не давали ему хорошо вздохнуть, и это раздражало его. Мои ноги бились о узкие стенки туннеля, и периодически я от боли терял сознание.

Странно то, что приходя в себя, я думал о том, как были выкопаны десятки тысяч тонн земли при строительстве этих подземелий. Впрочем, о чём ещё думать, когда тебя тащат по узкому лазу древней штольни?

Где-то я слышал, что их начали копать ещё во времена Александра Македонского. Кяризы представляют из себя систему колодцев, соединенных подземными галереями. Это сложное гидротехническое сооружение, предназначенное для орошения тысяч гектаров плодородных земель. Удивительно, но при сооружении колодцев и подземной галереи использовались простейшие орудия: небольшая лопата, кирка, специальный головной убор, кожаный мешок, защитная доска, светильник, деревянный ворот, который применялся для спуска и подъема мастеров, мешков с землей и инструментов.

Уникальность кяризных галерей в том, что они самотёком выводят воду на поверхность земли и при этом не используют традиционные источники энергии.

В один из моментов я опять отрубился. В себя пришёл от яркого дневного света на поверхности.

Меня положили прямо на землю, а вокруг сидели и стояли два десятка афганцев.

Мы были в закрытом дувале какого-то кишлака. Под навесом стояли два джипа, и неожиданно в одном из них я разглядел лицо моего друга Сашки Коршунова. Приподнявшись на локтях, я попытался лучше его рассмотреть, но раздавшийся слева голос задал мне вопрос на английском языке:

— Как Вы себя чувствуете?

Повернув голову, я увидел одетого в пуштунскую одежду высокого седовласого европейца.

— Пока Вы были без сознания, я вколол обезболивающее и перевязал Ваши раны. Вы удивительно везучий человек, Юрий. Два сквозных ранения левой ноги и одно в правой. Думаю, кости не задеты, но месяц Вы точно ходить не сможете.

— Кто Вы? — с трудом ворочая языком, поинтересовался я, хотя знал ответ на свой вопрос.

— Меня зовут Генрих. Не сомневаюсь, что вы слышали обо мне. И да, я уже нашёл кинжал в вашем рюкзаке.

— В ранце, — поправил я.

— Простите, в чём?

— В ранце десантника, это та вещь, которую Вы назвали рюкзаком, — не удержался, чтобы не съязвить, я.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Харрер. — Я слышал, что в советской армии есть сложности со снаряжением, но называть этот брезентовый мешок, кустарно обшитый дополнительными карманами, ранцем десантника действительно смешно.

— Зато он функционален, — скривившись от боли, процедил я и попросил:

— Дайте воды.

Подойдя к джипу, Генрих открыл дверцу, достал из кармана боковой двери небольшую флягу и, вернувшись, дал её мне.

Выпив досуха, протянул пустую флягу обратно.

— Спасибо.

— Потерпи́те. Скоро мы приедем в одно место, где Вам окажут медицинскую помощь.

Время тянулось. Где-то вдалеке слышался шум винтов пролетающих вертолётов. Наверняка искали нас. Только определить направление, в котором ушли душманы, было сложно. Рядом с Мукуром несколько кишлаков, и за оставшееся до захода солнца время осмотреть их нереально. К тому же за такой короткий период наши не могли успеть подтянуть нужное количество сил и средств.

Начинало темнеть, и потому как моджахеды оживились, поднимаясь со своих мест, я понял, что скоро поедем.

Прошло ещё полчаса, и из дома вышел среднего роста сухощавый тёмноволосый с проседью афганец, его благообразная борода была аккуратно подстрижена. На нём был нагрудник с дополнительными магазинами, а на ремне за правым плечом стволом вниз висел автомат Калашникова. С одного взгляда было ясно, что это полевой командир.

— Пэ мотаро ки вруно! (По машинам, братья!) — громко скомандовал он, и все дружно забегали по двору. Часть моджахедов вместе с командиром села в джипы, стоявшие во дворе, остальные побежали в соседний дувал, где скорее всего были ещё машины.

Мне комфорта никто не обещал. Подхватив под руки и не особо церемонясь, меня закинули в багажник Тойоты.

Удивительно, но в этот раз я сознание не потерял. И несмотря на сгущающиеся сумерки, разглядел ущелье, когда мы к нему подъехали.

Горный хребет в этом месте имел характерный разрыв. Казалось, какой-то великан разрубил его взмахом гигантского меча. Через долину к ущелью вело много грунтовых дорог, на которых наши разведгруппы не раз забивали караваны с оружием и боеприпасами.

Я неоднократно пролетал над этими местами на вертолёте и поэтому очень хорошо здесь всё знал. У меня всегда была прекрасная топографическая память, а после попадания в прошлое она стала идеальной. Мне хватало лёгкого взгляда, чтобы потом я мог с завязанными глазами нарисовать всё досконально.

Но мы никогда не заходили и не залетали в само ущелье. Для нас это была terra incognita, неизведанная земля…

В самом ущелье моджахеды ничего не боялись, и мы ехали с зажжёнными фарами. Дорога оказалась почти прямой. Только в паре мест она вильнула влево, а затем вправо. Так что запомнить её не составило труда. Приехав в лагерь моджахедов, меня вытащили из машины и сбросили на землю. Из другого джипа вытолкали Сашку и сразу увели. Как я понял из разговора полевого командира, отдававшего команды, Коршунова бросили в зиндан.

Зиндан представлял из себя подземную тюрьму. Часто она просто выкапывалась и была ямой с глубиной восемь — десять метров. В нижней части такая яма имела площадь до двадцати метров. А чтобы лишить узников любой возможности побега, стены иногда специально делали каменными и наклонными по принципу кувшина или пирамиды. Входом и выходом из нее было отверстие в потолке диаметром не более одного метра, прикрытое решёткой.

Со мной явно что-то происходило. Действие обезболивающих, вколотых Харрером, должно было уже закончиться, а острая боль всё не приходила.

Как только я его вспомнил, он подошёл вместе с кем-то ещё. Сделав вид, что потерял сознание, я услышал, как Харрер остановился надо мной и сказал:

— Вот он. У него три сквозных пулевых ранений в ноги. В зиндан нельзя, начнётся гангрена. Алан, давай клади на носилки, отнесём его к тебе в малую палату.

Сквозь слегка приоткрытые веки я разглядел, что меня занесли в небольшую пещеру, примерно пять на четыре метра, и положили на удобный топчан.

Сначала над моими ранами склонился высокий, чисто выбритый афганец средних лет, которого, как я слышал, звали доктор Алан.

Осмотрев и слегка надавив на кожу вокруг ран, он поднял голову и на английском языке позвал помощника:

— Франсуа, скажи, пусть принесут горячую воду, и захвати мой дежурный саквояж.

Франсуа, типичный француз, невысокий, некрупного телосложения, кареглазый, черноволосый, с крупными чертами лица и вытянутым носом, развернулся и быстрым шагом вышел из палаты.

Через пять минут он принёс саквояж доктора, а за ним внесли тазик с водой.

С меня сняли штаны, затем промыли от пыли и обработали лекарствами раны.

— Поразительно! — доктор, который проделал надо мной все эти действия, обратился к Харреру, стоящему рядом, — раны выглядят так, как будто прошло пару суток с момента их нанесения.

— Да? Интересно, — и Генрих склонился над моими ногами. — Алан, надо поставить возле него охранника, чтобы не сбежал.

— Вы шутите? С такими ранами далеко не убежать.

— О-о-о, Вы не знаете русских, — ушёл от прямого ответа немец, который понял, что у меня работает регенерация, — они умудряются сбегать и не с такими ранениями!

Прошло десять минут, и, посадив возле входа в пещеру сторожа, меня оставили в покое.

Аккуратно осмотревшись, я понял, что лежу один. То ли мне выделили отдельную палату, то ли раненных сейчас у моджахедов не было.

Я лежал и размышлял о том, почему не чувствую боль. Бесспорно, это было связано с той водой, которая отправила меня сюда. Как там её называл в своём дневнике Харрер — «Живая»? В голове была какая-то пустота. Наверное, это результат пережитого мной шока.

И вот, когда я совсем расслабился, меня накрыла волна такой боли, что моё тело несколько раз изогнулось, сбрасывая на пол простыню, которой меня укрыли. Мои внутренности горели огнём. Не хватало воздуха, и некоторое время я ничего не видел и не слышал. Показалось, что я умираю. Сколько времени длилась моя агония, сложно сказать, но когда меня отпустило так же внезапно, как и началось, я увидел, что возле меня стоит несколько человек. Врач, чистивший мои раны, держал в руках пустой шприц.

— Слава богу! Мы уже решили, что не вытянем Вас. Я вколол Вам лошадиную дозу адреналина и самое сильное обезболивающее, которое у нас нашлось.

Говорить не хотелось, и я прикрыл глаза. Не знаю, что со мной было, но почему-то я был уверен, что выкарабкался бы и сам.

— Он заснул, — произнёс голос доктора, — пойдёмте, пусть отдыхает.

Через пять минут я приоткрыл глаза и, осмотревшись из-под век, никого кроме сторожа, не увидел.

Не было возможности проверить, чтобы не привлечь внимания, но мои ощущения говорили о полном выздоровлении тела.

Афганцу у входа было скучно смотреть на меня и, решив, что я не представляю опасности, он развернулся и, что-то тихо напевая, сел лицом к выходу, откуда через откинутый полог ярко светила луна.

Осторожно приподнявшись, я ощупал свои ноги и не почувствовал никаких болевых ощущений. Спокойно контролируя охранника, не торопясь размотал бинты, и взглянув туда, где были дырки от пуль, ничего кроме лёгких рубцов не увидел.

Мелькнула мысль о том, что надо бежать сегодня. Завтра, поняв, что я здоров, меня кинут в зиндан. И тогда не будет никаких шансов.

Неслышно подкравшись к моджахеду, резким движением свернул ему шею.

На моё счастье, охранник был примерно одного со мной роста. Раздев его, положил на топчан вместо себя, перевернул на бок спиной ко входу и накрыл простынёй. Надевать чужую одежду было неприятно, но выбирать не приходилось. Снял с афганца и пакуль, головной убор пуштунов. С сандалями повезло, они оказались моего размера.

Надев трофейный «лифчик» и подхватив автомат, я вышел из пещеры. Спокойно и неторопливо, стараясь не делать резких движений, я прогулялся по двору. Судя по часам, снятым с убитого, сейчас было полдвенадцатого ночи.

Лагерь моджахедов был слабо освещён светом из окон глинобитных домиков, приткнувшихся на склоне горы. Его большая часть уже погрузилась в темноту и на улице никого не было.

Мне нужно было выручать Сашку и забрать кинжал у Харрера.

К сожалению, решение о побеги пришло спонтанно, и я ничего не знал об установленном порядке и окружающей местности.

Жаль, что я поторопился убить своего сторожа. Надо было сначала провести экспресс допрос. Хотя, подумав, я решил, что поступил правильно. Первоначальные условия и отсутствие оружия могли сыграть против меня. Стоило ему закричать и весь мой план сразу же бы накрылся «медным тазом».

Подумав, я подошёл к ближнему от моей пещеры домику. Осторожно подкравшись к окошку, я заглянул внутрь и «Бинго!», за столиком у окна сидел и что-то писал помощник доктора Франсуа.

Негромко постучав в дверь и услышав, как Франсуа щёлкнул открываемым замком, даже не спросив «кто», я потянул её на себя, одновременно просовывая ствол автомата и толкая хозяина внутрь дома.

— Молчи и будешь жить! — выдал я подготовленную фразу на английском.

Прикрыв дверь, я склонился над забившемся в угол маленькой прихожей французом.

— Не кричи. Отвечай тихо и спокойно. И тогда я ничего тебе плохого не сделаю. Кивни, если понял.

Франсуа, словно болванчик, закивал головой и заговорил взахлёб:

— Да-да, я понял, понял вас.

— Тихо! Ничего лишнего не говори. Меня интересует, где находится зиндан и дом, в котором живёт Харрер?

Завороженно глядя на автомат, Франсуа рассказал, что зиндан выкопан дальше на окраине лагеря, за крайним домом. Охраны нет, потому что сверху он закрыт толстой решёткой с крупным деревянным засовом. Генрих жил рядом с Франсуа, и это заставило меня внести коррективы в мой первоначальный план.

— Где машины стоят, знаешь?

— Да. За зинданом слева хозяйственный двор. Там фонарь светит. Машины под навесом.

— Охрана есть?

— Наверное, но я туда ночью не ходил, а днём там всегда много людей.

— Поднимайся, — произнёс я. — Пойдёшь со мной и постучишь в двери Харрера. Если спросит «кто?», скажешь, что это ты и беспокоишь, потому что пленный просит Генриха прийти к нему.

В доме у немца также горел свет, и он, услышав, куда его зовут, тут же открыл дверь, чтобы получить удар стволом автомата в солнечное сплетение.

От неожиданности и боли у него перехватило дыхание, и он упал в позе эмбриона.

— Заходи, — кивнул я головой Франсуа и, когда он шагнул вперёд в проём двери, нанёс ему удар прикладом автомата в затылок. В последний момент я не дал телу Франсуа упасть, а придержав его, аккуратно опустил на земляной пол рядом с Генрихом.

У Франсуа в доме нашёлся «скотч». Эта универсальная клейкая лента была создана ещё в 1882 году в Германии и запатентована на имя Пауля Карла Байерсдофа. С 1901 года она называлась лейкопласт, а уже после 1925 года американцы прозвали её «скотчем».

Очень удобная штука, как в качестве временной повязки сверху марли на ране, так и в качестве средства для связывания и заклеивания рта человеку.

Заклеив рты обоим моим пленным и связав руки и ноги, я обыскал комнату Харрера.

Ну как обыскал, то, что я искал — кинжал, лежал на виду на столе. Тут же я нашёл свой любимый РД, мой автомат и кучу разных нужных вещей, таких как полутора литровую флягу для воды (в углу комнаты стоял ящик с литровыми бутылками негазированной воды, которой я её и наполнил), штук десять банок мясных консервов, буханку хлеба, пакетик соли, сахар рафинад в коробке, чай, кружки, ложки, спальник на гагачьем пуху, тёплую куртку, брюки, свитер, носки и ботинки. Дополнительно взял ещё четыре бутыли с водой.

Эту одежду я взял для Сашки. Немного большевата, но сойдёт. А вот размер его ноги всегда меня удивлял, и думаю, сорок третий размер ботинок Харрера будет ему в самый раз. Для себя я подобрал тёплую одежду у Франсуа, который был немного ниже меня.

Для верности оглушив и немца, я бросил вещи в РД и, выключив свет, вышел из домика.

В лагере было всё спокойно. Стараясь держаться тени домов (луна ещё не поднялась сильно высоко, но светила ярко), я пошёл к зиндану.

Не зря нашу провинцию называли «страной не пуганых духов». Наш гарнизон общей численностью порядка девятисот человек не мог полностью перекрыть все караванные тропы. Тем более что на настоящую войну ходили только три роты спецназа плюс рота минирования и взвод радистов.

Парашютно-десантный батальон стоял на заставах вокруг гарнизона и нёс охранные функции.

А в горах везде сидели душманы. Численность отдельных группировок моджахедов в укрепрайонах достигала пяти тысяч человек.

Этот лагерь, в который нас привезли, не был таким крупным, а может, просто в темноте мне не всё было видно.

Пройдя до конца улицы, я постоял на углу, пытаясь увидеть возможного часового.

Франсуа не соврал, и я подошёл к решётке. Рядом лежала крепкая верёвка, на которой через каждые пятьдесят сантиметров были навязаны толстые узлы.

С её помощью, видимо, спускали пленных и передавали им еду.

Наклонившись, я рывком вытащил деревянный брус, лежавший вместо засова решётки.

— Сашка, — тихо позвал я.

Никто не ответил, и я снова повторил имя моего друга, кинув вниз небольшой камешек.

— Юрка, ты? — донёсся до меня снизу его голос.

— Я! Сейчас спущу тебе верёвку. Вылезти сможешь?

— Постараюсь.

Сдвинув решётку в сторону, сбросил верёвку, привязанную к толстому бревну, вбитому с краю зиндана.

Через минуту я услышал хриплое дыхание поднимающегося человека, и над горловиной тюрьмы показалась голова Коршунова.

Схватив за одежду, вытащил его на поверхность. Лицо Саши было бледным, и он тяжело дышал.

— Ты чего такой больной?

— Замёрз. — Сашкины зубы выбивали дробь, и я поскорее достал из ранца свитер.

— Надевай.

Вытащив из ямы верёвку, я надвинул решётку и закрыл её на брус.

Если кто-нибудь придёт, то не сразу поймёт, что в яме никого уже нет.

— Что дальше?

— Берём машину и уезжаем.

— Так просто?

— Так просто, — ухмыльнулся я и, закинув РД за спину, шагнул в сторону хозяйственного двора, где на столбе горел одинокий фонарь.

— Держи автомат, — я отдал ему оружие, захваченное у моего сторожа. — Идёшь за мной тихо и спокойно. Подниму руку — стой. Махну в бок — садись так, чтобы тебя не было видно. Ясно?

— Ясно.

Моё ночное зрение, полученное в подарок от перемещения в прошлое, позволяло видеть очень хорошо. Почти как в БН (бинокль ночной) и даже лучше, без ярко зелёного цвета, а просто в лёгкой серой дымке.

На подходе я тормознул друга. Включив свой слух и внимательно вглядевшись в каждый закуток, я понял, где спрятался часовой. Он залез в кузов одного из джипов, в котором на треноге стоял пулемёт ДШК, и присел на место стрелка.

Показав Саше, чтобы он ждал, я отдал ему свой автомат и, вытащив кинжал, приставным шагом вдоль стенки навеса стал подбираться к врагу.

Мне оставалось метра три, когда душман привстал и, взявшись за борт машины, спрыгнул мне навстречу.

Наша встреча получилась неожиданной не только для меня, но и для него.

Замерев, он начал судорожно сдёргивать автомат с плеча. Счёт шёл на доли секунды, и я включил Спурт. Резко стартанув, я прыгнул вперёд и, за мгновение преодолев разделявшее нас расстояние, ударом снизу вогнал ему клинок под подбородок.

Ещё до конца не понимая, что он убит, моджахед попытался закричать, но из его горла раздалось только странное бульканье.

Придержав его за плечо второй рукой, я позволил ему упасть на колени. Подождав, пока он затих, вытащил кинжал и хотел вытереть от крови, но на моих глазах она впиталась в металл.

Махнув рукой Сашке, замершему на краю хоздвора, я понял, что он не видит меня. Пришлось возвращаться за ним.

Забрав у убитого душмана магазины с патронами и пару гранат из «лифчика», я осмотрел все джипы. Ключи оказались лишь в двух из семи стоявших автомобилей.

Одной из машин оказалась Тойота с установленным в кузове ДШК, та, на которую залазил моджахед. На ней я и решил остановиться.

На сигнализацию здесь никто машины не ставил, да и в самих противоугонных средствах здесь просто никогда и никто не нуждался.

Поэтому, быстро пробежавшись по остающимся авто, я пробил им колёса и забрал найденное снаряжение и боеприпасы.

Среди них было два ящика гранат Ф-1, пять цинков с патронами, гранатомёт РПГ-7 с шестью выстрелами, ещё два хороших спальника, сложенный кусок брезента, неплохой туристический рюкзак, коробка с какими-то консервами, коробка с литровыми бутылками воды и мощный фонарь с запасными батареями. Бак оказался заправленным под горло.

В пуштунской одежде, ночью, я надеялся, что мы сойдём за моджахедов, выполняющих приказ командира.

Двигатель завёлся легко. Сдав назад, я развернулся и не торопясь поехал в сторону въезда в ущелье с этой стороны.

Проехав по центральной улице, мы никого не встретили, и я стал надеяться, что получиться выехать тихо.

Тихо не получилось. Днём, когда нас привезли, я не до конца контролировал своё сознание и упустил из виду, что при въезде в укрепрайон был шлагбаум. Возле него нас и попытались тормознуть два афганца нёсшие службу. Если бы моджахед был один, можно было устранить его. Но их было двое.

И первый шёл к автомобилю, ход которого я сбавил, делая вид, что останавливаюсь, а второй сидел в глубине каменной кладки, выложенной из крупных булыжников справа от дороги.

— Огонь, Сашка! — скомандовал я и выжал газ.

Машина прыгнула вперёд, ломая шлагбаум. Коршунов, которого я оставил в кузове, дал очередь из автомата в не ожидавшего врага, но во второго выстрелить не успел. Машина проломилась сквозь преграду и помчалась по дороге.

Вслед нам понеслись пули из автомата второго душмана.

Я выжимал максимум, понимая, что заслон возле большого валуна нас может остановить.

Выскочившего на дорогу духа я увидел метров за семьдесят. Он, видимо, пока не понял, что происходит. Увидев джип, стал махать мне рукой, и я слегка притормозил, чтобы ввести его в заблуждение.

— Це шви ди? Что случилось? — взбудоражено крикнул душман.

— На пуежем! Не знаю, — ответил я, не останавливая машину.

Когда мы уже почти проехали его, он закричал:

— Вляр! Стоять!

Мне было важно доехать до валуна. Сашка, который успел схватить гранатомёт, направил трубу в сторону валуна и нажал на спусковой крючок.

Граната точно вошла под основание установленного ДШК, сковырнув его с камня и швырнув тело пулемётчика под скалу.

Нажав на газ, я вильнул вправо, а затем влево, пытаясь зигзагом сбить прицел стреляющего в нас афганца. Ширина ущелья не давала достаточно места для хорошего манёвра, и я положился на скорость.

Фары я не включал. Несмотря на ночь, дорога просматривалась хорошо. Луна была за нашей спиной и неплохо освещала ущелье.

Весь путь до выхода в нашу долину занял полчаса. Выскочив из ущелья, повернул направо и помчался по грунтовой дороге, идущей вдоль хребта.

Нам нужно было на бетонку, но ехать в ту сторону, как и в сторону Мукура, было опасно. У моджахедов была налажена хорошая система оповещения и связи.

Не было сомнений в том, что информацию о нас уже передали по рации и бандитские группы выдвигаются из кишлаков на перехват нашей машины.

Оценив обстановку, решил ехать к горе, в которой я видел портальную арку. Оттуда и до отряда было не так чтобы далеко, да и душманы никогда не подумают, что мы сделаем такой крюк.

Оставалось небольшое сомнение по поводу кочевья. Правда, времени прошло уже много, и вряд ли кочевники до сих пор стоят там. Овцы быстро подъедают сухую траву, и им нужны новые выпасы.

На минуту остановившись, мы с Сашкой облегчили мочевые пузыри, и он сел ко мне в кабину.

Осторожно объезжая встречающиеся мандехи и не рискуя разгоняться, мы добрались до дверей в горе за два часа. Хорошо иметь идеальную память. С ней мне было без разницы, сейчас день или ночь. Ориентиров, вроде более низких или высоких гор, мне тоже хватало для определения местоположения.

Кочевье ушло. Осмотрев дверь на предмет установленных мин, я ничего не обнаружил. Бронзовая ручка так же легко провернулась. Луч фонаря показал мне пустую пещеру. Вдвоём мы распахнули широкие двери, и я загнал машину внутрь. Набив патронами, гранатами, водой и едой рюкзаки, мы подошли к арке.

— Думаешь, сработает? — взволнованно спросил Сашка.

— Сейчас увидим, — хмыкнул я, разрезая свою ладонь и глядя, как кровь капает на алтарь, заливая канал и стекая к арке.

Заклеив скотчем рану, подошёл к арке и вставил кинжал в предназначенное для него отверстие…

Дорогой читатель! Спасибо за то, что читаешь мой роман.

Закончился второй том цикла Тайна чёрного кинжала. Если понравился, не забывайте поставить лайк.

В ближайшие дни я начну писать и выкладывать приключения моего героя в третьем томе. Если у кого-то есть оригинальные идеи, готов выслушать. С уважением, автор.