Тайна черного кинжала. Книга вторая

Глава 5

Аэропорт «Ариана» был построен в конце пятидесятых годов американцами, и хотя официально он являлся гражданским по сути его построили, как военный аэродром со всей требуемой инфраструктурой, с возможностью размещения крупной американской базы в случае военного конфликта СССР — США.

После ввода советских войск, Генеральный штаб СССР по достоинству оценил важное стратегическое значение Кандагара, который, являясь крупнейшим городом юга Афганистана, располагался недалеко от границы с Пакистаном и позволял тому, кто его занимал, контролировать всю южную часть Афганистана. Именно поэтому аэропорт «Ариана» стал крупной военной базой.

В ожидании прилёта вертолётов из Шахджоя я, вытащив флягу с водой и бросив свой РД в тени аэропорта, присел на землю, спиной прижавшись к его стене.

Перед отъездом из «ООНовского городка» друзья накрыли хороший стол, и теперь после еды меня слегка разморило и потянуло в сон.

Борясь с навалившейся дремотой, я даже дёрнулся от неожиданности, когда практически над моим ухом раздался голос:

— Юрка, братишка, привет! Ты чего здесь развалился? — глядя на меня, счастливо засмеялся мой друг Костя.

— Костя! Привет! — подскочив к нему, я в радостном возбуждении от встречи дружески обнял его. — Ты как здесь оказался?

Прилетев в августе из Кабула в Кандагар, мы с Костей расстались как раз в аэропорту «Ариана». Я улетел в Шахджой, а он сразу полетел в Лашкаргах в штаб нашей бригады. Помня о том, что в прошлой жизни убедил его полететь со мной в отряд, в этот раз, надеясь изменить судьбу, я не стал настаивать служить вместе. Тогда, прежде чем Костю отозвали в бригаду, он прослужил рядом со мной два месяца и успел повоевать в составе первой роты.

— Да вот, прилетели с начальником разведки, у него тут совещание, а я за компанию напросился. Хочу наших парней повидать, а ты что здесь делаешь?

— К себе в Шахджой лечу. Два дня назад сквозным досмотром прилетел, у командира отпросился и в «ООНовский городок» съездил, ребят проведал.

— Здо́рово! Может, ещё задержишься? Сегодня у кандагарцев заночуем, а завтра по отрядам разлетимся? Хоть нормально пообщаемся.

— Извини, Костя, не смогу. У нас сквозные досмотры не каждый день. Да и обещал я ротному вовремя вернуться. Он и так меня на двое суток от комбата отмазал, сказал ему, что у меня проблемы с животом, в госпитале оставил.

— Ладно, я рад нашей встрече. Рассказывай, какие новости у тебя, у парней наших? Как в Шахджое приняли?

— Нормально. Поставили на должность переводчика отряда, но фактически я всё время в третьей роте у капитана Горошко.

— Горошко? Слышал о нём. У нас его многие знают ещё по его первой ходке в Афган. Он же тогда в ДШБ служил, а как в Союз вернулся, его в спецназ перевели в Марьину Горку. В бригаде служит, наверное, одна треть офицеров спецназа оттуда. Он, говорят, с головой не всегда дружит.

— Не верь. У каждого из нас свои заёбы бывают. У него не больше, чем у других. Правда, я с ним пару раз характерами сошёлся, то есть не сошёлся, — поправил я сам себя и вспомнив, как это произошло, заулыбался.

После моего первого самостоятельного боевого выхода, когда моя группа, возвращаясь в ППД, удачно прошла по минному полю, нас с заставы на грузовом Урале привезли в отряд. Построив группу перед командирской землянкой, я доложил Горошко о возвращении, а затем, отпустив своих разведчиков отдыхать, вместе с ротным отправился докладывать комбату о результатах прошедшего выхода.

Уточнив детали, касающиеся боя с моджахедами, и осмотрев принесённый мною кусок приклада от автомата и окровавленную чалму, меня отпустили.

Сбросив с себя грязную мабуту*, я переоделся в спортивный костюм и захватив мыльно-рыльные принадлежности, пошёл в баню. На территории гарнизона было две бани: для офицеров и солдат.

Мабута* — форма спецназа ГРУ ГШ.

Офицерская баня у нас стояла возле речки Тарнак, прямо на обрыве. Сколоченная из подручных материалов, в основном из планок от снарядных ящиков, она являлась настоящим шедевром военного времени. Не знаю, где нашли таких специалистов, но каждая дощечка была отшлифована и тщательно подогнана друг к другу, ровненько и аккуратно. Внутри небольшой предбанник, затем вместительная комната, в которой по центру был выкопан бассейн, а возле стены стоял стол с лавками человек на пятнадцать и, конечно, парная с полками и железной печкой, обложенной жаростойкими камнями, чтобы подливать на них воду.

Блаженно попарившись и помывшись, я в предвкушении положенных мне после боевого выхода двух суток отдыха, закинул полотенце на плечо и неторопливо пошёл в сторону своей землянки. Уже на подходе к расположению третьей роты я услышал громкий командирский рык:

— Обезьяны! Макаки долбаные! Сколько можно вас приучать к порядку! Развели в землянках срач! Старшина, блядь, откуда вши взялись⁉

Дальше шёл сложно переводимый десятиэтажный русский мат, и я даже заслушался, проходя мимо стоящей по стойке смирно роты.

Случайно повернув свою голову в мою сторону, Горошко узрел меня, прогулочным шагом идущего вдоль крайней шеренги солдат.

От вида этой картины его перемкнуло, и вместо понятных слов в мою сторону выплеснулся невнятный и нецензурный поток слов:

— Лейтенант! Сука! Блядь! Не понял! В строй!

На что получил от меня вполне закономерный и спокойный ответ:

— А не пошёл бы ты на х. й.

Пока ротный, хватая, как рыба открытым ртом воздух, пытался найти ответ на мою эскападу, я скрылся в глубине своего временного жилища.

Повесив на вешалку полотенце, набрал в чайник воды и поставил на электроплитку, собираясь попить после бани чаю, когда в двери постучали и в дверном проходе появилась голова дневального солдата.

— Товарищ лейтенант, Вас ротный к себе вызывает.

Покопавшись в памяти, я вспомнил фамилию бойца.

— Ребежа, передай капитану, что у меня законный отдых, и если ему надо, то пусть сам придёт.

Онемев от моей наглости, солдат застыл на месте, но услышав от меня команду «Бегом!» выскочил из землянки, чтобы через две минуты снова появиться в ней.

— Товарищ лейтенант, командир сказал, что требует, чтобы Вы пришли.

— А ты передай: командиру надо, пусть сам и приходит!

Ребежа покраснел и проговорил:

— Товарищ лейтенант, Горошко сказал, если я Вас не приведу, то буду рыть окоп отсюда и до утра.

Пришлось отрываться от чаепития и идти к ротному.

Горошко прямо в ботинках полулежал на своей кушетке, сколоченной из тех же досок от снарядных ящиков, из которых была сделана практически вся наша мебель, за исключением солдатских железных кроватей.

— Товарищ капитан, младший лейтенант Соколов по Вашему приказанию прибыл! — доложил я, спокойно глядя на него.

Тяжело подняв на меня взгляд, Горошко пристально посмотрел и спросил:

— Лейтенант, ты почему меня на х. й перед строем послал?

— Товарищ капитан, а называть меня сукой и блядью перед строем разрешается? Мне завтра с этими бойцами в бой идти. И как думаете, будут они подчиняться тому, кого не уважают?

После минутной паузы командир поднялся с кровати и, помедлив, протянул руку:

— Извини, не сдержался.

— И вы меня извините, товарищ капитан, — ответил я.

С тех пор Горошко стал с бо́льшим уважением относиться ко мне, да и рядовые с сержантами тоже.

В отличии от меня, Костю сразу определили на должность переводчика роты 370 ООСпН. Провинции, в которых мы дислоцировались, по большей части были населены пуштунами, которые и входили в состав многочисленных бандформирований, воевавших с советскими войсками. И если переводчиков языка дари (фарси) было много, в том числе за счёт военнослужащих таджиков, у которых язык идентичен, то переводчиков с пушту не хватало. На весь Афганистан в то время нас было не больше двадцати пяти человек, поэтому и ценили за нашу редкость. Особенно это проявлялось в период проведения крупномасштабных войсковых операций, и, судя по тому, что мне рассказал Костя, в ближайшее время у них намечалась такая операция.

По просьбе афганского правительства были спланированы боевые мероприятия, войсковая операция Юг-88 по уничтожению банды муллы Насима, которая, по оперативным агентурным данным, насчитывала около десяти тысяч человек. Именно та операция, в которой в моей прошлой жизни Колпащиков погиб.

— Костя, — я не знал, какими словами заставить Костю поверить в то, что собирался ему рассказать и, хотя много раз думал о том, как его спасти, сейчас мне приходилось на ходу придумывать убедительную историю, — братишка, послушай меня и отнесись серьёзно к тому, что я скажу.

Но сначала ответь, ты веришь в вещие сны?

Костя задумчиво посмотрел на меня и, улыбнувшись своей мягкой улыбкой, сказал:

— С некоторых пор я во многое верю. Сам знаешь, война нас всех изменила. Говори, что видел.

— Я видел, как ты погиб.

— И как это произошло?

— Кишлак Шабан. У вас там будут проводить войсковую операцию Юг-88, и возле этого кишлака ваша группа попадёт в засаду. Тебе осколком ранит ухо, а когда за раненными придёт вертолёт, то он после взлёта упадёт. Все, кто будут в вертолёте, погибнут, и ты тоже.

— Откуда ты знаешь про операцию ЮГ- 88??? Мне только сегодня утром о ней сказали. Это большая тайна. Откуда?..

— Вещий сон, Костя. Мне приснился вещий сон. Да, в том сне ещё был старший лейтенант Польских. Есть у Вас такой?

— Есть. — Видно было, что несмотря на ранее сказанные им слова о том, что война всех меняет, такая информация не хотела укладываться в его голове.

Я собрался было привести какие-нибудь ещё данные из моего «вещего сна», но Костю окликнули.

— Переводчик, — высокий широкоплечий старший лейтенант призывно махнул рукой, — за нами машина пришла.

— Пока, Юра, — протянул Костя мне руку, — увидимся! Если что, можем по ЗАСу* связаться.

— Береги себя, брат! — пожал я её.

— И ты себя!

ЗАС* — Засекречивающая аппаратура связи — комплекс оборудования, предназначенный для секретного, защищенного от перехвата, обмена информацией.

Вертолёты нашего отряда прилетели с небольшим опозданием, и без дозаправки мы взлетели обратно в четырнадцать часов. Стоянка длилась недолго, к вертолётам подвезли какой-то груз в армейских деревянных ящиках, и пока его грузили, я успел доложить ротному о своём прибытии.

Окинув меня внимательным взглядом, Горошко принюхался и спросил:

— Не пил, что ли?

— Пил, — усмехнулся я, — но хорошо закусывал.

— Ладно. Давай на ведомый борт. Там, пока тебя не было, сержант Семикин рулил, бери командование на себя.

— Есть, — кивнул я и пошёл к Ми-8.

Обширная долина, протянувшаяся между двумя хребтами гор, изобиловала большим количеством сухих русел речек, которые наполнялись водой только в сезон выпадения дождей, наступившем в этом году с опозданием. После жаркого лета земля с радостью впитывала в себя всю падающую с неба влагу. И если в Кандагаре, окружённом высокими горами с одной стороны и пустыней Регистан с другой, дождей шло мало и местность была высохшей, то по мере подлёта к Шахджою количество зелёнок* увеличивалось, и речки неслись в полноводных берегах.

Зелёнка* — местность, покрытая различной растительностью: деревьями, кустарниками и т.д.

Вертолеты летели над холмистыми предгорьями, держась немного в стороне от петляющей между сопок дороги с бетонными плитами. Тени от них скользили по неровной земной поверхности, то отдаляясь, когда под ними были провалы глубоких мандехов, то приближаясь, если приходилось пролетать над вершинами холмов.

Обратная дорога пролегла по новому маршруту в непосредственной близости от горных хребтов, и нам оставалось километров двадцать пять до ППД, когда мы заметили слева от нас под горами большое кочевье.

Основное население Афганистана представляет из себя оседлые племена, но есть и те, кто из века в век мигрируют с севера-востока на юго-запад, с северо-запада на юго-восток и обратно. Весной, как правило, мигрируют в северные провинции, а осенью в южные.

Летом кочевники живут сравнительно мелкими группами, а зимой собираются в более крупные — от пятидесяти до ста семей.

Вот и замеченное нами кочевье представляло из себя разномастные четырёхугольные юрты в количестве не менее семьдесят-восемьдесят штук, расположенных по кругу, в центре которого был устроен загон для скота.

Кочевое население провинций, непосредственно примыкающих к «линии Дюранда»*, называлось убури (т.е. транспограничные), у них не утвердилось прочного представления об их принадлежности к Афганистану или Пакистану, а их миграции игнорировали какие-либо границы и проходили в зависимости от желания старейшин и их традиций.

Линия Дюранда* — практически неразмеченная 2640 -километровая граница между Афганистаном и Пакистаном. Возникла в результате переговоров в 1893 году между афганским эмиром Абдур Рахманом и секретарём индийской колониальной администрации сэром Мортимером Дюрандом. Афганское правительство не признаёт её, потому что она разделила территорию не покорённых окончательно афганских «независимых» пуштунских племён.

Для наших войск кочевники представляли определённую опасность тем, что, свободно перемещаясь между провинциями, они собирали информацию о месторасположении и дислокации шурави и передавали эти сведения моджахедам.

Дело шло к вечеру, и мы бы пролетели мимо, оставив осмотр кочевья на какой-нибудь другой облёт, но неожиданно с небольшой горки, выдающейся вперёд в долину от общего хребта, раздалась пулемётная очередь, направленная в нашу сторону.

— Всем бортам! — Послышалось с ведущего вертолёта, это подал командный голос Горошко. — Летим в ППД. Огонь не открывать!

По прилёту вертушки встали на дозаправку, а Горошко, взяв меня с собой, побежал на ЦБУ. Кроме комбата там был и начальник штаба майор Кочергин.

— Товарищ подполковник, — доложил капитан, — километрах в двадцати от ППД, северо-западнее кишлака Отукза, досмотровая группа была обстреляна со стороны гор. Под горой видели большое кочевье, шатров восемьдесят. Я дал команду дозаправиться. Разрешите вверенными мне силами провести досмотр кочевья?

Командир батальона подошёл к карте провинции, поискал глазами названный кишлак и не найдя его позвал:

— Ярослав Павлович, покажи, откуда по Вам духи стреляли.

Взяв небольшую указку с командирского стола, Горошко подошёл к карте и безошибочно показал горку с которой стрелял пулемёт.

— Вот отсюда. Кочевье чуть левее и ниже горки. Не думаю, что это они, но проверить надо, мы же знаем, что для провозки военного груза духи иногда используют мирные караваны кочевников

— Согласен. Сергей Иванович, — Нечитайло повернулся к начальнику штаба, — готовь распоряжение. А ты, Ярослав, не теряй время, давай на вылет, сейчас рано темнеет.

Расстояние — чуть больше двадцати километров. Скорость, на которой идём над землёй, сто шестьдесят — сто восемьдесят километров в час, восемь минут, и мы на месте.

Не долетая до кочевья километра полтора, вертушки с десантом зависают над землёй и, мы спрыгнули с полутора метров вниз. Растянувшись в длинную цепь подковой, охватили впереди лежащий лагерь кочевников и побежали к нему. Нам надо было не дать опомниться кочевникам и не позволить мужскому населению уйти из ловушки.

Я бежал по правому флангу, стараясь отслеживать своих бойцов и не упускать из виду кочевье. Никто из нас не сомневался в том, что кочевники уже засекли наши вертолёты и высадку десанта. Вопрос состоял в том, скольких из них мы сможем поймать.

Полтора километра много или мало? Когда ты бежишь это расстояние на идеально ровном покрытии стадиона, то даже для средне подготовленного человека это не так чтобы много, но попробуйте с автоматом в руках, боекомплектом в нагруднике и РД за плечами пробежать это расстояние по пересечённой местности. Вверх — вниз, вверх — вниз, перед глазами мелькают края оврага, в который ты спрыгиваешь и из которого ты выскакиваешь. Уже через две минуты бега ты чувствуешь, как твои лёгкие начинают гореть от недостатка кислорода. Это только кажется, что ты бежишь по долине, на самом деле эта долина является ещё одним склоном хребта и находится на высоте тысяча шестьсот метров над уровнем моря.

Взгляд влево: всё нормально, все парни бегут, прикрывая друг друга и выдерживая установленную дистанцию. Взгляд прямо: в кочевье суета, видно, как забегали его жители в испуге, а чего вы хотели, стреляя по вертолётам или позволяя душманам стрелять в шурави. То, что все кочевники так или иначе связаны с моджахедами в Афганистане, знали все. И если сами кочевники на тропу войны выходили редко, то как информаторов, проводников и шпионов их ловили часто.

Мне оставалось метров сто до ближайшего шатра, когда прямо на меня выскочил огромный пастуший пёс породы алабай. Большая прямоугольная голова с мощными челюстями, широкая грудная клетка, развитая мускулатура и его взгляд не обещали мне ничего хорошего. И тогда я прямо на бегу открыл огонь в приготовившуюся прыгнуть собаку.

Я успел заметить, как мои пули вошли в её тело, а затем, не издав ни звука, она прыгнула вправо от меня прямо в глубокий мандех. Подбежав к нему, я ожидал увидеть лежащее на дне тело, но не нашёл даже следов крови.

Времени задумываться над этой странностью не было, и я побежал дальше к крайнему шатру, стоящему на отшибе, над входом которого лежал полог, откинутый вверх. Остановившись сбоку постарался привести в порядок своё сбитое дыхание, а затем осторожно заглянул внутрь.

В юрте никого не было. Видимо, её хозяева уже успели сбежать. Тем временем мои разведчики, разбившись по тройкам, не спеша проводили осмотр шатров, сгоняя всё население к центру кочевья.

Одежда кочевников ничем не отличалась от обычной одежды афганцев. Длинная, до колен, рубаха и плотно подпоясанные кушаком широкие шаровары (камис). Сверху наброшена куртка или халат. На голове тюбетейка, войлочный колпак (пакул) или чалма, на которую идет пять — семь метров ткани. Ну и конечно, чадар или пату, накидка, представляющая из себя отрез шерстяной или хлопчатобумажной ткани два на один метр.

Применение этой накидки настолько универсально, что афганец почти никогда с ней не расстается. Она согревает его в холод и бережёт тело афганца от перегрева в жару, при совершении намаза заменяет молитвенный коврик, а после омовения — полотенце. Обычно накидку носят переброшенной через плечо, но в холодное время ею обматывают голову и шею, утепляют плечи и грудь, а в жару укрываются от палящего солнца.

Главным отличием кочевников от оседлых пуштунов заключается в отсутствии чадры у женщин. Их лица открыты, однако замужнюю женщину легко отличить, потому что после заключения брака на её лицо и тело наносят традиционные татуировки, это касается большинства кочевых племён, но не всех.

В этом племени были приняты татуировки. Женщин было много, а из мужчин одни старики и дети. Оружия тоже не нашли. Перед нашим приходом афганцы успели спрятать всё, только в одном шатре нашли старую винтовку Lee-Enfield (Ли энфилд), передовую разработку англичан 1895 года, оставшуюся здесь со времён третьей англо-афганской войны 1919 года, и нарисованную от руки схему, на которой мы с удивлением сумели разобрать подробное описание нашего гарнизона.

Я разглядывал эту схему, когда к нам подошёл рядовой Мамедов, невысокий сообразительный азербайджанец из весеннего призыва.

— Товарищ капитан, я тут дверь в горе нашёл.

— Что за хрень ты там нашел? –командир был недоволен результатом чистки кочевья и не особо сдерживал свои эмоции.

— Дверь в горе, товарищ капитан.

— Тарджуман, — слегка повернув голову, проговорил Горошко, — сходи, посмотри, что там Мамед раскопал, только быстро, солнце заходит, вертушки ждать не будут.

Свернув бумагу со схемой, я положил её во внутренний карман и пошёл за Мамедовым.

Сразу за кочевьем начиналась крутая горка с ровной, словно срезанной ножом боковой стороной, а в центре среза были устроены настоящие ворота.

Мой язык не поворачивался назвать это дверью. Створки ворот в высоту превышали пять метров, а в ширину позволяли разъехаться двум грузовым автомобилям. Сделанные из какого-то крепкого дерева и обитые медными полосами, позеленевшими от времени, они поражали своей монументальностью.

Крепкая бронзовая ручка удивительно легко поддалась нажатию, и дверь приоткрылась. Меня как магнитом потянуло зайти внутрь, но Мамедов дёрнул за моё плечо:

— Нет. Товарищ лейтенант, не надо. Давайте я сначала гранату туда кину.

— Подожди.

— Дэльта цок шта? Банди раша! Муж ласи бам лару. (Здесь есть кто-нибудь? Выходи! У нас граната.) — крикнул я вглубь открывшейся пещеры.

Подождав пару минут, я кивнул Мамедову, и тот, вырвав чеку, кинул вглубь РГО.

Открыв до конца створки ворот, сначала я, а затем Мамедов зашли внутрь.

В прямоугольном помещении с куполообразным потолком, представшем нашим глазам, ничего не нашлось. Дым от гранаты ещё не рассеялся, но уже на первый взгляд оно было странно пустым, и за исключением рисунков на стенах и потолке, изображающих какое-то древнее сражение, нам бросилась в глаза необычная арка, стоящая возле задней стены, и небольшой постамент, похожий на древний алтарь, справа от неё.

Посмотрев себе под ноги и не заметив ничего похожего на мины, мы с Мамедовым подошли к арке.

Алтарь был ровным, с небольшим рукотворным каналом для стока крови в сторону арки.

На самой же арке, кроме барельефа ничего удивительного не было, только чуть правее центра было четырёхугольное ромбовидное отверстие, и что-то оно мне напоминало.

Моя рация вдруг выдала непонятный шум и треск, потом ещё раз. Протянув её бойцу, я попросил его:

— Мамедов, здесь рация не берёт, выйди наружу и послушай, что скажут.

Мамедов выскочил из пещеры, а я достал чёрный кинжал, который лежал у меня в ранце десантника в специально сшитом для него кармане, и поднёс к отверстию. Даже не вставляя его внутрь, было видно, насколько точно совпадают размеры отверстия с боковыми размерами ножа.

— Товарищ лейтенант, — заскочил Мамедов, и я был вынужден спрятать кинжал, — командир роты орёт, все уже к вертолётам бегут, нас ищут.

Разочарованно посмотрев на арку, я вышел из помещения и вместе с Мамедовым бросился догонять своих…