Январь 1988-го, Афганистан, провинция Забуль
На ЦБУ шли жаркие споры.
— На хрена козе баян? — капитан Горошко упорно стоял на своём, не желая брать с собой группу старшего лейтенанта Антонова из первой роты.
— Товарищ командир, разрешите? — обратился он к высокому черноусому подполковнику, внимательно разглядывающему карту зоны ответственности своего отряда, на которой был начерчен замысел боевых действий третьей роты в рамках захвата возможного каравана моджахедов.
— Говори, капитан, — подполковник Нечитайло оторвался от карты зоны ответственности своего отряда и посмотрел на Горошко.
— У меня своих разведчиков хватает, мы этот караван порвём, как тузик грелку!
— У тебя, Горошко, молодых много. Дембеля ушли, старшего призыва с опытом сколько осталось? Человек двадцать?
— Двадцать три, — сбавил тон капитан.
— Вот видишь, и с кем ты на войну идти собрался? Молодых ещё обкатать надо. Так что Антонов с тобой идёт.
— Товарищ подполковник…
— Хорош спорить, — хлопнул по карте Нечитайло, обрывая командира третьей роты. — В целом твой замысел одобряю. Вертушками выбрасываешь группу Болотникова, а через три дня выходишь с бронегруппой до города Мукур, налаживаешь взаимодействие с нашими советниками и «зелёными», затем оттягиваешься назад до кишлака Гилан и там создаёшь базу. Контролируешь проходы на кишлаки Чароли и Урузган. Если караван сразу не пойдёт, снимешь Болотникова и отправишь в поиск группу Антонова. Главная задача не дать духам провести свой грёбанный караван в укрепрайон Аргандаб. Начштаба, готовь боевой приказ и занеси информацию в журнал отданных распоряжений.
— Занесу, товарищ подполковник, — невысокий майор с пробивающейся на висках сединой сделал нужные пометки в записной книжке.
Рано утром следующего дня под видом облёта вертушки проскочили район Шахджоя и, не долетев до Гилана, совершили хитрый манёвр в районе большого мандеха (оврага), который по своим размерам тянул на хороший каньон, и зависнув метрах в полутора над землёй, десантировали бойцов старшего лейтенанта Болотникова.
Все действия разведчиков были отработаны до автоматизма ещё раньше. До вечера, выставив охранение, группа просидела в мандехе, а затем выдвинулась к месту предполагаемой засады. Опытный офицер, Болотников всегда заранее изучал место ведения боевых действий, да и к тому же он уже неплохо знал эту местность по своим предыдущим выходам.
Пока разведчики искали караван, в отряде полным ходом шла подготовка к выходу бронегруппы.
Готовилась техника, вооружение, снаряжение и боеприпасы. Офицеры рассчитывали количество продовольствия и воды, которые надо было брать на весь личный состав. Работы хватало.
Из восьми офицеров роты Горошко решил взять с собой четверых: переводчика, т.е. меня, лейтенанта Шального, командира четвёртой группы, заместителя роты по политической части Гитаулина и капитана Борового, зампотеха роты.
И вот наступил день боевого выхода. Выстроились в колонну. Первыми идут два БТР-80, за ними КШМ, затем БМП, Шилка и снова БТР-80. Прозвучало «К машинам!», «По местам!», «Заводи!» и, наконец, по команде «Марш» мы двинулись на выезд из пункта постоянной дислокации.
Я сидел на крайнем бронетранспортёре, замыкая колонну. На мне был одет шлемофон, и я дублировал команды капитана роты Горошко, который проигнорировал командно-штабную машину и занял место на БТР-80, идущем вторым.
В последний момент ко мне на броню подсадили замполита отряда майора Слобожанова, невысокого лысеющего блондина с розовыми пухлыми щёчками и бегающими от испуга глазами. В батальоне майор служил уже полгода, но это был его первый выход за территорию отряда, и это было заметно потому, как он напряжённо сжимал руками автомат и нервно водил стволом из стороны в сторону.
— Товарищ майор, — не выдержал я, — вы бы не могли не направлять ствол в мою сторону. Не дай Бог, палец на спусковом крючке дрогнет.
— А, да, конечно, — замполит отвернул автомат от меня.
— Здесь километров на пять ещё можно несильно напрягаться, — попробовал успокоить его я, — духи не часто рискуют подходить так близко к отряду.
Слобожанов успокоился, но когда мы выехали на бетонку, главную кольцевую магистраль Герат — Шинданд — Кандагар — Газни — Кабул — Пули-Хумри — Мазари-Шариф, протянувшуюся через большинство провинций Афганистана, и, выдерживая дистанцию, двинули в сторону города Мукур, я бросил взгляд на майора и увидел, как побледнело его лицо при виде сожжённой техники, стоящей вдоль нашего пути.
Двигаясь со скоростью сорок километров в час, мы спокойно проехали через кишлак Шахджой и уже через полтора часа были в Мукуре. Только один раз за всё время пути я напрягся, когда услышал «фьють» просвистевшей возле меня одиночной пули. И поскольку продолжения не последовало, я решил не открывать ответный огонь, да и из-за одиночного выстрела, остановившего колонну, ничего кроме мата мне ждать от Горошко было нельзя.
Мукур по меркам Афганистана был не маленьким городком и являлся центром одноименного района на юго-западе провинции Газни.
Весной он утопал в зелени, но летом она выгорала от палящего солнца, и к осени только отдельные участки, имеющие доступ к воде, оставались такими.
Вездесущую детвору не пугала проезжающая мимо боевая техника, и они стояли вдоль дороги, выпрашивая какое-нибудь угощение и крича в след машинам:
— Шурави, бакшиш!
И наши бойцы бросали им еду из своих сухих пайков.
Афганская детвора у обочины дороги.
На окраине города капитан Горошко остановил колонну и приказал оборудовать временную стоянку. Пока мы оборудовали позиции, к нам из отряда прилетели сквозным досмотром вертолёты и, забрав замполита, улетели обратно. Как я узнал позже, за «подвиг», который замполит совершил, проехавшись в нашей колонне, он был представлен к ордену Красная звезда…
Выставив охранение, ротный захватил меня с Антоновым и направился в штаб 7-я пехотной дивизии афганской армии, который располагался здесь.
При штабе были наши советские советники (мушаверы), и неожиданно для себя я встретил своего однокурсника Сашку Коршунова, того парнишку, которого я опекал в институте от особо надоедливых сокурсников. Саша получил направления в десятое управление и оттуда попал переводчиком к мушаверам.
Не вдаваясь в подробности, Горошко поставил в известность командование афганцев о проводимой нами операции и согласовал наше взаимодействие на случай обострения ситуации, а потом нас пригласили на дружеское застолье, которое закончилось глубокой ночью.
Сашка предложил мне переночевать в его доме, и, спросив разрешение у ротного, я воспользовался гостеприимством своего товарища.
Комнатка была совсем крохотной, метра два шириной и два с половиной длиной. Маленькая форточка заменяла окно и располагалась почти под самым потолком. Из мебели стоял грубо сколоченный из досок стол, разместившийся под форточкой, на котором стоял здоровенный японский двухкассетный магнитофон Sharp, а у противоположной стены был топчан, заправленный верблюжьим одеялом. Вместо табуреток использовались те же артиллерийские ящики из которых был сколочен стол.
— Рассказывай, — Саша, худощавый светловолосый парнишка одного роста со мной, странно смотрелся в афганской форме, которая мешком висела на нём. Зато глаза его неожиданно повзрослели. Из них исчезла вечная Сашкина любознательность и появилась настороженность, напряжённость, свойственная людям на войне. Он налил мне настоящий шотландский виски, и, подняв стаканы, мы с ним чокнулись и выпили за встречу.
— Как видишь, попал в спецназ. Немного перевожу, но в основном хожу по горам и сижу в засадах. Из наших у нас в отряде ещё Костя Стрелов и Серёга Голубицкий. Они, как и я, в отряде находятся редко, постоянно на выходах. Ты как?
— Достало всё. Не знаешь, чего ждать от этих зелёных. Сегодня они тебе улыбаются, а завтра глотку перережут! Сплю одним глазом. Афганцев по кишлакам набрали силком в армию, так каждый день одного-двух недосчитываемся. Дезертируют. Не хотят воевать. Тем более что почти у всех родственники в моджахедах. Я себя спокойно только на боевых чувствую, там хоть меньше шансов, что из-за угла кинжал воткнут. Правда, денег нам побольше платят, чем вам. У тебя сколько зарплата?
— Я, как мамлей, триста семнадцать чеков получаю, ну и в Союзе на книжку каждый месяц двести пятьдесят рублей начисляют.
— О, как! Нет, брат, за такие деньги воевать стрёмно! Мне в десятке (десятое управление Министерства обороны СССР, по которому проходили советники), каждый месяц по тысяче семьсот чеков отгружают, плюс те же двести пятьдесят рэ.
Постепенно наш разговор перешёл на то, как странно чувствовать себя в стране с практически феодальным строем.
— Знаешь, Юр, давно хотел сказать тебе спасибо, что помогал мне, когда разные уроды пытались издеваться надо мной. Не знаю, выдержал ли бы я без твоей поддержки… Ты для меня как старший брат! — проговорив эту фразу, Коршунов порывисто встал и, сделав шаг вперёд, пожал мне руку. Вернувшись на свой табурет, продолжил:
— Я с детства мечтал побывать в Афганистане. О нём, его мифах, легендах и истории рассказывал мне мой дедушка Максимилиан. В нашей семье все называли его Максимом. Ты же знаешь, многие шептались о моём «блате». Так вот, мой дед — немец, он состоял в Интернационале* и начиная с двадцатых годов работал на Советскую разведку, а после войны со своей семьёй, моей бабушкой и моей мамой, переехал в Москву.
(Интернационал* — международная организация рабочего класса, созданная 28 сентября 1864 года в Лондоне. Всего было три интернационала. В данном случае речь идёт о третьем, коммунистическом интернационале (Коминтерне), созданным по инициативе В. И. Ленина и просуществовавшим с марта 1919 года по май 1943 года).
В начале двадцатых годов он по заданию советского правительства вступил в нацистскую партию НСДРП. Был близок ко многим главарям Третьего рейха и имел звание ортсгруппенляйтера. Звание не самое высокое, но дед Максим стоял у истоков создания партии и поэтому пользовался уважением даже рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса. Правительство СССР и самого Сталина очень интересовали такие германские оккультные общества, как Туле и Анненербе. Мой дед собрал о них всю возможную информацию и передал в наш Центр. Ты когда-нибудь слышал об этих обществах?
Слышал ли я о Туле и Анненербе⁇ Тогда, в прошлой жизни, мы тоже встречались с Коршуновым здесь, в Мукуре, вот только почему-то разговора такого не было…
— Да, Саша, я слышал о них.
— Ого! — воскликнул Сашка, удивлённо глядя на меня, — Не ожидал! О них вообще мало кто слышал и знает.
«Ну, это сейчас, в восьмидесятые, когда вся информация об этом закрыта для общего доступа, о них известно узкому кругу лиц, а вот в девяностые и двухтысячные правда и ложь о Туле и Анненербе рекой польётся», — подумал я, но ничего не стал говорить вслух.
— Мне дедушка об этих организациях много чего рассказывал. Ты знаешь, он был в дружеских отношениях с первым руководителем Анненербе Германом Виртом и хорошо знал одного из его активных членов, австрийского альпиниста Генриха Харрера.
— Кого? — имя Харрера прозвучало настолько неожиданно, что я даже вздрогнул.
— Генриха Харрера. Ты что-то знаешь о нём?
— Да, знаю. — Я немного растянул паузу, чтобы не выдать своего волнения и сообразить, что я могу сказать своему товарищу о своих знаниях, пришедших со мной из будущего, — я читал его книгу.
— Ты читал его книгу? Но ведь её у нас не печатали!
— Она была на английском. Пришлось повозиться со словарём, — усмехнулся я, — неплохая книга о его жизни в плену у англичан, о побеге и приключениях, которые ему пришлось пережить с товарищами по пути в Тибет.
— Ну да. Дедушка тоже читал мне её, только на немецком. И знаешь, он сказал мне, что свою книгу Харрер написал с целью обмануть англичан и весь мир, чтобы никто не узнал настоящую правду о его экспедиции, — он остановился и потянулся к бутылке воды, стоящей на столе.
— И в чём же заключалась эта правда?
— Нацисты хотели найти Шамбалу. И Харрер нашёл её. Только не на Тибете, а здесь, в Афганистане, в самом древнем городе мира, который называют «Матерью городов», и этот город называется Балх. У него есть ещё одно сакральное имя «Поднятая свеча» — «Шамс-и Бала». Не правда ли, созвучно с Шамабалой? Харрер считал, что в Афганистане существует загадочная субстанция, которая проявляется совершенно неожиданно, чтобы оказать свое влияние на мировую историю. И мой дедушка думал, что он нашёл эту субстанцию, только Третий рейх к тому времени рухнул, и Харреру некуда стало возвращаться. Правда, интересная история?
Не знаю, что развязало мне язык, то ли откровенные разговоры Сашки на тему, которая мучила меня уже больше года после моего попадания в прошлое, то ли выпитый виски, но я вдруг начал говорить…
Я рассказал ему всё о себе и о чёрном кинжале, о своём попадании из будущего и о знаках судьбы, которые постоянно подталкивают меня в направлении чего-то неизвестного, но, наверное, очень важного, если уж высшие силы вернули меня назад.
Сашка поверил мне.
Про дверь и пещеру в горе я ему тоже рассказал, и это поразило его не меньше, чем моё попадание в прошлое.
Раскрыв рот, он задавал мне вопросы о ближайшем будущем, о моих планах, собираюсь ли я ещё исследовать загадочную арку, и на какие-то я даже ответил до того, как мы допили бутылку виски и решили выйти отлить перед сном. Поднявшись из-за стола, я по привычке захватил автомат, на что Сашка хохотнул, но тоже вытащил из кобуры пистолет Макарова.
Пока Сашка доставал оружие, я открыл дверь в прихожую и вдруг почувствовал, как мурашки побежали по моему телу, а в лицо дыхнуло смертельным холодом. Резко присев и даже не раздумывая, передёрнул затвор автомата, и в этот момент над моей головой просвистела пуля, пробившая дверь с той стороны и в миллиметрах разминувшись с Сашкиным телом, вошла в дверной откос.
Нажав на спусковой крючок, я в ответ прошил входную дверь очередью, а потом, не давая врагу опомниться, распахнул её наружу.
Убитый моджахед завалился назад прямо на живого врага, не позволив ему выстрелить в ответ, и это спасло меня. Очередной очередью я прострелил ноги второго афганца, и пока он, раскинув руки, падал на землю, я подскочил к нему и ударил прикладом автомата в голову. Затем, оглядевшись по сторонам и не увидев опасности, перевернул застонавшего духа на живот, крикнул Сашке, чтобы он принёс верёвку и связал врагу руки.
Через десять минут, перевязав пленному ноги, мы, с помощью местных сарбозов (солдат правительственной армии) перенесли его в допросную комнату, где, вколов ему обезболивающий Промедол, допросили врага.
По его несвязным словам, мы смогли понять, что с помощью предателей из афганских солдат, два моджахеда проникли на территорию штаба и хотели захватить кого-нибудь из шурави в плен. Они посчитали, что легко смогут справиться с двумя переводчиками, и только случайность помешала осуществлению их плана.
— Тарджуман, ты даёшь! — капитан Горошко уважительно посмотрел на меня и протянул руку, — ловко справился с душками. Я как выстрелы услышал, подумал: всё, хана переводчику, а ты молодцом, не растерялся. Давай пять!
На следующий день, толком не выспавшись, я попрощался с Коршуновым, пообещав в ближайшее время постараться суметь приехать к нему и продолжить наш разговор, а затем наша бронегруппа выдвинулась к селению Гилан, которое в отличии от Мукура, было не большим, но зато находилось на пересечении караванных троп душманов, стремящихся прорваться в глубь страны.
Вся местность к юго-западу от Газни была густо снабжена системой подземного водоснабжения — кяризами, «духи» использовали их для скрытного подхода, устройства засад и обстрелов советских войск. В этой части тянулась долина и местность была равнинной, а «зелёнка» подходила вплотную к дороге, это затрудняло обзор, чем моджахеды и пользовались.
Пройдя через Гилан, колонна остановилась возле расстрелянного здания местного царандоя (милиции), стоящего прямо у обочины бетонки, и загнав боевую технику в вырытые капониры, а точнее большие окопы, мы выставили боевое охранение и стали ждать информацию о караване от Болотникова.
Через двое суток его связист передал, что караван из шести машин они нашли, но тот зашёл в небольшой кишлак и затаился. Шли шестые сутки, как разведгруппа Болотникова ушла в поиск, одни сутки назад у них закончилась провизия и была на исходе вода.
В разрушенном здании царандоя, которое сапёры проверили на предмет мин, неплохо сохранилось пару помещений, и капитан Горошко разместил там штаб бронегруппы.
Вызвав к себе старшего лейтенанта Антонова, он передал приказ комбата готовить его разведгруппу к выходу в ночь, чтобы заменить Болотникова.
Болотникова с его людьми подобрали километрах в шести от Гилана, ранним утром выдвинувшись ему навстречу на двух БТРах.
Измождённые, измотанные бойцы разведгруппы чудом оставались на ногах и, на удивление, сохранили боеспособность, контролируя окружающее пространство, даже когда их уже везли к месту стоянки бронегруппы.
Не успели вернуть разведчиков, как наблюдение доложило о трёх афганцах, которых заметили идущими в сторону бетонки по просёлочной дороге из кишлака, расположенного в двух километрах южнее Гилана. Сомнений в том, что это духи, не было, включив свою дальнозоркость, я чётко разглядел стволы автоматов, выглядывающие из-под длинных тёмных накидок.
Подождав, пока они пересекут магистраль и начнут удаляться в сторону гор, дежурная группа под командованием капитана Борового на двух БТРах поехала в их сторону. Шлейф пыли, потянувшийся за машинами, выдал нас раньше времени, и моджахеды резво развернулись и побежали обратно в кишлак. Им оставалось метров пятьсот до селения, когда они поняли, что не успевают и, повернувшись, открыли огонь из автоматов в нашу сторону, а из самой деревни заработал пулемёт ДШК. Пришлось нам спешиваться и, прячась за броню, открывать ответный огонь. БТРы поддержали нас из КПВТ, залив свинцом ближайшие дувалы. ДШК замолчал, а из троих бегущих афганцев один упал убитым. И всё же двоим удалось уйти, прыгнув в встретившийся им кяриз.
Боровой подозвал к себе сержанта Селиванова и рядового Ахметова.
— Селиванов, берёшь Ахметова и подбираетесь к упавшему духу. Надо убедиться, что он мёртв. И заодно трофеи гляньте, может что-то дельное найдёте.
— Слушаюсь, товарищ капитан.
В сторону кишлака вдоль дорожки тянулся неглубокий мандех, вот по нему, пригнувшись, Селиванов с Ахметовым и пошли. Мы прикрывали их, подавляя редкий вражеский огонь из селения.
Двести метров туда, двести обратно, вроде совсем немного, но попробуйте пройти этот маршрут под аккомпанемент вражеского оружия, и вы поймёте, почему Селиванов с Ахметовым полчаса выполняли поставленную задачу.
— Товарищ капитан, душок мёртвый, — доложил сержант, — вот автомат с лифчиком забрали, а под духа я гранату подсунул.
— Молодец, сержант, бумаг никаких не было?
— Нет, товарищ капитан, не было. Я думаю, это головняк, ну, дозор их был. Дорожку смотрели. Только я не понял, они совсем безбашенные что-ли, мы же рядом стоим, неужто не знали?
— Не думаю. Скорее они специально для отвода глаз от основного маршрута пошли, — сделал вывод Боровой, и я мысленно с ним согласился.
Часа через два моджахеды решили утащить своего убитого. Предварительно подкравшись по мандехам к телу, они привязали к ноге верёвку и сдёрнули труп с гранаты.
— Учёные черти, — сплюнул капитан и прицелился в осла, на которого афганцы уже успели положить мёртвое тело.
Как будто что-то почувствовав, осёл шустро зашагал в сторону кишлака. Сами моджахеды из мандеха не высовывались и передвигались, стараясь прикрываться животным.
И когда уже Боровой нащупал в прицел чуть отставшего афганца, рядом прозвучала очередь, от которой осёл упал убитым, а моджахеды решили не испытывать судьбу и рванули в кишлак.
— Кто стрелял⁇ — капитан Боровой посмотрел на бойцов, прятавшихся за БТРом.
Все молчали, пока не раздался голос сержанта Селиванова:
— Чего молчишь, придурок. Команды стрелять не было. Тебя спрашивают: «Кто стрелял?»
И, дав подзатыльник молодому бойцу Семёнову, вытолкнул его к командиру.
Боровой посмотрел на солдата из последнего осеннего призыва и видя его замешательство, усмехнувшись, констатировал:
— Молодец, боец, метко стреляешь. Мы тебя за то, что ты ослу в задницу попал, к ордену представим.
Оставшийся день и вечер прошли спокойно, а вот ближе к полуночи на связь вышел Антонов и передал, что ведёт бой с караваном.
В этот раз в дежурной группе был БТР, БМП и Шилка, на которых мы и проскочили к горам.
Группе Антонова повезло, когда мы забирали бойцов Болотникова, то провели это демонстративно, и наблюдение моджахедов решило, что шурави ушли, поэтому выждав день, их караван пошёл по единственной дороге, которая втягивалась в ущелье и дальше к укрепрайону душманов.
Караван состоял из двух пикапов-джипов Тойота и Симург (производились в Иране и из-за их грузоподъёмности до полутора тонн часто использовались при ведении боевых действий), двух мини тракторов с прицепами и одной бурубухайки (большегрузного автомобиля, предназначенного для перевозки людей и грузов, обычно афганцы украшали его символическими знаками и цитатами из Корана, надеясь, что это убережёт их от злых сил и недоброго глаза). Прицепы и грузовик были под завязку забиты боеприпасами, минами, стрелковым оружием и медикаментами.
Трофейный джип Symorgh.
Трофейный мини трактор.
Местность была пересечённая, с небольшими оврагами и холмами, и разведчики сумели заранее организовать удобные позиции вдоль дороги таким образом, чтобы их секторы обстрела не пересекались с другими тройками спецназа и исключали взаимное поражение при ведении огня.
Ночью пошёл снег, который скрыл все следы пребывания спецназовцев. Хорошо хоть ждать им пришлось недолго. Ударивший небольшой мороз начал уже промораживать пальцы ног и рук, когда дозорные доложили о приближающемся пешем охранении душманов, прошедшем в двух шагах от засады и не заметившем её.
Пройдя метров тридцать вперёд, один из афганцев остановился и, обернувшись, подал троекратный сигнал узким лучом фонарика.
Духовский дозор, переговариваясь между собой, пошёл дальше, а за ними в пределах видимости кралась тройка разведчиков.
Только через двадцать секунд послышался гул работающих двигателей, а ещё через пару минут первый джип, Симург с установленным в кузове пулемётом ДШК, начал втягиваться в коридор засады.
Из-за продолжавшего идти снега видимость была плохой, машины подтянулись друг к другу и шли с дистанцией в пятнадцать-двадцать метров.
Когда все машины втянулись в секторы обстрела, Антонов дал очередь трассерами по первой машине, обозначая приоритетную цель, и тут же со стороны боевых троек на караван обрушился шквальный огонь, а в небо метров на триста взлетела парашютная ракета, зависшая над боем и ярко осветившая весь караван.
В первую очередь были убиты водители машин и пулемётчик за ДШК в первой машине.
Дозор моджахедов был тоже уничтожен. Из двух мини тракторов целым остался только первый, а вот второй пришлось накрыть выстрелом из РПО-А «Шмель», реактивного пехотного огнемёта одноразового применения. От взрыва термобарической реактивной гранаты на месте трактора осталась только небольшая кучка металлолома, всё остальное мгновенно сгорело или было раскидано взрывной волной на огромной территории.
Бурубухайку удалось захватить без повреждений, а вот со вторым джипом вышла неувязка.
Водителю джипа Тойота каким-то чудом удалось объехать пробитый пулями первый джип и, набрав скорость, вырваться из-под огня разведгруппы. Ударная волна, разошедшаяся от взрыва РПО-А, чуть не перевернула машину, догнав её сзади. Подкинутый в воздух джип едва удержался на колёсах, упав на грунтовую дорогу и, получив ускорение, умчался в сторону гор.
Как выяснилось позже, на этом пикапе удалось уйти двум советникам из Западной Германии…
Подошедшая к месту боя дежурная бронегруппа застала только конец событий, когда разведчики уже добивали последних двух врагов из охраны каравана, сумевших продлить свою агонию, скатившись в небольшой овраг.
Один из спецназовцев подполз поближе и, отпустив скобу гранаты Ф1, отсчитал пару секунд и лишь затем швырнул её в душманов. Из-за этой уловки эфка взорвалась сразу же, как только влетела в яму с врагами, нашпиговав их осколками.
Выйдя на связь с капитаном Горошко, доложили ему о захваченном караване.
— Понял. Молодцы. Занимайте круговую оборону и ждите нас.
Всю оставшуюся ночь моджахеды одновременно стреляли со стороны предгорий и ущелья, но поскольку снег продолжал идти, прицельного огня у них не получалось, а разведчики молчали, не раскрывая своих позиций.
Когда наступил рассвет, мы более детально досмотрели захваченные машины и их груз. Они были битком набиты боеприпасами и оружием, а в грузовике, кроме этого, вместилось больше тонны различных медикаментов и бинтов.
Давно у нашего отряда не было такого хорошего результата, и капитан Горошко поспешил доложить в отряд о захваченном караване.
Оставшийся целым мини трактор и джип Тойота оказались на ходу и за их рули посадили своих водителей, а вот бурубухайку пришлось прицепить к одному из БТРов на трос и тянуть.
Часов в девять прилетели вертушки. Дождавшись остальную часть бронегруппы, оставившую позиции под Гиланом, мы выстроились в колонну и уже собирались начать движение к себе домой, в пункт постоянной дислокации, когда меня окликнули. К моему бронетранспортёру подбежал сержант.
— Товарищ лейтенант, ротный приказал все найденные документы Вам отдавать. Мы тут нашли кое-что, — и протянул мне кожаный саквояж.
Оказалось, что один из бойцов, обыскивая Тойоту, обнаружил его на переднем сидении. Кроме небольшой суммы денег там нашлись дневник и документы на имя Генриха Харрера…