Глава 4

Декабрь 1987 год. Сквозной досмотр на Кандагар.


Утро ещё только окрасилось багрянцем встающего из-за гор солнца, а на взлётной полосе уже прогревались двигатели двух вертолётов Ми-24 и двух Ми-8. Сегодня был запланирован сквозной досмотр на Кандагар.

У каждого отдельного отряда спецназа, а всего их в две Отдельные Бригады специального назначения (ОБрСпН) входило восемь, были свои чётко очерченные границы ведения боевых действий.

С первых дней войны, каждой ОБрСпН были нарезаны зоны ответственности для ведения боевых действий против моджахедов, а уже командиры бригад определяли зону ответственности каждого отдельного отряда исходя из расположения ППД (пункта постоянной дислокации) в провинциях.

Сами же ППД размещали таким образом, чтобы максимально охватывать территории, в укрепрайонах которых сидели душманы, а реальные границы зон ответственности определялись воз­мож­но­стью дос­ти­же­ния край­них то­чек на вер­то­ле­тах и ра­бо­ты в этих мес­тах РГСпН (разведгрупп спецназначения) с учётом поддержки боевых действий с воздуха и воз­мож­ностью их свое­вре­мен­ной эва­куа­ции в случае необходимости.

Главными задачами стояли уничтожение бандформирований и ведение антикараванной борьбы. Для их решения спецназ при­ме­ня­л та­кие так­ти­че­ские прие­мы, как на­блю­де­ние, по­иск, за­са­да, на­лет, за­хват.

И, конечно, одним из таких приёмов считался облёт (досмотр).

Обычно для облета выделялось четыре вертолета: два МИ-8 для размещения досмотровой группы и два МИ-24 для огневой поддержки, которые в спецназе называли «крокодилами».

Именно благодаря проведению досмотровых операций, в дневное время мы вычисляли и контролировали караванные тропы моджахедов, и поэтому почти все караваны с оружием, боеприпасами, снаряжением и медикаментами проводились душманами ночью, когда советские вертолёты летали редко и только на большой высоте.

Как правило, за световой день совершалось три-четыре облёта. Запас хода с основными топливными баками у Ми-8 около шестисот километров, но в условиях гор и влияния таких факторов, как высота взлетно-посадочной площадки над уровнем моря, температура наружного воздуха и его загрузка, полётное время составляло обычно полтора-два часа, а потом возврат на базу для дозаправки.

Во время облетов уничтожались одиночные машины, всадники, мотоциклисты и крупные караваны моджахедов.

Все афганцы знали, что если над караваном или одиночной целью зависал вертолёт шурави, то нужно остановиться и приготовиться к досмотру.

В случае неподчинения с вертолета давали предупредительную очередь из пулемета ПКТ перед движущимся объектом. Обычно на месте борттехника, перед которым был установлен ПКТ, сидел кто-то из спецназовцев. После этой очереди даже самый туго соображающий кочевник понимал, что от него хотят и останавливался.

Однако были случаи, когда в ответ на полученное предупреждение с земли шёл ответный вражеский огонь, и тогда вертолеты открывали огонь на поражение из всего бортового оружия, подавляя любое сопротивление.

После этого ведущий и ведомый борты Ми-8 садились так, чтобы не накрыть друг друга дружеским огнём. Затем высаживались досмотровые группы, чтобы произвести проверку объекта и его зачистку от возможного врага.


На площадке возле вертушек построились две досмотровые группы.

— Бойцы, оружие и снаряжение к осмотру! — капитан Ярослав Павлович Горошко повернул голову в мою сторону, — Товарищ младший лейтенант, проверь своих и доложи!

У ротного, второй день болели зубы, поэтому и настроение у него было, мягко говоря, плохое. Он и на облёт согласился, чтобы попасть к стоматологу в Кандагарский госпиталь. У нас в отряде был один врач и один фельдшер. Оказать первую врачебную помощь они могли, даже какие-то простые операции проводили: осколки и пули поверхностные вытаскивали, могли и раны зашить, только зубопротезного кабинета не было. Предлагали удалить зуб Горошко, но он вдруг заупрямился и, обозвав наших Айболитов коновалами, категорически отказался от их услуг.

— Оружие и снаряжение к осмотру! — продублировал я команду и начал проверять готовность каждого солдата к боевому вылету.

Две группы. Одна на ведущий борт вместе с капитаном. Вторая на ведомый, со мной. Ведущий это тот вертолёт, который летит первым.

Сегодня в каждой группе по десять человек: шесть разведчиков с автоматами, два с пулемётами Калашникова 7,62-мм ПКМ, один снайпер с СВД (7,62-мм снайперская винтовка Драгунова) плюс командир.

У каждого бойца разгрузка или как мы её называли «лифчик». На автомате один рожок и в «лифчике» шесть магазинов по тридцать патронов в каждом, в пришитых карманах дымы и сигнальные ракеты, в боковых карманах четыре гранаты. Гранаты каждый подбирал себе сам. У кого-то это только Ф-1, в простонародье «лимонка», а кто-то выбирал себе РГО (ручная граната оборонительная) и РГН (наступательная), потому что в отличии от Ф-1 эти гранаты взрываются мгновенно после попадания в твёрдую цель. Почти у каждого автоматчика подствольный гранатомёт ГП-25 с десятью ВОГами на поясе. У каждого штык-нож, у старших троек дополнительно пистолеты. У меня кроме АКС-74Н ещё был АПСБ (автоматический пистолет Стечкина бесшумный). На группу три РПГ-18 «Муха». В основном все налегке, но я распорядился, чтобы в каждой тройке один солдат нёс РД (ранец десантника) с дополнительным БК (девять магазинов и 270 патронов калибра 5,45 мм россыпью для АКС-74) и двумя полутора литровыми флягами с водой. Тяжелее всех было пулемётчикам, у них по сто патронов в ленте плюс ещё шестьсот в лентах в РД.

Нелёгкий труд у разведчиков. И это всего лишь облёт. На боевой выход в засаду или налёт брали всего гораздо больше.

Попрыгали на месте. На облёте не особо важно, звенит у тебя что-то или нет, главное, чтобы не мешало, ну и конечно, отдаём дань традициям.

Докладываю капитану Горошко об окончании осмотра и готовности группы.


— Хорошо. А теперь о главном…- Горошко тянет паузу и смотрит на бойцов. — Даю три минуты всем, чтобы поссали. Бегом марш!

Народ быстро облегчается возле взлётки и по команде ротного мы запрыгиваем на борт вертушек.

Вертолёты поднялись метра на три над землёй и, проверив работу двигателей, стартовали в воздух.

Днём мы летали низко над землёй, внезапно выскакивая на ошалевшего от неожиданности противника.

Вот и сейчас вертолёты барражировали в сторону Кандагара.

Не успели покинуть свою зону ответственности, как практически на стыке провинций Кандагар и Забуль сначала услышали звуки ведущегося боя, а затем и увидели вертолёты кандагарского вертолётного полка, пытающиеся замкнуть круг.

Связавшись с ними, узнали, что спецназ 173-го ООСпН схлестнулся с местными дорожными бандитами.

Это были не какие-то оппозиционеры, идейные моджахеды, а самые настоящие бандиты, занимавшиеся грабежом на дорогах, не делая различий между шурави и афганцами.

Кандагарцы тоже вылетели на облёт, и выйдя на бреющем полёте на предельно малой высоте, выскочили из-за холмов прямо на разбойников, грабящих мирный автобус.

Увидев шурави, бандиты кинулись в рассыпную, но не сбежали, а, засев в мандехах и кяризах, открыли кинжальный огонь по русским.

Небольшое отступление

Засушливый климат Афганистана ещё в древности заставил местных жителей искать возможности для развития земледелия. И они нашли решение за счёт возведения мощных ирригационных систем, строительства подземных водоводов для сбора и распределения грунтовых вод, которые располагались на глубине от 5–8 и до 50 метров. Разветвлённая сеть водосборных туннелей служила не только для орошения полей, но и для водоснабжения кишлаков. Сотни километров протянувшихся подземных галерей через каждые 30–50 метров имели специальные очистительные колодцы, называемые кяризами, спустившись в которые можно было спрятаться от врагов или внезапно напасть на них. Именно это подтолкнуло моджахедов к использованию кяризов для ведения своей партизанской войны против советских войск.



Кяризы



— Тарджуман, — вышел со мной на связь капитан Горошко, — Я с «крокодилами» иду к кандагарцам. Ты в бой не лезь. Садись в стороне на бетонку и жди, когда я выйду на связь. Как понял меня?

— Понял командир!

— Давай, аккуратно по сторонам смотри.

Ми-8 с группой Горошко вместе с двумя Ми-24 ушли к нашим соседям, ведущим бой, а я передал распоряжение капитана вертолётчикам и они, немного по возмущавшись, посадили вертушку на дорогу, но не полностью, а слегка зависнув над землёй с работающими двигателями.



Я вполне комфортно устроился в кабине вертолёта на месте борттехника между двумя пилотами, пристроившись за пулемётом ПКТ. Места немного, но и мне с моими шестьюдесятью двумя килограммами много не надо.

— Бл.дь! — услышал я и, взглянув на то, что вызвало непроизвольный вскрик лётчика, на миг опешил от неожиданности. Впереди лежащая дорога хорошо просматривалась, изгибаясь под углом в сорок градусов. Метров в двадцати от места, где сел Ми-8, начинался мост над небольшим руслом высохшей реки, и с правой стороны трубы, проходящей под мостом, на наших глазах вылезли два духа.

Один держал в руках два выстрела (гранаты), а второй наводил на наш вертолёт РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомёт многоразового применения).

«Хана!» — мелькнула мысль в голове и тут же пропала, потому что я почувствовал, как вокруг сгустился окружающий воздух. Моя пассивная способность притормаживать время начала отсчёт, а я так до сих пор и не разобрался, сколько секунд форы она мне даёт. Повернув голову к командиру Ми-8, я заорал:

— Влево вертушку уводи!

Выжить на войне помогают инстинкты. Вот и лётчик, услышав меня, мгновенно подал машину вверх и влево, слегка перекосив её и чуть не зацепив лопастью ведущего винта соседнюю сопку. Время опять понеслось вскачь, как и граната из РПГ, разошедшаяся с бортом вертушки считанными сантиметрами. Уже позже до меня дошло, что моя пассивка действовала не только на меня, но и на всех, кто находился в вертолёте. Именно это и спасло нас. Лётчик, в отличии от наших врагов, жил и действовал в тех же временных рамках, что и я…

Наведя пулемёт на застывших в недоумении духов, поражённых своим промахом, я выжал кнопки электроспуска для стрельбы и облегчённо выдохнул, увидев, как они падают, прошитые пулями калибра 7,62 мм.

— Садимся, — скомандовал я лётчикам.

— Ты чего, лейтенант, — попробовал возмутиться второй пилот, — там же духи!

— Здесь везде духи, старлей, — обрубил я его, — или ты забыл, кто старший на борту?

Моя группа оперативно десантировалась из зависшего вертолёта. Первая тройка сразу же залегла возле него, контролируя окружающее пространство. Вторая и третья тройки вместе со мной провела зачистку местности, убедившись, что душманы мертвы и забрав трофеи.

В это время кандагарцы, замкнув вертолётный круг, уничтожили дорожных бандитов НУРСами (неуправляемые снаряды типа С-5) и высадили спецназ, который добил не успевших скрыться в кяризах врагов.

— Тарджуман, ты как там? –вызвал меня по рации ротный.

— Порядок, — не стал я вдаваться в подробности.

— Это хорошо. Давай к нам.

Быстро догнав уходящую в сторону Кандагара связку наших вертушек, мы пристроились за ведущим и уже через полчаса садились на взлётку аэропорта «Ариана». Из Шахджоя вылетали в шесть утра, двести километров пути до Кандагара обычно занимало час двадцать, но случившаяся маленькая война оторвала ещё почти полтора часа, и только в девять утра мы прибыли на место.

Построив своих бойцов возле вертолёта, я доложил Горошко о том, как нас атаковали гранатомётчики.

Увидев трофейный китайский РПГ-7 и выстрелы к нему, капитан повернулся ко мне и, внимательно осмотрев с ног до головы, спросил:

— Слушай, тарджуман, тебе не говорили, что ты родился в рубашке? Ладно, один раз ты проспал свою пулю, выпущенную в блистер вертушки, но как могли душки промахнуться с двадцати метров⁇ Ты знаешь, что прежде чем моджахеду дают в руки РПГ, его обучают так, как нашим бойцам в учебном центре и не снилось! Он же за каждый выстрел свои кровные бабки платит! — И, повернувшись к солдатам, сказал, — Сынки, благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу! — невпопад ответили разведчики.

— Значит, сейчас едем в 173 –й отряд, там малость отдыхаем. У кого есть чеки, могут в магазин заскочить. Вылет назначен на шестнадцать часов. В пятнадцать двадцать собираемся у штаба и едем к вертушкам. Всё ясно?

— Так точно! — дружно ответили мы, рассаживаясь на броню и Урал, присланные за нами из отряда спецназа.

Встретиться с кем-то с моего курса мне не удалось, один, Толик Рулевский, был в отпуске, а второй ушёл с бронёй на выход. Побродив по отряду, я зашёл в местный магазин и встретил там довольного Ярослава Павловича, которому наконец выдрали больной зуб, и от счастья тот даже что-то напевал себе под нос. Увидев меня, он широко улыбнулся, ощерив рот с отсутствующим вверху зубом, и спросил:

— Закупиться решил?

— Пока не знаю, — ответил я, чувствуя, что вопрос задан не зря.

— У них тут крабы в банках вкусные продаются, будешь брать? — и Палыч застыл в ожидании ответа от меня.

Что-то было не так. И проанализировав ситуацию, я сообразил: так как крабы завозились не часто, то их продавали по две банки в руки, и Горошко, судя по всему, свои уже сожрал. А крабов он любил. Вот и хотел поживиться за мой счёт.

— Пока не знаю, — задумчиво проговорил я, в то время как в моей голове созрел план.

— Ну если себе не берёшь — купи мне.

— А деньги? — уточнил я.

— Деньги отдам тебе, когда прилетим в отряд, — заявил капитан, считая, что обожаемые им крабы почти у него в руках.

— Слушай, Ярослав Павлович, давай куплю тебе консервы, а ты отпустишь меня на пару деньков к моим друзьям. Они тут рядом, в советническом городке переводчиками служат.

Желание получить любимый продукт заставил Горошко отнестись к моей просьбе с вниманием. В любое другое время это был бы сто процентный отказ, но сейчас я видел на его лице глубокую работу мысли.

— Ладно. Только смотри, отпускаю на два дня. Как раз будет следующий облёт — с ним и вернёшься. Комбату скажу: у тебя понос, подозрение на дизентерию, в госпитале на пару дней оставил. Давай, покупай моих крабов и денег не проси! — довольно улыбнулся он.

Договорившись с ротным, я не стал задерживаться и выяснив, что в ближайшие полчаса в город Кандагар едут пройтись по дуканам (местным лавочкам) офицеры из первой и второй роты кандагарского отряда, попросил подбросить меня до «ООНовского городка», в котором жили наши советники и переводчики.

Мы ехали по разбитой асфальтовой дороге, вдоль которой через каждые сто метров стояла наша боевая техника: танки, БМП или БТРы. Каждое утро начиналось с того, что с восьми часов начиналось движение нашей военной колонны в сторону города Кандагара. Впереди шли сапёрные машины для разминирования участков дороги, которые моджахеды умудрялись за ночь утыкать минами. Колонна, которую называли «ленточка», шла вперёд, оставляя после себя заставы, контролирующие подходы к дорожному полотну и пресекающие попытки душманов напасть на машины из засады. Такие заслоны стояли от советского военного гарнизона и аэропорта и до Чёрной площади в самом городе.

Вечером, с заходом солнца, «ленточка» начинала сматываться в обратную сторону, собирая за собой заставы и направляясь в сторону ППД.

Так называемый «ООНовский городок» представлял из себя комплекс зданий, построенный американцами когда-то давно, ещё до введения советских войск в Афганистан. В то время на этой базе проживали инженеры, строившие дороги и другие объекты под контролем ООН. С тех пор это название здесь и закрепилось.

Меня высадили у шлагбаума с аккуратными, выложенными большим квадратом камнями, возле которого стояли часовые в бронежилетах и с автоматами. По периметру шла глинобитная стена, усиленная пулемётными точками и несколькими стоящими БТРами. На крыше одного из зданий лежала башня с пушкой от советского среднего танка Т-62.

На другой стороне дороги, напротив городка, начинался заброшенный сад с полуразрушенными дувалами и такими же глинобитными домиками без крыш.

После того, как я представился, меня спокойно пропустили на территорию, не спросив каких-либо документов, и, махнув рукой в сторону зданий, предложили идти туда.

Пройдя в сторону зданий, напоминающих старые виллы, увидел огромный пустой бассейн, по периметру которого были выложены мешки с песком, а в центре городка располагался корт для игры в большой теннис.

Здесь мне показалось достаточно уютно, особенно после нашего казарменного быта. Единственное, что меня смущало, это отсутствие людей на улице, но когда я уже решился зайти в одно из зданий, окно в ближайшей вилле открылось и из него по пояс высунулся мой однокурсник Илья Левин:

— Колёк!!! Привет! Ты здесь откуда?

— От верблюда, — засмеялся я, вспомнив анекдот про корову, которая весело шагала по тропинке и также ответила быку, идущему ей навстречу.

— С облётом сегодня из Шахджоя прилетел. Отпросился у командира на пару дней, чтобы с вами встретиться.

— Класс! Молодчина! Сегодня ещё наши двое переводяг с боевых возвращаются, Юрка Пирогов и Андрюха Чижов. Давай, заходи ко мне, нечего на солнце жариться.

Меня накормили сытным обедом и напоили хорошим чаем. Загорелый, с облезлым носом и улыбкой до ушей, Илья был такой же жизнерадостный, как я его помнил.

Вечером, уставшие, все в пыли и грязной афганской форме, приехали Юра и Андрей. Приняли душ и притащив откуда-то большой кусок барашка, зажарили на открытом огне. Нашлась водка, и скоро мы уже пьяно делились секретами службы переводчиков в разных родах войск.

Ночь прошла спокойно. Кто-то где-то постреливал, но на территорию «ООНовского городка» никто не лез. Вся территория вокруг него была окружена минными полями, причём, как мне рассказали ребята, кроме противопехотных мин устанавливались и сигнальные: как только кто-нибудь задевал «сигналку», так в небо со свистом устремлялись яркие ракеты.

Зато утро началось с оживлённой стрельбы из пулемёта, разбудившего меня. Схватив автомат и «лифчик», я выскочил на улицу. Мне хватило пары минут, чтобы разобраться, как я считал, в ситуации. Солдат, лежавший на крыше здания за мешками с песком, стрелял из ПК по двум моджахедам на другой стороне дороги. Духи не торопясь шли от одного разрушенного дома к другому, неся на плечах безоткатное орудие, а стрелявший боец никак не мог по ним попасть. Быстро сориентировавшись, я дослал патрон в патронник и дал прицельную очередь, которая едва не задела одного из духов. Я уже был уверен, что вторая очередь достигнет цели, когда мой автомат подбили вверх, и Илюха заорал мне прямо в ухо:

— Юра, стой! Не стреляй!

Я от такого напора опешил.

— Юра, мы этот концерт каждое утро наблюдаем. Понимаешь, духам скучно, вот они и таскают по утрам эту безоткатку по саду.

И действительно, дойдя почти до края сада, душманы развернулись и также не спеша пронесли орудие в обратную сторону, скрывшись за развалинами.

— Ты нам чуть харакири не устроил, — выдохнул Илья, и стоящие рядом с ним Брка и Андрей закивали головами, — если бы кого-то ранил или, не дай бог, убил, хана нам была бы. У нас с моджахедами негласная договорённость: мы их здесь не трогаем, они нас здесь не трогают. Так и живём.



Чёрная площадь Кандагара



Советские переводчики с афганцами.

Отдохнув у ребят и проехавшись с ними по одному из древнейших городов востока Кандагару (проводившиеся раскопки рассказали археологам, что его история восходит к 5 тысячелетию до н.э.), мы посетили знаменитую Чёрную площадь, прошлись по дуканам, и на следующий день я уже к обеду сидел в кандагарском аэропорту, ожидая вылета в Шахджой.

Загрузка...