Тайна черной жемчужины

Глава 29

Карл Иванович Вирхов испытывал разочарование: ничего существенного выяснить ему из разговора с Марией Николаевной Муромцевой не удалось. Если не считать, конечно, сказку про Аристотеля. И как только нынче учат молодежь? Полная сумятица в голове: Аристотель, проживающий в Москве, – нонсенс! Москва-то в античное время не существовала! Он лукавил, говоря бестужевке о своем полном историческом невежестве. Карамзина-то он читал, а тот достаточно ясно написал о древних временах: уже погибли все высокоразвитые цивилизации, уже темные века простерли свою зловещую тень над Европой, а на территории будущей Российской империи все еще бродили чахлые кочевые племена... Не исключено, конечно, что в пятнадцатом веке, когда строили Успенский собор в Кремле, и жил в Москве какой-нибудь чудак по прозвищу Аристотель, данному ему за излишнее умничанье. Зовет же иногда в шутку и он, Карл Иванович, Фрейберга Холмсом, а его помощника Пиляева – Ватсоном. Но и герои эти придуманы Конан Дойлом и ничего общего с его знакомыми не имеют.

И потом, что она, эта профессорская дочка, нерадивая бестужевская курсистка, говорила о рыжем бауле? Да, такой у Кайдалова имелся. Примчавшийся на «ваньке» к месту убийства Сони его помощник письмоводителя сообщил, что едва из библиотеки поступило известие о появлении беглого работника на месте службы, двое полицейских отправились на Садовую, чтобы привести того под белы рученьки в участок. Из сумбурного рассказа помощника письмоводителя Вирхов сумел составить ясную картину происшедшего в библиотеке.

Явившись в книгохранилище, полицейские застали там неимоверный переполох: по словам сослуживцев пострадавшего, Кайдалов после непонятного отсутствия предстал перед ними весьма взволнованным, в мятом пальто, с посеревшим лицом, принес маловразумительные извинения и тут же устремился в служебные помещения. Потом скрылся в подвальных лабиринтах, потом его видели в отделе древних рукописей, потом в кабинете иностранной литературы... Суматошно перемещаясь по библиотеке, он не расставался с рыжим баулом, которого раньше у него не замечали.

А обнаружили Кайдалова в комнате, заваленной стопками привезенных из экспедиции книг – еще не разобранных, грудами лежащих на стеллажах и возле них. Здесь и наткнулись на бедного библиотекаря, распластанного на полу, рядом с упавшей приставной лесенкой. Из раны на его голове сочилась кровь. Раскрытый баул валялся чуть поодаль, из его разверстого зева по всему помещению раскатились антоновские яблочки – не менее полпуда...

По описаниям Пиляева, человек в помятом пальто, виденный им на Мытнинской, очень походил на Кайдалова. Скорее всего, именно ему господин Крайнев и передал этот самый рыжий баул – в людном месте, на углу Невского и Мытнинской, в двух шагах от городового, чему стала свидетельницей и Мария Муромцева. Ничего предосудительного поверенный в делах Серафим Серафимович Крайнев передать библиотекарю не мог. Человек порядочный, что и подтвердилось в ходе расследования.

Карл Иванович представил себе, как он вызывает на допрос господина Крайнева и сурово его вопрошает: а зачем вы передали баул с антоновскими яблочками господину Кайдалову? И ответит ему господин Крайнев высокомерно – а что, разве законы запрещают безвозмездную передачу яблок служащему Публичной библиотеки?

И будет прав, черт возьми! Карл Иванович с досадой хлопнул кулаком по столу, стоящему в конторке Порфирия Филимоновича. Он зашел сюда, чтобы воспользоваться телефонным аппаратом и позвонить профессору Муромцеву: младшая дочь его отправлена следователем домой пять минут назад на извозчике под номером 1425. Позвонил Карл Иванович, да задумался. При чем здесь рыжий баул? А ни при чем. Жемчужины и драгоценности в бауле носить не будешь. Громоздкие предметы в делах не фигурировали. И из дома Тугарина ничего крупного не выносили: ни неизвестный пока господин с тросточкой в руках, ни Соня, за которой с первого же дня велась слежка. Может быть, господин Крайнев – прилежный посетитель Публичной библиотеки и давным-давно знаком с Кайдаловым, может быть, он сговорился с ним о подарке в виде пахучей антоновки еще раньше. Ничего удивительного, яблочки в сентябре – самое распространенное угощение, самый обычный дар. Впрочем, возможно, что-то новое всплывет при личном допросе Кайдалова. Не исключено, что придется потревожить и Крайнева...

Карл Иванович решительно встал и направился к выходу. Там его уже поджидали Порфирий Филимонович и Аркаша Рыбин. Следователь с удовлетворением оглядел Аркашу – брюки навыпуск, шевровые ботинки, аккуратное, но заурядное демисезонное пальто, – очень хорош помощник, невзрачный, внимания к себе не привлекает, может слиться с толпой, а в бане вообще будет незаметен. Карл Иванович поблагодарил ресторанщика за такую подмогу, но и от упрека не удержался:

– Досточтимый Порфирий Филимонович, что ж вы не сказали мне, что в кабинетике у вас гулял господин Апышко?

– Апышко? – побледнел ресторанщик. – Тот самый? Брюнет?

– Нет, друг мой, блондин. Можно сказать, митрополит хлеботоргового дела. А ты ушами хлопаешь. Надо знать героев нашего времени в лицо.

– Виноват, господин следователь, – досадливо передернул плечами ресторанщик, – не углядел. Ни за что бы не подумал, что такая птица залетела в мое заведение. Такие шишки предпочитают «Данон» или «Эрнест», а если уж попроще, то «Медведь» или «Аквариум».

– Прошляпил свою птицу удачи, – злорадно добавил Вирхов, – услужил бы по высшему разряду, глядишь, и привел бы к тебе клиентуру побогаче... Эх, ты...

– Да он совсем и не похож на миллионщика, – пролепетал в свое оправдание расстроившийся Порфирий Филимонович, – видом-то – человек средней руки.

– Ладно-ладно, – потрепал его по плечу Вирхов, – придется мне при случае замолвить за тебя словечко.

Следователь сделал знак Аркаше Рыбину, и оба подошли к извозчику: через минуту коляска везла их к Воронинским баням.

По дороге Карл Иванович старался свести воедино факты, которыми он располагал.

Три убийства: Ляшко, Тугарин, Конфетова.

Два покушения на убийство: Зонберг, Кайдалов.

Мотивы: Ляшко, Тугарин, Зонберг – ограбление. С Конфетовой и Кайдаловым непонятно. Впрочем, и тут не исключен тот же мотив: у обоих могли оказаться драгоценности из Успенского собора, оба связаны с Тугариным. А то, что Тугарин и Рафик – одно и то же лицо, действительно не исключено. Только наивные и чистосердечные Муромцевы оказались не в состоянии увязать черную жемчужину, подаренную старшей дочери одним из гостей уважаемого Стасова, с украденными жемчугами иконы. А ведь читают газеты, могли бы и догадаться... В конце концов, если под Рафика загримировался Пиляев, то почему нельзя допустить, что гримом пользовался и Тугарин, московский гость родом из Костромы, земляк Рафика. Но тогда смерть Сони необъяснима...

С Тугариным были знакомы и другие гости Стасова, так или иначе попавшие под подозрение.

Убитая Ляшко ждала в ресторане Апышко. Но у Апышко безупречное алиби: в день убийства он был на собрании акционеров, с мадемуазель, как удалось установить, никогда не встречался. Кроме того, зачем такому состоятельному человеку немудреные драгоценности кокотки? Он мог бы сам кого угодно засыпать блестящими камешками с головы до пят.

Вдовушка Корякина принимала у себя господина Шлегера, но опознать его на очной ставке отказалась. Надо было сразу заставить лощеного господина раздеться, проверить утверждение Корякиной о татуировке. Да и поинтересоваться у сведущих людей финансовыми делами возглавляемого им Фонда не мешало. Вирхов крякнул, недовольный собою.

Действительно ли не Шлегер приходил в Медвежий переулок? Почему и где он скрывался после дачи показаний? Зачем он инсценировал поездку в тверской филиал своего Фонда? Дворник, знаток галош, мог ошибиться, а пылкая вдовушка и лукавая горничная солгать. Не является ли накладной щегольская бородка Шлегера? А если отклеить бородку да нацепить родинку, как у Пиляева, опознает ли его Татьяна Зонберг? Тогда, возможно, неуловимый Рафик все-таки Шлегер? Была ли у него причина убивать Тугарина? Да, мотив убийства Тугарина прояснился после беседы с госпожой Коровкиной – черная жемчужина. Может быть, Глеб Тугарин ограбил своего сообщника – Рафика-Шлегера и тот ему отомстил? Соню, горничную, как пособницу предателя общего воровского дела, сразу устранить не сумел – сначала мешала Аделаида, потом та устроилась к Крайневу, скрывалась в Вяземской трущобе. И все-таки настиг ее в доме Золлоева.

Но зачем Соня пришла к Золлоеву? Может быть, ротмистр тоже в доле? Два ножа с растительным кубачинским орнаментом, фигурирующие в деле, вряд ли случайность.

Как бы то ни было, наступает ответственный момент. Расследование выходит на финишную прямую. Сейчас, в бане, должен состояться ответственный разговор. Баня – самое лучшее место для допроса. Когда человек обнажен или беспомощно прикрывается простынкой, то он уже деморализован. Вот тут-то легче всего поймать в ловушку негодяя. А негодяем может оказаться и Шлегер, и Золлоев. Да и Иллионско-го не мешает проверить, он-то главный специалист в искусстве гримировки. Кроме того, единственный из всех гостей Стасова сумел остаться в стороне.

Надо, надо прояснить насчет татуировочки: вряд ли знойная вдовушка слукавила, самой ей кинжал со змеею не выдумать. А если уж картинку на бедре одного из подозреваемых обнаружить, то и разговаривать будет легче. Сама судьба преподнесла ему, Вирхову, подарок: неожиданное желание тепленькой компании отправиться в баню. Подарком следует воспользоваться. Времени до полуночи еще достаточно, а баня для выгодных загулявших клиентов может и продлить часы своей работы. Карл Иванович рассмеялся – он уже придумал, как осуществить свой хитроумный замысел, не случайно захватил с собой Аркашу.

Пролетка остановилась у двухэтажного, украшенного барельефами здания. Вирхов соскочил с пролетки на тротуар и, устремившись в вестибюль с громадным венецианским окном, едва не столкнулся с чучелом медведя у входа. Следователь промчался по вестибюлю и направился прямиком в шестирублевые номера. Серьезный Аркаша Рыбин, не отвлекаясь видом мраморных статуй, бронзы, зеркал, следовал за ним, как тень.

Карл Иванович уверенно отодвинул кинувшегося к нему было банщика и резко открыл дверь. В уютном кабинетике расположились двое: старший банщик, круглолицый толстяк средних лет, и кудрявый молодой человек, примостившийся у него на коленях.

– Отставить! – громовым голосом рявкнул Вирхов, покосившись через плечо на запыхавшегося Аркашу.

Кудрявый блондин, держащий в руке кружку с пивом, вполоборота глянул на Вирхова, жеманно повел плечом и, поджав яркие губы, неохотно встал рядом с хозяином. Тот отер ладонью пунцовую лысину и поднялся, буркнув сквозь зубы дружку: «Кыш, кыш, тебе говорю». Кудрявый красавец хмыкнул и, вихляя бедрами, обмотанными полотенцем, не спеша вышел из кабинета.

– Вот что, дружище, – начал Вирхов, – вижу, ты здесь пробавляешься малолетками.

– Никак нет, господин следователь, – заторопился развратный служитель, – мы закона не преступаем, ну а баловство – оно и есть баловство. Все лучше, чем крыс в баню водить.

– Крыс? – переспросил Вирхов, у которого крысы теперь ассоциировались только с пиляевским Фунтиком.

– Да пытался сегодня проникнуть в наше заведение один такой чудак с крысой. Не пустили. Куда только полиция смотрит?

– Черт с тобой и с крысой, – махнул рукой Вирхов, озадаченный тем, что возле бань крутился сегодня, по всей видимости, и Пиляев. – Не до тебя мне сейчас. Но смотри у меня – поймаю, не спущу.

– Не извольте сомневаться, господин следователь. – Пришедший в себя банщик увидел, что гроза миновала. – Весь в вашем распоряжении.

– Тут у вас трое субчиков гуляют. Сам пока я на глаза им показываться не хочу. По парильням и бассейнам лазить не буду – они меня сразу же узнают. Затаюсь здесь, за шторкой. А вот помощник мой по бане прогуляется. Может, и твой порок послужит на пользу обществу. Не возражаешь?

– Никак нет, господин следователь, почту за честь. Но не знаю как.

– Надо будет, скажу, – усмехнулся следователь. – А пока помоги помощничку моему разоблачиться.

Но Аркаше помощь не понадобилась. Он сам скрылся за ширму у каминчика, разделся, принял поверх ширмы протянутую ему простынку и вскоре предстал пред взыскательными очами Карла Ивановича задрапированным в белую ткань, наподобие древнего римлянина. Правда, с точки зрения Вирхова, для римлянина Аркаша выглядел слишком тщедушным: из-под складок покрывала торчали тощие, в веснушках руки, тонкие кривоватые ноги, поросшие редкими рыжеватыми волосиками, большие корявые ступни.

Услужливый банщик сунул тайному агенту следователя невесть откуда взятые войлочную шапочку и веник, и Аркаша, получив последние указания своего наставника, сообщенные ему тихим шепотом на ухо, отправился выполнять ответственное задание.

Обследовал парильню с изразцовой каменкой, с удовольствием вдыхая горячий воздух, напоенный мягким, нежным духом, источаемым липовыми полками. Свои поиски он продолжил в зале со сводчатыми потолками, с зеркалом в центре: в нем отражался мраморный бассейн и окружающие его кадки с пальмами. И наконец банный следопыт углядел бритую голову актера, а вместе с ней и пышную шевелюру Золлоева: они, окутанные простынями, стояли у края бассейна и явно собирались покинуть мраморный чертог...

Довольный Аркаша вернулся в заветный кабинетик к Вирхову.

– Теперь, дружище, твоя работа, – выслушав краткий отчет своего агента, подмигнул Вирхов банному содомиту. – Как выйдут в зал для отдыха, дам тебе знак. Как расслабятся, тут и карты тебе в руки. Учти, люди достойные, веди себя прилично.

– Что я должен сделать?

Следователь из-за портьеры указал ему на появившиеся в зале объекты наблюдения и шепнул:

– Ничего особенного. Поиграй с ними, чары свои попробуй на каждом. Да так легонечко, ручкой, простыночку-то на правом бедре приподыми...

– Зачем? – подозрительно спросил служитель порока.

– А чтоб Аркаша Рыбин, который поблизости будет, убедился, что нет там клейма антихриста... – захохотал Вирхов и хлопнул по плечу собеседника.

Шлегер, И л лионский и Золлоев, освежившиеся в бассейне, пребывали явно в хорошем расположении духа. В свой номер они не пошли, а, кутаясь в простыни, устроились отдыхать на одном из мягких диванов, стоящих в центре просторной залы. Они кликнули проходящего мимо банщика и велели подать кроновского пива и закуску.

Вместе с принесенным пивом появился и старший банщик с бархатными ковриками в руках. За его широкой спиной проскочил незаметный Аркаша, снабженный подносиком с кружкой пива и тарелкой с воблой: занять на соседнем диванчике выгодную для слежки диспозицию.

– Рад приветствовать вас здесь, прекрасные господа, – заговорил лысый толстяк, елейно заглядывая в глаза притомленным посетителям. – Позвольте чуток побеспокоить вас, чтобы времяпре-провожденьице ваше было еще приятственнее. Для дорогих гостей... – Он потряс ковриком и взял за плечо Иллионского. – Извольте на секундочку привстать, красавчик вы наш.

Иллионский с блуждающей улыбкой приподнялся и проследил, как услужливый банщик расстилает на диване коврик. Актер сразу понял, с кем он имеет дело, впрочем, такого рода приключения он не отвергал. И в подтверждение актерской догадки служитель обвил рукой талию гостя и потеребил простынку на его боку – так он предлагал бритоголовому красавцу занять свое место на коврике. Иллионский улыбнулся и, повернувшись, тронул указательным пальцем жирный порочный подбородок.

Аркаша Рыбин чуть не подавился воблой. Он закашлялся, согнулся и почти вывернулся набок – чтобы только углядеть, нет ли на бедре Иллионского темного рисунка, о котором говорил ему по дороге следователь. Рисунок отсутствовал.

Ту же процедуру банщик произвел и в отношении Раймонда Шлегера, который, кажется, хоть и понимал устремления служителя, но принимал их неохотно – он лениво сбросил руку нахала со своей талии. Но и тут Аркаша Рыбин на чреслах объекта ничего не заметил.

Оставался еще один объект исследования – ротмистр Золлоев. Он смотрел злобным взором на приближающегося банного служителя, нетерпеливо переступал волосатыми ногами, под его кожей, густо поросшей черной шерстью на плечах и груди, играли бугристые мышцы. Человек с ковриком подступал к грозному посетителю с опаской.

«Действительно, дело рискованное, правильно говорил Карл Иваныч. Не держит ли кавказец под простыней кинжал?» – пронеслось в мозгу Аркаши Рыбина, не спускавшего взгляда с рельефных чресл человека, похожего на горного орла.

В следующую секунду Аркаша увидел, как трясущийся банщик обвил рукой талию воинственного посетителя, и его толстые пальцы судорожно схватили простыню.

Нет! Не было темного рисунка на бедре ротмистра Золлоева, который в мгновение ока повернулся вокруг своей оси и с размаху врезал кулаком в лоб услужливого наглеца.

– Да как ты смеешь, собака вонючая! – взревел ротмистр. – Да я тебя на шашлык пущу!

Но отброшенная богатырским ударом собака уже ничего не слышала – пролетев метра два в ту сторону, где таился Карл Иванович, несчастный врезался в молодого мужчину, который только что появился из парной. От удара оба рухнули прямо к ногам выбежавшего следователя Вирхова. Ошеломленный таким развитием событий, Карл Иванович хотел броситься на помощь поверженному банщику и невинно пострадавшему человеку.

Но тут пострадавший с исказившимся от бешенства лицом начал подниматься сам. И от первого же его движения простыня, в которую он был обернут, размоталась, и прямо перед глазами следователя Вирхова явилось белоснежное бедро. И это бедро украшала татуировка – кинжал со змеей!