Тайна двух лун

10. Мангровая чаща

– Что с тобой, Килайя?

Аламеда попыталась сосредоточить взгляд на говорящем. Лони? Почему он так уставился?

– Не называй меня Килайя, я же просила, – тут она почувствовала на лбу что-то мокрое и брезгливо скинула с себя – рядом упала связка влажного тростника. – Это ещё зачем?

– Все гребли к берегу, и вдруг тебе стало плохо, – сказала появившаяся в поле зрения Нита. Вид у неё был встревоженный. – Ты бредила.

Аламеда огляделась, пытаясь понять, где находится. Она сидела на краю плота, свесив ноги в воду, рядом подёргивалась на волнах рукоять весла. Островитяне столпились кругом и поглядывали на неё с опаской.

Берег… Конечно… Это она первой заметила очертания суши на горизонте и разбудила остальных. Сели на вёсла, а потом… Потом она вдруг услышала голос. И следом в солнечных бликах на воде появилось лицо… как накануне. Доктор… Опять этот проклятый доктор. Как ему удаётся?

– Дай ей воды, – сказала возникшая рядом Муна и протянула глиняную посудину со скудной каплей на дне. – Похоже, наша белянка обессилила от тяжёлой гребли.

– Уйди, Муна, – бросила Нита, забрав у сестры плошку.

– Мне лучше, не нужно воды, – ответила Аламеда, отстранив руку подруги, – поплыли к берегу.

Она покосилась на Муну, их взгляды встретились, но в глазах той читалось холодное безразличие. Откуда в ней эта враждебность? Муна кажется умнее соплеменников. Независима в суждениях и не склонна к пересудам. Ревнует к сестре? Или почувствовала в Аламеде соперницу? Нет, вряд ли. Было бы за кого соперничать. Местные мужчины не нужны Аламеде. Ни один из них и ногтя Роутэга не стоит. В целом, неплохие люди, но слишком просты, недалёки, их стремления ограничены одним инстинктом выживания. Да и Муне они не нужны. Не достойны такой, как она.

Муна напоминала Аламеде прежнюю себя: сильную, волевую, независимую и прекрасную, как дикое растение. Что-то сродни шипастой лиане, которая упорно карабкается к солнцу и цветёт броскими бутонами. Когда-то она сама была такой, но той Аламеды больше нет. Случившееся с ней изуродовало её душу, исказило саму её природу, и теперь всё существо желало лишь одного: отмщения. Что уж говорить о внешности… Новое лицо виделось ей каким-то блёклым пятном. Она, конечно, замечала на себе взгляды мужчин, но скорее любопытствующие, а не заинтересованные, и осознавала, что в глубине души завидует Муне.

Все вернулись на вёсла, продолжая вполголоса обсуждать случившееся и поглядывать на Аламеду.

– Видели? Ровно ведьма… – долетели до неё слова Найры.

Как же они ей все надоели. Внутри закипала досада. Глупый, суеверный народишко. Верят в Богов, которые давно покинули их. Только и знают, что злословить да разводить сплетни. А теперь ещё и эти видения… Пропади они пропадом! Прицепились, как назойливая мошкара. Плохо… Они могут помешать ей… Аламеда была уверена, что вернувшись в день своей смерти, поймала на крючок сознание Лиз, но, кажется, белому врачевателю удалось каким-то образом зацепить и её собственное… Когда это случилось? Неужели, однажды появившись в её сне, он сумел установить с ней какую-то связь? Но как? Через Лиз? Кажется, этот доктор влюблён в эту девчонку… а сила любви способна на многое. Ваби говорила – она сродни буре. Может захлестнуть и вынести на небывалые высоты, а может утащить и погрести под толстым слоем надежд. Он влюблён, – мысленно усмехнулась Аламеда. Она тоже когда-то любила, но кому из чужеземцев было дело до её чувств? Они пришли и в один миг растоптали их. Нет уж, больше она этого не допустит. Нужно непременно найти способ, как огородиться от этого доктора, иначе он всё испортит.

Аламеда продолжала грести, погруженная в свои мысли. Очертания далёкой суши становились всё чётче, но чем ближе островитяне подплывали к долгожданному берегу, тем их воодушевлённые лица делались более серьёзными.

– Мангры… – прошёлся по острову тревожный ропот. – Мангровая чаща.

Ужасные опасения подтверждались. То, что издалека люди приняли за большой участок суши, поросший настоящим лесом, на самом деле оказалось затопленной мангровой чащей. Высоченные деревья росли прямо из воды, сплетаясь у основания корнями-ходулями, а в вышине – раскидистыми кронами. Образовавшиеся под ними арки и коридоры пугали манящим из их глубин мраком. По мутной глади воды у подножия деревьев стелилась белёсая дымка и окутывала извилистые корни. Листья по-недоброму перешёптывались. Тонкие ветви, свисая со стволов до самой воды походили на прогнившие верёвки. И никакого намёка на сушу. Только одинокий обломок торчащей неподалёку низенькой скалы, лысой и крутой, свидетельствовал о том, что когда-то на этом месте возвышались горы.

Удручающее молчание воцарилось на острове, лица были хмуры, глаза потухли. Но люди всё же решили подплыть чуть ближе и посмотреть получше. Возможно, они плохо рассмотрели? Что если за линией деревьев прячется хотя бы небольшой, но твёрдый клочок земли, и к нему можно добраться с другой стороны? Проплыли вдоль границы водного леса, усердно отталкиваясь вёслами ото дна и подгоняя разваливающийся остров вперёд. Думали обогнуть деревья с запада, но чаща не кончалась. Мангры и мангры, и снова мангры. Проплыли кругом, потратили уйму времени и, вернувшись к одинокой скале, поняли наконец, что подступа к суше нет нигде. Возможно, и пряталась она в глубине этой чащи, но проверить никто не решался. От одного-то ходячего мангра бед не оберёшься, а тут их целый лес. Стоит заплыть в него – и плотоядные деревья стянут корнями, задушат ветками, сожрут и переварят всех вместе взятых.

Старейшина принял решение уплывать, и островитяне сели на вёсла, с грустью глядя на густые и неприступные заросли росшего меж деревьев тростника, который был сейчас так нужен для укрепления острова.

– Постойте, слышите? – вдруг крикнула Нита, и все замолчали.

Аламеда тоже прислушалась. Сквозь тихий плеск воды и шорох ветвей из чащи доносились странные, похожие на удары, звуки.

– Нужно проверить, что это, – сказала Нита.

Поднялся говор. Кто-то ничего не слышал, другие слышали, но утверждали, что это всего лишь шум ветра и волн. Третьи грешили на чудовищ.

– И как ты проверишь? – хмуро проронил бородатый Сурум, муж Найры. – Не плыть же в чащу. Живыми мы оттуда не выйдем.

– А вдруг там люди, – сказала Нита. – Мне эти звуки напоминают тяпанье топора.

– Какого топора? Бог с тобой, – поднялся ропот. – В чаще нам верная погибель.

– Нельзя уплывать, не изучив это место, – настаивала Нита. – Остров крошится в труху. Через три или четыре дня он потонет, что вы тогда скажете? Никто не знает, сколько ещё плыть до следующей отмели. Если есть хотя бы малая надежда, что внутри чащи кроется клочок суши, пригодный для жизни, я её не упущу.

– Мы не поплывём в лес, – отрезал старейшина, пресекая все споры. – Слишком опасно. Вот если кто-то вызовется пойти и проверить, мы подождём, но целым племенем я рисковать не стану. Есть желающие? – он замолчал на секунду. – Нет. Поплыли отсюда.

– Я, – Нита подняла руку и, резво спрыгнув с острова, оказалась по грудь в воде. – Дойду вброд.

– Не дури, Нита, ты и двух шагов не сделаешь. Корни утащат тебя под воду, – наперебой заговорили все. – Забыла вчерашних чудищ? А если и здесь такие? Не ходи.

– Ничего, я справлюсь. Подай мой нож, – попросила она у Лони. – Кто со мной?

Все молчали.

– Я пойду, – поднялась Аламеда. Звуки и ей показались странными, но больше её насторожило другое. Она почувствовала какую-то неосязаемую сущность, живущую в этом лесу. Прежде в Лакосе Аламеда ничего подобного не ощущала. Что-то сродни духу… Неужели они ещё остались в этом мире? Новое место, в отличие от предыдущего, было каким-то… живым…

Аламеда соскочила за Нитой, ступни погрузились в мягкий ил. Вода была тёплой и даже слегка прозрачной: мелкие рыбёшки сновали туда-сюда и совсем не внушали опасности.

– Пусть идёт, искупает вину, – послышалось с острова.

Аламеда одарила насмешливым взглядом говорившего. Какой-то никчёмный мужичонка. Духи с ним. Посмотрим на его физиономию, если Нита окажется права.

– Я тоже пойду, – неожиданно решилась Муна, – не бросать же сестру одну на растерзание манграм и кровожадным рыбам.

– Она не одна. Я же сказала, что иду с ней, – ответила Аламеда с вызовом. Её начинало раздражать поведение Муны. На мнение других ей было плевать – они глупы, но не на её.

– От тебя проку… – бросила та и тоже спрыгнула в воду.

– Муна, ты-то хоть останься, – попытались отговорить её соплеменники, но она даже не глянула на них и только вскинула свой гарпун, внимательно вглядываясь в глубь воды.

– Возьмите меня тоже, – вскочил Лони.

– Нет, – тут же отрезала Нита, – слишком опасно.

– Килайя так идёт, а я чем плох?

– Ты не плох, просто не дорос, тебя здесь с головой скроет.

Ребятня засмеялась, но парень не сдавался:

– Я поплыву!

Последовало очередное «нет» Ниты. Лони насупился, потом снял с шеи ножик, подвешенный на веревке, и передал его Аламеде.

– Не смотри, что короткий, – шмыгнув носом, сказал мальчуган. – Он острее, чем плавники горбунов, я его вчера наточил. Если какая тварь нападёт, коли ей сразу глаза.

– Спасибо, – кивнула Аламеда и надела нож на себя. Заботится… В груди тоскливо заскреблось при мысли, что ей придётся рано или поздно расстаться с Лони. Она поскорее отвернулась и поспешила вслед за Нитой.

– Постараемся возвратиться как можно быстрее, – обернувшись, крикнула та Ясу. – Если солнце зайдёт за верхушки деревьев, а нас нет, уплывайте.

Аламеда в последний раз посмотрела назад, наблюдая, как люди заякорили остров. Под их встревоженными взглядами три девушки вброд дошли до деревьев. Замшелые стволы вырастали из воды, как неподвижные великаны, но Аламеда помнила, что это впечатление обманчиво. Стоит сделать ещё шаг – и хищные ветки потянутся к своим жертвам. Интересно, что Нита задумала? Как собирается пройти через опасный коридор? На всякий случай Аламеда сняла с шеи нож и приготовилась к тому, что скоро придётся обороняться.

– Что ты делаешь, сестра? – спросила Муна, переводя острие своего гарпуна с одного подводного корня на другой. Видно, и для неё замысел Ниты был загадкой. – Ещё шаг – и все эти мангры нас задушат. Смотри, какие здоровые корни – будто подводные змеи.

– Не задушат, – с холодной уверенностью ответила Нита, – это обычные деревья, – выбрав проход пошире, она решительно ступила под арку из сплетённых ветвей. Издали по прежнему доносился едва различимый стук.

– С чего ты взяла? – спросила Муна, медля.

Аламеда тоже застыла, прислушиваясь к своим ощущениям. Она не чувствовала враждебности от этих деревьев, напротив, что-то вдыхало в них жизнь. Нита права, мангры не опасны, но как она догадалась?

– Ты когда-нибудь видела птичьи гнёзда на плотоядных деревьях? – меж тем ответила та сестре.

– Гнёзда? Где? – удивилась Муна.

– Вглядись хорошенько в просветы между ветвей, вслушайся, ну, – Нита повела рукой. – Это птенцы копошатся.

Муна задрала голову, всматриваясь в лохматые кроны.

– И правда гнездо, – проговорила она, указывая на тёмное пятно среди листвы.

– А там птица на ветке, – добавила Нита.

Аламеда проследила взглядом за рукой подруги. Птицы… Аламеда так редко встречала их в Лакосе, что и забыла, какие они. И уж тем более, она не ожидала увидеть гнёзда на манграх. Та чирикающая мелкота, которую ей довелось встречать в этом мире, гнездилась на земле, среди камышей. Пичужки знали, что от плотоядных деревьев нужно держаться подальше. На таких и охотиться-то было жаль, в них мяса на зубок.

– Значит, птицы… – задумчиво сказала Муна, но гарпун не опустила. – Птицы – и не поют…

– Да, не поют, – согласилась Нита, – это странно, но деревья безобидны. Мангр-хищник замирает, как каменный, когда чует добычу. Даже ветер не колышет его ветвей, только листья едва трепещут. А здесь…

– Здесь деревья подпевают ветру, – подхватила Аламеда. – Слышите?

Нита и Муна посмотрели на неё удивлённо, но она не обратила на них внимания и вдруг запела. Тихо, вполголоса и с улыбкой на лице. Как же давно она не подпевала лесу: шелесту листвы, скрипу ветвей, плеску воды в реке. Сколько времени не танцевала с ветром… Эти звуки ласкали слух и умиротворяли. Без всякого сомнения какой-то дух ещё оберегал это место. Аламеде на миг стало так тепло и хорошо на душе, будто она вернулась домой. Она вспомнила свой родной лес: его звуки и прикосновения, влажное дыхание деревьев и песни ручейков. Аламеда отдала бы что угодно, лишь бы снова вернуться туда. Щемящая тоска сжала грудь. Домой, как хочется домой…

– Наверное, это останки какого-то древнего леса… очень древнего, – проговорила Муна, осторожно ступая вперёд. Она продолжала водить по воде гарпуном, ни на секунду не сводя с неё глаз, – я никогда раньше не видела столько деревьев. Настоящих деревьев, а не ходячих монстров. Скорее всего, они родились, когда Лакос был ещё зелёным и цветущим миром. Вот всё, что от него осталось, – с горечью хмыкнула она, окинув взглядом болотный морок. – Рано или поздно вода доберётся до самых макушек и погребёт под собой это место. Лакос превратится в сплошной океан, и мы тоже исчезнем… Если не найдём Водные Врата, конечно.

– Я бы не слишком надеялась, – проронила Нита. Она шла впереди, раздвигая остриём гарпуна плавучие водоросли и слипшиеся кучки гнилой листвы.

Из мутной глубины проглядывали корни деревьев, а некоторые стелились поверх воды и, переплетаясь между собой, словно сотни белых рук, образовывали крепкий настил. Девушки решили, что передвигаться по нему будет куда надёжнее, чем по воде. Они вскарабкались по узловатым изгибам, придерживаясь за свисающие ветки.

Босые ступни девушек перепрыгивали с корня на корень, взбирались и спускались, следуя их причудливому плетению. Аламеда дотрагивалась до замшелых стволов и вспоминала сельву. Точно так же она кралась по берегу с соплеменниками, когда охотилась за гигантской рыбиной арапаймой. Так же беззвучно проскальзывала в тени крон, заметив в воде голову аллигатора. Со своими чудовищами она знала, как совладать, а здесь даже местные не были уверены, какого монстра могут скрывать опасные воды.

Вдруг Аламеда опять что-то почувствовала: они не одни. Странное существо, обитающее в этом лесу, находилось совсем рядом. Прежде она никогда так отчётливо не ощущала присутствие духов. Ей удавалось это только во время шаманских обрядов, при вхождении в транс. Теперь же она и сама была наполовину потусторонней сущностью и потому точно знала: это существо здесь и наблюдает за ними.

Внезапно что-то молниеносное скользнуло под водой. Спокойная до того гладь подёрнулась рябью. Говорившие о чём-то сёстры тут же замолчали и нацелили своё оружие. Поверхность заводи вновь стала неподвижной, и только мелкие серые рыбёшки беззвучно проплывали мимо.

Вдруг Муна вскрикнула и пошатнулась, едва не упав в воду. Аламеда насторожилась: ловкая Муна была не из тех, кто легко теряет равновесие.

– Что случилось? – обернулась Нита и поспешила к сестре.

– Кто-то схватил меня за ногу и хотел сбросить! – крикнула та, настороженно оглядывая извилистые выросты и тыча в них остриём гарпуна. – А ты говоришь, деревья безобидные. Как бы не так!

– Ты уверена? Думаешь это корни?

– Не знаю… Оно схватило меня, как… как человеческая ладонь.

Аламеда дотронулась до воды и на секунду прикрыла глаза. Она по-прежнему не ощущала враждебности этого места.

– Это не деревья, – сказала она, – это дух, который стережёт лес, и он кажется безобидным.

– Дух говоришь? Безобидный? Он меня утопить хотел, но тебе ли не знать, – хмыкнула Муна. – Люди утверждают – ты ведьма.

Аламеда лишь устало взглянула на неё. Ей не хотелось разъяснять, в чём разница между ведьмой и колдуньей.

– А ты их слушай, – сказала Нита сестре.

– Я и не слушаю, – ответила Муна, – я сама вижу. С кем, по-твоему, она всё время разговаривает. С духами, с умершими?..

Вдруг совсем рядом раздался громкий всплеск – всех троих окатило брызгами, и кто-то засмеялся, а смех – какой-то жирный, клокочущий.

– Дух, да? – крикнула Муна, целясь гарпуном в воду. – Что-то не похоже. Пусть только попадётся мне.

– Это воплощённый дух, – ответила Аламеда, останавливая её руку. Она наконец догадалась, кто жил в этом болоте. – Ты ничего ему не сделаешь своим оружием. А он ничего не сделает тебе, если ты только не осквернишь его владения.

– Вот как? – сказала Муна, смерив её взглядом, но гарпун не опустила. – Надеюсь ты права, Килайя.

– Моё имя Аламеда, – холодно ответила та.

– Все тебя так зовут, белянка. Что ж ты обижаешься?

– Поторопимся, – прервала их Нита, кольнув взглядом сестру, – иначе до заката не успеем, и уплывут без нас.

– Тем хуже для них, – фыркнула Муна.

– Почему мы не позовём других? – спросила Аламеда. – Это место не несёт опасности, я чувствую.

– Так они тебе и поверили, – ответила Муна. – Расскажи им о своём ощущении воплощённого духа – увидишь, сколько смельчаков найдётся. Среди нас не осталось бесстрашных людей.

– Они не пойдут, пока не будут уверены, что здесь безопасно, есть суша и питьевая вода, – сказала Нита. Она шла впереди и острием длинного ножа чертила линию на ровной глади. – Нам нужно новое место, хотя бы ненадолго. Плавучий остров протянет ещё несколько дней. Если же твёрдой земли и питьевой воды здесь нет, мы сможем жить на нашем плоту, укрепить его как следует свежим тростником, запастись им впрок и надеяться на дожди, чтобы наполнить бочки. Древесины хватит с головой на постройку нескольких крепких лодок. Тогда мы сможем продолжить путешествие.

– Хорошо бы. На обгорелой куче тростника до Водных Врат не доплыть, – сказала Муна, скосив взгляд на Аламеду.

– Опять ты со своими Вратами, – усмехнулась Нита. – Я поверю, только когда увижу их. Сколько лет мы уже плаваем по Большой Воде, от одного заболоченного острова – к другому, и ни разу не видели никаких Врат.

Аламеде стало любопытно. Она часто слышала пророчество, которое все твердили, но никогда не вникала в его суть.

– И куда они ведут, эти Врата? – спросила она.

– Куда захочешь, – ответила Муна. – Каждый увидит в них тот мир, в который желает попасть.

– Яс говорит – брехня, и я с ним согласна, – бросила Нита, обернувшись, и вдруг закричала: – Осторожно, Муна, сзади!

Её слова заглушил громкий всплеск: из воды выросло зелёное нечто, склизкое и обтекаемое со всех сторон. Муна развернулась и молниеносно всадила в него гарпун, но чудище преспокойно соскользнуло с острия и растеклось, словно масляное пятно, по поверхности воды. Посредине осталась лишь пара глаз с горящей в них чертовщинкой.

– Ах ты… – Муна приготовилась ещё раз метнуть гарпун, но глаза тут же закрылись и вместе с желейным пятном вновь ушли под воду.

Аламеда, подскочившая вслед за Нитой, едва успела разглядеть странное существо. Так и есть – воплощённый дух. Дух болот и воды.

Духи в её лесу редко воплощались. Она видела это лишь однажды, когда они с Ваби проводили обряд умасливания духов с подношением даров на священной поляне. Те редко показывались людям во плоти. Но ведь здесь никто не жил… Существо могло принимать любое обличие, какое ему вздумается. И снова Аламеда не почувствовала в этом создании враждебности, скорее большое любопытство.

– Нечего сказать, мерзкое местечко, – проговорила Муна. – Ты уверена, сестра, что хочешь жить по соседству с этим, – она указала гарпуном на то место, где только что скрылась скользкая масса с глазами.

– Чудовищ мы успели повидать и прежде, – проронила Нита, – и это далеко не самое опасное, хоть и противное, не спорю. Лучшее место мы вряд ли найдём. Здесь много тростника, он пойдёт и в пищу, и для укрепления острова. Рыбы тоже полно. Птицы есть, а значит будут и яйца. Смотрите, – она отломила беловатый нарост с ближайшего ствола и отправила его в рот: – Съедобный лишайник – а это уже роскошь. Главное найти питьевую воду. Если она здесь есть, я готова мириться с соседством любых чудовищ.

– Их тут нет, – сказала Аламеда. – Это воплощённый дух, теперь я точно уверена, дух болот – мокрун. Он и охраняет это место от всякой нечисти.

– Может, ты с ним ещё и подружишься? – усмехнулась Муна.

– Может и подружусь, и тебе советую, – ответила Аламеда. – С мокрунами лучше не ссориться. Так что поосторожнее с гарпуном. Навредить ты ему не навредишь, но он может обидеться.

– Вот как? – обернулась Муна, вскинув одну бровь, но больше ничего не сказала.

Девушки продолжали продвигаться вперёд. Звуки ударов становились всё громче. Думалось, что поблизости орудует какой-то невидимый дровосек, но ничего вокруг не говорило о присутствии человека, словно никто до них не оставлял следы на покрытых зелёной тиной корнях, не ломал чересчур разросшиеся на пути тонкие ветки и не тревожил странное подводное создание. Мангры, переплетённые между собой, корни и вода… вода, корни и мангры… И ни клочка суши.

– Смотрите! – вдруг прокричала Аламеда.

Все трое остановились. Деревья впереди росли в наклон: их корни с одной стороны утопали в воде, а с другой – цеплялись за крутой, поросший разнотравьем берег, словно пытаясь выбраться из опостылевшего болота. Выше по склону тоже росли деревья, много, целый лес. Могучие, крепкие, с широкими стволами, а на берегу лежала перевёрнутая вверх дном дырявая лодка.