Тайна двух реликвий

10. Про границу на замке

На рассвете двадцать четвёртого июля Родригес встретил Одинцова в аэропорту Варадеро, широко улыбнулся и распахнул объятия.

– Здравствуй, друг! – старательно выговорил он по-русски.

Одинцов похлопал кубинца по широкой спине со словами:

– Hola, amigo!

На этом его познания в испанском заканчивались; десяток фраз из разговорника не в счёт. Впрочем, и Родригес едва понимал по-русски. Много лет назад они шутили по этому поводу: воюем вместе, а говорим на языке противника. Противником были американцы.

В пору обучения в КУОС отборные курсанты, среди которых оказался Одинцов, проходили стажировку в спецлагере на Кубе. В Советском Союзе действовал запрет на карате, и настоящие мастера были редкостью, зато кубинцы годами тренировались в Японии. Мало того, самые успешные из них превратили спортивный стиль школы Дзёсинмон в оперативное карате. Это была техника не для соревнований, а для реальных схваток; в соединении с боевым самбо она давала сокрушительный эффект.

Своего инструктора Одинцов знал под именем Рауль Родригес. Кубинский здоровяк даже среди своих считался мастером. Учил он жёстко, зато это была наука навсегда. Оперативное карате пригодилось Одинцову не раз – и когда он ещё носил погоны, и после.

Через год-другой после лагеря бывший курсант и его инструктор встречались в Анголе и Мозамбике: кубинцы воевали там официально, а советские диверсанты проводили секретные спецоперации против партизан. Многие годы спустя Родригес уже туристом прилетал в Россию. Одинцов тогда познакомил его с Вараксой, они вместе рыбачили на Ладоге и с тех пор продолжали поддерживать связь – посмеиваясь, что всё ещё говорят на английском. А вчера Одинцов даже звонить не стал, просто наудачу отправил Родригесу в мессенджере номер своего рейса и записку: «Прилетаю 24-го». Появится – хорошо, нет – нет.

Кубинец появился.

– Какие планы? – расспрашивал он Одинцова по пути на парковку, нежно прижимая к груди сувенирный ящик с водкой «Калашников». – Можем отметить встречу в Гаване, я наших позову. Или давай сразу на Золотой пляж, раз уж ты в Варадеро, а парни сюда подъедут… Или сперва тебя недельку по острову покатать? Я же пенсионер, времени свободного полно, так что не стесняйся. Мы с моим танком в твоём распоряжении.

Они подошли к машине. Это был шестиметровый кабриолет Lincoln Continental цвета морской волны – ровесник и родной брат красавца, в котором застрелили президента Кеннеди. Окажись танк Родригеса посреди Петербурга, да ещё с откинутой мягкой крышей, как сейчас, – он собрал бы вокруг себя толпу зевак. Но на Кубе строгий «линкольн» терялся среди таких же громадных и куда более ярких «кадиллаков», «плимутов» и «бьюиков». Карибский климат не вредит старым колымагам, которые бегают по здешним дорогам больше полувека – и будут бегать ещё столько же, пока окончательно не рассыплются.

– Золотой пляж – это мечта, – сказал Одинцов, опускаясь на светло-серое кожаное сиденье размером с диван в ночном клубе. – Но давай сперва в Гавану. Дело есть. А Варадеро и остальное на обратном пути.

От Варадеро до Гаваны полтораста километров. Родригес по примеру местных умников заменил могучий и прожорливый семилитровый двигатель своего монстра на более экономичный и менее мощный. «Линкольн» спокойно катил по шоссе, и Одинцов испытывал некоторую патриотическую гордость, когда их с натужным воем и скрежетом коробок передач обгоняли «жигули»: до революции 1959 года на Кубу везли машины из Штатов, а после – из СССР. Тюнинг «жигулей» напоминал о традициях автомобильных дизайнеров Северного Кавказа.

Радио «линкольна» обволакивало старых приятелей барабанно-гитарной паутиной румбы. Солнце поднималось всё выше и начинало припекать. Одинцов откинулся на сиденье и сквозь зеркальные очки молча разглядывал придорожные пейзажи. До чего ж тут хорошо! Живи и радуйся… Надо было начинать разговор, но врать не хотелось, а мудрый Родригес не задавал вопросов – он ждал, когда гость сам объяснит своё внезапное появление. Наконец, Одинцов собрался с духом, и тут зазвонил смартфон.

– Миленький, – сказала Ева по-русски, – я во Флориде.

Связь была плохая, и Одинцов решил, что ослышался.

– Во Флориде?! Зачем? Я же просил тебя оставаться на месте и никуда…

– Я во Флориде со вчерашнего вечера, – повторила Ева. Похоже, она тоже плохо слышала и к тому же торопилась. – Перезвоню позже и всё расскажу. Так надо.

Одинцов задумчиво глядел на умолкший смартфон. По его плану Еве действительно предстояло перебраться из Нью-Йорка к мексиканской границе, но как она догадалась – раньше, чем Одинцов дал команду? И почему спешила? Почему звонила в такую рань и кто мешал ей говорить? Сейчас их с Одинцовым разделяли всего четыреста километров – правда, это была водная ширь Флоридского пролива. В любом случае предварительный план предстояло срочно корректировать.

Из короткого разговора на русском Родригес понял только, что речь про Флориду, и перестал улыбаться. Он ещё некоторое время подождал объяснений, а после сам нарушил молчание:

– Итак?

– Это личное дело, Рауль, – сказал Одинцов. – Можно сказать, семейное. Моя женщина в опасности. Я должен встретиться с ней как можно скорее. На подготовку времени не было. Совсем. Как только возникли проблемы, я сразу полетел сюда. Деньги есть, американской визы нет. Что скажешь?

Родригес помолчал, разгладил усы и сказал:

– Мне нужна неделя. За неделю я соображу, как перебросить тебя на Флориду. Дай мне неделю или полторы.

– Слишком долго. Мексиканцы днём пришлют визу. Я лечу с Кубы на Юкатан, оттуда добираюсь до границы со Штатами, а дальше – как в лучшие времена.

– В лучшие времена мы были намного моложе, – откликнулся Родригес и поскрёб в седом затылке. – Мы не прорывались в Штаты через границу с Мексикой, и на границе не было стены.

Одинцов добавил:

– И дома нас не искала полиция. Я не имел права улетать из России. У тебя ведь компьютер есть? Надо карту посмотреть. И срочно найти окно на границе, ближе к Флориде.

Родригес снова улыбнулся, и улыбка была шире прежнего.

– Vale más paso que dure, y no trote que canse, – на родном языке сказал он в том смысле, что лучше двигаться медленно, зато верно, и тут же прибавил газу.

Одинцов не прогадал, обратившись к Родригесу. Доллары на Кубе были не в ходу: правительство с ними боролось и ввело для туристов особую валюту – кук, а сами кубинцы использовали песо. Одинцову полагалось рассчитываться куками и за любую покупку платить вдвое дороже.

Он привык, что в российских обменных пунктах курс валюты заметно колеблется в зависимости от банка. На Кубе все обменники под вывесками Cadeca принадлежали государству и работали по единому курсу. Одинцов снял с карты доллары и обменял на куки, которые передал Родригесу. Правда, ранний завтрак в закусочной он всё же оплатил куками, заявив, что не желает подрывать кубинскую экономику. За всё остальное Родригес платил местными песо.

Гость из России должен был выглядеть как настоящий турист. Когда открылись магазины, Родригес экипировал Одинцова светлыми шортами со множеством карманов, яркой рубашкой, подозрительно похожей на подарок Сергеича, цвета вырвиглаз, и ещё одной просторной белой рубахой – вроде тех, что носили когда-то рабы на кубинских плантациях. Был куплен и новый смартфон. Старый Одинцов отдал Родригесу с просьбой:

– Пусть кто-нибудь поездит с ним несколько дней.

Это была всё та же мера предосторожности: если за Одинцовым станут следить по передвижению между станциями сотовой связи, мобильный сообщит, что хозяин болтается по кубинским пляжам.

Разрешение на въезд от мексиканцев Одинцов получил по электронной почте, уже сидя среди белых стен чистой, по-спартански обставленной квартиры Родригеса в центре Гаваны. Перед ним на мониторе компьютера была открыта испещрённая названиями карта границы между Мексикой и Штатами.

– От Гаваны до Канкуна полтора часа лёту, – говорил Одинцов и постукивал линейкой по значку аэропорта на полуострове Юкатан. – Там стыковка и ещё часа три до Монтеррея, это самый подходящий аэропорт… самый близкий от границы. Везде пишут, что автобусы в Мексике – транспорт номер один. Значит, на автобусе до Матамороса… та-ак, смотрим… ага, триста километров… до Рейносы около двухсот, а до Сьюдад Мигель Алеман ещё меньше… Вот, смотри, всего сто семьдесят! Это ещё три часа, и пожалуйста тебе граница.

Родригес посасывал сигару, выпуская клубы терпкого дыма, и спокойно слушал рассуждения товарища. Одинцов от сигары отказался и дымил привычной сигаретой, говоря:

– По статистике, через границу в Штаты каждый год перебираются пятьсот тысяч человек. В этом году будет на одного больше…

– Пятьсот тысяч пытаются перебраться, – заметил Родригес, делая упор на пытаются. – Это число нарушителей границы. Там работает целая индустрия. Гангстеры. За переброску люди платят им большие деньги. А потом одни задыхаются в грузовых фургонах, другие погибают в пустыне, третьи в горах, четвёртых убивают рейнджеры, пятых ловят в ближайших американских городах и депортируют… Сколько народу остаётся в Штатах, ты считал?

Кубинец ткнул сигарой в сторону экрана и добавил:

– К тому же нас не интересуют ни пятьсот тысяч, ни пятьдесят, ни даже пять. Нас интересуешь только ты, но с гарантией. Смотри. От Мексиканского залива граница тянется на запад по Рио-Гранде. От самóй реки там осталось немного, во многих местах её переходят вброд. Но сюрпризов хватает. Например, вода может подняться, тогда патрулей станет больше… Ты же всё про это знаешь. Надо залечь у границы на несколько дней, изучить обстановку и в удобный момент сделать бросок. Но ты же не хочешь ждать?

– Я не могу ждать, – уточнил Одинцов.

– К тому же восток – не туристское направление, – продолжал Родригес. – А ты не похож на мексиканца. Ты белый человек, гринго. Там любой ребёнок это понимает. Гринго не понравится ни пограничникам, ни гангстерам. Тебя подстрелят или те, или другие.

Одинцов побарабанил пальцами по столу.

– Хорошо. Есть ещё варианты?

– Есть. Можно не прятаться, а пойти через пограничный пункт. Через любой, их вдоль границы больше полусотни. Мексиканцы тебя пропустят, им всё равно. Документы проверяют только у своих. Переходишь на американскую сторону. Там офицер говорит, что у тебя нет визы, а ты в ответ просишь политического убежища.

Видя удивление гостя, Родригес пояснил:

– Я рассказываю, как делали наши ещё во времена Кастро… и как мы туда своих людей внедряли. Значит, ты просишь политического убежища. Тебя помещают в изоляционный лагерь, но уже на территории Штатов. Если ты ещё помнишь, чему я тебя учил, – из лагеря тебе уйти будет намного проще, чем прорваться через границу. Только уходить надо без жертв, если не хочешь, чтобы тебя ловили одновременно пограничники, шериф, полиция и ФБР. А стрелять они будут на поражение.

– Хорошо, – кивнул Одинцов. – Следующий вариант.

– Ты попросишь политического убежища, а из лагеря свяжешься со своей женщиной. Она оформит поручительство или внесёт залог, и до суда тебя выпустят. Если твои дела в Штатах займут немного времени, этого может быть достаточно. Залог – тысяча баксов, или пять, или десять, бывает по-разному, это решают на месте. Но есть проблемы.

– Какие?

– Тебя могут не выпустить и оставить в лагере до суда. Это первое. Второе – если всё же выпустят, тебе придётся соблюдать строгие правила. Электронный браслет на ноге и всё прочее. Нарушишь правила – станешь уголовным преступником. И третье: суд о предоставлении убежища могут назначить быстрее, чем ты успеешь сделать то, что хотел. Я же не знаю твоих планов… К суду надо готовиться, надо заранее собрать документы и нанять хорошего адвоката. У тебя этого нет. Значит, тебе откажут и тут же депортируют обратно в Россию.

– Если я попрошу убежища, – сказал Одинцов, – американцы и наши сразу будут знать, где я. Не подходит. А если попробовать через Сьюдад Хуарес? Это уже не восток, а середина страны…

Родригес поперхнулся дымом сигары.

– Через Сьюдад Хуарес… кха-кха!.. идёт половина мексиканского наркотрафика, кха! – кашляя, сказал он. – Одно из мест, где упаковки… кха-кха!.. по сорок килограммов просто перебрасывают через стену… кха!.. катапультой. Если тюк с наркотой попадает в рейнджера, он покойник. Паршивый… кха-кха!.. городок, в котором убивают иногда по десять человек в день. Такого гринго, как ты… кха!.. местные гангстеры расстреляют на спор, кто быстрее. Чтобы попасть в Штаты не по морю, а по суше, единственное правильное решение – Тихуана. Сразу через границу там Сан-Диего, а это… кха!.. самый юг Калифорнии. Толпы туристов, таких же гринго, как ты. Среди них можно затеряться. И через границу пройти шансов больше…

Их разговор прервал звонок нового смартфона Одинцова, на который он переадресовал вызовы с предыдущего. На дисплее светился номер Мунина.

– Привет, наука, – сказал Одинцов по-русски нарочито весёлым тоном. – Как Лондон? Как девушки туманного Альбиона? Всех очаровал? Я уж тебе и не звоню, чтобы не отвлекать…

Слушая ответ и вытаскивая из пачки сигарету, он хмурился всё больше и не перебивал собеседника. Родригес ушёл на кухню, неторопливо сварил кофе и принёс в комнату. Всё это время Одинцов продолжал слушать, лишь изредка вставляя короткие реплики. Наконец, Одинцов дал отбой, раздавил в пепельнице очередной окурок и сказал Родригесу:

– Дело хуже, чем я думал. Я лечу в Мексику прямо сейчас.

– У нас говорят, – откликнулся Родригес, – что русский найдёт выход из любой задницы, но сначала он найдёт туда вход. Я не могу лететь с тобой. Кубинцам в Мексику нужна виза. Мне её не дадут никогда. Но я могу подсказать, как найти выход из задницы. Вход ты уже нашёл.