Тайна географических названий

В свое время жил я в Красногвардейском районе Москвы, на углу Старосадского и Петроверигского переулков, почти напротив Исторической библиотеки. Тогда, в 30-е годы, она еще создавалась. Сейчас это одно из крупнейших в мире книгохранилищ: здесь собрано свыше миллиона книг, множество старинных рукописей, карт и чертежей нашей земли, огромные фонды старых газет и журналов, фотокопии древних рукописей, редчайших фолиантов… Основой этих богатств, хранимых в библиотеке, послужили книжные и рукописные собрания, принадлежавшие некогда знаменитым русским ученым — историкам, археологам, нумизматам, — исторические книги, переданные другими библиотеками, колоссальные картотеки-справочники по вопросам истории, завещанные многими любителями историографии и собирателями редкостей…

Мне приходится так подробно рассказывать об этой замечательной библиотеке потому, что именно здесь мы могли получить ответы на интересующие нас вопросы.

Жилой квартал, в котором стоял наш дом, одной стороной глядел на Петроверигский переулок, а другой — на Старосадский, круто спускавшийся к Солянке. Оба эти переулка, пересекающихся под прямым углом, выходили на одну и ту же улицу — Маросейку. В старой Москве таких кривоколенных переулков было немало.

«А почему наш переулок называется Старосадским?» — спросили меня соседские ребята. Они, конечно, сами понимали, что название это произошло от старого сада, который, вероятно, когда-то здесь существовал. Понимали они и то, что прошлое Армянского переулка несомненно связано с армянами — недаром же здесь, в здании бывшего Лазаревского института восточных языков, помещался Дом культуры Армении, рядом с ним — полномочное представительство Армянской республики, а чуть наискосок и напротив — винные подвалы знаменитой армянской фирмы «Арарат». Колпачный переулок?.. Ну, тут ясное дело: замешаны какие-то колпаки. Петроверигский? Здесь, правда, труднее понять — какой-то Петр и какие-то вериги… К Хохловскому переулку, очевидно, имел отношение либо человек, по фамилии Хохлов, либо здесь жили сами «хохлы», как прежде называли малороссов-украинцев…

«Разгадывать» названия путем догадок, основанных на внешних признаках, не очень трудно. Но правильны ли такие догадки? Взять, к примеру, Чистые пруды. Почему «пруды», когда здесь только один пруд и, по рассказам местных старожилов, на месте этого пруда некогда были не чистые, а… поганые пруды?..

А откуда взялось странное слово «Маросейка»? Ведь по-русски оно совсем ничего не означает.

Почему Маросейка у Армянского и Старосадского переулков теряла свое имя и становилась Покровкой? Тут одними догадками не обойдешься. Нужны доказательства. Найти же их не так-то просто.

Ведь представительство Армянской республики и Дом культуры Армении могли появиться только после Октябрьской революции. А название «Армянский переулок» встречается еще в переписке времен Пушкина и Державина. В Кривоколенном переулке, в который упирается Армянский переулок, стоит старый дом поэта Д. Веневитинова. В этом доме А. С. Пушкин читал впервые «Бориса Годунова». Этот памятный дом фасадом своим глядит на Мясницкую улицу, которая сейчас носит имя С. М. Кирова. А Мясницкая улица шла от площади Лубянки (сейчас она называется Дзержинской) до Мясницких (ныне Кировских) ворот; справа от них расположены Чистые пруды, а слева… Но, впрочем, достаточно пока и этого запаса названий, в которых следует разобраться.

Можно было бы, конечно, подробно рассказать о том, как ребята вместе со мной разгадывали тайны столичной топонимии на сравнительно небольшой территории — квадратике, изображенном на цветной вклейке между страницами 32 и 33. Но этот рассказ, пожалуй, завел бы нас очень далеко. Жаль, конечно, что тогда еще не были опубликованы книги П. Сытина о московских улицах, площадях и переулках («Прошлое Москвы в названиях улиц», Московский рабочий, 1946, «Из истории московских улиц», Московский рабочий, 1952), и необходимые сведения нам приходилось разыскивать в старых книгах Исторической библиотеки и добывать в беседах с нашими соседями — старожилами столицы.

Но мы все же узнали очень многое и в первую очередь решили задачу с названием Армянского переулка. Она оказалась не очень сложной: название это возникло в 1781 году, когда армяне, поселившиеся в Столповом переулке (он назывался так по имени церкви Николы на столбах, или столпах), получили разрешение построить свою церковь. Это была единственная в то время армянская церковь в Москве. По этой церкви Столпов переулок и переименовали в Армянский. Название держится до наших дней, хотя на месте церкви давно уже построено большое здание школы. Узнали мы и о том, что вся местность к югу от нынешней Маросейки и Покровки до реки Яузы была занята садами Московского великого князя Василия III. В те времена сюда ездили на отдых московские князья. Четыреста лет назад эти сады считались загородными, дачными: город в те времена кончался у Ильинских ворот, откуда вела улица к Спасским воротам Кремля, под башней с часами, изображение которой служит своеобразным символом Москвы.

Углубленное знакомство с прошлым этого квадратика как бы приподняло перед нами плотную завесу времени: мы узнали, что по мере роста города отодвигались все дальше его пригороды, сады, огороды. В XVI веке дорога, которая начиналась от Ильинских ворот и шла за мостом через глубокий ров, окружавший Китай-город, начала обстраиваться и ее назвали Покровкой, по имени церкви Покрова в Садех.

Тут стоит заметить, что церкви, как постройки более фундаментальные и дольше сохраняющиеся, нежели деревянные дома, служили хорошими ориентирами при изучении любого русского города и его топонимики, как мусульманские мечети и мазары (гробницы) на юге и юго-востоке или католические костелы и лютеранские кирхи на западе нашей страны. Эти здания стояли века, и многие из них сохранились доныне. Если они и разрушались, то имена храмов продолжали жить в названиях улиц, площадей или переулков.

Так до нашего века дошли названия Покровской улицы и Спасоглинищевского переулка, хотя самих церквей — Покрова в Садех и Спаса в Глинищах — давно уже не существует. В XV веке Спасоглинищевский (сейчас улица Архи-пова) переулок назывался Горшечным — жили здесь горшечники, вырабатывали из местной глины свои изделия и продавали их тут же в горшечных лавках. Уцелело доныне и название соседнего Петроверигского переулка, хотя церковь Петра Вериг (Вериги — железные цепи, тяжелые кандалы, добровольно надевавшиеся юродивым или религиозными фанатиками на голое тело «для усмирения плоти») была снесена еще в первой половине XIX века. В начале Старосадского переулка стоит здание церкви Козьмы и Дамиана, построенной в 1792 году знаменитым русским архитектором М. Казаковым. По имени этой церкви Старосадский переулок с конца XVIII века стали называть Козьмодамьяновским. После Октябрьской революции первоначальное название переулка было восстановлено, хотя здание церкви сохранилось и в 1959 году ее реставрировали как памятник русского зодчества.

Но нам предстояло решить еще одну топонимическую задачу: почему у одной, по существу, улицы было два названия — от Ильинских ворот до Армянского переулка она называлась Маросейкой, а ее продолжение от Армянского переулка до Бульварного кольца называлось Покровкой.

Решая эту задачу, мы познакомились с очень интересными материалами, связанными с Маросейкой. Оказалось, Вериги — железные цепи, тяжелые кандалы, добровольно надевавшиеся юродивыми или религиозными фанатиками на голое тело «для усмирения плоти», что триста лет назад на этой улице находилось подворье украинского или, как тогда говорили, малороссийского посольства. В царствование Алексея Михайловича произошло важное событие: присоединение Малороссии (Украины) к России. Подворье, где жили послы Богдана Хмельницкого, размещалось на Покровке, напротив Спасоглинищевского переулка, в сохранившемся доныне трехэтажном доме (№ 11), где и был подписан исторический договор о воссоединения Украины с Россией.

В память об этом событии улица Покровка со второй половины XVII века стала называться Малоросейкой, затем Малросейкой и, наконец, Маросейкой. А спустя несколько десятилетий уже мало кто из москвичей помнил, что искаженное имя улицы было связано с малороссами-украинцами, хотя с памятью о них мы встречаемся в этом районе столицы на каждом шагу.

Рядом с Маросейкой, в границах Старосадского, Колпачного и Хохловского переулков, во времена Петра Первого располагался обширный двор малороссийского гетмана Ивана Мазепы. Часть прежних владений Мазепы занимает сейчас здание Исторической библиотеки. Позади нее проходит извилистый Колпашный переулок. В XVII веке тут стояли дворы мастеров-колпачников, которые изготовляли колпаки — мужские шапки. Еще в прошлом веке название Колпашный изменилось на Колпачный. Этот переулок спускается к Хохловскому переулку, названному так потому, что здесь, позади гетманского двора, жили «хохлы», как называли тогда украинцев-малороссов и в двухколенном (это хорошо видно на плане — Московский квадрат) переулке находилось большое поместье и дом думного дьяка Украинцева, сохранившийся до наших дней. Хохловский переулок выходит в сторону нынешних бульваров, на небольшую Хохловскую площадь.

Старосадский, Колпашный и Хохловский переулки круто спускаются от Покровки к низменному району реки Яузы, как бы сливаясь на так называемом Ивановском спуске, получившем свое имя от Ивановского монастыря на кулижках (Кулига, кулижка — дальний луг на берегу реки, чистое или очищенное место, выселки. Отсюда и происходит выражение «у черта на куличках».). Спуск этот ведет к улице Солянке, названной так по соляным складам, стоявшим здесь в те времена, когда торговля солью была государственной монополией (свободную торговлю этим важным продуктом разрешили только в 1733 году).

Удалось нам также узнать, почему одна и та же улица разделяется двумя названиями — Маросейка и Покровка. Оказывается, в старину Маросейка у стыка Старосадского и Столпова (Армянского) переулков перегораживалась на ночь решеткой, у которой по очереди дежурили местные жители, охраняя свои дома от воров, грабителей и поджигателей. А за решеткой как бы начиналась другая улица, сохранившая прежнее название — Покровка. С тех пор прошло не мало времени, а привычка делить одну и ту же улицу на две части осталась доныне. Улица так и не смогла получить единое имя: в 1954 году Маросейку переименовали в улицу Богдана Хмельницкого, при котором Украина была воссоединена с Россией, а Покровка еще в 1940 году стала улицей Чернышевского.

К Покровке поднимается следующий за Старосадским Колпачный переулок, как раз в том месте, где стояла некогда слобода мастеров, изготовлявших котлы для варки пищи. Слобода эта называлась Котельниками. Среди жителей слободы было немало богатых людей. Один из них, приезжий купец Сверчков, построил в Котельниках храм Успения. Сооружал его талантливый русский мастер Петрушка Потапов, украсивший строение чудесной белокаменной резьбой. Великий зодчий В. И. Баженов, восхищаясь архитектурой храма, считал его одним из красивейших зданий Москвы и ставил его в один ряд с церковью Василия Блаженного.

По храму Успения и был назван Большим Успенским переулок, выходящий на Покровку, а Малый Успенский соединил Столпов переулок с Большим Успенским. На Малом Успенском стояли и каменные палаты гостя Сверчкова. «Гостями» тогда называли иностранных и иногородних купцов. От этого слова пошли гостиные дворы — купеческие подворья, торговые ряды и гостиницы — дома для приезжих торговых людей. Палаты Сверчкова сохранились до наших дней; в свое время в них помещался каменный приказ, ведавший всеми строительными работами в старой Москве.

Покровская улица, Успенские переулки, Петроверигский, Спасоглинищевский, Ивановский и многие десятки других переулков Москвы получили свои названия по именам соборов, церквей, монастырей. Уже по этому можно судить, как велико было на Руси влияние духовенства.

После Великой Октябрьской социалистической революции новые хозяева страны решили избавиться как от церковного наследия в городской топонимии, так и от царских имен на географической карте страны, воздав должное тем, кто строил и украшал страну и ее города.

Так появилось на плане города Москвы и славное имя зодчего Потапова, присвоенное бывшему Большому Успенскому переулку, а Малый Успенский был назван именем Сверчкова.

Но, к великому сожалению, храм, созданный Потаповым, как и многие сооружения древней Москвы, которые следовало бы сберечь на радость потомкам, был снесен до основания. Только имя его строителя осталось в названии переулка, хотя надо признаться, что сегодня лишь очень немногие из местных жителей знают, почему их переулок называется Потаповским и кто такой сам Потапов. Когда мы для проверки обратились к нескольким людям, живущим в этом переулке, с таким вопросом, то один из них объяснил нам, что Потапов — это какой-то революционер, другой назвал его купцом-домовладельцем, а третий — видным общественным деятелем прошлого столетия. Жаль, что никто до сих пор не догадался установить в скверике, разбитом на месте бывшего храма, хотя бы скромную памятную доску с указанием, что здесь до такого-то года красовалась каменная симфония, созданная замечательным русским зодчим Петром Потаповым.

К сожалению, множество уникальных памятников старины, свидетельствовавших о высоком уровне развития национальной культуры нашей страны, было уничтожено.

К таким же неповторимым памятникам культуры прошлых веков относятся и древние топонимы, в которых отражается история нашей страны и нашего народа.

В любом старинном городе можно встретить топонимы, которые в самих себе хранят «тайну» своего возникновения. В Москве остались десятки древних названий, и среди них, к примеру, название Покровских ворот — как именуют место у выхода Покровки (нынешней улицы Чернышевского) к Бульварному кольцу. Никаких ворот тут нет в помине, но в свое время они существовали, а затем были снесены растущим во все стороны городом.

Снесены были не только Покровские, но и Мясницкие, Сретенские, Петровские, Никитские и другие ворота вместе с толстыми стенами, окружавшими Белый город, как называлось полукольцо улиц и переулков вокруг Китай-города и Кремля. Москвичи, разумеется, давно уж привыкли к несуществующим воротам, о которых громогласно объявляют водители автобусов и троллейбусов, но многие приезжие, впервые попавшие в Москву, удивленно ищут ворота, не подозревая о том, что они исчезли уже более двухсот лет назад.

Такой же важной магистралью, как Маросейка — Покровка, была и Мясницкая улица, носящая сейчас имя Сергея Мироновича Кирова. Так же как и Покровка, эта улица заканчивалась у ворот в стене Белого города.

Почти к самым стенам примыкали дворы мясоторговцев, а за стенами находились мясные лавки. От этого и ворота Белого города стали называться Мясницкими.

Между Мясницкими и Покровскими воротами лежал Чистопрудный бульвар. Как и все бульвары, зеленым кольцом окружающие древнейшую часть Москвы, он был устроен в первой половине XIX века, когда снесли толстые стены, окружавшие Белый город. А в XVI веке под этими стенами шумел рынок — животинный двор, где продавали коров, овец, свиней. Рядом с рынком стояли государевы бойни и мытный двор, на котором взимали мыт (пошлину, налог). Но мясники, чтобы избежать лишних расходов, били скотину не на государевой бойне, а прямо у своих мясных лавок. Туши разделывали, а отбросы выкидывали в пруды, из которых вытекала маленькая речка Рачка, впадавшая в Москву-реку, неподалеку от устья Яузы.

Отходы убоя разлагались, отравляли воздух и заражали окрестности. С весны до осени над прудами стоял страшный смрад, и неудивительно, что они назывались «погаными».

Сейчас ничто на Чистых прудах и во всей округе не напоминает о прошлом, кроме сохранившихся еще в памяти москвичей названий Мясницких ворот и Костянского переулка, где прежде была свалка костей, остававшихся в мясных лавках после разделки туш.

Когда же Поганые пруды стали Чистыми?

В конце XVII века любимец царя Петра I Александр Меншиков приобрел большой участок земли у Мясницких ворот — весь квартал от Мясницких ворот до нынешнего Телеграфного переулка. В своих владениях Меншиков развел сады и оранжереи, построил каменные палаты и великолепную церковь Архангела Гавриила, известную под именем «Меншиковой башни», — она выходит фасадом на нынешний Телеграфный (прежде он назывался Архангельским) переулок. По приказанию Меншикова мясные лавки были убраны и переведены в Замоскворечье, а Поганые пруды очищены. С того времени они и стали Чистыми, хотя в наши дни существует только один пруд — остальные засыпаны и на их месте зеленеет Чистопрудный бульвар.

Телеграфный переулок получил свое название по огромному подворью Главного почтамта, где помещался и Главный телеграф, до перевода его на Тверскую, ныне улицу Горького. Подворье Главного почтамта почти целиком заняло территорию бывших меншиковских владений.

С тех пор как пруды стали чистыми, в этот район потянулись на жительство приезжие «немцы» — так москвичи называли всех иноземцев, не умевших говорить по-русски: они были «немцами», то есть «немыми» людьми. До этого иностранцы уже не раз пытались селиться поближе к Китай-городу и Кремлю. Они приобретали дворы, платя за землю втридорога, воздвигали дома, строили свои храмы. Но под нажимом духовенства, жаловавшегося на уменьшение доходов и на то, что «немцы» совращают православных в свою ересь, царь Михаил Федорович запретил продажу земельных участков иностранцам. Все «немцы» постепенно переселились за город, в Немецкую слободу на берегу реки Яузы, в специально отведенный для них район. Он находился за слободой басманников — дворцовых пекарей, выпекавших казенный хлеб «басман». На месте бывших Басманной и Немецкой слобод появились впоследствии Старая и Новая Басманные улицы, Немецкий рынок, Немецкая улица, Старокирочный и Новокирочный переулки, где стояли когда-то кирки — лютеранские храмы.

Пласты истории

Обо всем этом мы узнали: путем долгих розысков и сложных расспросов, осторожно подходя к расшифровке очередного «загадочного» названия — ведь каждое из них имело своего предшественника, а у него, в свою очередь, тоже были какие-то свои предки. Нам как бы приходилось заниматься раскопками, снимать одно за другим наслоения времени. Теперь уже можно было мечтать о том, чтобы своими глазами увидеть эти пласты истории — чертежи и планы города, составленные в разные периоды времени.

В конце концов удалось найти несколько карт города: план современной Москвы, план начала нашего века, чертеж столицы, сделанный незадолго перед наполеоновским нашествием, план второй половины XVI века и разные картинные чертежи, нарисованные путешественниками.

В каждом веке была своя манера составлять городские планы. В древности город изображался картинкой, на которой были хаотически нагромождены друг на друга различные строения. Позже планы города рисовались как бы с птичьего полета, а потом их стали изображать не рисунком-картинкой, а чертежом — планом.

А нам хотелось перерисовать все эти планы в одном масштабе, в одной манере так, чтобы при наложении друг на друга они совпадали в каких-то неподвижных точках; этими постоянными точками могли, конечно, служить прочные каменные сооружения — церкви, дворцы, монастыри. Мы полагали, что если бы эти планы перерисовать на прозрачной бумаге, то у нас в руках оказался бы своеобразный рентгеновский снимок, на котором сквозь сегодняшний день нашего района просвечивало бы его прошлое: мы увидели бы, как появляются и исчезают улицы и переулки, как одно название сменяется другим.

Цветная вклейка познакомила нас с планом современной Москвы в ее новых границах, отмеченных красной краской. Почти в центре этого плана вы видели небольшой желтый квадратик. О нем-то и рассказывалось в предыдущей главке.

А сейчас познакомьтесь с тем же московским квадратом, увеличенном настолько, чтобы можно было ясно прочесть названия площадей, улиц и переулков. План этот относится к тому же времени, что и общая карта столицы, то есть с 1962 году.

Следующий за ним план представит вам этот же московский квадрат в том виде, в каком он существовал полвека назад.

На первый взгляд никаких особенных перемен на чертеже за истекшие пятьдесят лет не произошло.

Но вглядитесь внимательней.

Да, топография этого района не претерпела особенных изменений, зато топонимия изменилась удивительно.

От старых, дореволюционных названий до нашего времени сохранилось не больше половины. Исчезло и много крестиков, обозначавших на плане церкви. Часть их снесли за ветхостью или потому, что они мешали растущему движению городского транспорта, а часть церковных зданий, покинутых прихожанами и сбросившими с себя сан священниками, приспособили под культурно-просветительные учреждения. Некоторые же церковные здания были сохранены как архитектурные памятники старины.

А на этом плане изображен тот же уголок Москвы, каким он был за полтораста лет до наших дней, в начале XIX века, в канун Отечественной войны 1812 года.

Нашествие Наполеона, пожар и разграбление Москвы сильно изменили облик и этого района столицы: почти все деревянные здания на Мясницкой улице сгорели. Вместо них были построены каменные дома. Сгорела дотла правая сторона Маросейки, и при новой застройке улица была расширена. Все эти перемены, происшедшие после пожара, конечно, были очень заметны для тогдашних москвичей, но на топонимии района они почти не отразились.

Последний чертеж изображает наш московский квадрат так, как он выглядел в начале XVI века: кривые улицы с хаотическим нагромождением деревянных домов, каменные церкви и часовенки, крепостные стены с воротами, окружавшие Белый город… По сравнению с предыдущим планом можно видеть, как изменился облик этого уголка столицы за двести с лишним лет и какие перемены были в его топонимии.

Историки ведут свой рассказ по течению времени. Повествуя о судьбах города, народа или государства, они излагают их в порядке следующих друг за другом событий.

У археологов подход к истории иной. Они идут как бы против течения времени.

Ведя раскопки, ученые осторожно поднимают один слой земли за другим. С великой бережностью, орудуя не только лопатой, но и пинцетом и иглой, они извлекают из этих слоев, накрывающих друг друга, остатки материальной культуры. По черепкам горшков, полуистлевшим обрывкам ткани и кожи, по серо-зеленым от времени медным, бронзовым изделиям и монетам, по предметам обихода и различным видам оружия, по украшениям из золота, серебра и драгоценных камней археологи читают ненаписанные, но полные достоверности страницы жизни ушедших поколений.

Вот так же и нам, знакомясь с топонимией города и его историей, приходилось двигаться как бы против течения времени: мы поднимали один за другим пласты истории города, отраженной в его планах и чертежах. Мы шли к истокам сегодняшней Москвы…

Как раз в эти годы начиналась реконструкция столицы. На наших глазах бурно менялись топография города и его облик: уничтожались крутые спуски, срезались холмы, засыпались овраги и ямы, выпрямлялись улицы и переулки. Многометровые слои обнаженной земли порой походили на настоящий археологический музей. Ведь в былые времена улицы поливались и подметались не так тщательно, как сегодня. Все малоценное, что падало на землю, затаптывалось прохожими: обломок ножа, сломанная игрушка, черепок, мелкая монета, утонувшая в пыли или грязи…

Особенно много таких находок было извлечено на строительстве первой очереди метро. Часть подземных линий строилась открытым способом; сначала по будущей трассе прокладывалась очень глубокая траншея, а затем, после укладки рельсов и всего подземного хозяйства, эту траншею перекрывали и засыпали. Археологи Москвы никогда не мечтали о таких грандиозных работах в центре столицы. И легко представить себе, сколько ценнейших для науки материалов принесли эти раскопки.

Много нового дали эти раскопки и жителям Москвы: до этого они не очень задумывались, почему из столетия в столетие городские строения будто становились ниже ростом и, как говорится, «врастали в землю».

Конечно, опускались в землю не здания, а из года в год поднимался уровень земли. Этот «подъем» — на один-два сантиметра в год — происходил совсем неприметно для горожан. А за десятилетия и века такой «культурный слой» нарастал на много метров. Под асфальтовой мостовой Москвы лежит другая мостовая — брусчатая, под нею — булыжная, под булыжной — бревенчатая… На одной из центральных улиц — на улице Горького — метростроевцы обнаружили «слоеный пирог» из девяти мостовых, лежавших одна над другой… Между некоторыми из них чернели слои обугленного дерева — следы московских пожаров. Ведь Москва за долгое свое существование выгорала не однажды. Горели не только деревянные церкви, дома, амбары, сады, заборы, но и мостовые: они были сложены из бревен.

Раскопки помогли разгадать и одну из топонимических загадок древнего города, дотоле не поддававшуюся расшифровке. Москву давно уже называли «белокаменной». Но откуда мог появиться такой эпитет? Стены Кремля были сложены из красного кирпича, а до этого — из бревен. Стены домов в древней столице тоже не отличались белизной. Что же в ней могло быть белокаменным?

Правда, похожее название было у Белого города. Однако он назывался так отнюдь не потому, что фундаменты его стен были выложены белым камнем, а оттого, что земля, лежавшая под защитой этих стен, считалась «белой», то есть освобожденной от земельных налогов, которыми облагались «черные» земли ремесленников, торговцев и землепашцев.

Тайну эпитета открыли археологи. При раскопках во время строительства метрополитена они обнаружили, что один из пластов мостовых представлял собой чистый белый камень. Оказалось, что в XV веке подъезды к Кремлю со стороны главной улицы и часть этой улицы были выложены толстыми белокаменными плитами. Эта мостовая так поражала современников и приезжих иностранцев, что они и назвали Москву белокаменной.

Тому, кто интересуется топонимикой, как видите, приходится заниматься не только географией, историей, лингвистикой, но и археологией. Конечно, для занятия топонимикой не нужны лопаты, пинцеты и прочие орудия, с помощью которых археологи разыскивают предметы или остатки предметов материальной культуры. В топонимике предметом исследования служит слово, обозначающее то или иное географическое понятие. Но бывают случаи, когда без помощи археологов топонимическую задачу не разрешишь.

Одновременно с изменением топографии города происходили и заметные перемены в его топонимии. Она менялась не только за счет переименований старых названий районов, улиц, площадей и переулков, а и потому, что десятки кривых улиц, извилистых переулков, глухих тупиков и тесных площадей исчезали и на их месте протягивались широкие магистрали новых проспектов, открывались новые просторные площади, вырастали новые районы, расширявшие старую границу города.

Кусочек Центра и кусок Юго-Запада

Эта небольшая главка могла бы называться и по-другому: «Как умирают и рождаются географические названия».

О гибели десятка московских топонимов пойдет рассказ в связи с небольшим районом в самом центре Москвы — рядом с Кремлем, а о рождении сотни топонимов — в связи с появлением нового района на Юго-Западе столицы.

Всмотритесь внимательнее в чертеж Московский квадрат в 1962 году.

Чтобы разобраться в чертеже, возьмем за исходную точку крестик.

Крестиком обозначена церквушка Параскевы Пятницы, стоявшая посредине широкой улицы, именовавшейся Охотным рядом.

Тогда, то есть лет сорок назад, самым большим зданием в Охотном ряду был огромный по масштабам того времени Дом союзов. До 1917 года в этом доме находилось Дворянское собрание.

Рядом с ним стояли одноэтажные лабазы и лавки, где торговали рыбой, пером и пухом.

Противоположная сторона Охотного ряда, за исключением большого здания гостиницы, была застроена одноэтажными и полутораэтажными торговыми предприятиями, где можно было купить гуся, зайца, утку, медвежатину, оленину, тетерева, вальдшнепа, куропатку. От этого и вся площадь называлась Охотным рядом.

У Охотного ряда начиналась улица Большая Дмитровка, носящая сейчас имя Пушкина. Некогда здесь проходила дорога на город Дмитров. С другой стороны торговую сутолоку Охотного ряда пересекала Тверская улица, дорога на Тверь, В наши дни это улица Горького.

Тверская улица, кривая, горбатая и узкая, особенно в самом начале — от Воскресенской площади до Охотного ряда, — считалась и тогда главной улицей города.

Став на углу Тверской улицы и Охотного ряда лицом к Красной площади, вы увидели бы Воскресенские ворота, где находилась известная в свое время икона Иверской божьей матери. Икона эта висела в часовенке, стоявшей поперек проезда на Красную площадь, между зданием бывшей городской думы и похожим на ларец Историческим музеем — его построили на месте первого русского университета. В узеньких воротах по обе стороны часовни всегда была толчея, — они служили и для прохода и для проезда. Не меньшая толчея была и на коротеньком отрезке Тверской улицы между Воскресенской площадью и узкой Моховой улицей, являвшейся продолжением Охотного ряда. Узкая улица называлась Моховой, потому что в свое время тут продавали важный стройматериал — мох — для конопатки щелей в бревенчатых срубах.

Параллельно Моховой улице, вдоль стен Кремля, шла Неглинная улица, названная по реке Неглинке, протекавшей некогда через центр города в своих естественных берегах.

Сегодня многие из приезжих удивляются названиям улицы Кузнецкий мост, где нет никакого моста, и Трубной площади, или просто Трубы, где не видно никаких труб. Но в этих названиях сохраняется память о прошлой топографии столицы.

Полтора века назад река Неглинка открыто текла по территории нынешнего Цветного бульвара и входила в Москву сквозь широкую трубу в толстой стене укрепления Белого города. Поэтому в этом месте не было обычных ворот, а чтобы никакой злодей не мог проникнуть по трубе в город, ее перегораживала железная решетка.

Отсюда река текла по руслу, проходившему на месте нынешней улицы Неглинки, струилась под Кузнецким мостом, ведущим к Кузнецкой и Пушечной улицам, где стоял когда-то Пушечный двор — орудийный завод России, вокруг которого жили кузнецы.

Пространство между Моховой улицей и Кремлем занимали густонаселенные домишки, амбары и торговые склады, питейные заведения, чайные, трактиры, харчевни, в просторечии называемые обжорками. От Охотного ряда и Тверской улицы сюда вел узкий Обжорный переулок, соединявшийся с длинным Лоскутным тупиком, где продавали лоскут — обрезки ситца, бязи, полотна. На старом плане центра столицы (Московский квадрат в 1962 году) названия этого переулка, тупика и Воскресенских ворот не обозначены. Ведь их пришлось бы писать очень маленькими и потому неразборчивыми буковками. Найти же на плане местоположение всех этих объектов не так уж трудно.

Впрочем, все эти названия — «обжорные», «лоскутные», «Воскресенские», «иверские» — исчезли не только на современных планах Москвы, но и почти выветрились из памяти москвичей. О них помнят лишь любители старины. Напротив огромного здания гостиницы «Москва», выросшего на месте бывших лабазов Охотного ряда, расстилается обширная Манежная площадь, особенно шумная в дни праздничных гуляний. Рядом с Домом союзов (рисунок Бывший охотный ряд) поднялось величественное здание Совета Министров СССР, бывшая Воскресенская площадь стала площадью Революции, где стоит Музей В. И. Ленина, известный миллионам людей нашей родины и зарубежных стран. Широкая магистраль, начинающаяся от площади Дзержинского, идущая по Театральному спуску через площадь Свердлова и затем по Охотному ряду и Моховой улице, в конце 1961 года получила единое новое имя — проспект Маркса.

С Охотным рядом было связано небезызвестное выражение «охотнорядцы». Так называли «охотнорядских молодцов» — владельцев и приказчиков мясных и рыбных лавок, торговцев птицей, пером и пухом, жуликов и воров из Обжорного переулка. Вместе с городовыми, жандармами и полицейскими шпиками они были верными защитниками царского самодержавия, принимали участие в разгонах рабочих и студенческих демонстраций, избивая «социалистов» и «политиков». Охотнорядцы были всегда «наготове» еще и потому, что большая часть таких демонстраций проходила на Моховой улице, у старого и нового университетских зданий, как они назывались до недавнего времени. Оба эти здания стали «старыми» после того, как на Ленинских горах выросло одно из величайших сооружений нашей страны — Московский университет имени М. В. Ломоносова.

Ленинские горы (прежде их называли Воробьевыми) сегодня входят в состав нового района столицы — Юго-Запада. О том, какой была в недавнем прошлом юго-западная окраина столицы, рассказывает план-чертеж Воробьевы горы.

Отсюда, с Воробьевых гор, с высокого правого берега реки Москвы, склоны которого покрывал густой, кудрявый лес, весь город виден как на ладони, хотя «вершины» этих «гор» поднимаются над уровнем реки всего лишь на 80 метров.

Воробьевы горы считались московской достопримечательностью. Еще в XV веке одна из великих княгинь приобрела небольшое сельцо у местного попа Воробья, от фамилии которого и пошли названия гор, села, парка, железнодорожной станции, шоссе. В XVI веке здесь стоял загородный деревянный дворец Василия III, и, когда на Москву внезапно напали татары под водительством хана Менгли-Гирея, великому князю пришлось спрятаться в стоге сена и сидеть там, пока завоеватели грабили дворец и дворцовые погреба. В этом же дворце отсиживался Иван Грозный во время одного из пожаров Москвы. В XVII веке на месте подгнившего деревянного здания царь Федор приказал построить хоромы на каменном основании, но уже через сорок лет они «пришли в ветхость», а в конце XVIII века на оставшийся в целости подклет (цокольный этаж) перенесли деревянный дворец Екатерины II, до того стоявший на Волхонке. Итак, село Воробьеве на протяжении почти пятисот лет было дворцовым селом, а после перевода столицы в Петербург высокий берег Москвы-реки стал традиционным местом народных гуляний.

Сюда стекались тысячи москвичей по воскресным и праздничным дням отдохнуть и полюбоваться на родной город: зеленый склон правого берега Москвы-реки, тенистые рощи, чистый белый мелкозернистый песок у воды, лодки, карусели, балаганы и чайные на открытом воздухе привлекали множество народа.

С начала нашего века здесь устраивались маевки и собрания рабочих, готовившихся к забастовкам. В дни Великого Октября «горы» стали одной из важнейших высот, откуда тяжелая артиллерия Красной гвардии громила белогвардейцев, засевших в Кремле.

Но почти до половины нашего века мало что менялось на Воробьевых горах, хотя, когда в 1935 году их переименовали в Ленинские, судьба этой городской окраины была уже предрешена планом реконструкции Москвы. По этому плану Юго-Запад должен был стать самым благоустроенным районом столицы.

Здесь после победоносного окончания Великой Отечественной войны на огородах и пустошах началось строительство грандиозного здания Московского университета. Его золотой шпиль виден сегодня за десятки километров от Москвы. А на огромной территории стал быстро расти к юго-западу новый город — город многоэтажных жилых корпусов, широких проспектов, парков, садов.

Вот как сегодня выглядит чертеж этого района.

Проектировщики и строители Юго-Запада старались использовать при планировке естественный рисунок местности.

Старый путь к горам — через Замоскворечье — был слишком длинен, и строители решили проложить новую прямую дорогу — через Лужники и по новому двухэтажному мосту через реку. Почти правильная циркульная полуокружность реки и пустыря Лужников подсказали проектировщикам идею развернуть здесь сооружение колоссального стадиона им. В. И. Ленина.

Новая восьмикилометровая трасса дороги, ведущая на Юго-Запад, пересекла и преобразила одну из самых неблагоустроенных окраин Москвы — район Хамовников, в который входили Лужники и Чудовка.

Название «Лужники», пожалуй, не требует объяснения: на месте Лужников совсем еще недавно можно было видеть обширные заливные луга, а местные жители, интересующиеся прошлым своего района, могли рассказать вам о том, что на этих лугах, или лужниках, паслись когда-то царские кони.

Хамовники считались черной, работной слободой, принадлежавшей царскому двору. Имя свое слобода получила от хамовников, как в старину называли ткачей — полотнянщиков и скатертников. А Чудовка была работной слободой кремлевского Чудова монастыря. Обе эти слободы располагались на берегу реки Москвы, у Крымского брода и Крымского вала, сразу же за земляной его насыпью.

Названия Крымская набережная, Крымская площадь и Крымская улица, Крымский переулок и Крымский мост связаны с далеким Крымским полуостровом. В XVII веке в этом отдаленном районе Москвы помещался Крымский двор, в котором жили представители крымского хана. П. В. Сытин в своей книге «Из истории московских улиц» сообщает, что именно через этот район врывались в русскую столицу крымские татары. Конные орды татар переходили реку вброд на том месте, где сейчас стоит Крымский мост. Вот почему подходы к Москве с юга после крымского набега в 1591 году стали защищать особенно тщательно и вокруг всего города насыпали высокий земляной вал. Память об этом сохранилась в названиях Земляных и Валовых улиц.

А память о вчерашнем облике Хамовников, Чудовки и Лужников еще свежа у москвичей, потому что всего лишь пятнадцать — двадцать лет назад набережная Москвы-реки рядом с Крымским мостом представляла унылое скопище хибарок и лачуг, складов и сараев, тянувшихся вдоль сырого низменного берега вперемежку со свалками мусора.

Сегодня набережная Москвы-реки выглядит совсем по-иному — вдоль нее тянутся великолепные здания, торжественная панорама которых особенно хорошо обозревается с противоположного берега реки, где от Крымского моста до Ленинских гор протянулся центральный парк столицы и на просторах Юго-Запада столицы выросло монументальное здание нового университета.

А вокруг университетских зданий, институтов, обсерватории раскинулся новый район, топонимия которого заставляет нас вспомнить о том, что история человечества записывается в географической номенклатуре.

Просторные проспекты Ломоносова, Вернадского, Мичурина, улицы Менделеева, Лебедева, Ляпунова — всё это новые названия новых магистралей одного из молодых районов Москвы. Эти названия увековечивают в памяти народа имена замечательных людей науки.

Совершенно естественно появление в этом районе и Молодежной улицы, на которой живут тысячи будущих специалистов, и улицы Дружбы, где высятся новые здания китайского посольства и дома-общежития для студентов из стран Востока.

Правильно и такое название улицы, как Мосфильмовская, где находятся студии и павильоны крупнейшей нашей киноиндустрии — Мосфильма, и название улицы Строителей.

Все эти новые топонимы столицы точно и правильно отражают нашу действительность, и невольно вспоминаешь об огромных масштабах градостроительства в Советском Союзе, о тысячах новых селений, их улицах и площадях и о том, что множество географических объектов еще ожидает своих названий.

Многим из читателей этой книги придется принимать участие в создании тысяч и даже десятков тысяч новых топонимов. Ведь, продолжая дела своих отцов и старших братьев, сегодняшние школьники завтра будут осваивать великие просторы нашей страны, открывать новые клады полезных ископаемых, строить новые дороги, рудники, заводы, города… А все это должно быть названо новыми именами.

Значительное число новых топонимов входит в жизнь, заменяя собой старые географические названия. Меняется облик страны, изменяется жизнь советских людей, и на смену прежним топонимам, хранившим имена властителей старого мира — царей, князей, фабрикантов, заводчиков, купцов, землевладельцев, — приходят новые названия, отражающие великие перемены в жизни нашего общества.

Но очень часто, к сожалению, местных администраторов охватывала странная страсть к переименованиям. И в период этих «припадков» наряду с тем, что могло быть уничтожено безболезненно, истреблялись сотни и тысячи ценнейших уникальных топонимов.

Интересно отметить, что местное население далеко не всегда принимало новые официальные названия. Они упорно не «прививались», то есть, по существу, отвергались народом, и географическим объектам возвращались прежние топонимы. Советское правительство издало даже особый закон, который ставит преграды произволу в переименованиях городов и сел. Переименования же внутригородские — площадей, улиц, переулков — по-прежнему остаются на совести местных горсоветов. И там, где ценят славное прошлое города, где уважают историю народа, к переименованиям относятся с большей осторожностью.

Вот почему в Москве остались такие названия, как Неглиика или Кузнецкий мост, хотя нет уже давно ни реки, ни моста. Вот почему живут и сохраняются такие названия, как Арбат, Таганка, Сокольники или Ордынка, хотя район Арбата в наши дни уже не предместье (Арбат — по-арабски значит «предместье». Некогда в Москве этим именем называлась не только теперешняя улица от Арбатской до Смоленской площади, а все пространство, начинавшееся от Троицких ворот Кремля, пройдя которые и спустившись по Троицкому мосту через Неглинку на Моховую москвичи сразу же оказывались за чертой города.), а центр города. На Таганке давно уже не производят таганов (железных треножников с обручем наверху, на которые ставили котлы для варки пищи), в Сокольниках давно уже не живут соколиные егеря, дрессировавшие соколов для царской охоты, Ордынка не служит торговой дорогой в Орду. А в названиях близлежащих Татарских улиц и Толмачевских переулков сохранилась память о том, что здесь жили когда-то приезжие татары, которых обслуживали толмачи — переводчики, как названия Голутвинских переулков напоминают нам о давних лесных просеках.

…Стремительно течет время, забываются многие исторические события, блекнут краски некогда ярких исторических картин, занимавших воображение наших далеких предков. Но многое помогают сохранить и восстановить в памяти дошедшие до нашего времени географические названия.

В них оживает не только история данной улицы или переулка, не только история района, области, отдельной республики или всей страны, но порой и то, что лежит в предыстории целого народа.