На другой день Екатерина проснулась при первых звуках зори. Это пробуждение под музыку привело ее в прекрасное настроение. Звуки труб напомнили ей молодость. Перед ее глазами снова встали картины лагеря республиканцев, когда оборванные, не имевшие обуви добровольцы рвались к оружию под звуки «Марсельезы» и, просыпаясь утром, думали о победе, которая должна была завершить их день. Екатерина быстро оделась с помощью своей горничной, которая последовала за ней, и теперь, растерянная, вдали от родины, постоянно спрашивала свою госпожу, скоро ли они вернутся во Францию.
Маршал на рассвете отправился осматривать сторожевые посты и определить положение. Взятый накануне редут в течение ночи был укреплен и вооружен; необходимо было удержаться в нем, так как оттуда можно было грозить стенам самого Данцига.
Лефевр вернулся скорее, чем ожидала его жена, весь бледный и, по-видимому, сильно потрясенный.
– Что случилось? – спросила Екатерина. – Неужели пруссаки пытаются снова сделать вылазку? Или редут потерян?
– Нет, редут прекрасно охраняется, и осажденные еще долго не повторят вчерашней безумной попытки. Но случилось несчастье, которое поразит тебя, моя дорогая Катрин, как и меня…
– Боже мой, что же случилось? Говори скорее!
– Анрио, наш милый Анрио, которого мы воспитали как нашего ребенка, которого мы любили как доброго и почтительного сына…
– Он умер? – глухо спросила Екатерина, и ее глаза наполнились слезами.
– Успокойся. Он в плену!
Екатерина вздохнула с облегчением; слезы сразу исчезли у нее и глаза блеснули.
– Ах, как жаль! – спокойно сказала она. – Но я ожидала худшего. Ты напрасно напугал меня, мой друг! Военнопленный – это не опасно: ты обменяешь его при первом же случае, ведь у тебя достаточно есть пленных пруссаков!
Но Лефевр оставался мрачным и серьезно сказал:
– Как только я узнал, что Анрио попал в плен, я отправил парламентера к маршалу Калькрейту с предложением дать в обмен за Анрио двух офицеров и десять солдат из взятых в плен вчера.
– Анрио стоит этого! И этот пруссак, конечно, сейчас же согласился?
– Он ответил отказом. Они видят в Анрио не военнопленного, а шпиона, схваченного в то время, как он, переодетый, пробирался в город!
– Анрио шпион? Что за вздор! Такой солдат, как он, не станет шпионить; он сражается, как и ты сам, лицом к лицу с врагом, с саблей в руке и в своем мундире! Твой Калькрейт говорит вздор; это старый дурак. Неужели при нем нет никого поумнее?
– К несчастью, все обстоятельства говорят против Анрио… Когда его схватили сегодня ночью на улицах Данцига, после того взятия редута, в котором он так отличился, на нем не было французского мундира; он был переодет австрийским офицером.
– Австрийским офицером? Но ведь в Данцинге нет австрийцев и мы не воюем с Австрией.
– Потому-то он и надел мундир австрийского офицера.
– Но что за фантазия? Зачем? Объясни мне!
– Я был так же удивлен, как и ты, когда узнал, каким образом он пробрался в осажденный нами город. Ла Виолетт, которому я сделал строгий выговор за то, что он не помешал этой безумной выходке, знает, как Анрио переоделся и зачем он надел этот не принадлежащий ему костюм, благодаря которому теперь он, храбрый и честный французский офицер, считается шпионом.
– Что же тебе рассказал ла Виолетт?
– Странную историю.
– Наверное, тут замешана любовь! – живо сказала Екатерина.
– Да, ты угадала, это любовная история!
– Что же, Анрио молод, красив, способен внушить к себе любовь и достоин ее. Что бы он ни сделал, я заранее прощаю его.
– О, женщины! – сказал Лефевр, пожимая плечами. – Вы всегда и везде видите романтических героев и непременно восхищаетесь ими, в особенности, когда они делают глупости!
– Какие же глупости?
– Ну, слушай! Анрио был еще на аванпостах и собирался возвратиться в главную квартиру, когда подъехала карета, прибывшая из Кенигсберга. Кучер предъявил проездную грамоту, которая разрешала австрийскому генеральному консулу проехать через французский лагерь вместе со свитой, и подъехать к воротам Данцига. Грамота была подписана Раппом. Ее представили Анрио, и он скомандовал, чтобы карету пропустили. Из любопытства он заглянул внутрь кареты и испустил крик удивления. Угадай, кого он там увидел?
– Я не могу угадать. Я думаю, генерального консула.
– Да, и трех дам: жену генерального консула, княгиню Гацфельд – жену берлинского бургомистра, и молоденькую девушку – нашу дорогую Алису, ребенка, спасенного при бомбардировке Вердена. Анрио видел ее в Берлине вместе со мной у княгини Гацфельд. После тяжелого обвинения в измене князь Гацфельд ожидал, что император прикажет расстрелять его; но Наполеон просто приказал изгнать его, а его жена получила разрешение вернуться к своим родным. Она присоединилась к данцигскому австрийскому консулу.
– Итак, отправившись в Данциг, Анрио снова встретился с Алисой? Он ее любит и хотел последовать за нею. Теперь я все понимаю, – сказала Екатерина, – он отправился проводить Алису до самого города.
– Он выдал себя за офицера, прикомандированного к консульству. Как раз случилось, что Анрио свел дружбу с одним австрийским офицером, который одолжил ему свой мундир. Анрио мог таким образом сопровождать консула до самого города, а затем, благодаря императорскому пропуску, и войти в город.
– И его узнали?
– Скорее он был выдан.
– Кем?
– Австрийским генеральным консулом.
– О, негодяй! Что же, он любит Алису? Это ревность? Соперничество?
– Не думаю. Этот консул действовал из вражды, скорее даже из мести; он ненавидит Францию и непримиримый враг нашего императора, в котором ненавидит борца революции, своей непобедимостью распространившего по всему миру идеи восемьдесят девятого года. Это – аристократ, враг всех выскочек, якобинцев, цареубийц, как он называет нас! У меня есть о нем точные сведения; Фушэ доставил мне очень обстоятельный доклад.
– Не доверяйте Фушэ?
– Да, я знаю. Этот бывший поп такой же изменник, как Талейран, другой расстрига. Оба они злые гении императора. Они втихомолку обделывают темные дела. Несомненно, он на жаловании у Англии! Но что касается генерального консула, Фушэ дал точные сведения, – они не служат одному и тому же господину. Консул – тайный агент Австрии, и Фушэ выгодно перебежать ему дорогу, так как он работает для англичан. Ах, если бы император слушал меня! Как я вымел бы всю эту дрянь прочь! Я доверялся бы только его старым товарищам по подвигам и славе, его верным солдатам: Даву, Дюроку, Бесьеру и мне. Среди нас нет изменника, а он окружает себя алчными и подозрительными авантюристами – Бернадоттом, Мармоном, Талейраном, Фушэ… Они погубят его, бедная моя Катрин, и вместе с ним Францию.
– Император заметит в один прекрасный день, что его советники – предатели… Но, Лефевр, надо подумать о нашем деле. Что ты сделаешь, чтобы спасти Анрио? Пруссаки хотят расстрелять его, не правда ли?
– Да! Анрио схвачен переодетым, в городе, который находится в осадном положении, куда он пробрался обманом, а за это он должен быть расстрелян. Законы войны неумолимы! – торжественно сказал маршал. – Если бы я сам схватил здесь переодетого прусского офицера, я никак не мог бы избавить его от наказания.
– Значит, ничто не может спасти Анрио?
– Ничто, кроме чуда! Если бы я мог внезапно ворваться в город с моими гренадерами!
– Так ворвись! Ступай, скомандуй приступ! – воскликнула с энтузиазмом Екатерина.
Лефевр с жестом отчаяния покачал головой.
– Я не могу! Ведь я не начальник! Мне уже приходила в голову эта мысль. Как только я узнал, что Анрио, которого я люблю как сына, находится там и что ему предстоит быть расстрелянным, я не хотел ничего слушать, ни с кем советоваться, а действовать на свой страх. Я хотел немедленно скомандовать идти на приступ и во главе сорок четвертого линейного полка и всех других солдат, какие оказались бы под рукой, броситься на эти укрепления и постараться взять их. Мне помешали! Говорят, подходят подкрепления, надо подождать их. Мортье приближается с новыми полками, с артиллерией. Император приказал осаждать по всем правилам. Проклятые инженеры насмехались надо мной, говоря, что я несомненно храбр, но города, подобные Данцигу, не берутся одной храбростью. Нужны планы, машины, вычисления, в которых я ничего не понимаю. Император понимает, да, ведь он учен и теперь любит ученую войну. Генерал Шасслу показывал мне заметки Наполеона. Тогда я вложил свою саблю в ножны и пришел к тебе совсем уничтоженный и удрученный. Я маршал Франции, главнокомандующий ее войсками, и я не могу спасти моего доброго Анрио только потому, что я недостаточно долго пробыл в школе!
– Значит, конец? Анрио умрет?
– Увы! Но я отомщу за него! Когда я войду в Данциг – я войду непременно! – ничто не помешает мне схватить негодяя-австрийца, предавшего Анрио. Когда я сам буду командовать солдатами после взятия города, клянусь тебе, Катрин, этот граф Нейпперг будет расстрелян!
– Что ты сказал? Какое имя ты назвал? – спросила она в крайнем возбуждении.
– Граф Нейпперг. Этот непримиримый враг Наполеона, австрийский генеральный консул.
– Ты не знаешь, кто такой граф Нейпперг? Кем он был раньше и где я его когда-то видела?
– Ты знаешь его?
– Да. Помнишь ночь после взятия Жемапа, когда я была схвачена в замке Левендаля вместе с ла Виолеттом и едва не была расстреляна, как теперь наш Анрио?
– Черт возьми! Ты мне часто рассказывала об этом случае! Тебя спас какой-то австрийский офицер. Неужели…
– Ты угадал. Это был граф Нейпперг.
– Ты обезоружила меня, – с грустью сказал Лефевр. – Теперь я не смогу расстрелять его, когда вступлю в Данциг. Я обязан ему твоей жизнью, Катрин!
– Погоди, не один ты обязан. Помнишь утро десятого августа? Помнишь, что произошло в моей прачечной, когда ты пришел вместе с твоими товарищами, национальными гвардейцами, и стучали ко мне?
– У тебя в комнате был раненый, один из защитников Тюильри. Я даже немного приревновал тебя. Помню ли я? Точно это было вчера!
– Этот раненый был граф Нейпперг!
– Так и он обязан тебе жизнью?
– Мы не покончили еще счеты! Лефевр, мне непременно нужно пробраться в Данциг!
– Ты с ума сошла? Тебе идти к неприятелю? Ты хочешь остаться у них заложницей?
– Мне необходимо поговорить с графом Нейппергом.
– Ты хочешь просить его о помиловании Анрио? Он не может помиловать его. Откажись от этой безумной попытки!
– Я хочу пойти в Данциг и пойду туда! – решительно заявила Екатерина, а затем, сжимая руку мужа, прибавила: – Когда граф Нейпперг услышит то, что я скажу ему, он скорее убьет сам себя, чем позволит расстрелять своего, нашего Анрио, – прибавила она.
– У тебя есть с ним какая-то тайна?
– Да. Предоставь мне действовать, я ручаюсь, что приведу Анрио целым и невредимым! – И не давая мужу времени ответить, представить ей доводы благоразумия, Екатерина приподняла полог палатки и громко закричала: – Ла Виолетт! Ла Виолетт! Ступай скорей сюда!