Глава 13

Рудольф Стэлпсон не полетел в своё родовое поместье, а остановился в небольшом городке в ста километрах от береговой полосы, сняв вместо номера в гостинице частный особняк. Впрочем, на это у него были свои причины. Остановился он здесь временно, пока не будут утрясены некоторые дела, связанные с группой Журавлева. А дела требовали свободы действий, не укладывающихся в пределы гостиничного номера.

Трехэтажный особняк представлял собой самое лучшее здание в городе и по виду, и по планировке, имел тайники, два чёрных хода, подвал, сигнализацию, связанную с полицией, и странную репутацию дома с тёмными делами. Здесь был даже свой особый штат слуг, которые сдавались в наём вместе с домом за очень хорошую плату. Чем они занимались, как жили — все было сокрыто мраком и опутано сетью слухов. Но конкретно никто ничего не знал и никто ни в чём уличён не был, так что всё вместе взятое вполне устраивало Стэлпсона.

Расположившись на втором этаже в большом шикарно обставленном зале, после долгих дней скитаний он чувствовал себя превосходно. Посреди зала Стэлпсон поставил пуленепробиваемый бронированный сейф с повышенной секретностью и ультрасовременной сигнализацией. Даже при приближении на расстояние до одного метра в управлении полиции загоралась красная лампа вызова. В радиусе полутора метров от сейфа в четырех углах стояло по охраннику, вооруженных лазерными пистолетами, тончайший пучок света которых молниеносно прорезал металл толщиной в полметра, не говоря уже о человеке. Оружием разрешалось пользоваться в случае приближения человека к сейфу на расстояние до трёх метров. Испробовав в период погони на защитном поле пули, гранаты и ракету, Стэлпсон решил воспользоваться более совершенными средствами оружия, тем более что добытые знания этого стоили.

Вход в комнату охраняли двое охранников из числа личных штатов особняка, вооруженных такими же пистолетами. На лестничных клетках, у дверей каждой комнаты также стояло по охраннику, кроме того, каждый слуга, вплоть до поваров и экономки были вооружены аналогично, поэтому временно американец чувствовал себя в безопасности. Временно — пока не начала действовать группа Андрея, и пока по городу не поползли слухи о том, что вновь приезжий бизнесмен, занявший особняк, владеет особыми сокровищами.

Но относительно слухов Стэлпсон предпринял предосторожность, постарался пресечь их. Что же касается группы Андрея, американец надеялся, что надолго вывел их из строя, сбив вертолет ракетой. То, что Огнеса потеряла защитное поле и он смог засадить её в подвал, говорило о том, что у его конкурентов что-то расстроилось, и он торжествовал победу — в его руках была часть знаний и аппарат «САЖ», которые хотя и не сулили мировое господство, позволяли стать самым богатым человеком в мире. Оставалось решить вопрос, как ликвидировать защитное поле у остальных членов экспедиции и таким образом обезопасить свое дальнейшее существование.

Сразу же после обоснования в особняке он вызвал для консультации специалиста высшего класса по сверхсовременным установкам и предложил разобраться в работе аппарата «САЖ». То, что сделал один человек, всегда доступно и другому человеку. Трудно изобрести что-то новое самому, но разобраться в действии уже созданного не составляет труда. Специалисту потребовалось двое суток, чтобы аппарат заработал.

Узнав принцип его действия, Стэлпсон пришёл в восторг, он хохотал, напевал песенки, поглаживал аппарат по гладкому корпусу, включал его, настраивая то на одно время, то на другое. Перед ним раскрывались тайны дома, до этого скрытые от любопытных взоров горожан. Он наслаждался изобретением Журавлева, как наслаждались кинокартинами первые зрители. Однако радости в одиночку неполноценны и не дают полного эффекта, поэтому, не утерпев, Стэлпсон пригласил к себе в гости мистера Ричальда, директора местного банка, с которым ему довелось обедать вместе в гостях мэра города и который, узнав, где поселился Стэлпсон, с сожалением обмолвился:

— Зря вы сняли этот дом. Трое съёмщиков до вас отправились на тот свет один за другим.

Стэлпсон самоуверенно усмехнулся:

— Тёмные истории меня не пугают. Я сам кому угодно устрою историю.

Ричальд бросал на него сожалеющий взгляд и заверил:

— Зря вы так самоуверенны. Вот хотя бы взять последнего квартиросъёмщика, — он наклонился к нему и зашептал, — ходят слухи, что это один из главарей чёрной мафии. В его руках знаете ли какие связи — и тот не устоял: как пожил в доме, через неделю его нашли водолазы на дне моря с бомбой на шее. Разминировать не стали, им показалось, что его дешевле взорвать.

Глаза Стэлпсона загорелись странным огнём, ему до умопомрачения захотелось похвастать своей необычайной способностью видеть и узнавать то, что недоступно для глаз других. Обладать достоинствами, о которых никто не знает, так же скучно, как обладать золотом, на которое нечего купить. Всякое сокровище, как и всякое достоинство, имеет цену и вес только после того, как его оценят другие. Поэтому Стэлпсон не удержался и с вызывающей надменностью бросил:

— Держу пари на бочонок рома, я раскручу это дело за сутки!

— Что ты! Бог с тобой! — замахал испуганно руками Ричальд. — И не думай, опасно. Следователь, который взялся за это дело, через два дня после начала расследования попал под машину.

— А ты что, трусишь?

— Я не трушу, я хочу жить.

Стэлпсон усмехнулся, и в его глазах блеснул тщеславный огонь — ему, без пяти минут повелителю мира, бояться шайки каких-то дешёвых грубых бандитов просто несерьёзно. Нет, скоро он будет диктовать всем свои условия. Он схватил Ричальда за руку и с жаром прошептал:

— Хочешь, открою эту тайну не для широкой огласки, а только для тебя? Ты и я — больше о ней не узнает никто. Этим мы обезопасим себя.

Стэлпсон испытывал непреодолимое желание сейчас же, немедленно блеснуть перед этим обывателем необычайной способностью. Ему нестерпимо захотелось удивить, поразить хотя бы пока одного. Да и к тому же, не менее не терпелось самому проверить свои возможности, поэтому он продолжал настаивать:

— Только мы вдвоем будем знать тайну. Представляешь — никто не знает, даже полиция, а ты знаешь — и нем, как рыба. Гибель предводителя мафии — что может быть интереснее!

Ричальд замялся, любопытство начинало разбирать и его, но страх за собственную жизнь удерживал от согласия.

— Ты мне только назови день, месяц и место, где в последний раз видели его, — настаивал Стэлпсон. И Ричальд сдался.

— Кажется, это было в июне, — начал припоминать он. — Нет, в мае. Да, да, двадцатого мая. Мы с женой собирались к племяннику на день рождения, зашли в магазин, и там знакомая супруги сообщала ей по секрету, что исчез бывший жилец жёлтого дома. У нас так называют ваш особняк. Это известие никого бы не удивило, если бы до этого не пропали еще двое предыдущих его квартиросъёмщиков. Поэтому, естественно, к этому дому приковано внимание всего города, и новое известие об исчезновении третьего жильца вызвало у нас большой интерес.

— Значит, последний день — двадцатое мая?

— Да, да, точно.

— И тебе не хочется узнать о последнем дне главаря мафии?

— А-а, где наша не пропадала, — махнул рукой Ричальд. — Если только вдвоём и больше — ни одна душа, то можно полюбопытствовать.

— Приходи ко мне сегодня в шестнадцать часов.

В назначенное время Ричальд стоял на крыльце особняка и звонил. Слуга провёл гостя в небольшой кабинет, где его уже ожидал Стэлпсон. Когда они остались вдвоём, американец спросил: — Ты знаешь, в какой комнате он принимал посетителей?

— Да, бывал у него. Комната на первом этаже, третья по коридору справа.

— Пошли, — Стэлпсон захватил аппарат и решительно направился к двери.

Ричальд засеменил за ним. Войдя в нужную комнату, Стэлпсон закрыл дверь изнутри и оставил ключ в замочной скважине, чтобы никто не подглядывал. Закрыв окно плотной шторой, они уселись на кожаном диване, американец поставил аппарат к себе на колени, снял чехол и предупредил:

— Не пугайся, если что-то увидишь. Это всего лишь кино, события прошлых дней. Надеюсь, нервы у тебя крепкие?

— О, в этом не сомневайся. Люблю щекотливые моменты из чужой жизни.

Мягко щёлкнула кнопка «пуска», аппарат заработал. Сначала комната наполнилась какими-то незнакомыми людьми, и один толстяк бесцеремонно уселся на диване между ними. А когда другой нахал собрался усесться к Ричальду на колени, он закричал:

— Крути дальше, его здесь нет.

Стэлпсон передвинул события на два часа раньше, снова главаря мафии среди присутствующих не оказалось. Тогда Стэлпсон перевёл время на три часа вперёд, и сразу же Ричальд радостно воскликнул:

— Вот он! Вот — тот, со шрамом.

В комнате присутствовало трое: один со шрамом и сигарой и двое незнакомых здоровенных мужчин. Один из них держал в руках большой чемодан. Они о чем-то спокойно говорили, потом один из них достал бумаги и протянул мужчине со шрамом, тот внимательно изучил их и подписал, после чего получил в руки чемодан. Приоткрыв его, он заглянул внутрь, проверяя содержимое. Чемодан оказался полон пачек денег. Человек со шрамом удовлетворённо кивнул и протянул руку для рукопожатия двум другим. Мужчины расстались.

Оставшись один, главарь позвонил по телефону, что-то кому-то сообщил и, подхватив чемодан, направился к двери.

Стэлпсон выключил аппарат, проговорив:

— Ясно, что в день гибели он получил огромную сумму. Дальше его следует искать в море. Захватим моторный катер и попытаемся определить место гибели.

Американец управлял катером превосходно, погода благоприятствовала, дул лёгкий ветерок, слабые волны ударяли в нос судна.

— Ты помнишь, где приблизительно нашли его?

— Да, в трех километрах от берега, в голубой бухте напротив мыса «Орлиный коготь».

— Координаты не очень точные, но методом проб и ошибок мы его найдём.

Береговая полоса осталась далеко позади. Водная гладь была пустынна. Голубое небо, легкие белые облака, изумрудные волны за бортом дополняли монотонный пейзаж.

— Вот он — «Орлиный коготь», — Ричальд указал на выступавший вдалеке мыс.

Стэлпсон остановил катер, огляделся, затем достал аппарат.

— Попытаемся определить, на чём он выехал.

Указательный палец лёг на кнопку «пуска». Сначала мимо проплыло небольшое судёнышко, затем баржа, потом вдалеке замаячила белоснежная яхта.

— Пожалуй, на такой яхте он мог бы отплыть к себе. — Ричальд прищурил глаза и определил: — До неё от нас метров восемьсот. Подойдём поближе, будет видней.

Они остановились метрах в ста от призрачной яхты, на борту которой стали отчётливо видны трое широкоплечих парней. Они стояли лицом к ним и, о чем-то переговариваясь, курили. Один из них вскоре наклонился в трюм и, очевидно, кого-то позвал. На этот раз на палубу поднялся человек со шрамом.

Ричальд радостно воскликнул:

— Он. Его яхта. Удивительно — нашли. Никогда бы не подумал, что это возможно!

— А что ты думал — я шутки шутить с тобой взялся? — тяжёлая челюсть Стэлпсона гордо выпятилась вперёд. — Как аппарат работает здорово! Приблизительные координаты — и, пожалуйста, след найден.

На палубе между тем заговорили слишком оживлённо, это было видно по активной жестикуляции. Лица мужчин сделались злыми, более того, кровожадными. И чем дальше, тем больше разгорался спор. Мужчина со шрамом выступал один против троих, на него махали руками, трясли перед носом кулаком, в ответ он выхватил из кармана брюк небольшой пистолет и выстрелил прямо в лицо наиболее рьяно наседавшему на него мужчине. Тот вскинул руками и повалился на палубу. Двое других набросились на главаря, одному удалось выбить у него из рук оружие, другой схватил его за горло, оба навалились на него, и после нескольких минут отчаянной борьбы с главарём мафии было покончено. После этого один спустился вниз, принёс круглый металлический предмет.

— Бомба, — определил Ричальд.

Оба наблюдали за происходящим с большим интересом. Бомбу привязали к ногам убитого, затем обвязали его верёвками и осторожно спустили в воду.

— Вот вам и конец короля мафии. Всё очень просто, и концы — в воду, — усмехнулся американец.

Ричальд поёжился.

— Да, у нас убрать человека — раз плюнуть.

Катер повернул назад. Стэлпсон вернулся к себе торжествующий, одна тайна раскрыта и как просто. Нет, при желании он мог бы сделаться лучшим следователем мира, но это для романтики. Когда станет скучно, можно заняться расследованием самых чёрных дел, фотографировать их на плёнки и оставлять в своём архиве раскрытых преступлений. А пока придётся аппарат использовать для личной безопасности, придется следить за слугами и за всем обслуживающим персоналом. Кстати, чем занимались они в его отсутствие? Первыми он взялся проверять тех, что стояли у двери комнаты, в которой они заперлись вместе с Ричальдом.

Приказав всем временно оставить посты на первом этаже, американец запер все двери, ведущие в коридор, и включил аппарат. Первое, что он увидел — это двое полусогнутых служителей, подглядывающих не в замочную скважину, а в два крошечных отверстия в полотне двери, так искусно замаскированных под видом инкрустации, что невозможно было догадаться об их существовании. Через некоторое время один из подсматривающих приставил к глазку микро-фотоаппарат и начал снимать то, что он показывал Ричальду.

Стэлпсон подошёл к двери и заглянул в один из глазков, внутри оказалась увеличительная линза, обзор комнаты получался полневший.

— Прекрасно, — сказал он вслух сам себе. — Проверим, что делается в соседних комнатах.

Проверка в смежных помещениях показала, что и в остальных стенах существуют потайные глазки для наблюдений, так что комнаты просматривались с разных положений. Глазки невозможно было найти самому, с такой тщательностью их замаскировали. Находил он их только с помощью аппарата, ориентируя на различные часы. Комнаты то оставались пусты, то в них появлялись слуги, а они обязательно подходила к стенам и прилипали к ним лицом. Подходя следом к этим же местам, Стэлпсон обнаруживал крошечные отверстия с линзами.

— Круговая слежка. Значит, зря я плачу обслуживающему персоналу — они преданы другому хозяину и за мои же деньги следят за мной. Неужели хозяин платит им больше? Собственно говоря, с этой погоней я здорово порастратился, а доходов пока никаких.

Он вернулся в зал с сейфом, проверил — на месте ли шкатулка. Всё было в порядке. Но, не доверяя больше никому и собственным глазам, он выпроводил стражу за двери, залепил все линзы непрозрачной лентой и включил аппарат, решив проверить, так ли всё спокойно возле сейфа, как кажется на первый взгляд. Путём подбора ситуаций по часам ему удалось натолкнуться на интересные кадры. В зале, куда не разрешалось пускать, кроме него, ни одного человека, появился посторонний — толстый коротышка в чёрных очках, напоминавших глазницы черепа. Несмотря на очки, Стэлпсон узнал в нем начальника полиции.

— Сам шеф? — удивился он. — Так вот, значит, кто является настоящим владельцем особняка, так сказать — ловушка для любителей острых ощущений, в том числе и для меня. Но меня не проведёшь, еще посмотрим, кто кого.

Шеф полиции между тем проследовал к сейфу, открыл его и, взяв шкатулку, заглянул внутрь. Увидев вместо бриллиантов и золота металлическую пластинку со странными знаками, он удивленно приподнял брови, не поняв, в чём заключается её ценность. Вынув пластинку, он повертел ее, осмотрел знаки и, так и не поняв, что это, положил назад.

Стэлпсон захохотал.

— Мои богатства — не для дураков. Пусть думает, что пластину я держу для отвода глаз, а основные ценности у меня спрятаны в другом месте. Да, именно так он и будет считать, точнее, уже считает, а в связи с этим слежка за мной должна усилиться. Что ж, это неплохо. Во всяком случае, я могу не опасаться, что пластину выкрадут местные банды. Однако, это — временная безопасность. Да и безопасность ли, если за каждым шагом следят?

Стэлпсон задумчиво заходил по комнате, скрестив руки за спиной. Неизвестно, когда найдется специалист, способный расшифровать знания, зашифрованные на пластине. Он жаждал стать властелином немедленно, сейчас же, чтобы держать всех и каждого под пятой своих желаний. Но быстро ничего не получалось, и его дела могли затянуться на неопределённо долгий срок, а следовательно, с ним могло случиться что угодно, стоит только заиметь сильного противника.

Он начинал понимать, что у русских остались знания, которые были бы сейчас для него просто неоценимы — знания проникновения сквозь материю и защитное поле. Он представил себя пуленепробиваемым и по-новому оценил то, что осталось в пользовании других. Сейчас, когда он претендует на мировое господство — весь мир превращается в его врага. И только защитное поле могло обезопасить его существование и сделать спокойным: не надо будет спать и бояться, что тебя задушат, сидеть и ждать пулю в лоб, идти или ехать и ожидать какой-нибудь аварии. Нет, любая катастрофа превратится в увеселительное мероприятие. Вот где он посмеётся над всеми.

Жажда овладения защитным полем сделалась нестерпимой, особенно после того, как довелось увидеть гибель главаря мафии. Убить человека — раз плюнуть, а он, Рудольф Стэлпсон, уязвим так же, как и простой безработный. Деньги, к сожалению, не защищают, а наоборот — превращают в мишень. И сколько бы он ни платил своим слугам, всегда найдётся кто-нибудь богаче, который способен подкупить их. В мире капитала и сокровищ тревожно и беспокойно, как на пороховой бочке. И только овладение сверхзнаниями способно дать требуемую защиту и сделать существование мирным и безмятежным.

Придя к такому выводу, Стэлпсон решил, что зря теряет время в мелких развлечениях типа слежки за своими подчинёнными и расследовании местных преступлений никчемных людишек, когда следует торопиться овладевать новыми знаниями. Это заставило его вспомнить об Огнесе.

«Как там девчонка в подвале? Дочь профессора. Уж она-то кое-что знает. Я бы мог и специалиста не приглашать, она бы расшифровала всё сама, но русские удивительно упрямы. За деньги их не купишь, а других способов привлечь к сотрудничеству я не знаю… Придётся поговорить с ней. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит. А вдруг удастся завербовать, а она поможет овладеть защитным полем. Кто из них включает и выключает его?… Что-то её друзья не торопятся её выручать. Пусть послужит вместо приманки. По моим подсчётам, они давно должны быть здесь. Или, вопреки своим убеждениям, решили бросить ее? Владение сокровищами сильно изменяет характеры и взгляды?»

Раздумывая таким образом, он отправился в подвал.

Нижняя часть дома была обширна, как и верхняя, и уходила вниз на два этажа, имея множество помещений, которые использовались для самых разных целей, начиная от хранения пищевых продуктов и кончая содержанием под стражей неугодных.

Огнеса сидела в самом нижнем этаже. После того, как у неё внезапно пропало защитное поле и способность проходить сквозь любую материю, она поняла, что случилось непредвиденное и требуется ждать, а для этого нужно было выгадать время. В том, что друзья придут, девушка не сомневалась. Хорошо, что рядом оказался случайно Том, он пообещал сообщить о ней товарищам. Из её затеи — догонять американца — только и было пользы, что друзья знали, где он находится.

Голые стены подвала подавляли серостью и замкнутостью. Кроме того, Стэлпсон приказал держать ее в полной темноте для того, чтобы у пленницы сильнее проявилась тяга к свету, к свежему воздуху. Из еды давали хлеб и воду, желая сломить волю. В подвал без разрешения никто не входил, так что при такой полной изоляции она потеряла счёт времени. Единственное, чем она могла воспользоваться в таких условиях вопреки всем — это светом: она засветила собственные волосы.

Когда Стэлпсон открыл дверь в ее темницу, от неожиданности он опешил — в полумраке мрачного подземелья сидела огненная девушка, лицо ее мерцало фосфорическим зеленоватым сиянием, а от волос исходили яркие оранжевые лучи. Огненная голова напоминала нечто фантастичное, скорее — лицо Луны в солнечной короне.

Опешив от вида пленницы в первое мгновенье, американец быстро пришел в себя и саркастически проговорил:

— Я вижу, ты здесь не скучаешь, развлекаешься.

— Да. Приходится, чтоб не умереть от скуки.

Огнеса бросила на Стэлпсона странный пристальный взгляд, и его нос неожиданно загорелся таким же ярким оранжевым пламенем, как и ее волосы. Конечно, иметь перед своими глазами светящуюся лампочку не очень приятно и удобно. Во мраке она ослепляла, и дальше своего носа в буквальном смысле ничего не было видно. А на свету нос приковывал взгляды других, и пройти незаметным по улице не представляло возможности.

— Немедленно убери! Ты что — издеваешься? — заорал Стэлпсон вне себя от негодования.

— И не подумаю.

— Я прикажу тебя высечь.

— Это вам дорого обойдется.

— Хоть ты и женщина, но когда дело касается собственной жизни и благополучия, я забываю, кто есть кто. Или ты убираешь огонь, или получаешь двадцать ударов, — угрожающе повторил он.

— Что вы, от такого количества я умру, и вы никогда не узнаете то, зачем явились сюда.

Неожиданной выходкой девушка отвлекла его от главного. Спохватившись, что он пришёл не за тем, чтобы спорить, Стэлпсон умерил свой пыл и заговорил более спокойно:

— Ладно, хватит шутки шутить. Давай поговорим серьёзно. Чем бы вы ни владели, но пока ты — в моих руках. Буду говорить откровенно: часть знаний — у меня и назад их уже не вернуть. Оставшаяся часть, я думаю, вам не поможет и не обогатит. Я даже считаю, что у вас осталась ненужная часть знаний. Защитное поле требуется тому, кому есть что хранить, а у вас нет ни богатств, ни знаний, которые нуждались бы в дальнейшей охране. То, чем вы владеете, бесполезный хлам в кладовых памяти. Мне же есть что оберегать. Поэтому предлагаю мирную сделку — вы мне то, что у вас осталось, я вам — хорошую плату.

— Бесполезный разговор, — уверенно заявила Огнеса. — Мы не отдадим того, что имеем, и вернем то, что принадлежит нам.

— Какая самоуверенность. Не быть по-вашему никогда! Я от намеченной цели не отклоняюсь. Рано или поздно, все будет так, как пожелаю я. Я! — Стэлпсон ударил себя кулаком в грудь. — Не хотите добровольно, сотру вас в порошок. Мне это ничего не стоит. Скажи только, кто из вас освоил часть знаний, тому я подарю жизнь. Если ты уважаешь своих соотечественников, должна сказать. Разве тебе не хочется, чтобы хоть один из вас остался жив?

— Я не знаю, кто овладел знаниями. Их осваивали без меня.

Стэлпсон поморщился и недовольно протянул:

— Э-э, не строй из себя глупышку. Я в это не поверю. Скажи честно, что не хочешь отвечать.

— Да, не желаю.

Он окинул её с ног до головы оценивающим взглядом: хотя в ореоле огненного сияния она выглядела довольно фантастично, американец усмехнулся язвительно.

— В тебе, видать, полно ещё калорий. Придётся продлить твою голодовку. Только теперь останешься и без воды. Я прикажу не подавать по крану воду. Советую подумать.

Стэлпсон вышел, и за дверью заскрежетал запираемый замок. Правда, минут через десять ему пришлось вернуться и потребовать убрать с его носа свечение, о котором он в момент разговора забыл, и только удивленные взгляды прислуги, прикованные к его лицу, напомнили ему о случившемся. Но пленница наотрез отказалась восстановить первоначальный цвет носа, заявив:

— Походите немного, посмотрите, как будут воспринимать вас люди, если этот дефект останется на всю жизнь. Я избавлю от него только в том случае, если выпустите меня из подвала.

— Ты у меня за всё поплатишься, — разъяренно проскрежетал на этот раз не замком, а зубами Стэлпсон и выскочил вон, уже не обращая внимания на недоумевающие взгляды окружающих.

Огнеса и сама не знала, для чего ей понадобилась подобная выходка, скорей всего хотелось хоть как-то досадить самоуверенному дельцу; надежды на то, что он выпустит её, испугавшись своего вида, было мало.

Вернувшись к себе, Стэлпсон достал аппарат и, пройдя по всем близлежащим помещениям, проверил, что делалось в его отсутствие. Увиденное не порадовало. В одной из комнат он опять обнаружил небольшого толстого человека в тёмных очках; тот сидел, развалясь в кресле, и один из полицейских, тех, что сторожили сейф, доложил ему о чем-то; потом явился второй и принес аппарат «САЖ». Толстяк повертел его, открыл чехол, заглянул в окуляры, попробовал привести в действие, но у него ничего не получалось.

Стэлпсон выругался.

— Безмозглые негодяи, добрались уже и до аппарата. Придётся его везде носить с собой, без него я сейчас, как без рук. Пока они не поняли, что он собой представляет, для них это безделица, а поймут — ящик будет стоить сотни миллионов.

Придя к такому выводу, он подвесил аппарат на ремень, перекинул через плечо и стал носить постоянно с собой. Но предосторожность не помогла: проснувшись на второй день среди ночи, как ему показалось от чьего-то прикосновения, он сразу же схватился за шею, через которую был переброшен ремень от аппарата. Полоска кожи оставалась на месте, но смутное чувство тревоги заставило его протянуть руку вбок и пошарить рядом с собой, где должен был лежать аппарат — постель была пуста. Стэлпсон вскочил, лихорадочно перерыл всю кровать, но ничего не нашёл. Исследовав оставшийся ремешок, он обнаружил, что концы обрезаны ровно каким-то очень острым предметом.

Придя в ярость, Стэлпсон заорал на охранников, стоявших посреди комнаты у сейфа:

— Идиоты, почему не стреляли? Меня обворовали у вас на глазах. Я что, зря деньги плачу?

— Сэр, вы зря кричите. Во-первых, мы — никого не видели; во-вторых, мы приставлены охранять сейф, а не вашу постель, — спокойно возразил один из охранников.

— Идиоты! Не стройте из себя дураков. Я сдеру деньги, которые на вас потратил. Вы у меня запоёте по-другому. Если еще и в сейфе пропадёт что-нибудь, я сотру вас в порошок.

— Как будет угодно, — спокойно ответил тот же охранник. Стэлпсон подскочил к сейфу, проверил содержимое — шкатулка лежала на месте, но тревога не покидала его. В нерешительности он уселся на кровать, задумался. Никогда не чувствовал он себя так неуверенно. Охранники врали ему прямо в глаза, неужели они действительно не видели, как у него стащили аппарат? Нет, видели. Этого невозможно было не заметить, но они заодно с теми, которые обворовала его. В этом, собственно говоря, не приходится сомневаться.

Он впился глазами в непроницаемые лица стоявших у сейфа охранников. «Нет, у них своя шайка. Недаром про этот дом ходят тёмные слухи; не дом, а ловушка для богатых дураков. Их заманивают сюда, обирают до нитки, а те, кто пытается воспротивиться этому, исчезают бесследно. Пожалуй, такая же участь ждёт и меня. Я жив благодаря тому, что они не поймут, какие ценности я оберегаю, и где именно они находятся. Кажется, мне надо торопиться».

Он оделся и вышел, бросив охранникам:

— Если в моей комнате пропадет еще что-нибудь, до утра вы не доживете.

Захватив двух слуг и кое-какие принадлежности, он вновь направился в подвал. Шли без фонарей, нос Стэлпсона светился так ярко, что дополнительного освещения не требовалось, и он даже подумал, что, в общем-то, это уж и не так плохо.

Огнеса тоже не спала в своей камере; мучил голод, хотелось пить, но больше всего одолевали беспокойные мысли: «Почему молчат её товарищи, что случилось? Или Том не сообщил им, что с ней произошло, и они продолжают ждать её на берегу? Но через несколько дней они всё равно должны были направиться на её розыски, тем более, что они знают — она будет там, где Стэлпсон. Значит, дело в другом. Но в чём же? Неужели с Андреем что-то случилось?»

За дверью послышалось бряцанье замка. Огнеса насторожилась, встала. Волосы ее продолжали пылать огненным ореолом, а лицо по-прежнему отливало голубоватым сиянием.

— Ну что, огненная девушка, не спится? — поинтересовался Стэлпсон, войдя в подвал со своей свитой. — Мне тоже что-то не спится. Моей внешности, конечно, бессонница не повредит, я мужчина. А у девушек от недосыпаний портится цвет кожи. Или для тебя он не имеет значения? — он окинул взглядом её голубоватое лицо. — Да, цвет кожи ты делаешь сама. Но хватит лирики — что ты надумала? Не вспомнила, кто именно из вас владеет знаниями о защитном поле?

— Нет, что-то не припоминаю.

— И как получается оно, тоже не знаешь?

— Нет, сплошной провал в памяти.

Стэлпсон подошёл к ней, заложил руки за спину и спокойно проговорил:

— Знаешь, я решил больше с тобой не церемониться. Обстоятельства вынуждают меня изменить меры воздействия. Хочу только спросить — не согласишься ли расшифровать принадлежащие мне знания? Конечно, за солидную плату? Ты спасёшь свою жизнь и одновременно разбогатеешь.

— Нет. Это не для меня.

Стэлпсон вздохнул:

— В таком случае, ты для меня — бесполезная вещь. Чтобы у тебя возникли хоть какие-то желания, придётся воспользоваться старым, но верным способом.

Он повернулся к одному из мужчин и кивнул. Тот как бы только и ждал этого: раскрыл чемоданчик, принесённый с собой, и разложил на каменном полу не что иное, как набор инструментов для пытки. Огнеса никогда не видела подобные принадлежности ранее, но осознала их назначение сразу же каким-то шестым чувством. Мужчина, совершенно не похожий на палача, подключил металлический прут к розетке. Минут через пять прут раскалился докрасна.

— Ну, что, огненная девушка, будем говорить или нет? У нашего огня некоторые преимущества перед твоим — он причиняет боль. Ты думала, что досадила мне? — он провел рукой по светящемуся носу. — А мне это понравилось, удобно стало. Зато мой огонёк вряд ли тебе понравится. Ты не передумала? — Огнеса отрицательно покачала головой. — Тогда приступайте, — приказал он.

Палач с легкой улыбкой, держа раскалённый прут в вытянутой руке, начал медленно подходить к жертве. Он не просто работал, он смаковал любимую работу, каждый жест, каждый взгляд. Он предвкушал сладостное развлечение, как гурман перед началом обеда смакует взглядом расставленные на столе блюда. Огнеса содрогнулась и невольно попятилась.

Мужчина протянул прут вперёд. Что произошло дальше, сразу никто не понял: что-то засверкало, заискрилось, как бенгальский огонь, и в тот же момент палач сам издал истошный вопль и запрыгал, закрутился на одном месте, тряся рукой. Прямо перед собой Огнеса увидела чёрную обугленную кисть.

— Ты что, прут перекалил? — не понял Стэлпсон. — Разиня. Берись за самый конец. Где прут? — Он стал взглядом искать орудие пытки, но нигде его не видел. Смутная догадка начала проникать в его сознание. Но для пущей уверенности он выхватил из-за пояса пистолет и несколько раз выстрелил прямо в светящееся голубоватое лицо девушки.

Пули, шипя, как капли воды на раскаленной сковороде, испарялись в воздухе. Сомнений не могло быть — девушка опять получила защитное поле.

Лицо Стэлпсона перекосилось от непередаваемой ярости. В порыве злобы он разрядил в неё весь пистолет, и при этом каждый из противников испытал удовлетворение: один разрядившись психологически и, таким образом, чисто символически уничтожив другого; второй именно тем, что убийство не состоялось и он, оставшись живым, наносит своей неуязвимостью первому хороший ответный удар.

— Вы опоздали, мистер Стэлпсон. Мы с вами ещё сразимся, — с этими словами Огнеса растворилась в серой стене подвала. Сразу же резко потемнело, так как помещение освещал только один нос американца.

— Скорее к сейфу, — заорал он вне себя и бросился к выходу.

По каменной лестнице раздался оглушительный топот бегущих ног. Но Огнеса перемещалась более коротким путём, по наикратчайшему расстоянию — сквозь стены и прочие преграды. Её преследователи оставались еще далеко, когда она выскочила из стены зала и, ничуть не смущаясь четырёх охранников, направилась к сейфу.

— Стой! — крикнул охранник. Но, когда девушка, не обратив внимания на окрик, продолжила свой путь, он выхватил из кобуры пистолет и направил на неё лазерный луч. Тот упёрся в защитное поле и, издавая странные свистящие звуки, оборвался в полуметре от цели. Огнеса решительно двигалась к сейфу, луч, упираясь ей в грудь, постепенно укорачивался.

Не понимая, в чём дело, охранник, желая проверить — не потерял ли луч своё убийственное действие, перевел его на стол, и тот в ту же секунду вспыхнул. Остальные охранники тоже выхватили пистолеты и, преградив дорогу, наставили на неё еще три луча. Но странная девушка со светящимися волосами, как загадочный призрак, прошла сквозь одного из охранников, словно сквозь пустоту, при этом он жутко заорал и упал без сознания от потрясения. Остальные увидели, как огненная девушка просунула руки сквозь пуленепробиваемые и взрывонедосягаемые стенки сейфа, выудила всё его содержимое и исчезла в противоположной стене.

Когда примчался Стэлпсон, сражение было проиграно.

— Упустили девчонку! Убью! Уничтожу! — орал разъяренно он.

Охранники пытались оправдаться. Один из них рапортовал:

— Ничего не могли сделать, лазерный луч её не берет.

Второй, нахмурившись, хрипло сипел:

— С привидениями нас воевать не обучали. Человека мы убъём, а приведение — нет.

Стэлпсон раздосадованно махнул рукой.

— Хватит оправдываться. Если через десять секунд не скажете, у кого мой аппарат — стреляю. — Он вытащил из-за пояса два пистолета и, наставив на охранников, стал считать: — Раз, два, три… — Все трое молчали, понимая, что выдавшего одинаково ждёт смерть, как и не выдавшего — … Девять, десять. — Из пистолетов сверкнули смертоносные лучи, двое охранников упали замертво. — Даю возможность говорить тебе без свидетелей, — обратился Стэлпсон к последнему.

Тот покосился на валявшихся на полу сослуживцев и хрипло выдавил:

— Мичарльстон.

— Я так и думал, — нахмурился Стэлпсон. — Начальник полиции — первый вор и убийца. Но ничего, рано или поздно он получит пулю в лоб, благо он у него широкий.

Захватив молодчиков из собственного штата, Стэлпсон решительно направился в отделение полиции. Аппарат оставался для него единственной доступной ценностью, поэтому ради него он готов был идти на всё.

«Только бы успеть, только бы его не перехватили русские, — думал он. — На моё счастье они не знают, что он украден, и будут рыскать по всему дому. Аппарат задержит их. Это уже хорошо. Я что-нибудь придумаю».

Мичарльстон являлся неофициальным мэром города и одновременно начальником полиции, он доминировал над местными аристократами и дельцами. В его руках находилась политическая и военная власть в городе. В последнее время он так искусно обделывал любые дела, что уверовал в свою непревзойдённость. Но частые победы ослабляют бдительность, поэтому в полицейском участке, где располагался его кабинет, было немноголюдно. Собственная охрана личного особняка намного превосходила охрану государственного учреждения и была вооружена по последнему слову науки и техника. Что касается защиты интересов граждан города, то здесь он не проявлял никакого рвения, считая достаточным того, что ему удавалось обезвреживать заезжих гастролёров и обогащаться за их счёт.

Изъятый у Стэлпсона аппарат «САЖ» Мичарльстон хранил не дома, а у себя на работе, так как никак не предполагал, что на полицейский участок могут совершить нападение. На его счастье в момент, когда Стэлпсон ворвался со своей группой в полицейский участок, сам он был вызван по делам службы в другой город. Это спасло ему жизнь.

Стэлпсон, ожидавший встретить отчаянное сопротивление, был поражён сонной атмосферой полицейского участка. На него и на группу идущих за ним карабинёров никто не обратил внимания. Только один дежурный, проводив их по коридору сонным взглядом, бросил другому, откровенно дремавшему у телефона:

— Наверно, какая-то комиссия.

Полицейские ничего не заподозрили, даже когда Стэлпсон спросил у одного из сидевших в коридоре на стуле:

— Где кабинет Мичарльстона? Тот зевнул, и вяло ответил:

— На втором этаже в конце коридора.

Кабинет оказался закрыт, но один из молодчиков мощным ударом ноги выбил дверное полотно, и оно упало внутрь. Насколько дома у Мичарльстона было всё замаскировано и сделано прочно, настолько на работе — непрочно и запущено. Правду говорят: мой дом — моя крепость. Однако Мичарльстон никак не мог предположить, что противник тоже не дурак и обойдет его.

Увидев сейф, Стэлпсон приказал одному из наемников.

— Вскрыть и содержимое изъять.

Достав инструмент, взломщик попытался открыть дверцу, но как только прикоснулся к замку, раздался лёгкий взрыв, и он повалился на пол с окровавленными руками.

— Осторожней! Я же говорю — осторожней! — заорал Стэлпсон, переживая, конечно, не за человека, а за содержимое сейфа. Он рванулся к развороченному ящику, но нашёл только обломки.

— Черт побери! Одни неудачи, — выругался он и приказал: — Возвращаемся. А этого — в больницу, — он указал на раненого.

Выйти из полицейского участка оказалось еще проще, чем войти: на обратном пути им вообще не встретилось ни одного человека, потому что наступило время обеда.

Решив вернуться в особняк, Стэлпсон надеялся встретиться там с друзьями Огнесы, которые, по его мнению, должны были рыскать уже по всему дому в поисках аппарата. И хотя он знал, что защитное поле не позволит захватить кого-нибудь в плен, надеялся на случай. Если у Огнесы поле исчезло один раз, то это могло повториться и у кого-нибудь другого. Слугам он приказал быть особенно бдительными и следить за всем, что происходит внутри дома. Обслуживающий персонал не защищал его от Мичарльстона, но от посягательств русских мог оградить.

После того, как распоряжения были отданы, Стэлпсон улёгся на диван, сильно болела голова. «Черт побери, проворонили такие ценности! Не могли справиться с какой-то девчонкой, — ругался он мысленно. — Как я мог упустить их, ведь они были у меня в руках. Зря я держал девчонку в этом доме. Лучше было бы отвезти её на какой-нибудь остров. Там бы она стала моей вечной пленницей. Эх, упустил такой момент».

Но хорошие мысли приходят часто очень поздно. Негодование не облегчало головной боли, а усиливало, так как ничто так не уничтожает, как мысль о том, что ты мог бы владеть миллионами, но сам по своей вине прошляпил их. Стэлпсон лёг на один бок; показалось неудобно — перевернулся на другой. Душевный зуд нарастал, головная боль усиливалась. Не выдержав, он приложил ладонь ко лбу и раздраженно крикнул охраннику, стоявшему у двери:

— Узнай — ничего не слышно в доме?

Через несколько минут охранник предстал перед ним с сообщением:

— Всё спокойно. Посторонние не замечены.

— Смочи полотенце водой и подай мне, — приказал американец. — Проклятая голова раскалывается.

Охранник отправился в ванную за полотенцем, но что-то задержался. Его отсутствие показалось долгим, и Стэлпсон выругался:

— Ослы! Примочку не дождешься. Погодите у меня, я вам… — Не успел он докончить, как из стены над ним высунулась рука с кувшином, и прямо на лицо полилась холодная вода. Захлебываясь, в испуге он заорал:

— Помогите! Ловите! Они здесь.

Он вскочил с дивана и забегал по комнате. На зов примчались охранники и его молодчики.

— Ищите везде, особенно следите за стенами и чуть что — хватайте, — приказал он.

Собственно говоря, приказ был бесполезен, потому что ловить в материи, недосягаемой для простых людей, было тем же, что и сбор электронов вокруг атомного ядра голыми руками. Однако, в самых необычных ситуациях в силу консервативности сознания, некоторые действуют, используя старые методы и способы. Поэтому машинально Стэлпсон приказал перерыть весь дом, надеясь где-нибудь в вещах обнаружить потерявшего поле члена экспедиции.

Охранники перевернули всю мебель и вещи, устроив настоящий погром, но безрезультатно.

— Будьте бдительны, они могут появиться из любого шкафа, — призывал Стэлпсон. — Как только заметите руку или ногу — хватайте. Кто поймает хоть одного, получит в награду сто тысяч долларов.

Цифра вдохновила. Люди задвигались с большим энтузиазмом. Не обошлось и без курьёзов. Когда один из слуг, усердствуя, случайно высадил дверцу шкафа и по инерции упал внутрь, так что из шкафа взметнулись кверху одни ноги, на него тут же набросились, скрутили, связали и на какое-то мгновенье порадовали шефа. Но как только тот увидел его лицо, сморщился и раздосадованно заорал:

— Своих не вяжите сослепу! Лучше ищите, лучше. Они все в комбинезонах.

Поиски продолжились. Слуги засновали по комнате энергичнее, интенсивнее задвигалась мебель с одного места на другое, постепенно оттесняя Стэлпсона к одной из стен. И как только он приблизился к ней на достаточное расстояние, из голубоватой поверхности вылетела чья-то нога и дала ему такого хорошего пинка, что американец пролетел несколько метров и врезался в диван, после чего в голове его наступило моментальное просветление и он прохрипел:

— Хватит рыться. Все вон из моей комнаты.

Загрузка...