Тайна смерти мисс Вейн

Глава 22 Новые открытия

Роджер и Энтони стояли посреди гостиной, в которой обычно проводил время преподобный Медоуз, а полная хозяйка развлекала их бесконечными воспоминаниями о недавно скончавшемся постояльце. У Энтони уже лицевые мышцы свело от усилий сохранять выражение вежливого интереса к этому словоизвержению. Роджер, напротив, не обращал на него ни малейшего внимания, и Энтони начал понимать, зачем кузен привел его сюда.

— Всегда был такой спокойный, — заверяла Энтони полная хозяйка дома, — нет, никогда его не слышно было. И всегда говорил мне что-нибудь любезное, когда я приносила ему еду или приходила спросить, не надо ли чего. Иногда пошучивал, не то чтобы очень часто, но бывало. Очень уж он любил пошутить, преподобный Медоуз. Иногда я не могла удержаться от смеха, такой был шутник. Как странно думать теперь, сэр, что бедный джентльмен лежит недвижимый и холодный в своей могиле.

Она немного помолчала, чтобы перевести дух.

— Да, ужасно, — поддакнул Энтони, скосив усталый взгляд на розовую фаянсовую свинку, стоявшую на каминной полке. Роджер, задумчиво смотревший в небольшое оконце, повернулся к собеседникам.

— А кто-нибудь приходил к мистеру Медоузу до завтрака в день его смерти? — спросил он внезапно.

Полная хозяйка так удивилась, что ответила с необычной для нее краткостью.

— Нет, сэр, никого у нас не было.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена, сэр, — хозяйка вновь обрела равновесие духа, — понимаете, я была в кухне с…

— А накануне к нему никто не приходил, не помните? — безжалостно перебил ее Роджер.

— Нет, сэр. За все время, что он у меня прожил, до вас к нему никто не приходил. Очень спокойный джентльмен был, очень спокойный. Я как-то даже сказала миссис Муллинз, дня за три до его кончины: «Миссис Муллинз, — сказала я ей, — есть постояльцы и постояльцы, как вам тоже хорошо известно, но преподобный Медоуз, он…»

— Вы рано легли спать накануне дня смерти мистера Медоуза? — опять перебил ее Роджер.

— Во благовремение, так сказать, — ответила хозяйка, немедленно отводя поток красноречия в новое русло, — но я завсегда так ложусь. Мое правило: гаси свечу в десять вечера, — и так оно было всегда. Один час сна до полуночи стоит двух после, как я всегда говорю. А вот мой муж-покойник, когда жив был, то всегда сидел…

— Итак, если у мистера Медоуза был бы поздний посетитель, вы бы об этом и не знали?

— Странно, что вы так говорите, — сказала порядком расстроенная домовладелица, — потому что я обязательно бы узнала. Понимаете, я услышала бы дверной колокольчик. И потом, так случилось, что в ту ночь я до рассвета глаз не сомкнула. У меня иногда зубы болят, а бывает, даже очень, и я совсем не сплю, так только, на часок глаза заведу. И я помню, что в ту ночь тоже не спала, и как раз на следующее утро он и помер. Да ведь знаете, беда не приходит одна, но мне как-то не хотелось говорить о зубной боли, когда тут такое произошло…

— А предположим, посетитель не стал бы звонить, — стоял на своем Роджер, — предположим, он зашел бы за угол и постучал в окно, мистер Медоуз сам бы открыл ему дверь? Вы бы ничего об этом не знали, а?

— Да, странно, что вы об этом речь завели, сэр, потому что я-то как раз все знала. Понимаете, я услышала, как они разговаривают. Моя спальня как раз над комнатой, где он жил, и можно было запросто слышать голоса, не слова, не то, о чем говорят, я не это хочу сказать, но голоса я слышала, — со скромным торжеством сказала хозяйка. — Я сама, собственными ушами слышала примерно недели три назад, что кто-то пришел к мистеру Медоузу, а я уже, как вы понимаете, легла спать.

— О! Значит, кто-то все-таки приходил к нему? А вы вроде говорили, что у него никогда не было посетителей.

— Да? Нет, кто-то приходил его повидать, — ловко вышла из затруднительного положения домовладелица, — это факт. Но раз я не сама открывала дверь, я совсем об этом запамятовала. Да, однажды поздно вечером к преподобному Медоузу пришли, и я об этом узнала, хотя легла спать, но они очень громко разговаривали, поэтому я и проснулась.

— Значит, тогда было довольно поздно и они громко разговаривали. Хорошо! А вы не можете предположить, кто бы это был?

Хозяйка заколебалась:

— Нет, сэр. Этого, боюсь, я сказать не могу.

— А что бы вы еще могли вспомнить кроме этого? — спросил Роджер с самой обворожительной улыбкой.

— Ну, знаете, сэр, я не охотница сплетни разводить, — быстро возразила хозяйка, — никогда не разводила и, с Божьей помощью, никогда не буду. Но должна вам сказать, если бы то был не преподобный Медоуз, я бы поднялась наверх, хотя бы пришлось встать с постели, а я была тогда такая уставшая. Мой дом всегда был из приличных, и я считаю своим долгом так его и соблюдать, но из-за преподобного Медоуза… Я тогда подумала, что он поступать дурно не может, не то что другие. Он же священник был, а это большая разница, ведь так оно, сэр? Так что я просто закрыла глаза…

— Значит, вы хотите сказать, — тактично вставил Роджер, — что мистера Медоуза посетила леди?

— Ну, об этом я ничего не знаю, сэр, — засомневалась хозяйка, — не знаю, можно ли назвать ее леди? Понимаете, она говорила так громко, что я не смогла опять заснуть, как ни старалась. И преподобный Медоуз, он тоже говорил громче, нежели оно полагается священнику, если хотите знать мое мнение, сэр, но об ушедших мы не должны говорить ничего плохого, кроме хорошего, такая есть поговорка, а преподобный Медоуз всегда был приятный джентльмен и разговаривал тихо, да вот…

— Значит, они ссорились?

— Ну, если вы так это называете, сэр, то оно, пожалуй, так и есть, — неохотно согласилась хозяйка.

Роджер обменялся с Энтони взглядом.

— И у вас нет ни малейшего представления, кто была эта дама? — спросил он.

— Ой нет, сэр. Я не знаю, кто она была. Понимаете, я никогда ее в глаза не видела, и она только платок здесь свой забыла, носовой.

— Носовой платок? Неужели?

— Да, сэр. Я нашла его здесь в гостиной, когда убиралась, а мистер Медоуз тогда еще не вставал. Я хотела отдать платок ему, чтобы он ей потом вернул, но все как-то не решалась, все думала, а вдруг ему не понравится, что я знаю о ее приходе. Да я ему и словом не обмолвилась. А еще потому смолчала, что тише едешь — дальше будешь, как говорится.

— Так вы платок не отдали? — с напускным безразличием спросил Роджер. — И сейчас он у вас?

— Ну конечно, сэр, даже странно, что вы спрашиваете об этом. Потому что платок при мне, так уж оно получилось, и я оставила его у себя, думала, что…

— А для вас не составит труда позволить мне взглянуть на него? — спросил Роджер с медоточивой интонацией.

— Да тут никакого труда нет, — с готовностью отозвалась хозяйка, — пойду принесу, подождите минутку.

И она торопливо вышла из комнаты, а Энтони вопросительно взглянул на кузена.

— Наверное, это платок миссис Вэйн?

— Конечно, — кивнул Роджер. — Между прочим, она легко могла влезть в это окно, и так, чтобы ее никто не увидел.

— Но все это естественно! Чего ты вдруг разволновался насчет платка?

— Да я вовсе не волнуюсь. И ты прав, все это совершенно естественно. Очевидно, она приходила сюда не один раз. Но понимаешь, если возникает какое-то новое обстоятельство в известном деле, нужно все досконально прояснить. Вряд ли мы узнаем нечто новое или неожиданное, но вреда не будет, если вникнуть во все это повнимательнее.

Хозяйка, запыхавшись, поспешно вошла в комнату и вручила Роджеру полотняный платок, обшитый кружевцем. Роджер внимательно его рассмотрел и указал Энтони на маленькую букву «Э», вышитую в уголке, а затем повернулся к хозяйке и, сунув руку в карман, многозначительно звякнул монетой.

— Я бы хотел его оставить себе, если не возражаете.

— Да пожалуйста! — быстро ответила женщина. Если посетители собираются хорошо заплатить за это маленькое свидетельство случившейся в ее доме трагедии, то почему бы ей не исполнить их просьбу?

— Наверное, вы не можете точно сказать, когда это было? — спросил Роджер, пряча платочек в карман.

— Нет, сэр, могу, — возразила торжествующе хозяйка. — Это было в ночь перед тем, как бедную миссис Вэйн столкнули со скалы. Почему я тот вечер крепко запомнила? Вот из-за этого ужасного дела. Ведь оно ужасное, да, сэр? Понятия не имею, что же у нас в Ладмуте творится. Сначала миссис Вэйн, потом преподобный Медоуз! Как вы думаете, сэр, этот приезжий полицейский что-нибудь найдет? Вы вместе с ним были на прошлой неделе, так что я подумала, может…

Роджер мягко, но решительно поставил заслон ее любознательности и начал обследовать гостиную. Он объяснил свое присутствие тем, что покойный был его близким другом, и этот ответ давал ему возможность задавать любые вопросы, даже весьма откровенные, относительно повадок покойного и его собственности.

На стене висела полка с отверстиями для трубок. Роджер, обратив на них внимание, подошел и взял одну.

— Мистер Медоуз был заядлым курильщиком, да?

— Странно, что вы об этом спросили, сэр, — заметила хозяйка, с интересом наблюдавшая за его движениями, — потому что я бы не сказала, что он был такой уж заядлый! С моим мужем-покойником не сравнить. Он выкуривал трубку после завтрака, мистер Медоуз то есть, еще трубочку после обеда и немного курил, если была охота, совсем вечером, но не чаще того, а мой муж все время дымил…

— Но если он редко курил, зачем ему было столько трубок?

— Да, сэр, многовато, конечно. Я и сама это заметила, но он был какой-то чудной насчет трубок, преподобный Медоуз то есть, он знаете как их курил? Одну неделю — одну, вторую — другую, «поочередно», как он говорил. Смешной он был и часто повторял: «Трубки, что жены, мамаша», — говорил он. Всегда называл меня «мамашей». Говорил, что я ухаживаю за ним лучше, чем мать родная. Очень был свойский джентльмен, преподобный Медоуз то есть. Да, «трубки что жены, — так он и сказал, — нельзя иметь сразу всех, надо ими пользоваться по очереди». Это он шутейно говорил. И таких шуточек у него полно было. «Трубки что жены», ей-богу! Он что хотел сказать-то? У мужчины не должно быть больше одной жены зараз.

— Да-да, действительно очень смешно, — серьезно подтвердил Роджер. — Ха, ха! А между прочим, не знаете, где мистер Медоуз покупал табак?

— Странно, что вы и об этом спрашиваете, сэр, потому что я как раз об этом знаю. Рядом есть магазин, он здесь один-единственный, где торгуют табаком, если не считать гостиниц наших «Три лебедя» и «Короны», конечно. Но «Три лебедя» в миле отсюда, не мог же он ходить туда, ведь правда?

— Ну, разумеется, не мог, — с очень серьезным видом подтвердил Роджер. — Нет, конечно, этого нельзя было и ожидать от него. Ну, не смею больше вас задерживать. Благодарствую за то, что позволили мне все здесь осмотреть.

И Роджер что-то протянул ей, а домовладелица с готовностью подставила ладонь.

— Приходите еще, всегда желанным гостем будете. Сердечно вас благодарю, сэр. И если еще что-нибудь понадобится здесь осмотреть, вы только скажите. А не хотите заглянуть в его спальню, если уж вы тут?

— Нет, думаю, что не стоит. Пойдем, Энтони. Доброе утро, мэм.

Их проводили до дверей, и, выходя, Роджер сразу повернул налево.

— Как-нибудь, — словоохотливо сказал Энтони, — надо устроить тебе матч с этой женщиной, если я, конечно, найду судью и желающих держать пари. Вы с ней выйдете на ринг сразу же после завтрака и начнете такое, знаешь, разговорное состязание, пока кто-нибудь из вас не упадет без сил. А если у кого сядет голос, то ты или она заплатите неустойку, — а все ставки будут аннулированы. Все по правилам и никаких укрепляющих, а полотенца и губки за счет…

— Перестань молоть чепуху, Энтони, — миролюбиво заметил Роджер и нырнул в магазин на левой стороне улицы.

— Кстати, — начал Роджер, купив унцию совершенно ненужного ему табака, — ведь это та самая марка, что покупал у вас бедняга мистер Медоуз, да? Помните того священника, что жил в соседнем доме и умер на прошлой неделе?

— О да, сэр, — ответил лавочник, — мы все его хорошо знали, но он покупал не этот табак, сэр. Он всегда брал «Коронный» или «Якорный» крупной резки.

— Неужели? А мне помнится, будто он говорил, что курит именно этот. Но вообще-то он не очень много курил?

— Верно, сэр. Примерно унцию в неделю выкуривал, не больше.

— И наверное, каждую неделю покупал очередную порцию?

— Э, нет. Он обычно покупал сразу четверть фунта, но оно так на так и выходит, по унции в неделю.

— Да, действительно, — слегка удивился Роджер. — Итак, Энтони, — сказал он доверительно молодому человеку, когда они вышли из лавки, — мы знаем, что курил Сэмюел Медоуз, как он обращался со своими трубками, сколько табаку покупал за один раз и так далее. Фактически мы, очевидно, не знаем только одного, как зовут кошку двоюродной бабушки табачника, у которого Сэмюел покупал табак.

— И какой вывод, черт возьми, ты собираешься сделать из всего этого?

— Ну, это лишь небу известно! — ответил богобоязненный агностик Роджер.

И они вернулись в гостиницу, где их ожидал ленч.