Тайна сокровищ Заколдованного ущелья

24

Подъем наверх просто ошеломил их: ничего подобного они не испытывали, да и представить себе не могли. Онемев от восторга, они только поглядывали друг на друга и на людей, набившихся в тесную металлическую кабину лифта. Так продолжалось, пока кабину не тряхнуло, и они догадались, что лифт остановился. Дверь открылась, и пассажиры, толкаясь, хлынули в коридор; они последовали за ними. Стены в коридоре были все бархатные, разрисованные разными картинками, обитые по краю золотым позументом. Между двумя рядами позумента были густо натыканы пуговицы, так что стена напоминала не то диванную подушку, не то поставленный стоймя тюфяк. Крестьянин ткнул пальцем выпуклость между пуговиц – палец ушел в мягкую глубину. Двустворчатая дверь в конце коридора походила на двуспальный матрас в деревянной раме. Миновав дверь, они уткнулись в выезжавший из стены кузов автомобиля, доверху заваленный букетами цветов. Автомобиль был гипсовый, а цветы – пластмассовые. Дальше перед ними открылся длинный зал с красными бархатными занавесями на окнах, густо заставленный столиками, вокруг которых сидели жующие люди. В проходах стояли лакеи в красных бархатных ливреях, уже немного поблекших. Об их ослепительной яркости в былые времена можно было судить по украшенным золотым галуном и кистями разрезам на рукавах и на спине; ныне золото почти потеряло блеск. Через широкие окна зала открывался вид на обе стороны города. Одна сторона была представлена ржавыми пятнами ветхих щипцовых кровель, редкими низкорослыми деревьями, запыленными и чахлыми, другая – яркими бликами стекла на облицованных камнем колоннах, гладкими стенами современных зданий (только камень, никакого намека на дерево!), которые ровными рядами покрывали склоны холмов, уходя вдаль, вплоть до отрогов застывшего в молчании горного хребта. Раскинув густые снега и обнажив утесы, тот как бы стоял на страже этого скопища построек, укрывал и охранял их, но вместе с тем разбивал в пух и прах все их претензии на высоту и величие.

Однако собравшимся в зале не было дела до этой панорамы, они были всецело погружены в процесс поглощения пищи. Похоже, что накрытые столы представляли собой единственное зрелище, доступное их взорам.