Тайна сокровищ Заколдованного ущелья

31

Наконец тронулись. Крестьянин понимал, что перевезти в деревню весь этот нескончаемый поток современных предметов первой необходимости, пристраивая вещь за вещью на попутные машины, не удастся. Собрав побольше добра, он отправил его в путь всем скопом. Покуда позволяла дорога, ехали на грузовиках. Потом их сменили мулы, телеги и носильщики.

Все было продумано заранее. Там, где начинался проселок, наняли достаточно животных, повозок и людей. Мозговым центром операции выступала жена ювелира, выполнение намеченного плана возложили на того парнишку, что поджидал славы в мире искусства.

Единственным путем через горы и ущелья были козлиные тропки, но носильщикам помогали ловкость и сноровка – дар, передаваемый по наследству из поколения в поколение, а также приобретаемый тренировкой. Тяжести переносить нелегко, но коль скоро переноска их – ремесло человека, то разница между тяжелым и легким грузами кажется не такой уж большой. Не составляет особого труда исполнять работу, которая соответствует натуре работника и существующим условиям. Деньги на расходы были, были носильщики, для которых эта работа превратилась в потребность, нашлась тропа, проложенная горными козлами, была цель – доставить вещи во что бы то ни стало, следовательно, наблюдение за выполнением этой задачи также не требовало особых усилий.

Конечно, ноги мулов по колено вязли в щебне, конечно, ветви деревьев бились о барабаны и хлестали по медным тарелкам, конечно, веревки, впившиеся в картонные ящики, которые громоздились на спинах лошадей и мулов, перетирали картон, а сучья деревьев пробивали и царапали его, конечно, люстры, водруженные на лотки носильщиков, так трясло, что их подвески, колотившиеся друг о друга, отваливались или разбивались, конечно, лебединые шеи, хотя они были прочно укреплены на растяжках, все же стукались о цементные туловища, обдирая краску и лак, конечно, ножки кресел, несмотря на нейлоновые чехлы, защищавшие бархатную обивку, прорывали упаковку, вылезали наружу, словно ноги подростка из прошлогодних штанов: оголенные ножки мало-помалу теряли свое золотое лицо (хотя какое там лицо у ножек?). Но при всем том эти движущиеся горы товаров приближались к деревне, и их громовая поступь сотрясала окрестные холмы. Носильщики то пели песни, то призывали благословение Божье, а то и проклятия изрыгали. Один раз кто-то из них спросил: «Неужели этот обалдуй не мог найти такого барахла где-нибудь поближе?» Но ему ответили: «Сам обалдуй, коль не понимаешь, что Господь Бог тебе кусок хлеба послал!»

И вот передовая группа – мулы и носильщики – достигла деревни. Когда люстры и золоченая мебель, лебеди, барабаны и туба проплывали мимо полуразвалившихся деревенских дувалов, женщины, подгоняемые любопытством и удивлением, повыскакивали на крыши, а ребятишки, все, сколько их было, высыпали на улицу и вертелись в пыли, прямо под копытами животных. Стоило кому-нибудь из носильщиков слово сказать, как всякий истинный мусульманин призывал на него благословение Аллаха, а сверкание хрусталя, вид барабанов, золотое сияние тубы были исполнены такой притягательной силы, что, случись тут чужак, вовсе не принадлежащий к мусульманам и не умеющий воззвать к Аллаху, даже и он присоединился бы к общему хору. Но никто не знал, что это за добро, откуда оно прибыло и кому предназначено.

Среди прочих зевак были жена и сын крестьянина, был и его шурин. Недобро прищурив глаза, он со злобой взирал на длинную вереницу животных и грузов и качал головой. Жена же высунулась из-за дувала на шум многоголосых благословений и ржание мулов, потом с криком «Али-Али!» подхватила на руки ребенка, распахнула дверь и тут увидела, что нескончаемая вереница каравана остановилась возле их старого дома и носильщики начали сгружать поклажу.

Женщина ютилась теперь в доме брата – с того самого дня, когда ее муж убил вола, а все односельчане набросились на него, поколотили и объявили безумным.

Муж ее сначала продолжал жить на своем дворе один, потом стал надолго отлучаться куда-то, и люди поговаривали, что он шатается в поисках работы. Тогда жена вместе с братом вынесла последние остатки их нищенской утвари, и дом совершенно опустел. Мужчина появлялся все реже и реже. Иногда односельчане видели издалека, как он ходит-бродит по своему заброшенному участку земли, и говорили: ума лишился, а теперь, верно, слезы льет по былому, по разбитой своей судьбе да по волу своему… Ну а потом он долгое время не показывался, и все о нем думать забыли, не то что интересоваться, куда он подевался, что с ним стряслось, что случилось. Для всех он превратился в рехнувшегося недоумка, который по собственной глупости причинил себе зло и тем самым заслужил участь презренного изгоя. И вот теперь перед его домом остановился огромный караван и у дверей выстроилась шеренга чудесных невиданных предметов… Женщина вытащила сына вперед – посмотреть, но, когда она поставила ребенка на землю и тот сделал шаг-другой к барабанам, он оступился, не удержался на крутой обочине и, перевернувшись несколько раз через голову, покатился прямо на цементного лебедя. Мать рванулась поддержать дитя, тоже поскользнулась, да так, что чуть было не придавила малыша, наконец догнала его, протянула руку и тут – трах! – треснулась головой о раскинутые цементные крылья. Громкий крик боли заглушил хныканье ребенка, и тот перешел на визг. Испускаемые ими обоими вопли и стоны напугали брата женщины, он бросился к ним, но, когда подбежал и понял, в чем дело, плюнул и пнул лебедя ногой. Лебедь припал на крыло, зубчатый край крыла сломался и отвалился. Но паренек, ответственный за доставку вещей, не видел этого, поскольку был поглощен распаковкой грузов – со всей осторожностью, дабы ничего не поцарапать. Незаметно начался дождь.