Тайна старой знахарки

Глава 42

Иеремия вперил растерянный взор в только что бесшумно открывшуюся дверь. Айзек Форбс подслушивал, о чем беседуют его сын и пастор-иезуит. Иеремия и не подозревал, что человек, передвигающийся с помощью палки, может подкрасться бесшумно. Но старик Форбс прекрасно обходился без подпорок, лишь на людях симулируя хромоту.

Оправившись от шока, Иеремия опустился на колени рядом с неподвижно лежавшим Аароном узнать, жив ли тот. Форбс-младший, разумеется, был мертв — пуля прошла сквозь сердце. Как и у Маргарет Лэкстон!

— Вы убили своего сына! — горестно констатировал Иеремия. — Погубили свою плоть и кровь!

Айзек Форбс поспешно захлопнул дверь и повернул ключ в замке.

— Он собрался предать меня! — презрительно рявкнул он в ответ.

Поднявшись, Иеремия невольно попятился от наступавшего на него старика.

— Слуги в доме наверняка слышали выстрел. Как вы им объясните?

— Я им скажу, что вы убили моего сына за то, что он пригрозил выдать вас как служителя Сатаны, кем вы, собственно, и являетесь, будучи папистом и одним из тех преступников, которые подожгли наш город. Наш процветающий Лондон и оплот протестантизма!

Форбс, не скрывая ненависти, смотрел на опешившего Иеремию.

— Небось гадаете сейчас, как это мне удалось раскусить вас? Тогда, во время нашей случайной встречи, объяснение о цели вашего визита в квартал бедноты показалось мне, мягко говоря, неубедительным. Вот я и направил своего слугу проследить за вами. Но все выяснилось не сразу, потребовалось время. Впору позавидовать, ваши люди умеют держать язык за зубами!

Иеремия почувствовал, как кровь отхлынула от лица — он по собственной беспечности угодил в ловушку! Теперь придется за это расплачиваться. А все нетерпение. Ну почему он не стал дожидаться возвращения Трелони или Брендана?

Произнося эту тираду, Айзек Форбс неторопливо взялся за висевшую на поясе пороховницу и всыпал в ствол порох. После этого извлек из кожаного мешочка пулю и при помощи трости вогнал ее в ствол. Иеремия созерцал эти приготовления, и мысли в голове проносились, обгоняя друг друга. Еще несколько секунд, и Форбс выстрелит! Нет, надо бежать! Но как? Куда? Старик стоял у двери. Мелькнула шальная мысль броситься на Форбса, отпихнуть его в сторону, но глава семейства, похоже, разгадал его намерения и подошел поближе к сундуку, на котором лежал кинжал.

Форбс взвел курок и насыпал щепотку пороха на полку ствола. В этот момент Иеремия бросился к окну, распахнул его и выскочил наружу. Вслед прогремел выстрел, и мгновение спустя пастор почувствовал толчок в правую руку, отчего упал на выступающую над стеной часть крыши над боковым входом в дом. В отчаянии он попытался ухватиться здоровой рукой за черепицу, чтобы не соскользнуть вниз, но не смог и в следующее мгновение грохнулся на землю. Задыхаясь, Иеремия поднялся и стал оглядываться в поисках пути отхода. Казалось, пуля Форбса оторвала ему руку — такой ужасной была боль, от которой темнело в глазах. Пошатываясь, иезуит через незапертые ворота прошел в узкий переулок. Успело стемнеть, что было лишь на руку пастору, и он возблагодарил Деву Марию за помощь. Остановившись, Иеремия прислушался — шума погони не было. Но уповать на безопасность было преждевременно — Айзек Форбс не из тех, кто оставит его в покое.

Превозмогая боль в раненой руке, Иеремия зашагал по переулку. Надо как можно скорее добраться до Темзы и найти лодку! Переулок выходил на Сент-Мэри-Эйкс. Иеремия свернул направо и добежал до следующего угла. Теперь он был на Лиденхолл-стрит. Дом Форбсов стоял по правую сторону. Приглядевшись, иезуит понял, что в доме что-то происходит. До него донеслось лошадиное ржание. Значит, старик отправился в конюшню и велел оседлать коня. И, конечно же, рассказал прислуге о том, что, дескать, пастор-папист коварно убил его сына и что злодея следует поймать и подвергнуть заслуженному наказанию.

Иеремия сделал глубокий вдох. Быстро миновав Лиденхолл-стрит, он свернул на Лайм-стрит, которая вела к Темзе. Вскоре позади послышался цокот копыт. Охота началась!

Иеремия метнулся за ближайший угол в надежде, что преследователь его не заметил. С отчаянно бьющимся сердцем он проскользнул в первую попавшуюся дверь и очутился на лестнице дома. Пока ему везло — всадник проехал мимо. Напряженно вслушиваясь в темноту, Иеремия выжидал. Вдруг послышались голоса.

— Этот негодяй где-то здесь, он обязательно выйдет к реке! — Иеремия узнал голос Айзека Форбса. — Давайте идите вниз по Лайм-стрит к Тауэру и хорошенько осмотрите все там. А я пойду позову на подмогу соседей.

Слуги Форбса бросились выполнять распоряжение хозяина, а тот вскочил на коня и ускакал прочь.

Иеремия лихорадочно раздумывал, как поступить. Пути к реке были отрезаны, так что оставалось рассчитывать лишь на ноги. Он нерешительно посмотрел на запад. Куда ни кинь, повсюду руины и пепелища, которые предстояло преодолеть на пути к дому судьи Трелони на Чэнсери-лейн. Что касается особняка Аморе, он лежал далеко, на самом Стрэнде.

Удерживая раненую руку здоровой, Иеремия пошел узким переулком, лежащим параллельно Лиденхолл-стрит. Рукав пропитался кровью, сочившейся из свежей раны. Сколько еще он сумеет продержаться, пока не свалится без сил? Стиснув зубы, пастор тряхнул головой, отгоняя мысли об этом.

Рынок на Лиденхолл-стрит каким-то чудом уцелел, не будучи охвачен пожаром. Сразу же за его зданиями начиналась пустыня — обугленный кирпич, головешки, мусор. Кое-где вверх поднимались струйки дыма — тление продолжалось в подвалах сгоревших домов. Иеремия почувствовал исходивший от пепелищ жар. Вскоре он обливался потом.

Свернув на Грэшнос-стрит, которая теперь напоминала лесную тропу, лавируя между камнями и кусками обугленного дерева, Иеремия постоянно оборачивался, желая убедиться, что погони нет. Пока что было тихо, но преследователи могли появиться каждую минуту. Как только старик Форбс убедится, что Иеремия не пошел к реке, то тут же попытается перекрыть обходные пути. Так что успокаиваться рано. Если его схватят, никакое чудо не поможет.

Добравшись до перекрестка, иезуит свернул на Ломбард-стрит. Пройдя немного по этой улице, заметил по правую руку руины Королевской биржи на Корнхилл-стрит, тянувшейся параллельно Ломбард-стрит. Деловой центр Лондона обратился в груду щебня и головешек. Иеремия шел по некогда оживленным и богатым улицам, стараясь подальше уйти от злосчастной Лиденхолл-стрит и уже собрался перейти Чипсайд, как вдруг послышались топот копыт и голоса. Иезуит нырнул в развалины какого-то дома, пытаясь разглядеть преследователей в темноте. Их было довольно много, наверное, с десяток, если не больше. Одни ехали верхом, другие передвигались пешим порядком. Скорее всего это были слуги из дома Форбсов, каждый из них нес по факелу.

Ужас и отчаяние охватили Иеремию. Невольно застонав, он провел перепачканной в копоти ладонью по лицу. Как же все-таки уйти от них? Ведь они не оставят без внимания ничего, обыщут все щели, все потайные уголки. С другой стороны, такая основательность может сыграть против них, обернувшись потерей драгоценного времени! Сейчас у Иеремии солидная фора, и, если удержать ее, он сумеет добраться до дома судьи Орландо Трелони.

Иеремия стал торопливо пробираться по развалинам домов. Ничего не поделаешь — о том, чтобы передвигаться широкими улицами, нечего было и думать. Пастор осторожно перебирался через искореженные обугленные балки, через груды вспучившегося в огне кирпича и черепицы. Временами нога проваливалась, случайно оказавшись на прогнившей или подгоревшей доске; приходилось хвататься за что попало, чтобы не упасть. Копотью, казалось, был пропитан воздух: от нее слезились глаза, перехватывало дыхание. Однако висевшая над пепелищем мгла служила и укрытием — видимость была не более нескольких ярдов.

Лондонское пепелище сейчас, две недели спустя после того, как стихия отбушевала, уже не было безлюдным. Кое-кто возводил палатки на месте погибших жилищ или пытался из пригодных еще досок соорудить времянки. Иеремия был от души благодарен этим людям — без таких кое-как восстановленных признаков прошлого он, попросту говоря, безнадежно заплутал бы здесь. И все же пастор предпочитал не тешить себя иллюзиями. На этих людей нечего рассчитывать — окажись он в руках преследователей, погорельцы и пальцем не шевельнут, чтобы защитить его. Напротив, куда разумнее сейчас держаться от людей подальше, ибо среди них полным-полно всяческого отребья — бродяг и мародеров. Заметив случайного ночного прохожего, они не остановятся ни перед чем, чтобы облегчить его карманы на несколько пусть даже мелких монет.

Иеремия чувствовал, что силы оставляют его, и вынужден был часто останавливаться для отдыха. Он шел, держась параллельно Чипсайду, который вел прямо на запад, и постоянно оглядывался, чтобы не оказаться застигнутым врасплох преследователями.

Внезапно буквально в нескольких ярдах от Иеремии, на куче щебня, бывшей некогда церковью Святого Петра, возник человек с факелом в руке. Иезуит, вовремя отреагировав, пригнулся в поисках убежища. Рядом зияла темная дыра — вход в подвал. Он не долго думая бросился в кромешную тьму, но, споткнувшись обо что-то, упал. И весьма неудачно — как раз на раненую руку. Каким-то чудом ему удалось подавить вскрик. С трудом поднявшись, Иеремия ощупал то, обо что споткнулся, и с ужасом понял, что это тело человека. Преодолевая страх и отвращение, он ощупал лежащего. Тело было еще теплым. Рука, наткнувшись на округлость женской груди, замерла. Иеремия невольно отпрянул. И тут услышал шорох за спиной. Осторожно поднявшись, иезуит протянул руку. Каменная стена! Стараясь не шуметь, он стал на ощупь продвигаться вперед и вскоре завернул за угол.

Снаружи чей-то незнакомый голос осведомился:

— Может, возьмете факел, сэр?

Другой голос, Иеремии показалось, что он принадлежал одному из слуг дома Форбсов, недружелюбно ответил:

— Ты что, не видишь? У меня свой факел в руках и…

Внезапно он осекся и закряхтел. Подвал осветился — еще двое с факелами в руках метнулись вниз.

Иеремия, стараясь не дышать, вжался в стену. Свет факела доходил до угла, за которым он стоял, выхватив из темноты тело женщины. Иеремия понял, что она мертва. Бедняжке перерезали глотку и содрали с нее одежду. Та же участь минуту назад постигла и слугу дома Форбсов — скрывавшийся где-то неподалеку убийца полоснул его кишка-лом по горлу. Теперь оба — убийца и его сообщник — торопливо обшаривали карманы мертвеца, потом стянули с него ливрею.

Ужас парализовал Иеремию, но он стоял, не в силах отвести взора от жуткой сцены. К горлу подкатил отвратительный комок, и лишь последним усилием воли пастор сумел сдержать подступавшую рвоту. Каким-то образом ему удалось сохранять спокойствие, пока убийцы не закончили черное дело и не исчезли. Подвал снова погрузился во мрак. Прошло немало времени, пока Иеремия смог преодолеть охвативший его ужас и заставить себя покинуть временное убежище. Осторожно приблизившись к выходу, он выбрался наружу. Вокруг было тихо. Бандиты убрались.

Иеремия, шатаясь, побрел вперед, толком не понимая куда. Им двигало лишь желание как можно скорее покинуть это жуткое место. Только сейчас он оценил грозившую ему смертельную опасность. Постепенно Иеремия приходил в себя — силы возвращались, шаг становился тверже. На мгновение он замер, прислушиваясь и пытаясь сориентироваться. В отдалении на западе Иеремия разобрал начинавшуюся здесь Патерностер-роу. Облегченно вздохнув, он двинулся к знакомой улице, продолжая оглядываться по сторонам.

Вскоре Иеремия добрался до дома Алена — вернее, до того, что от него оставалось. Иезуит вдруг вспомнил, как в свое время, покидая это место, он думал, что больше не вернется сюда. Но разве мог он предположить, что подобная участь ожидает десятки тысяч лондонцев? Не в силах сдержать слезы, он торопливо шел дальше и свернул на Полс-Элли, которая вела прямиком к обугленному собору. Ступив на церковный двор, Иеремия вдруг заметил всадника, внимательно осматривавшего окрестности. Сердце в груди замерло, когда пастора осенила ужасная догадка. Айзек Форбс! Но ужас первого мгновения миновал так же быстро, как и появился.

Старик повернулся к нему спиной, и Иеремия бесшумно вскарабкался по куче щебня, нагроможденной у фасада собора, а затем юркнул в зиявшее пустотой окно. Он едва не поскользнулся на расплавленном стекле, буквально чудом удержавшись на ногах. Топот конских копыт приближался. Иеремия тем временем искал место, где спрятаться, но собор был разрушен до неузнаваемости. Расплавленный огнем свинец крыши, стекая вниз, образовал на полу храма огромные комки. Колонны обрушились, капители разбились об пол. Бушевавший здесь огонь не пощадил даже камня — он растрескался от жара, и обломки его, подобно ядрам, разлетелись во все стороны.

Продвигаясь через главный неф, Иеремия услышал подозрительный скрип. Сверху посыпалась пыль. Поняв, в чем дело, Иеремия резко отскочил в сторону. И вовремя — туда, где он только что стоял, обрушился изрядный кусок камня, отвалившийся от контрфорса, и с грохотом разбился. Бывший храм превратился в орудие убийства.

Все еще слыша топот копыт жеребца Айзека Форбса, иезуит направился к крипте,[18] также частично обрушившейся, и, стараясь ступать осторожно, стал подниматься по лестнице. Позади по каменным плитам пола гремели копыта. Неужели преследователь обнаружил его? Или просто желал убедиться, что здесь жертве негде спрятаться? Иеремия едва не терял сознание от ужаса и изнеможения. Его трясло как в лихорадке.

Внутри склеп освещался слабым мерцающим светом. Нищие в лохмотьях расположились прямо на надгробиях, тупо взирая на пришедшего. В воздухе стоял смрад немытых тел, гари и горелой плоти.

— За мной гонятся! Помогите мне, прошу вас! — прошептал Иеремия.

Позади под сапогами приближавшегося Форбса хрустели обломки камня.

Но нищие, похоже, не обратили внимания на иезуита, потому что тут же безучастно отвернулись. Иеремия уже был готов к самому худшему, как вдруг заметил, что седая старуха в углу машет ему. Он бросился к ней. Женщина молча указала на полуразрушенный саркофаг, о который облокотилась. Каменная плита его была разбита, выставив на обозрение скелет, наверняка принадлежавший почившему в бозе в незапамятные времена епископу. Иеремия без промедления сдвинул остававшийся кусок плиты в сторону, приподнял затянутый в окаменевшую кожу скелет и улегся под него. Старуха, взяв пригоршню пыли, чуть присыпала ею бренные останки.

Через трещину в плите Иеремия увидел факел в руке Айзека Форбса. Старик стал обходить склеп, тыча факелом в лица оборванцев, которые и ухом не повели. Впрочем, судя по всему, преследователь Иеремии не собирался задерживаться. Будучи убежден, что пастора здесь нет, он брезгливо отвернулся и стал подниматься по ступенькам. Вскоре донесся топот копыт, говоривший о том, что опасность миновала.

Иеремия воздал благодарность Господу и своей спасительнице, после чего, с трудом выбравшись из убежища, крепко пожал руку старухе и без сил опустился на каменные плиты пола. Нет, долго ему так не вынести. По телу разливалась отвратительная слабость, сердце готово было выскочить из груди. Только сейчас он заметил, что исходивший от пола жар проникает сквозь подошвы башмаков, обжигая ноги. Как осилить остававшийся отрезок пути, если преследователи подкарауливают его на каждом шагу? Оставалось лишь уповать на то, что все же удастся перехитрить их.

— Еще раз спасибо тебе за помощь, — поблагодарил он с любопытством разглядывавшую его старуху, сунув ей на прощание шиллинг. — И вот еще о чем я хочу попросить тебя. Продай мне твои лохмотья.

Женщина негодующе покачала головой.

Иеремия достал остававшиеся у него монеты и вложил деньги в ладонь нищей.

— Вот тебе за них!

И снова она возмущенно замотала головой.

— Клянусь, я верну их тебе!

Наконец нищая не выдержала, стянула с себя подобие плаща, с которым ей наверняка было нелегко расстаться, и протянула его Иеремии.

— Завтра ты получишь его обратно! — заверил ее пастор.

Набросив лохмотья на плечи, он натянул капюшон чуть ли не до подбородка. Преисполненный уверенности в том, что теперь-то преследователям будет куда труднее распознать в нем пастора-иезуита, Иеремия продолжил путь к Ладгейту. Сложенная из грубого камня надвратная башня изнутри выгорела, но устояла. Ворота превратились в уголья, висевшие на массивных завесах, так что Иеремии не составило труда пройти в центр. На мосту через Флит стоял один из слуг Форбса и оглядывал прохожих, и Иеремии пришлось добираться до Флит-лейн кружным путем. Имелся и еще один узенький мостик через Флит, и на нем старик выставил постового из своей челяди, но Иеремия, набравшись решимости, попытался проскользнуть через мост незамеченным, прикинув, что этот лакей явно не знает его в лицо. Во всяком случае, иезуит не помнил, что встречал его в доме Форбсов. Иеремии сопутствовала удача — лакей лишь сморщился при виде завшивленного бродяги. Удача придала сил, и Иеремия продолжил путь. И на другом берегу Флита лежали сплошные развалины, пробираться через которые было трудно до чрезвычайности. Когда иезуит все-таки дошел до Феттер-лейн — границы уничтоженной огнем части Лондона, — ему пришлось собрать в кулак всю выдержку: он был буквально в нескольких шагах от дома судьи Трелони!

У места, где переулок выходил на Чэнсери-лейн, Иеремия остановился передохнуть и сориентироваться. Дом сэра Орландо располагался на противоположной стороне, и до него еще оставалось несколько зданий. Пастор уже собрался перейти улицу, как вдруг заметил в отдалении огонек. Факел! Отпрянув, он прижался к стене дома и, помедлив не сколько мгновений, снова стал следить за огоньком. Сомнений не было — его ждут!

Сердце Иеремии упало. Этого следовало ожидать, подумал он. Старик Форбс был прекрасно осведомлен о том, что он в дружеских отношениях с судьей Трелони, и мог предположить с большой долей вероятности, что Иеремия направится именно к нему в дом. Как быть? Всеми правдами и неправдами он должен обойти этот пост! Но как?

Какое-то время Иеремия наблюдал за человеком с факелом. Похоже, и это один из слуг. Но знает ли он его в лицо? Иезуит не тешил себя надеждой на то, что лакей его не знает. Приглядевшись к нему, пастор заметил, что слуга нетерпеливо переступает с ноги на ногу. По-видимому, ему надоело торчать здесь без дела. Он заметил, как лакей прошел несколько шагов в противоположном от него направлении, видимо желая размять уставшие от долгого стояния на одном месте ноги. Иеремия, призвав на выручку остатки самообладания, стараясь действовать как можно незаметнее, стал пробираться по улице к дому судьи. Ему удалось подойти к цели ярдов на сто, но пришлось вновь остановиться — постовой вновь повернулся и теперь заметил его. Иеремия резко сменил тактику, разыграв из себя пьяного. Шатаясь и нечленораздельно бормоча, добрел до угла, потом нагнулся, разыграл приступ рвоты и неверной походкой побрел дальше. Лакей провожал его недоверчивым взглядом до самого дома судьи, однако не двигался с места.

— Эй, ну-ка подойди сюда! — вдруг крикнул лакей и быстро зашагал к пастору.

Иеремия бросился бегом прочь прямо к двери для прислуги — там ему отопрут быстрее, только на это приходилось уповать. У парадного входа, тем более в позднее время, лакей находится не всегда. Подбежав к дому, Иеремия, задыхаясь, стал что было сил молотить кулаками в дверь:

— Отоприте! Ради всех святых отоприте!

Лакей Форбса схватил его за плечи, но в этот момент служанка как раз открывала двери. Собрав все оставшиеся силы, иезуит бросился вперед, пытаясь вырваться из цепких лап слуги, но не устоял на ногах и упал. Перепуганная служанка, ничего не понимая, с ужасом следила за разыгравшейся у нее на глазах схваткой. Преследователь Иеремии отчаянно тянул пастора к себе, пытаясь вытащить его за порог, но тут подоспели два лакея Трелони и оттолкнули слугу Форбса.

Не прошло и минуты, как появился и сам хозяин дома.

— Черт побери, что здесь происходит? — возмутился сэр Орландо.

У Иеремии не было сил подняться с пола. Судье Трелони понадобилось время, чтобы узнать его.

— Боже праведный! Святой отец! На кого вы похожи? Что с вами стряслось?

Иезуит не отвечал, и судья, склонившись над ним, стал стаскивать с него лохмотья. Покончив с этим, он протянул Иеремии руку, помогая встать. Пастор, сморщившись от боли, застонал, и тут судья заметил окровавленный рукав рубашки.

— Да вы ранены! — воскликнул Трелони.

Судья растерянно смотрел то на Иеремию, то на лакея Форбса, которого удерживали слуги.

— Доктор, расскажите мне толком, что случилось, — уже спокойнее обратился он к иезуиту, подняв его на ноги.

— Форбс… Айзек Форбс… Он убил своего сына, — заплетающимся языком пробормотал пастор, с трудом переводя дух. — А потом пытался застрелить меня.

— Старик Форбс убил Сэмюела? — недоверчиво переспросил Трелони.

Иеремия покачал головой:

— Не Сэмюела. Это был Аарон! Сэмюел погиб во время Гражданской войны. Аарон занял его место… Форбс не хотел допустить, чтобы его состояние унаследовали Дрейперы. Вот потому-то он и разогнал всю прислугу и убил камердинера — чтобы скрыть факт подмены… А внука все не было и не было… Тогда Форбс подкупил Маргарет Лэкстон, та устроила ему подмену мертворожденного ребенка на живого — чужого… Он и ее убил, чтобы замести следы…

Судье Орландо Трелони не составило труда уловить суть сбивчивого рассказа Иеремии.

— Ну скажите, как вы могли ввязаться в столь опасное дело в одиночку? — укоризненно вопросил судья. — Почему не дождались меня?

— Милорд, что делать с этим? — вмешался один из лакеев дома Трелони, указывая на слугу Форбсов.

— Кто этот субъект?

— Он служит у Форбсов, — пояснил Иеремия. — Старик организовал погоню за мной через весь город.

— Чудо, что вам удалось уйти!

По распоряжению сэра Орландо лакея Форбсов связали и заперли в подвальном чулане, выставив охрану, а Иеремию пришлось вести в спальню на втором этаже.

— Одна вылазка лучше другой! — корил судья Трелони друга, усаживая на постель и снимая с него окровавленную рубашку.

Джейн принесла вина и холщовые бинты для перевязки — служанка передала ей, что в доме нежданный гость и гость этот не кто иной, как пастор Блэкшо. Сэр Орландо принялся промывать рану на правой руке Иеремии.

— Пуля застряла в мышце предплечья. На ваше счастье, кровотечение не такое уж сильное.

— Вы только перевяжите меня, пока этого достаточно, — попросил Иеремия. — А мастер Риджуэй уж как-нибудь вытащит пулю.

— Как знаете.

Вошел Мэлори с кружкой жидкого пива — иезуит изнемогал от жажды.

— Стало быть, вы и эту загадку сумели распутать, — уважительно отметил Трелони. — Я всегда считал старика Форбса большим упрямцем и грубияном, но чтобы он дошел до такого — нет, ничего подобного я от него не ожидал.

— Я, может быть, и нашел убийцу, милорд, но все равно не смогу доказать, что это он убил и жену мастера Риджуэя. Потому что единственный свидетель, который смог бы это подтвердить, мертв!

— Да-да, дело не упростилось. Но ничего, мы еще найдем способ привлечь к ответственности Айзека Форбса, пастор. А теперь — отдыхать! Вы столько испытали!

В этот момент в комнату вбежала побледневшая леди Джейн.

— Прошу вас, идите скорее! — обратилась она к супругу.

Сэр Орландо и Иеремия переглянулись.

— Я сейчас же вернусь, — пообещал сэр Орландо Трелони и обратился к Джейн: — Что случилось?

— Перед домом собираются люди с факелами. Боюсь, у них недобрые намерения.

В том, что их намерения самые недобрые, Трелони ни на минуту не сомневался. Войдя в гостиную, он подошел к окну, выходившему на Чэнсери-лейн, и распахнул его. Перед домом собралась толпа: лакеи дома Форбсов в красных ливреях, прислуга других домов, несколько горожан верхом на лошадях — скорее всего соседи Форбсов — и лондонские погорельцы, оставшиеся после пожара ни с чем, озлобленные и жаждавшие отмщения. В центре на лошади грозно восседал сам Айзек Форбс. За поясом у него судья Трелони разглядел пару пистолетов. Пока что толпа не буйствовала, явно в соответствии с указаниями предводителя, который, заметив королевского судью, громогласно обратился к нему:

— Милорд, прошу простить это сборище в столь позднее время. Но у меня есть основания предполагать, что к вам в дом без вашего ведома проник злоумышленник. Позвольте мне и моим людям разыскать его и арестовать.

— Вы требуете, чтобы я впустил к себе в дом ваших вооруженных до зубов молодчиков? Поверьте, я пока что в здравом рассудке!

— Милорд, речь идет о преступнике, на моих глазах убившем моего сына и сбежавшем. Я вместе с моими людьми преследовал его до самого вашего дома. И он скрывается в ваших стенах. Так что лучше позвольте нам довести дело до конца, пока он не убил кого-нибудь еще.

— Ни в коем случае!

— Прошу вас, милорд, обдумайте хорошенько мое предложение. Этот человек не только хладнокровный убийца, но и пастор-папист, на котором лежит вина за сгоревший город!

Сэр Орландо скрипнул зубами. То, что Форбс знал о принадлежности Иеремии к католикам, серьезно осложняло ситуацию.

— Дела, похоже, не ахти как хороши? — осведомился Иеремия, который последовал за судьей в гостиную.

Трелони, повернувшись к нему, прошипел:

— Не подходите к окну!

— Каково же ваше решение, милорд? — нетерпеливо продолжал Форбс. — Выдадите нам негодяя или впустите меня, чтобы я сам мог взять его?

— Вы не наделены законными полномочиями задерживать или арестовывать кого бы то ни было, сэр, — невозмутимо парировал королевский судья. — А сейчас советую велеть вашим людям разойтись подобру-поздорову, в противном случае я буду вынужден сообщить его величеству о вашем поведении!

Форбс лишь цинично ухмыльнулся при этих словах.

— Ваш король далеко, милорд. До него еще нужно добраться. И любая ваша попытка послать слугу в Уайтхолл будет немедленно пресечена. И он, и вы горько пожалеете об этом!

— А ведь он прав, — подавленно заметил Иеремия. — Они осадили дом и не пропустят никого.

— Говорю вам, держитесь подальше от окна, святой отец! — раздраженно бросил сэр Орландо, видя, что пастор Блэкшо пытается посмотреть наружу.

Иеремия повиновался, но не ушел из гостиной, поскольку хотел следить за ходом перепалки между судьей и стариком Форбсом.

Судья жестом подозвал к себе Джейн:

— Вели слугам запереть все двери первого этажа крепко-накрепко и закрыть ставни на окнах!

Та молча торопливо вышла из гостиной.

— Милорд, вы думаете, это их удержит? — в ужасе воскликнул Иеремия.

Сэр Орландо мрачно взглянул на него.

— Нет, как раз этого я не думаю!

— Но это безумие!

— Этот человек — самый настоящий безумец, святой отец! Неужели вы до сих пор не поняли? Он не уймется до тех пор, пока не перережет вам глотку, чтобы заставить замолчать навек. И он прекрасно понимает, на что идет. Ему терять нечего.

И снова снаружи донесся голос Айзека Форбса. Теперь напускное спокойствие сменилось яростью.

— Милорд! Моему терпению приходит конец! Сию же минуту выдайте мне пастора! Иначе я буду считать и вас папистом и предателем нашего народа!

— Я уже ясно сказал вам, что не ваше дело арестовывать подозреваемых! — не уступал судья Трелони. — Если я вам его выдам, вы прикажете своим людям убить его без суда и следствия. А этого я допустить не могу.

Форбс холодно улыбнулся.

— Клянусь вам, милорд, что желаю лишь одного — чтобы восторжествовала справедливость. С его головы не упадет ни один волос. Мы просто передадим его в руки мирового судьи, который отправит его в тюрьму.

Трелони отошел от окна и повернулся к Иеремии:

— Он лжет! В этом не может быть никаких сомнений. Стоит вам оказаться у него в руках, вы, считай, на том свете!

Иеремия испустил тяжкий вздох:

— Мне не следовало приходить к вам. От этого только лишние неприятности.

— Не мелите вздор, святой отец! Именно я подверг вас опасности, попросив помочь разобраться в деле об убийстве этой повитухи. И впредь это будет мне уроком.

Судья послал заслугой Мэлори. Когда камердинер явился, Трелони распорядился:

— Отправляйся в конюшню и седлай двух лошадей. Прихвати заряженный пистолет. Будешь сопровождать доктора Фоконе в Хартфорд-Хаус.

Иеремия вопросительно посмотрел на сэра Орландо.

— Если озверевшая толпа пойдет на штурм дома, как вы сами понимаете, я не могу гарантировать вам личную безопасность, — пояснил сэр Орландо. — В доме леди Сен-Клер куда спокойнее. У нее больше прислуги, чем здесь у меня. И даже если предположить наихудший вариант, там есть чем отбиться! Интересно, этот ирландец сейчас у нее?

— Думаю, что да.

— Вот и прекрасно! Он как-никак человек военный, был в солдатах и знает, что и как предпринять.

— Милорд, я не желал и не желаю кровопролития! — упавшим голосом произнес пастор.

— Будем уповать на то, что до него дело не дойдет. Этот старик пуританин дважды подумает, прежде чем отважиться на штурм дома фаворитки короля.

— Но как мне выбраться отсюда незамеченным?

— От конюшен узкая дорожка ведет прямо на поля Линкольн-Инн. Лошадь провести можно. Так что идите, пока толпа ничего не заподозрила. А я, как смогу, буду тянуть время.

Ответив судье благодарным взглядом, Иеремия последовал за Мэлори в конюшни. Их дожидались уже оседланные лошади. Камердинер, взяв под уздцы жеребца, пошел первым. Миновав низкие воротца, они поехали по узкой, всадникам не разъехаться, тропинке, которая вывела их на поле. Пожар его не затронул, и многие лондонские погорельцы обрели здесь пристанище, разбив лагеря. Но сейчас поля вновь опустели — одни люди предпочли вернуться на родное пепелище и начать отстраиваться заново. Другие покинули Лондон, перебравшись к родственникам в другие города.

Мэлори помог иезуиту сесть на лошадь, после чего оседлал свою. Всадники пустили лошадей в галоп. Пастор взывал к Всевышнему, чтобы лошади не угодили ненароком ногой в кроличью нору — стояла тьма, дорога едва освещалась серпом луны да звездами. Они добрались почти до конца поля, когда позади раздались голоса. Обернувшись, Иеремия обеспокоенно посмотрел назад. Вдалеке мелькали факелы. Их бегство не осталось незамеченным.