Тайна стонущей пещеры

Заветное

С самого утра Зинка металась по селу, собирая трубы, барабаны, балалайки и отыскивая музыкантов. Уже в полдень все было готово: инструменты сложены в школе, оркестранты только ожидали сигнала. А отряда все не было. Зинка в сотый раз выбежала на улицу и поглядела в горы.

— Что они там, спят, что ли? — недовольно передернула она сухими плечиками и нахмурила белесые брови. — Тут их ждут не дождутся, а они прохлаждаются.

Наконец она увидела вдалеке цепочку людей и подала сигнал малышам, дежурившим в тени сарая. Те, поднимая голыми пятками пыль, тревожа развалившихся под заборами ленивых от жары собак, с криками понеслись в разные концы села за музыкантами.

Свернув с проселочной дороги на улицу села, пионеры-туристы увидели возле светлого здания школы людей с духовыми и струнными инструментами.

«Что это они собрались на самом солнцепеке?» — только успела подумать Вера Алексеевна, как сборный оркестр, немного вразнобой, ударил марш.

Оркестром дирижировала Зинка. Старательно дул в кларнет подросток в вылинявшей майке. Ему вторили на двух балалайках мальчик и девочка. Позади, надувая щеки, пыхтел в огромный бас паренек с веснушчатым вздернутым носом. Размеренно, с достоинством бил в барабан дед Пахом, маленький сухой старичок с белой, клинышком бородкой. Возле него, наморщив лоб, девочка колотила медными тарелками. Громче и веселее всех выводила мелодию марша труба Рязанова. Она словно смеялась. Смеялись и прищуренные глаза бухгалтера, устремленные куда-то в горы.

На Рязанова, вытянув тонкую шею, завороженно смотрел Митька-трубач. Он машинально раздувал щеки и пальцами перебирал на животе невидимые клавиши. Вдруг Митька охнул и перегнулся пополам, схватившись за живот руками. Проклятый чирей!

Проезжавший на телеге по улице пожилой колхозник остановил лошадь и удивленно сдвинул на затылок фуражку. Две женщины-соседки у водоразборной колонки перестали судачить и заулыбались.

— Ну и Чижик! Огонь-девка! Старика Пахома и бухгалтера Рязанова в оркестр запрягла, — покачала головой одна из них.

Из школьного двора, где уже стоял в тени турбазовский автобус, вышел шофер дядя Гриша. Со всех сторон к оркестру сбегалась деревенская детвора.

Даже нелюдимый, всегда мрачный счетовод Аполлон Никитич и тот высунулся в открытое окно правления. Посмотрел через свое старомодное пенсне и опять склонился над столом.

Путешественники переглядывались с недоумением.

— Так это же нас встречают! Это Зинка, сестра моя двоюродная! — громко сказал Сбитнев.

И уставшие от двухдневного похода, разморенные жарой, пионеры заулыбались, расправили плечи, подтянулись, выравнивая шаг. Даже Тузик, трусивший все время сзади, вдруг вырвался в голову отряда, где шли рядом Николай Арсентьевич и Вера Алексеевна.

Всей гурьбой, хозяева и гости, направились в обширный школьный сад. Здесь, под ветвями высоких акаций, возле ограды решено было установить палатки.

— Вы разбивайте лагерь, а я схожу к председателю колхоза, — сказал Николай Арсентьевич учительнице, снимая свой рюкзак.

В правлении колхоза по-прежнему восседал неприветливый счетовод Аполлон Никитич, напевал что-то над разложенными на столе бумагами Рязанов.

— Кто здесь будет председатель колхоза? — спросил Шарый, закрыв за собой дверь.

Аполлон Никитич исподлобья поглядел на Шарого и промолчал.

— Елизавета Петровна у себя, — указал Рязанов на кабинет председателя и снова замурлыкал.

Николай Арсентьевич постучался и вошел в кабинет, оставив дверь полуоткрытой.

— Крымская детская туристская станция организует в вашем селе пункт сбора юных туристов. Меня назначили заведовать пунктом, — услышали Аполлон Никитич и Рязанов объяснения Шарого.

— Очень приятно. Садитесь, — раздался голос Елизаветы Петровны. — Чем могу быть полезна?

— Вот отношение и смета. Я хотел бы договориться с вами… — снова заговорил Николай Арсентьевич, но счетовод встал и плотно прикрыл дверь. Голоса не стало слышно.

— Видал, какой бугай, а работать не хочет. С ребятишками забавляется. По такой комплекции ярмо бы ему на шею, да в поле! — недовольно проворчал счетовод.

Рязанов коротко рассмеялся:

— И скажет же! Другой и с похмелья такого не придумает. — Он взглянул на часы. — Не пора ли нам, Аполлон Никитич, закруглять свой рабочий день? Я сегодня как именинник хожу: наконец-то приобрел аккордеон. Давно о нем мечтал.

— Так с тебя причитается! — сразу оживились глазки счетовода.

— Само собой. Как водится. Не обмытый он и играть не будет.

В комнату шумно ввалилось четверо колхозников.

— Где голова? — с порога крикнул один из них.

— В кабинете. Занята! У нее важная персона, — ответил насмешливо счетовод.

А в кабинете председателя разговор принял совсем неожиданный оборот. Николай Арсентьевич подал председателю свое удостоверение и тихо проговорил:

— Вам привет от полковника Коркина.

Лицо Елизаветы Петровны осветилось радостной улыбкой.

— Сергея Илларионовича? Давно не виделись. Мы ведь с ним побратимы. В войну он был прикомандирован к нашему партизанскому отряду. На одном деле вместе чуть животы не положили, — начала было она, но туг же перебила себя, бросила взгляд на закрытое окно и заговорила серьезно и озабоченно:

— Очень вовремя пришли, товарищ Шарый! Я только что хотела звонить полковнику Коркину. Сегодня… — она не договорила, дверь кабинета открылась, вошел счетовод и положил на стол председателя исписанный листок бумаги. Бросив неприязненный взгляд на Шарого, он так же молча вышел.

Николай Арсентьевич вопросительно посмотрел на Елизавету Петровну.

— Счетовод наш. Раньше в городе работал бухгалтером. Через слабость к вину был в заключении. О нем как раз и речь…