Тайна украденной пальмы

ГЛАВА II ДЯДЯ ВЕНЯ

Дядя Веня был биологом и охотоведом. Он годами пропадал в тайге, в тундре, исследовал леса.

Ни на тюленя, ни на медведя он похож не был. Невысокий, щупленький, бородатый, больше напоминающий озорного мальчишку, чем солидного ученого. Он громко разговаривал и громко смеялся. Он заполнил собой всю квартиру, даже бабушка заметила:

— Совсем одичал со своими соболями да медведями. Привык там орать, всех уже оглушил.

Дядя Веня не обиделся, только рассмеялся еще громче:

— Я к вам ненадолго, оглохнуть не успеете. Дня на два-три.

Бабушка всплеснула руками:

— Всего на три дня? Не был год, и появляется на два-три дня. Ну, куда это годится?

— Ничего не поделаешь! Мне нужно провести интереснейшую работу на Байкале. Можно сказать, что я буду начальником научно-исследовательской станции, — дядя Веня снова заразительно расхохотался. — Правда, в подчинении у меня будет всего-навсего один человек. И тот не в подчинении, а на равных правах. Но работа прекрасная! Всю жизнь о такой мечтал! Только я, Байкал и тайга!

— Ты — совершенно дикий человек! — рассмеялись взрослые.

А воображение ребят было растревожено словами дяди Вени: «Я, Байкал и тайга!» Наверное, это так здорово! Вот бы им на эту научно-исследовательскую станцию! На настоящую научно-исследовательскую станцию! Куда там Владику с его лабораторией на подоконнике или Ирке с ее черепахой на балконе!

Само собой разумеется, что ребята стали ловить каждое слово дяди Вени, но он о своей работе больше не рассказывал. Вся семья села за большой длинный стол, начался праздничный обед, а уж какие за обедом разговоры о работе?

Ну, а после обеда ребятам совсем не до разговоров стало. Мамы обнаружили их попытки показать свое мастерство в мире моды. Перевернутые чемоданы совсем не понравились Иркиной маме, а мама Владика подняла крик по поводу использованных и испорченных красок.

За ребят заступилась бабушка:

— Они Вене хотели сюрприз сделать.

— Какой сюрприз? — заинтересовался дядя Веня.

— Моды тебе показать хотели, да я все их планы расстроила. Сказала, что ты моду не любишь.

— Почему же не люблю? Очень даже люблю. Только не люблю меховые коллекции. Сразу вспоминаю своих соболей и медвежат. Не для того они на свет приходят, чтобы человек их шкуры в угоду моде носил.

Витька удивился:

— Вы же охотник!

— Не охотник, а охотовед. Я изучаю промысловых животных, а не истребляю их. Конечно, у меня есть ружье, но оно, по сути, антиквариат, подарок. Инкрустированное, середина девятнадцатого века. У этого ружья своя история.

Мамы оставили ребят в покое. Наверное, им неудобно было устраивать скандал из-за сюрприза для дяди Вени.

А ребята, обрадованные, уже не отходили от дяди Вени весь вечер. Он тоже был доволен их обществом, и рассказы о тайге и о Байкале сыпались один за другим.

— Расскажите про ружье, — попросил Витька. — Кто вам его подарил?

— Ружье подарил мне профессор-палеонтолог. Он преподавал в нашем университете, потом руководил моей первой научной работой. Однажды он отдал мне это старинное ружье и сказал: «Тебе, как лучшему ученику». Я, честно говоря, растерялся. Вещь-то антикварная, подарок слишком дорогой. Но он настоял. Сказал, что это ружье переходит от ученого, к ученому. Такая традиция. И рассказал мне одну историю. Когда он был совсем молодым, восемнадцатилетним студентом, довелось ему участвовать в известной археологической экспедиции. Было это в 1928 году. Два крестьянина в прибайкальском поселке Мальта рыли новый погреб и нашли стоянку древнего человека. По их вызову и приехали археологи. Да стоянка оказалась не простой, ее отнесли к эпохе верхнего палеолита, впрочем, вам это ничего не говорит. Скажу иначе — стоянке было пятнадцать тысяч лет.

Владик присвистнул.

— Да-да, пятнадцать тысяч лет, — подтвердил дядя Веня. — Жилище было необычное и с архитектурной точки зрения. Оно было сложено из костей мамонта и носорога, а крыша сплетена из рогов северного оленя. Посреди жилища хорошо сохранился даже пепел в очаге. В общем, экспедиция была очень успешной. На основании мальтийских находок были пересмотрены многие выводы ученых. Долгое время считалось, что это самое древнее поселение человека в Сибири. Только в конце двадцатого века в Южной Сибири, на реке Улалинке, нашли стоянку самых древних людей, архантропов. Этой стоянке не пятнадцать, а все сто или даже двести тысяч лет.

— Вот это да! — воскликнул Витька. — Двести тысяч лет… Даже представить невозможно!

Дядя Веня улыбнулся:

— В науке очень многое поначалу невозможно представить.

— А каким он был, этот архантроп? — спросил Владик. — Он был похож на нас?

— Вряд ли. Может быть, он даже был мохнатым с ног до головы. У него был низкий череп, он плохо разговаривал и ходил, почти касаясь руками земли. Но что-то мы с вами совсем отвлеклись от истории ружья. Однажды молодого парнишку-студента подозвал к себе дряхлый старик. Говорили, что старику уже сто лет стукнуло. Правда это или нет, никто толком не знал. Этот старик каждый день сидел поблизости и молча наблюдал за раскопками. Видно, тогда и пригляделся он к молоденькому археологу. «Пойдем-ка ко мне в избу, — сказал он. — Хочу тебе одну вещь подарить». Студент подумал, что старик хочет отдать археологам еще один бивень мамонта или что-нибудь в этом роде. Но в темной избушке с низким потолком старик достал из сундука не бивень, а старое ружье с инкрустацией: «Бери, — сказал он. — Мне это ружье полвека назад один человек дал. Его Иваном звали. Он тоже был ученым. Глубину Байкала-батюшки мерил, речку изучал, травы собирал, камни, раковины. А я тогда был беглым каторжником. Помог он мне шибко и подарил это ружье на прощанье. Сказал, что в тайге без ружья никак нельзя. Оно конечно! Сколько раз меня это ружье выручало! Голым-босым ходил, в разные передряги попадал, а ружьишко никому не отдал. Всю жизнь оно со мной промыкалось. Теперь вот тебе хочу отдать, мне оно ни к чему боле, а тебе в твоих странствиях, глядишь, и пригодится. Иван рад был бы, узнай, что его ружье к ученому попало».

— А кто был этот Иван? — спросила Ирка.

Дядя Веня пожал плечами:

— Этого я не знаю. И учитель мой не знал. Он тогда старика не расспросил толком и жалел об этом потом всю оставшуюся жизнь. Впрочем, вряд ли старик рассказал бы что-то подробнее. Иван да Иван. Наверное, фамилию ученого старик не знал.

— А правда, что старик был беглым каторжником?

— Думаю, что правда. Сибирь в девятнадцатом веке была краем каторжным. Сюда ссылали и уголовных преступников, и политических. Между прочим, и Байкал тогда изучали ссыльные поселенцы.

— Ссыльные?

— Ну да, ссыльные поляки-повстанцы — Дыбовский, Годлевский, Чекановский, Черский. Их стараниями были составлены карты Восточной Сибири, изучены реки и горы, классифицированы рыбы и животные. Они сделали величайшие открытия, на их работу опираются сейчас все ученые, занимающиеся Байкалом и Прибайкальем. Это теперь каждый ученый имеет довольно узкую специальность. Либо геолог, либо палеонтолог, либо биолог. А те ученые успевали в каждой области. Они были и геологами, и биологами, и палеонтологами. И везде что-то открывали, придумывали какие-то методы, какие-то приборы, писали серьезные работы, собирали бесценные коллекции, вели путевые дневники, составляли карты, проходили сотни километров пешком и на лодках. Вы и представить себе не можете, сколько гипотез они подтвердили, сколько легенд опровергли! Конечно, и в их работах были ошибки.

— Ошибки? У ученых? — удивился Владик.

— Ошибки бывают у всех, а у ученых даже очень часто. Например, Черский ошибочно полагал, что ледниковый период не задел район Байкала. Дело в том, что он нашел окаменелости, доказывающие, что в ледниковый период в байкальских водах была жизнь. Черский сделал вывод, что Байкал не был покрыт ледниками. Многие десятилетия это убеждение казалось непоколебимым, но последующие изыскания показали, что ледники на Байкале все-таки были. Хотя и не такие мощные, как в других районах. Здесь не было вечной зимы, которая губила все живое. Здесь наступали весна, лето, осень, зеленела тундровая растительность, могли существовать животные.

— Динозавры?

— И динозавры тоже. Археологи нашли остатки их скелетов. Между прочим, здесь жили самые крупные динозавры. Только представьте себе такую махину метров в двадцать пять длиной и тонн в пятьдесят весом.

— Ого!

— Вот именно.

— Веня! Ну, что ты все с ребятишками болтаешь! — окликнула дядю бабушка. — Нашел благодарных слушателей! Завтра все им расскажешь. Вас все за столом ждут, чай остывает.

Дядя Веня виновато развел руками, подмигнул ребятам и шепнул:

— Люблю бабушкин пирог. Пойдемте полакомимся. А о динозаврах потом.

Но потом взрослые совсем заговорили дядю Вето. Они расспрашивали его не о динозаврах, а о каком-то снабжении, о повышении зарплаты и о других скучных вещах.

Дядя Веня отвечал вяло, односложно, без того жара, с которым только что беседовал с ребятами. Неужели никто не понимает, как это неинтересно!

Ребята вылезли из-за стола, вышли на балкон и стали кормить черепаху. Черепаха лениво жевала листья одуванчиков. Владик удрученно вздохнул:

— Черепаха — это, конечно, не динозавр.

Ирка обиделась:

— Я читала, что черепахи тоже живут на Земле давным-давно. Когда-то были гигантские черепахи.

— Но она же не весила пятьдесят тонн, — возразил Владик.

Витька сказал:

— Хорошая у дяди Вени работа. Интересная.

— Я вот вырасту и тоже стану охотоведом и биологом, — тут же откликнулся Владик. — Буду защищать животных.

— Ты мух мучаешь, тебя в охотоведы не возьмут, — заявила Ирка.

— Да не мучаю я никого! Я эксперименты провожу. Хочешь, прямо сейчас всех выпущу?

Владик притащил свои банки из лаборатории на подоконнике и выпустил всех подопытных мух. Ирка удовлетворенно кивнула:

— Давно бы так.

— Между прочим, я их целых три дня ловил! — пробурчал Владик.

— А что, если поехать с дядей Веней на Байкал? — предложил Витька.

Ирка и Владик посмотрели на него, как на сумасшедшего. Владик даже выразительно покрутил пальцем у виска и скорчил рожу.

— Кто нас туда возьмет? И кто нас туда отпустит?

— Ну, мы же не одни поедем! Мы же с дядей Веней!

— А моя мама говорит, что ни за что бы не взяла на себя ответственность за троих оболтусов, — сказала Ирка. — Она с нами даже в парк сходить не отважится. Испугается, что мы разбежимся в разные стороны или упадем с какой-нибудь карусели.

Витька пожал плечами:

— Мы уже взрослые. Все это понимают. Только твоя мама не понимает.

— А твоя как будто понимает! Все время какие-то наставления дает!

— Ничего из этой затеи не выйдет, — поддержал Ирку Владик. — И мечтать не стоит.

— Ну, можем же мы поговорить с дядей Веней! Вдруг он согласится? Вы что, не хотите на Байкал?

— Мы-то хотим.

Витька чувствовал, что Владик уже рисует в своем воображении эту поездку. Ирка никак не проявляла своих эмоций, и по ее виду трудно было сказать, хочет она ехать или нет.

— Может быть, мы бы сами нашли кости динозавров! — продолжал напирать Витька. — Или доказали бы, что на Байкале жили гигантские черепахи. А, Ирка?

Ирка улыбнулась:

— Да что я, против, что ли? Я бы поехала.

Витька решительно вскочил:

— Тогда дело за малым! Нужно уговорить дядю Веню, а он уговорит бабушку и наших родителей.

Но вытащить дядю Веню из-за стола не было никакой возможности. Взрослым все-таки удалось вовлечь его в свои скучные разговоры, и он горячо спорил с папой Владика о политике и телевидении.

— Телевидение — вредно! — кричал дядя Веня. — Оно отвлекает человека от дел!

— Современный человек уже привык к телевизору и без него не может жить, — говорил папа Владика. — Скучно без телевизора.

— Вот у нас не было телевизоров в палатках, и мы совсем не скучали!

— Ты призываешь вернуться к первобытному обществу?

— Да ни к чему я не призываю!

— А техника, между прочим, шагает вперед, не спрашивая тебя! Уже и компьютер становится вещью первой необходимости!

— Для меня не становится. Мои лисы и медведи о компьютерах не слыхали.

— Но ты же не лиса и не медведь! Ты же современный ученый!

Глупый спор. Зачем так горячиться? Никто ведь ничего не докажет. Дядя Веня считает так, а папа Владика иначе. И не в их власти отменить компьютеры и телевизоры или изобрести новую технику.

Витька очень хотел прервать их дискуссию и уже открыл было рот, но Ирка шепнула:

— Не лезь под горячую руку. Все испортишь.

— Да, — согласился Владик. — Лучше оставить до завтра. Я своего папу знаю. Он сейчас ничего не разрешит, только наорет на нас. Скажет, что мы тоже хотим превратиться в лис и медведей.

Ребята не спали допоздна. Сидели на балконе и соображали, как завтра лучше всего повести разговор. Дело сложное, потому что взрослых много, и все они будут возражать, в этом нет сомнения.

Можно себе представить, что они начнут говорить: там нет телефона! Мы с ума сойдем от беспокойства! Дядя Веня едет работать, и не надо ему мешать! Ему некогда присматривать за вами! Кто вам будет готовить завтраки, обеды и ужины? А вдруг вы заболеете? В тайге так легко заблудиться! Научная станция — это не дом отдыха!

Они вряд ли захотят понять, что дети уже выросли.

Мальчишки на каждую предполагаемую реплику родителей придумывали десятки ответов. Ирка была настроена скептически и, по большей части, молчала. Она лучше пацанов понимала, что родители не сдадутся ни при каких условиях, не согласятся ни на какие уговоры.

— Я хочу спать, — наконец сказала она.

Мальчишки обиделись:

— Мы еще ничего не обсудили!

Но Ирка только пожала плечами:

— Бесполезно обсуждать. На Байкал мы не поедем.

— Это ты не поедешь! — вспылил Владик. — А мы с Витькой поедем! Даже если придется объявлять голодовку или удирать из дому! Да, Витька?

Витька кивнул, а Ирка усмехнулась и независимо заявила:

— А еще говорите, что вы уже выросли!

После ее слов Витька как-то сразу сник. Ему тоже показалась нереальной вся эта затея с Байкалом. Ирка ушла, Владик еще что-то придумывал, но Витька уже почти не слушал.

— Пойдем спать, — хмуро решил он. — Завтра поговорим.

Разумеется, так все и вышло — просьба ребят вызвала целую бурю. Родители отказали наотрез.

— Это невозможно! — говорили они и выдвигали те самые возражения, которые вчера обсуждали ребята.

Ирка, Витька и Владик оборонялись как могли. Они наперебой пытались объяснить родителям, что в поездке на научную станцию нет ничего ужасного. Но родители и слушать не хотели их объяснений.

Все бы закончилось очередной победой взрослых, если бы не дядя Веня. Он решительно принял сторону ребят:

— На станции работа всем найдется. Будут мне помогать. Чего им в городе сидеть?

— Нет, Веня, ты мне объясни, — просила Витькина мама. — Тебе-то эта морока зачем? Брать ответственность за троих шалопаев?

— Почему ты уверена, что они шалопаи? Дети как дети. К тому же мои племянники.

— Своих детей у тебя нет, ты не знаешь, как это сложно!

— Но ведь они уже большие, — дядя Веня подмигнул ребятам. — Они ни на шаг не будут от меня отходить. Правда, орлы?

— Правда! — хором ответили все трое.

Иркина мама махнула рукой:

— Им верить нельзя. Они сейчас тебе все, что угодно, пообещают, только бы на Байкал выбраться.

— Витька, например, не умеет плавать, — поддержала ее Витькина мама.

— А в Байкале никто купаться не будет. Там вода для купания холодная. Странные вы какие-то! Неужели вы сами в детстве не мечтали о такой поездке?

— Мало ли кто о чем мечтает в детстве!

— Но у вас ведь не было дяди-охотоведа, а у них есть. Почему же не воспользоваться такой удачей.

— Ты считаешь это удачей? — с сомнением спросила мама Владика.

— Считайте, что ваши дети на две недели поедут на курорт. Научная станция ничем не хуже любого дома отдыха. Она маленькая, но очень комфортабельная. Там даже небольшой зимний сад с пальмами имеется. И телевизор есть, — это дядя Веня сказал специально для папы Владика.

Все решила бабушка. Она молча слушала всю перепалку, а потом сказала:

— Помнишь, Веня, в детстве ты хотел пойти в какой-то поход на несколько дней, а я тебя не пустила, потому что боялась, что тебе будет тяжело?

— Помню, — кивнул дядя Веня.

— Я потом об этом всегда жалела.

— Почему?

— Может быть, ты бы сходил тогда в поход, хлебнул бы всех прелестей туристской жизни и не мыкался бы сейчас по палаткам да по научным станциям.

Дядя Веня рассмеялся:

— Не думаю. Поход не отбил бы у меня страсти к путешествиям. Такой уж я неугомонный.

— В общем, пусть ребята едут с тобой. Не понравится — вернутся. До города не так далеко, привезешь их обратно.

Колонна арестантов двигалась по пыльному тракту.

— Сибирь — это край света, — сказал кто-то рядом с Черским.

— Дальше солнца не ушлют, — ответил другой арестант.

— Сибирь — вовсе не край света, — откликнулся третий. — Я — ученый, биолог, и могу вам сказать с совершенной уверенностью, что Сибирь — интереснейшая земля, малоизученная, таинственная.

— Нам бы твою уверенность, барин, — вздохнул первый арестант.

А второй ухмыльнулся:

— Ты, барин, будто не в ссылку, а на именины идешь.

Черский с интересом посмотрел на биолога и произнес:

— Позвольте представиться — студент Виленского университета Ян Черский.

— Душевно рад знакомству, — лучисто и тепло улыбнулся ученый. — Александр Чекановский, ссыльный повстанец, как и вы.

Впервые за долгие дни этапа Черский улыбнулся. От Чекановского шли спокойствие и уверенность. Казалось, что он действительно всего-навсего совершает увеселительную прогулку, а не отправляется в суровый край на вечное поселение.

— О, прошу прощения, мой друг! Поглядите! Это сибирская разновидность клена.

Чекановский покинул колонну и сорвал несколько листьев.

— Куда! — тут же раздался окрик конвоира. — А ну, вернись на место!

Чекановский вернулся и протянул Яну листочек:

— На все надо смотреть с надеждой и радостью, мой друг. Сибирь — еще не край света, а ссылка — еще не конец жизни. Да и потом, если бы не приговор, когда бы я увидел своими глазами Сибирь? Скорее всего, никогда. Надо благодарить судьбу за то, что она поспособствовала этому путешествию.

— Такому взгляду на тяготы судьбы можно только позавидовать, — с уважением ответил Черский.

Чекановский рассмеялся:

— Какие ваши годы, Ян! Вы еще научитесь получать от жизни подарки.

— В штрафной роте? — невесело улыбнулся Ян.

— И в штрафной роте тоже.

— Не подумайте, что я жалуюсь, но блестящему молодому дворянину, подающему большие надежды, в совершенстве знающему пять языков, все-таки сложновато вот так резко опуститься на дно.

— А кто вам сказал, что ссылка — это дно? Если вы подаете надежды, то начинайте их оправдывать.

— Каким же образом?

— Служите науке.

Слова Чекановского прозвучали абсурдно. Служить науке, отправляясь в штрафную роту?

— Да-да, именно, — Чекановский словно прочел мысли своего молодого собеседника. — Служить науке, исследовать новые земли, делать открытия, двигаться, не сдаваться судьбе и обстоятельствам. Простите, мой друг! — И Чекановский снова вынырнул из колонны.

На этот раз он поднял какой-то камешек. Конвоир, плосколицый, рябой солдат, вышел из себя:

— Эй, ты! Еще раз покинешь колонну, велю заковать тебя в кандалы!

— Но это прекрасный образец кварца!

— Я вот тебе дам образец!

Чекановский сунул камешек в карман арестантской куртки и сообщил Черскому:

— Я ведь за всю дорогу умудрился собрать целую коллекцию. На досуге надо будет описать ее.

— На досуге? Странно слышать это слово — досуг. Тут бы живым дойти.

— Дойдем, — заверил Чекановский. — Дойдем, не сомневайтесь.

— Как жаль, что ссылку отбывать в разных местах придется. Меня отправят в штрафную роту, вас — на поселение в Иркутск. Мне будет очень не хватать вашего жизненного упрямства.

— Я всегда надеюсь на лучшее, мой друг. Жизнь часто приносит встречи. Гораздо чаще, чем разлуки. Буду рад повстречать вас когда-нибудь.