Тайная жизнь растений

19

Сказочный вид пальмы на вершине утеса над морем в Намчхоне так и хотелось запечатлеть на фотографии. Я подумал, что брату, когда он окажется там, тоже трудно будет удержаться и не щелкнуть затвором фотоаппарата.

Ехать я, мягко скажем, не хотел, но меня вдохновляла мысль, что лучше места, чтобы возродить в брате желание фотографировать, не найти. Однако мне так и не удалось ничего выяснить о предстоящей поездке в Намчхон, и меня беспокоило и страшило то, что нас там ждет.

На протяжении всего пути до Намчхона, который занял около четырех часов, брат не проронил ни слова. После очередного приступа он еще больше замкнулся в себе. Он избегал встречаться со мной взглядом. Забравшись в машину, он сразу закрыл глаза, притворяясь спящим. Но забыться в автомобиле, несущемся на полной скорости, не так-то просто. Брат все время вертелся. Скорее всего, он заметил сумку с фотоаппаратом на кресле рядом со мной, однако виду не показал. Мне не терпелось поговорить с ним. Я знал кое-что, о чем брат не догадывался. Во-первых, два дня назад я ездил в город, где живет Сунми, встречался и разговаривал с ней, узнал о мужчине, который приходил в ее квартиру ночью. Во-вторых, я ездил в Намчхон и видел мать. Однако я молчал. Я не знал, когда лучше рассказать ему обо всем, но чувствовал, что сейчас не время.

Приехав в Намчхон, я позвонил по телефону, который накануне продиктовала мне мать. Подошел какой-то мужчина, попросил минуту подождать и позвал ее.

— Вы где? — спросила она, взяв трубку.

Я прочитал вслух название большого здания, которое видел перед собой. Мать стала объяснять, как нам добираться. Но я знал дорогу и слушал ее вполуха. Она сказала остановиться около утеса, с которого открывается вид на море.

— Там и ждите.

Я сделал так, как она велела.

— Ого, красота-то какая, — припарковавшись, сказал я брату.

Он прищурился, глядя на расстилавшееся перед нами море.

— Так это здесь, — услышал я его голос.

Первое, что пришло мне в голову, — он заранее знал, зачем и куда мы едем, а может быть, даже бывал тут раньше. Однако я сразу отмел эту мысль. Не получал же он, как я, заказа следить за матерью.

Она ждала нас — я заметил, что ее лицо сильно осунулось за последние дни. Мы открыли двери машины, и я вышел наружу, однако мать смотрела на меня совершенно безучастно. Казалось, она глубоко задумалась о чем-то, словно не до конца пришла в себя после какого-то потрясения. Мне вспомнился вчерашний день, как я подсматривал за ней, обнаженной, и я отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Доставая из багажника инвалидную коляску, я нарочито громко сказал:

— Мы приехали.

Казалось, мать только тогда заметила это. Я приподнял брата и усадил его в коляску. Мать подошла сзади, чтобы везти его. Я закрыл багажник, водительское окно и с фотоаппаратом в руках пошел за матерью, которая катила коляску к тропинке, ведущей наверх. Немного пройти в этом направлении — и будут видны утес, дом и пальма. Наверное, пора было что-то разъяснить нам с братом, но у матери было такое странное выражение лица, что я не решался заговорить с ней. Брат, кажется, тоже. Он оглядывался на меня, будто желая, но не решаясь что-то сказать.

Чем круче становилась дорога, тем медленнее получалось везти коляску. Я взялся за ручку коляски и сказал матери:

— Может, я?

Она посмотрела на меня, будто удивляясь, что я был там, с ними.

— Кихён, ты… — не сказав ничего больше, она отвернулась. Капельки пота стекали по ее лбу.

— Что? — переспросил я. — Мне что, нельзя с вами?

Мне показалось, мой вопрос прозвучал бестактно. Матери, похоже, мои слова тоже резанули слух.

— Да нет, можно — неуверенно проговорила она.

Было видно, что обо мне она в тот момент вообще не думала, и мне было тяжело это принять. Это было на нее не похоже.

Прежде чем она продолжила говорить, я взялся за ручку коляски.

— Я повезу, — с силой толкнув вперед коляску, сказал я. — А ты объясни мне, где мы и зачем.

Постояв на месте в нерешительности, мать сделала несколько шагов вперед и осторожно спросила, говорил ли мне что-нибудь отец. Мне вспомнился вчерашний разговор о тайной жизни растений, но, понимая, что мать спрашивает не об этом, я ответил, что ничего не слышал от него.

— Думала, он скажет… — недовольно пробормотала мать.

Я хотел было упомянуть, что отец, кажется, собирался что-то сказать, но осекся. Вчера мне могло это лишь показаться.

— Мы идем на встречу с одним человеком, — заговорила мать после небольшой паузы.

Однако тут она поставила очередную точку и молча пошла дальше.

На этот раз брат не выдержал и спросил:

— Кто он?

— Это будет ваша первая встреча с ним, — дрожащим голосом отвечала мать.

— Кто это? — снедаемый любопытством, повторил я.

— И этот человек уже умер, — голос матери по-прежнему дрожал.

— Да кто он? — Казалось, брат, задавая вопрос, в нетерпении встанет с кресла.

Так, мы по очереди спрашивали мать об одном и том же, как будто это было единственное, что мы хотели узнать. Я понимал по голосу, что брат что-то предчувствует. Показалось море. Блестевшее серебристыми чешуйками, едва помещавшееся в берега, холодное, дикое море. Море, в котором отражались небеса. И пальма — устремленная ввысь, врезавшаяся в небосвод. Брат восхищенно вскрикнул, прикрыв рукой лицо, словно ослепленный увиденным.

— Где мы? — схватившись за голову, будто не веря своим глазам, спросил он.

Мне подумалось, что не зря я взял фотоаппарат. Мое сердце сильно билось, ведь я надеялся убедить его снова фотографировать. Но я понимал, что не надо спешить. Нельзя заставлять его. Я остановился, мать тоже. Оторвав взгляд от бескрайнего моря, мы посмотрели на пальму. Прикрыв глаза рукой, как будто ее слепил яркий свет, мать украдкой смахнула слезу и спокойно сказала:

— Он посадил это дерево, тот человек…