30

На этот раз Мария Григорьевна была без маски на лице. Однако ее щеки мгновенно побледнели, стоило ей увидеть Левина.

– А… Это вы. Понятно. Проходите, – засуетилась она. – Вот тапочки. Хотя нет, вы можете и не переобуваться, это как-то несолидно… следователь прокуратуры и в тапочках…

Ему показалось, что она не хочет смотреть ему в лицо. Постоянно отворачивается, крутится, мельтешит, нервничает.

– Мария Григорьевна, прошу вас, успокойтесь. В сущности, вы не совершили ничего такого, за что вас могли бы привлечь к уголовной ответственности. Поэтому сядьте и успокойтесь, я вас прошу.

Наконец она села напротив него и опустила голову. Вот теперь щеки ее просто пылали, а кончик носа оставался белым, словно его намазали мелом.

– Что вы знаете? – Она робко подняла на него глаза.

– То, что вы были в курсе поездки вашей подруги в Ниццу. И что это именно вы придумали историю о существовании сестры-близнеца Треповой.

– Ну и что? – Брови ее неожиданно взлетели вверх, и в голосе зазвучало искреннее возмущение. – Любовь, молодой человек, это, знаете ли, такое чувство… Это драгоценность, если хотите! Она столько лет была влюблена в этого человека, так страдала по нему, уж я-то знаю! И что такого предосудительного в том, что она решила немного поиграть с судьбой, подкорректировать, так сказать, течение жизни?! Если человек будет бездействовать, то ничего и не получит. Я сама, между прочим, натолкнула ее на эту мысль. Ведь на меня бы мой муж никогда не обратил внимание, если бы я сама ничего не предпринимала, если бы не старалась попасться ему на глаза. Красивых девушек полным-полно, Москва большая. А как сделать, чтобы он меня увидел? Оценил? Я узнала, где он лечит свои почки, и отправилась в Краинку, это самый близкий к Москве курорт с водами и грязями… Там такая, скажу я вам, красотища!.. Побережье Оки, места известные – Оптина Пустынь, Добринский монастырь… Купила себе путевку, поселилась поближе к моему обожаемому Витюше, правда, он и в те годы уже был Виктором Николаевичем… Он просто не мог не обратить на меня внимания. К тому же я была не уборщицей и не медицинской сестрой, а на равных жила, как королева, рядом с ним, наряжалась, как кукла… вот там, в этом санатории, у нас все и произошло. И там же он сделал мне предложение. А почки у меня, между прочим, никогда не болели, тьфу-тьфу-тьфу! Когда Надя призналась мне, что устроилась к Денису, в его фирму, уборщицей, я готова была выпороть ее! Да-да! Глупость какая! На что она надеялась? Что когда-нибудь (так может пройти сто лет) он вернется вечером к себе в офис и увидит ее с пылесосом в руках? И вспомнит ее? Дурочка! К тому же она там почти и не работала. У нее была другая работа, вы же знаете… Она сначала верила, что сможет увидеть его, но он же – генеральный директор! Уборщицы появляются в офисе только после рабочего дня, это закон! Это потом уже она потеряла всякую надежду и изредка приходила туда, чтобы поработать в спокойной обстановке. И за это я ее тоже ругала. Что за глупости – работать в офисе директора! Да он может ее за это просто выгнать! И где гарантия, что он ее опять же узнает!

– А он должен был ее узнать?

– Не знаю… Это она так говорила. Что было у них дело однажды, на каком-то дне рождения, на какой-то даче. Она досталась ему девственницей, но он не оценил это, а может, и не понял, потому что они все тогда много выпили. Сейчас молодежь вообще много пьет, а потому мало чувствует. Сколько раз я ей говорила – выбрось ты его из головы! Он разбогател, у него уже и невеста есть… Если бы вы только знали, какой у нее жених наклевывался, уж как он ее любил… Да я рассказывала вам про него. Олежка Шумилин. Чудесный был человек. Да погиб…

– Зачем Надя поехала в Ниццу? – спросил Левин и замер, понимая, что, в сущности, этим вопросом как бы расписывается в том, что, по сути, ничего не знает об этой поездке и что он по большей части блефовал, сказав, что ему известно все.

– Зачем-зачем, – проворчала недовольным голосом Мария Григорьевна. – Можно я закурю? Что-то разволновалась…

Она достала сигареты и закурила.

– Решила повторить мой подвиг и появиться в Ницце, чтобы попасться ему на глаза.

– В обществе мужчины?

– Глупости! Какого еще мужчины? Она собиралась туда одна, это я точно знаю. Ей подружка какая-то одолжила красивые вещи, деньги… Я еще спросила Надю, стоит ли эта поездка таких бешеных денег, у меня же компьютер есть, Интернет, я посмотрела, сколько стоит такая путевка… Но Надя сказала, что у нее скоро будут деньги, что она кому-то будет что-то там оформлять, и я ей поверила. Когда она жила здесь, рядом со мной, в ее мастерской бывали очень состоятельные люди, которые покупали ее работы… Словом, отправилась она… Постойте. Вы сказали, что она была там с мужчиной? С каким?

– Его фамилия Тришкин. Аркадий Тришкин. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

– Нет, никогда не слышала. А кто это?

– Один актер. Дело в том, что когда Надя вернулась, а вернулась она с ним, с Тришкиным, с которым и провела все это время, пытаясь попасться на глаза Дунаеву… Словом, Тришкина убили. Вот поэтому я здесь, у вас.

Наступила пауза. Мария Григорьевна сидела задумчивая и курила.

– Значит, она втянула меня в какое-то нехорошее дело… Нет, она предупреждала меня, конечно, что ко мне может заглянуть Денис, чтобы выяснить, где Надя, есть ли у нее сестра-близнец… Мы же придумали эту интригу, чтобы возбудить к ней сильный интерес… И что получилось на самом деле? И зачем ей какой-то Тришкин? Глупость какая! Как же можно тратить такие деньги, чтобы самой же все и испортить присутствием другого мужчины?! Нет, я ничего об этом не знаю. Надя должна была поехать одна, влюбить в себя Дениса, притвориться иностранкой, чтобы потом, когда он вернется в Москву и вспомнит наконец, кто она (если не вспомнит еще там, в Ницце), он начал разыскивать ее, выяснять, кто же был с ним в Ницце – уборщица ли из его офиса или другая девушка… Знаете, вот сейчас рассказываю вам это и сама удивляюсь, и как это так могло случиться, что я благословила ее на эту поездку? А кто и за что убил этого Тришкина?

– Вот бы знать…

– Вы пришли ко мне, чтобы выяснить это? Полагаете, что я в курсе того, кто мог убить вашего актера?

– Нет-нет, Мария Григорьевна. На самом деле я пришел сюда совершенно по другому вопросу. Вам знакома фамилия Штейман?

– Может, когда-то и слышала, да только сейчас не припомню… А это еще кто такой? Или кто такая?

– Михаил Яковлевич Штейман.

– Нет-нет, не знаю я такого человека. И что с ним – его тоже убили?

– Это человек, у которого сейчас скрывается Надя. Зная, что вы поддерживаете с ней связь и что рано или поздно она объявится у вас или позвонит, хочу вас попросить: пожалуйста, передайте ей этот конверт. Это письмо от Дениса. Он переживает за нее. Она исчезла неожиданно. Может, ей нужно помочь. Эта игра зашла слишком далеко…

– А кто такой Штейман-то?

– Человек, с которым она поехала на машине в неизвестном направлении.

– Интересно, и что в этом письме? Нет, я не из любопытства… Хотя чего уж там… конечно, мне интересно, каким образом сложились их отношения… Бедная девочка, – Мария Григорьевна приняла конверт из рук Левина и положила на стол.

– В письме говорится о том, что с Нади сняты все обвинения, что она может вернуться домой, что он ее ждет. Вот, собственно, и все. Как видите, мы с вами в чем-то похожи – пытаемся устроить личную жизнь хорошему человеку.

Она грустно улыбнулась.

– Вы – опасный человек, господин Левин. Но можете на меня рассчитывать.

* * *

Почему, думал Левин, возвращаясь в машину, старые дамы становятся столь сентиментальными, когда речь заходит о любви? Неужели вспоминают собственные любовные похождения?

Загрузка...