Вот, например, мнение знаменитого канониста епископа Никодима (Милаша): «Для направления человеческих законов, — пишет он, — …к цели, предначертанной Промыслом Божиим, Бог даровал, как первому главе семьи, государственной власти силу, чтобы она рукою, вооруженною мечом правды и справедливости, вела людей во имя Его благим путем» (С. 668. Никодим епископ Далматинский. Православное церковное право. СПб., 1897).
Петр I ссылался именно на эту грамоту, доказывая свои права на титул «Императора Всероссийского».
Что касается самого слова «царь», то в 1892 году знаменитый русский филолог академик А.И. Соболевский высказал свое суждение по поводу его этимологии. Он утверждал, что «слово цесарь, цьсарь, откуда у южных Славян и у нас царь, — слово, бывшее уже в IX в. народным болгарским и означавшее вообще государя. Переводчики Евангелия и других церковных книг постоянно употребляли это слово, когда речь шла о Государе, применяя его к Государям византийским, еврейским, персидским и т.д. Вместе с книгами слово царь, в значении государя, перешло от Болгар к Сербам и к Русским и у тех и у других быстро вошло в живое употребление». Соболевский А.И. видит здесь влияние скорее южнославянское с Афона, чем византийское.
Первым, по мнению А.И. Соболевского, писателем XV в., решившимся назвать московского великого князя «царем», стал Пахомий Серб. (Чтения в историческом Обществе Нестора Летописца. Кн. IV. С. 7.)
Совсем как в XX столетии Рон Хаббарт стал, только уже по своей воле, основателем секты дианетики.
Кстати говоря, отец знаменитого русского писателя Михаила Афанасьевича Булгакова.
Книга В.Ф. Иванова, изданная в далеком Харбине в 1934 году и уже четырежды переизданная на родине, в серии «Пути русского имперского сознания» (1997, 1998, 2000, 2001), была все же весьма широко известна еще в советской России по самиздатовским перепечаткам. Еще в 80-е годы она ходила по рукам, отпечатанная на машинке в четырех частях. При тогдашней скудости правды о масонстве и его роли в русской истории прочтение книги В.Ф. Иванова вызывало глубокое интеллектуальное потрясение, переворачивавшее все понимание истории у читателя. Энергичность, живость изложения, объемность материала, приведенного в книге, потрясали, что, видимо, играло немалую роль и в самой распространенности этой работы, так как всякий прочитавший ее в те годы стремился ознакомить с ней своих друзей и единомышленников. Исследование В.Ф. Иванова пользовалось большой популярностью в патриотических кругах, являясь во многом идееформирующим чтением. Большинство патриотических исследователей русского масонства испытали определяющее влияние этого труда, что отразилось впоследствии на их работах в этой области.
В записках принца Евгения Вюртембергского есть передача интересного разговора с графом Милорадовичем. Граф Милорадович сказал (когда стало ясно, что законным наследником престола является великий князь Николай Павлович) принцу Евгению, что он «сомневается в успехе, так как гвардия не любит Николая». «При чем тут гвардия?» — сказал принц. «Совершенно справедливо, — ответил граф, — им не следует иметь голос, но это у них уже обратилось в привычку, почти в инстинкт». (Зызыкин М.В. Император Николай I и военный заговор 14 декабря 1825 года. Буэнос-Айрес, 1958. С. 78.)
Некоторые отцы декабристов были из числа этих самых царе убийц, тем самым как бы в декабристах уже была «предрасположенность» к цареубийству.
Хотелось бы особо обратить внимание на следующее: если бы император не смягчил решения Верховного уголовного суда, пятеро казненных декабристов были бы преданы несравненно более страшной казни — четвертованию (между прочим, Пестеля предложил четвертовать Сперанский), а тридцать один — смертной казни через отсечение головы. Среди членов Верховного уголовного суда были и такие, которые предлагали еще более суровое наказание: четвертовать — шестидесяти трех, подвергнуть постыдной смерти троих и смертью одного. (См. мнение сенатора Ивана Павловича Лаврова.) К этому замечанию необходимо прибавить и 101 заговорщика, которые были изъяты от суда и оставлены без судебного наказания лично императором. Также император Николай I не допустил до уголовного суда 700 нижних чинов, отправив их на войну с Персией.
Уголовник — скажем, убийца, совершивший преступление, — также становится «мучеником» по применению к нему соответственного репрессивного закона: либо расстрела, либо долгого срока содержания в тюрьме. Он тоже мучается и страхом смерти, и трудностями тюремного существования.
Удивительна судьба этого генерала. Участвовавший не менее чем в 55 сражениях, он не получил ни одного ранения и был убит своими соотечественниками-декабристами. Когда из еще живого Милорадовича врачи извлекли пулю, то он, взяв ее в руку и рассмотрев, перекрестился и сказал: «О, слава Богу! Эта пуля не солдатская. Теперь я совершенно счастлив (пуля была пистолетная с хвостиком)… — и несколько позже продолжил: — Донесите Государю, что я нимало не жалею о том… напротив, я чувствую себя теперь истинно счастливым… я умираю, исполнив свою святую обязанность» (Башуцкий А.Л. Убийство графа Милорадовича // Исторический вестник. 1908. № 1.С. 154.)
Слова А.С. Грибоедова. См. Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 5. Ч. 2. С. 158-160.
Декабристы, например, говорили своим солдатам, что выступают за «Конституцию», представляли ее… как супругу великого князя Константина Павловича.
См. свидетельство офицера его полка Майбороды.
Жизнь Трубецкого вообще является хорошей иллюстрацией к одному очень уместному здесь высказыванию: «“История русской интеллигенции”, в сущности, вся целиком сводится к “истории русской декламации” и в истории культуры места для себя не имеет».
Другой политический «философ» декабризма, Никита Муравьев, предлагал разделить Россию на 13 или 14 федеральных штатов, в каждом из которых будут свои представительные законодательные собрания. Это уже прообраз нашего времени, когда федерализм разрушает единство страны.
Примечательно, что в 1827 году весь жандармский корпус империи имел численность всего в 4278 человек, а в 1836 году — 5164. (Оржеховский И.В. Самодержавие против революционной России. 1826—1880. М., 1982. С. 24.) Так что борец «за свободу», «вольно думец» Пестель желал иметь жандармов в 22—26 раз больше, чем душитель «свободы» Николай Павлович. Вероятно, советские чекисты составляли такое же количественное соотношение к дореволюционному жандармскому корпусу императора Николая П. «Свобода» и революция всегда требуют значительно большего репрессивного аппарата для отстаивания своих идеалов в России, чем историческое самодержавие.
До этого тот же Оболенский давал слово Ростовцеву, что «ничего не будет».
Эту неизъяснимую нерешительность декабристов отмечали многие и свидетели, и участники. Так, например, полковник Булатов, который должен был возглавить войска на Сенатской площади как наиболее популярный в войсках гвардии из всех декабристов, по собственному признанию, два часа, готовый к убийству императора, стоял в двадцати шагах от Николая Павловича с двумя заряженными пистолетами и не смог произвести рокового выстрела. Как говорил Булатов — «сердце мне отказывало». Трудно во всем течении восстания не увидеть охранительной Руки Всевышнего: многие из декабристов не смогли совершить задуманных злодеяний и убийств.
Он был автором нескольких серьезных исследований: «История финансовых учреждений в России до кончины Императрицы Екатерины II» (1848), «La Catholicisme Romain en Russie» (1863—1864) и др.
Муж Софьи Дмитриевны, граф Сергей Александрович Толь (1848 — после 1917), бывший в 1889 году с.-петербургским губернатором, а с 1903-го членом Государственного Совета, приходился родным внуком одному из деятельных участников подавления декабристского бунта — графу Карлу Федоровичу Толю (1777—1842).
В лагере консерваторов книгу высоко отметил барон Михаил Фердинандович Таубе, крупный правый деятель, политический писатель, член Главного Совета Союза русского народа. В брошюре «Политическое масонство и его учение в крамоле России. По поводу книги: «Масонское действо» (Харьков, 1914) он писал, что «труды графини С.Д. Толь не могли остаться не замеченными и требуют со стороны русского общества особого усиленного внимания» и «продолжают вносить новый свет правды в эту область преднамеренной лжи и затемнения» (С. 5).
Формулу «Православие, Самодержавие и Народность». впервые назвал «официальной народности теорией». историк А.Н. Пылил (в журнале «Вестник Европы»., 1872—1873), каковое и закрепилось в научной и научно-популярной литературе.
В 1890 году другом и единомышленником Н.Я. Данилевского Николаем Николаевичем Страховым был подготовлен и издан «Сборник политических и экономических статей Н.Я. Данилевского»., написанных после книги «Россия и Европа»..
Последние годы своей жизни Николай Яковлевич Данилевский (начиная с 1879 года) занимался написанием огромной работы «Дарвинизм». — естественно-богословским опровержением учения дарвинизма.
Наиболее важным и уместным здесь может быть свидетельство знавшего его лично крупного эмигрантского историка Владислава Маевского (1893—1975), человека судьбы тихомировского масштаба — добровольца в Балканских войнах 1912—1913 годов, участника Первой мировой войны, эмигранта, секретаря сербского патриарха Варнавы, преподавателя православной Св. Владимирской духовной академии в США. «Лев Александрович, — вспоминал он, — от природы был богато одаренным талантливым человеком, а вместе и широко начитанным, просвещенным энциклопедистом. Он, с одинаковой эрудицией широко научно подготовленного человека, мог обсуждать любой вопрос, особенно в области истории, права и социальной, общественной и политической жизни. Он обладал необычайной пытливостью, колоссальной памятью и трудоспособностью. Ум его был — профессорский — глубокий, холодный, с бесстрастным анализом и скепсисом в отношении всего сущего, с бесконечным устремлением к правде и истине». (Маевский В.А. Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова. Новый Сад, 1934. С. 16—17).
«Я часто чувствую себя в положении Иова многострадального. Легче, когда понимаешь причины своей муки. Но я часто теряюсь и не могу себе объяснить за что именно, по какой причине. И что я могу сделать для избежания мучения? Это одна из самых тяжелых сторон тягости». (дневник Л.А. Тихомирова от 12 февраля 1900 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 7, л. 150). -«Совсем разрушаюсь, должно быть уж не долго протяну на свете. Сказать правду — не хочется умирать. А тут еще семья — без средств, без малейшего обеспечения. Тяжкие мысли…» (дневник от 22 августа 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 16). И таких страниц в дневнике много.
В связи с этим интересна одна цитата из его дневника: «Да, наша единственная сила в православии, и утрачивая его, мы становимся, видимо, презреннейшими из людей, ничтожнее всех ничтожностей Европы. Удивительно: каждый, кого видишь из православных: мужик, купец, священник или хоть наш брат, “образованный”, — несокрушимый перед всеми “Европами”. Но как только нет веры — непременно оказывается слепым, ничтожнейшим, всемирным холуем». (дневник Л.А. Тихомирова, май 1896 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 6, л. 34—35).
«Болезнь заставляет подумать о душе, и в результате моих размышлений я вижу, что мне серьезно следует истреблять свои главные пороки. Нужно достигать, с этой точки зрения, вот каких качеств 1) Не осуждать, 2) Негневливость, 3) Чистота, 4) Спокойствие вообще, при всех случаях, 5) Предоставление всего Воле Божией, 6) Терпение. Против всего этого я чаще всего погрешаю, можно сказать ежесекундно, не то так другое, а то и сразу по всем пунктам. Но как бы это себя воздержать?» (дневник Л.А. Тихомирова от 12 августа 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 14.)
«Занят по горло приведением в порядок своего большого сочинения о государственности… Я все свободное время занят этой работой, и она так трудна, что я прихожу к грустному убеждению, что не могу дожить до ее окончания» (дневник Л.А. Тихомирова от 27 октября 1903 года. ГАРФ, ф.634, оп. 1, д. 12, л. 65-66). «Я что-то опять расклеиваюсь. Сверх того, моя “Византия” (речь, вероятно, идет о части II в книге “Монархическая государственность”, которая называлась “Римско-Византийская государственность”, или об отделе третьем в этой же части “Византийская государственность”. — М. С.) идет скверно. Голова устала, не вяжется мысль… И потом думаешь — из чего я тружусь, для чего? Даже берет сомнение: точно ли есть у меня ум, способный отыскать и указать правду? От Бога ли все мои труды, для совершения которых мне нет удачи, ни сил внутренних, ни внешних? Вот это уж очень тяжкая мысль» (дневник Л.А. Тихомирова от 1 ноября 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 74). «Болезнь прервала мою “Византию”. А ведь это лишь небольшая доля труда — весь в 10 раз больше… Не видать мне его конца. Да боюсь, что все это “академический труд”. Наша Монархия так разрыхлилась, что Господь один знает, каковы ее судьбы… Главное — в обществе подорвана ее идея, да “самого” общества-то нет. Все съел чиновник. Система “монополий” и казенных предприятий проводит чиновника и в экономику страны. Ну а на этом пути — Монархия может быть только “переходным моментом”. Нужен гений, чтобы поставить Россию на путь истинно монархического развития. Мое сочинение, может быть, могло бы послужить будущему Монархической реставрации. Но для настоящего оно бесполезно. Ни очами не смотрят, ни ушами не слушают. Слишком вгрузли все в бюрократию и абсолютизм» (дневник Л.А. Тихомирова от 12 ноября 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 82-83) и т.д.
Вот, например, как оценивал значение Л.А. Тихомирова К.П. Победоносцев, со слов его ближайшего сотрудника В.М. Скворцова: «Ему бы по настоящему-то профессором надо быть, а он коптит небо на задворках “Московских ведомостей”… Загублена жизнь!» (Маевский В.Л. Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова. Новый Сад, 1934. С. 26.)
Эта ситуация повторялась не раз: в 1904—1905 годах ответственнейший пост министра внутренних дел в момент усиления революционных настроений в обществе занял либерально настроенный генерал — на этот раз князь Святополк-Мирский, что привело к пер вой революции; в 1916—1917 годах на том же посту был ставленник Государственной Думы либерал Протопопов…
Об истории этого театра Н.И. Черняев написал большое историческое исследование — «Харьковский театральный иллюстрированный альманах (материалы для истории харьковской сцены)». Харьков, 1900.
Передача векселя по надписи (индоссамент). Одесса, 1909.
Слово «публицистика». употребляется нами здесь в соответствии с тем смыслом, которое оно имело в староправовой традиции, называющей «публицистом». ученого, изучающего государственное право, так же как ученого, изучающего гражданское право, она называла «цивилистом»., а церковное — «канонистом». и т.д.
Книгу профессора П.Е. Казанского «Власть всероссийского императора». мы переиздали в нашей серии «Пути русского имперского сознания». в 1999 году. В ней уважаемый ученый часто ссылается на исследование Н.А. Захарова «Система русской государственной власти»..
Как об этом помечено в конце самого предисловия.
Он был большим специалистом в области восточной политики России, о чем свидетельствует его работа «Наше стремление к Босфору и Дарданеллам и противодействие ему западноевропейских держав». (1916), дай сама книга «Курс общего международного права»..
Самой удивительной стороной этого процесса было почти абсолютное неучастие в нем академической юридической мысли, которая выказала крайнюю тенденциозность в отношении изучения принципа самодержавия. Вместо тщательного и глубокого изучения этого самобытного русского принципа государственной власти правоведы всячески избегали юридического исследования этого термина, не останавливая свое внимание на его национально-правовой уникальности.
Об этом же писал и П.Е. Казанский: «Государю императору принадлежит… власть правообразующая (путем указов и законов в формальном смысле), а в том числе, с одной стороны — учредительная, а с другой — крайняя и чрезвычайная». (Казанский П.Е. Власть всероссийского императора». М., 1999. С. 227.)
Тогда как в Германии и во Франции своими правами избирателя пользовались 75%, в Италии — 63%, в Греции — 66%.
В отношении нации, как говорил Л.А. Тихомиров, монарх не личность, а идея.
Выход самой известной книги Льва Александровича — «Монархическая государственность» совпал с революцией 1905 года, что, конечно, не могло не обратить на него внимания консервативной части общества и правительственных сфер. Симптоматично, что автор «Монархической государственности» не имел тогда полных прав под данного всероссийского императора. Вследствие обратного действия одного из законов конца XIX столетия ему снова вменялась в вину судимость по народовольческому делу 193-х, и он не мог быть редактором газеты или журнала, не мог избирать и не мог быть избранным в представительные органы. Это очень показательно для понимания дел в Российской империи начала XX столетия. Ведущий теоретик монархического принципа не имел полных прав гражданина Российской империи. Только в непродолжительное управление Министерством внутренних дел Петра Николаевича Дурново в 1905 — апреле 1906 года Лев Тихомиров получил снова эти права. (Дурново И.П. был директором департамента полиции во времена обращения Тихомирова из революционера в монархиста в 1888 году и сильно помог ему в возвращении в Россию.)
Для политического писателя Л.Л. Тихомирова, да, наверное, как и для любого писателя, было очень важно, чтобы его ценили и читали. Но рубеж столетий был для него нерадостным временем. Вот несколько цитат из его дневника: «В какой-нибудь поганой республике, в Париже, если дают орден Почетного легиона лавочникам, то дают и писателям. У нас же — кресты дают даже торгашу жиду, но будь ты хоть великим публицистом — хоть служи царю, как никто, — все останешься вне государства, вне его внимания. Это очень обидно и не за себя, а за государство».. (ГЛРФ, ф. 634, оп. 1, д. 6, л. 47, июнь 1896.)
И еще: «Мне кажется, что вообще моя писательская судьба будет служить упреком современной России: не умела она мною воспользоваться. Ослиное общество во всяком случае…». (ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 6, л. 81, январь 1897.)
Л.А. Тихомиров, работая выпускающим редактором «Московских ведомостей»., попадает в сложную ситуацию в начале XX века. После 1907 года «Московские ведомости». должны были перейти другому издателю, и Л. А. Тихомиров оставался бы без работы и без средств к существованию. Предвидя подобную ситуацию, он пытался в 1906 году писать для «Нового времени»., но его там приняли холодно и даже в штыки, возможно, посчитав соперником, а возможно, для этой газеты он со своими идеями был писателем со слишком правыми взглядами. По крайней мере, он сразу же вступил в спор с ведущим публицистом «Нового времени». — М.О. Меньшиковым…
Их опубликование вызвало сильное потрясение в монархических кругах. 25 апреля 1906 года Л.Л. Тихомиров записал в дневнике: «От создания мира не было ни одного закона, равного этому по отсутствию мысли государственной»..
Руссо в своем известном трактате об общественном договоре исходил не столько из примеров древних классических демократий, сколько из примера английского права, созданного на основе феодального. Великая хартия вольностей, о которой так много говорят как о предшественнице всех европейских конституций, давала политическую свободу отнюдь не народу. Будучи дана в 1215 году английским королем Иоанном Безземельным своим баронам, то есть своим феодальным вассалам, она никакого отношения к «народным свободам» не имела. Бароны лишь получили право знать, на что идет их вас сальная дань королю, вытребовав себе некие контрольные функции.
Аптекман признавал, что в 1879 году «звезда Тихомирова, как идеолога революции, поднималась все выше и выше, его весьма охотно слушали, читали, преклонялись пред ним» (Черный передел. С. 63). Вера Фигнер говорила о нем: «Лев Тихомиров — наш признанный идейный представитель, теоретик и лучший писатель». (Запечатленный труд. Т. I. С. 243). Из большевистских лидеров такого же мнения придерживался Зиновьев, считая Л.А. Тихомирова самым блестящим деятелем «Народной воли» и лучшим писателем этой организации (История Р.К.П. М., 1923. С. 37).
А.А. Башмаков на протяжении своей длинной и насыщенной творческой жизни много писал на французском языке (в частности, работы по этнографии) и подписывал их Bashmakoff. Историку трудно поверить, что Башмаков и Bashmakoff — это одно и то же лицо.
Тангистами называли в начале века любителей танго, танца, родившегося в притонах Южной Америки и поражавшего многих своей развязностью.
Его основные сочинения: романы «Черноземные поля» (Дело. 1876; отд. изд. 1877,1878,1901), «Берег моря» (Дело. 1879; отд. изд. 1880), «Разбойница Орлиха. Из местных преданий XVIII в.» (Русское обозрение. 1891; отд. изд. 1895,1904); путевые очерки «Очерки Крыма» (1872,4 изд.), «Очерки Кавказа» (1887,3 изд.), «Путешествие на Восток. Царь-град и Архипелаг. В стране фараонов» (1890), «Путешествие по Святой Земле» (1891), «Россия в Средней Азии» (Т. 1—2, 1901), «Путешествие по Сербии и Черногории» (1903), «Путешествие по Греции» (1903); «Собрание сочинений» (т. 1—2. 1877), «Грехи и нужды нашей средней школы» (1900) и другие.
Русский народный союз имени Михаила Архангела — массовая русская монархическая черносотенная организация, возникшая как ответная реакция на революционное движение. Образовалась в результате выхода некоторых общественных деятелей во главе с депутатом II—IV Государственной Думы В.М. Пуришкевичем (1870—1920) в 1908 году из состава Союза русского народа. Русский народный союз имени Михаила Архангела признавал необходимость народного представительства в Государственной Думе.
Этот комитет был филиалом образовавшегося в марте 1918 года в Москве «Правого центра».
Хотя доподлинно известно, и это признает даже М. Грушевский, что впервые гетманский титул от польского правительства получил Богдан Хмельницкий после первого перемирия, в 1648 году.
Декабрьское движение было тесно связано с польскими тайными обществами. В 1824 году между ними было заключено соглашение о совместном восстании.
Из этой итальянской провинции пошло объединение всего итальянского государства в середине XIX века.
Между прочим, в современном государстве Украина Жаботинский издается как писатель «украинский», на «украинском» языке, на котором он и писал приведенные нами слова.
Примерно так же, как в советские времена название «История СССР». применялось и к Киевской, и к Московской Руси, и к Российской империи.
Это является путаницей только для сознания сепаратиста. Так как сам по себе факт, что возможна такая «путаница», говорит за единство восточнославянского русского народа.
И останется в полной силе во всей Малороссии.
В начале своей деятельности он, как и большинство деятелей «украинства», был социал-демократом. В1908 году он эмигрировал из России, став в 1914 году первым главой «Союза освобождения Украины», руководя во время Первой мировой войны украинским бюро прессы в Берлине (1914—1916). Печатался в «Ukrainische Rundschau». («Украинское обозрение») на немецком языке. Во время правления гетмана Скоропадского был руководителем Украинского телеграфного агентства. С 1921 года поселился во Львове. Издавал разные украинские журналы, печатаясь в немецкой, швейцарской и польской прессе. В 1939 году он эмигрировал в Румынию, а в 1947 году пере селился в Канаду. Здесь он преподавал в Монреальском университете «украинскую». литературу.
До того момента, конечно, пока эти враги не пойдут на открытое противоборство.
«Как комета, появляется, как правило, украинский вопрос на политическом небе Европы каждый раз, когда для России наступает критический момент» (Донцов Д. Iсторiя розвитку украiнськоi державноi iдеi. Киiв, 1991. С. 40).
Он не получил «правильного». и оконченного университетского образования, поскольку сидел в тюрьме.
«Демократия, — писал Михаил Меньшиков, — в чистом виде — это слизняк» (Меньшиков М.О. Письма к ближним 1912 год. СПб., 1913. С. 187)
«Да увидят живущие, яко владеет Вышний царством человеческим, и ему же восхощет, даст е» (Дан. 4, 14; 5, 21); «Мною царие царствуют, и сильнии пишут правду; мною вельможи величаются, и властители держат землю» (Прит. Солом. 8,15 и 16); «Слышите убо царие и разумейте, научитеся судии концев земли… яко дана есть от Господа держава вам и сила от Вышняго» (Прем. Солом. 6,1 и 3).
«Всяка душа властем предержащим да повинуется: несть бо власть, аще не от Бога; сущие же власти от Бога учинены суть. Тем же противляясь власти, Божию повелению противлястся; противляющийся же себе грех приемлют. Князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым. Хощеши же ли не бояться власти? Благое твори и имети будеши похвалу от него: Божий бо слуга есть, тебе во благое. Аще ли злое твориши, бойся: не бо всуе меч носит; Божий бо слуга есть, отмстити в гнев злое творящему. Тем же потреба повиноваться не токмо за гнев, но и за совесть». (Рим. 13,1—5).
«Повинитеся убо всякому человечу начальству Господа ради: аще же царю. Яко преобладающу; аще ли же князем, яко от него посланным, во отмщение убо злодеем, похвалу же благотворцем: яко тако есть воля Божия». (1 Пет. 2,13—15).
4 Исходя из богоустановленной природы государства, церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, “дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте”» (1 Тим. 2, 2) (Владислав Цыпин. Церковное право. 2-е изд. М., 1996. С. 415). Еще Тертуллиан писал: «Мы приносим жертву [Евхаристии] за императора Богу нашему и приносим так, как заповедал нам Бог: с чистою молитвою» (цит. по статье епископа Иоанна (Соколова) «Церковь и государство». // Христианское чтение. 1865. Часть первая. С. 524).
Одно из наиболее параноидальных утверждений в этой области звучит так: «…Письменная история Украины началась по крайней мере с 4250 года до н.э., не меньше чем за тысячелетие до Шумера и Египта. Тогда же расцвело между Дунаем и Днепром древнейшее в мире государство Аратта, традиции которого просуществовали до древнерусской Арты и украинского Артаплота. Там (по крайней мере, между концом 4-го и серединой 2-го тысячелетия до н.э.) прослеживаются истоки сугубо украинской ментальности». Лукашевичем приведена данная цитата из публикации в газете «Вечiрнiй Киiв» от 19.04.96.
По данным же статистики УССР, в 1990 году по народному хозяйству вывоз из республики составлял 48,1 млрд. рублей, а ввоз — 54,6 млрд. рублей. Таким образом, Россия являлась донором, давшим УССР на 6,5 млрд. рублей больше, чем брала.