Где-то-раздалось пение. Пел женский голос: „Увяли цветы, увяли цветы“; мотив звучал необъятной тоской и, казалось, женщина, которая пела, жалуется на безысходную тоску на злую горькую судьбину.
Кто это поет — спросил я у профессора. А это тоже больная — ответил он? Да вот и она!..
Я увидел молодую женщину с огромными блуждающими глазами, страшными и необъятными, как море. „Увяли цветы!.. Увяли цветы!..“ поет она, и в слова эти, казалось, она вложила все свое мышление, всю свою душу. Поет, поет и вдруг захохочет, захохочет дико, безумно — ха-ха-ха и жутко делается от этого смеха; а то заплачет громко и снова запоет: „увяли цветы, увяли цветы!..“
В жизни ее было мало цветов, но и те увяли!..
Вот как очутилась она по ту сторону разума.
Круглой сиротой росла она в доме своих дальних родственников в одной из деревень Екатеринославской губернии; так как-то росла она беспризорная, свободная. Тогда ей было всего лишь 15 лет. Не только условностей жизни, но и сама жизнь с ее вечно таинственной загадочностью, широким простором и массой разнообразных явлений чужда ей была... Простушка — дитя природы.
В деревне ее все знали и привыкли к ней. То там, то тут звучал ее беззаботный смех...
В один из праздничных дней она встретила семинариста и сразу сердце как-то странно, непонятно забилось.
В маленьком сердце, ничего до сих пор не знавшем, вспыхнула искра.
Первая любовь охватила и. как это всегда бывает, поработила ее всю. Росла она, не зная любви и ласк, и первое теплое слово, как первый солнечный луч, согрело ее. В один из летних вечеров она стояла у реки и думала о том, кто завладел ее сердцем.
В небесных объятьях трепетала луна, будто охваченная страстью. Ласково искрились звезды. С речки доносилось пение. Увяли цветы, увяли цветы, грустно, грустно, как будто догорающий огонь звучал последний аккорд песни.
К берегу подъехала лодка. В лодке сидел он.
Как то инстинктивно бросилась к нему.
Не говоря ни слова, два существа заключили друг друга в объятья, и в одном безумно долгом поцелуе, слились они и ночь, и небо, и звезды, и луна, и вся природа... Забыли все и всех.
Уже забрезжил рассвет.
Прогудел рожек пастуха, загоняющего коров на пастбище.
Она с распущенными волосами шла домой... Что случилось, она не понимала, не отдавала себе отчета...
По деревне кумушки стали шептаться.
В деревне все быстро узнается, а тут уже приходило время, когда скрыть было невозможно.
Семинарист исчез с горизонта. Скрылся, забыв про нее, а она узнав его адрес, писала ему не раз, но ответа не было.
Исчез юный, беззаботный смех.
В голову полезли тяжелые неотвязные мысли...
Жизнь с ее злыми, жестокими сторонами сразу позналась...
Наступил день, когда на свет появился ребенок...
И ее и ребенка с позором выгнали из дома.
Прижав ребенка к груди, она пошла на все четыре стороны.
Куда идти — не знала, и инстинктивно направилась к реке. Туда, где впервые прозвучал поцелуй еще детский, чистый...
Больная и физически и нравственно, она села у реки и задумалась... Хотя бы слезы пошли...
Но слез не было. Только что-то неимоверно тяжелое душило ее... О, как бы хотела она в ту минуту заплакать... Ведь слезы облегчили бы ее страдания... Боль безумная сверлила мозг... Злость какая-то охватила... С силой взяла она маленькое невинное дитя и с яростью бросила оземь. Остервенела... Бешенство охватило и выкрикивая что-то безумное, бессвязное, она стала топтать его ногами
Маленькое тельце превратилось в бесформенную массу...
Бросилась обратно в деревню, с диким криком набрасывалась на всех встречных. Кусалась, грызла.
Поймали ее, связали и отправили в дом умалишенных.
Буйное состояние прошло, и теперь она то плачет, то смеется и, все ноет „Увяли цветы!.. Увяли цветы!“...