Тайный друг

Глава 79

Ханна сидела на кровати, сжимая руками статуэтку Божьей Матери.

Мама истово верила в Бога. Она заставляла семью каждое воскресенье ходить на мессу и ограничивать себя во всем во время Великого поста. А вот отец относился к церкви вполне равнодушно. Как-то, когда они остались вдвоем, он сказал дочери: «Если хочешь добиться чего-то в жизни, мало сидеть на церковной скамье и молиться. Нужно сполна пользоваться тем, что у тебя между ушами».

Тем не менее отец не отваживался на открытый бунт и плыл по течению. Шевелил губами, в нужных местах склонял голову и вставал, опускался на колени, вновь склонял голову и опять поднимался. Благодарил Господа за все хорошее, что было у него в жизни, и выслушивал наставления: иди и не греши, веди себя достойно и не смей подвергать сомнению поступки Господа нашего. Ханна же всегда ощущала себя застрявшей на полдороге: ей хотелось верить в высший смысл, предназначение и призвание, но при этом сказка о невидимом человеке, сидящем на облаках и глядящем на них сверху вниз, а потом записывающем их плохие и хорошие поступки в разные колонки, как-то ее не вдохновляла.

Последний раз она молилась летом, перед поступлением в колледж. У ее двоюродной сестры Синди был сын, совсем еще малыш, страдавший врожденным пороком сердца. Маленький Билли прожил шесть месяцев в инкубаторе и подвергся всем возможным манипуляциям и процедурам, включая установку электронного стимулятора сердца. Компания-производитель изготовила его на заказ, чтобы устройство смогло поместиться в крошечной груди Билли. Был объявлен сбор средств, в церквях молились за выздоровление Билли, но в конце концов Господь сказал: «Мне очень жаль, но Билли должен уйти». Все это было частью Божественного плана, как уверял священник.

Дерьмо собачье.

Какую роль мог играть младенец в таинственном Божественном плане Господа? Зачем тогда вообще следовало разрешать Билли появиться на свет? Для чего любящему Господу понадобилось подвергать малыша таким мукам? И почему же тогда заботливый Господь оказался глух к мольбам тысяч евреев, умиравших в концентрационных лагерях? Тех евреев, которых строем загоняли в печи крематориев и убивали выстрелами в затылок, когда они стояли у разверстого края братской могилы? Как это вписывалось в Божественный план Отца нашего небесного?

Ответов на эти вопросы Ханна не знала, но не стала бы отрицать, что статуэтка, которую она крепко сжимала в руках, внушала ей некоторое спокойствие и утешение. Божья Матерь Иисуса Христа не давала ей расплакаться и вселяла надежду.

Может быть, страдание имело свою цель, но Ханна понимала, что если она выживет, то полной мерой постарается использовать то, что находилось у нее между ушами…

Замки в ее комнате щелкнули, и дверь отворилась.

Ханна спрыгнула с кровати и увидела Уолтера. Он перешагнул порог, держа в руках вещи, которые были на ней в ночь похищения. Джинсы и толстовка были аккуратно сложены стопкой. На запястье у него болтался пластиковый пакет, в котором лежали ее сапожки.

Уолтер швырнул пакет и одежду на пол.

— Одевайся.

Что-то случилось. Макияж, с помощью которого Уолтер скрывал свои ужасные шрамы, в нескольких местах размазался. Она увидела толстые, красные рубцы и коричневые пятна сгоревшей кожи. Глаза у него блестели. Неужели он плакал?

— Одевайся, — повторил Уолтер. Волосы его были в беспорядке и торчали в разные стороны, как если бы он только что вскочил с постели. На нем была теплая куртка.

— Куда мы едем?

— Я отвезу тебя домой.

Ханна уже открыла было рот, чтобы задать вопрос, но спохватилась.

Не говори ничего. Просто делай то, что он сказал.

Но она все-таки должна была задать вопрос. Она должна была знать правду!

— Почему ты отпускаешь меня?

— Мария сказала, что это будет правильный поступок.

Ханна подняла с пола свою одежду. От нее пахло смягчителем ткани. Оказывается, Уолтер выстирал ее.

На этот раз Уолтер не стал выходить из комнаты. Ханна унесла одежду за занавеску и быстро переоделась.

Когда она вышла оттуда, Уолтер уже держал наготове наручники.

Он не стал просить ее повернуться. Он рывком завел ей руки за спину и защелкнул наручники у нее на запястьях. Ханна не сопротивлялась. И даже когда он завязал ей глаза черным платком, она не оказала сопротивления. Уолтер схватил ее за локоть и потащил по коридору, словно спасаясь от кого-то.

Он помог ей подняться по лестнице. Ханна перешагивала через две ступеньки, сердце ее сжималось от страха, наручники больно впились в кожу. Почему он так спешит? Что-то случилось, что-то плохое. Ханна ничего не видела, не могла различить ни одной тени или знакомых очертаний. Ее окутывала полная темнота.

Ступеньки закончилась. Ханна вошла в кухню. Уолтер, все так же держа за локоть, повел ее, как ей показалось, по какому-то узкому коридору. Она постоянно натыкалась на стены.

Уолтер приказал ей остановиться. Ханна повиновалась. Схватив девушку за плечи, он толкнул ее влево и сказал, что она должна спуститься на три ступеньки. Ханна вновь повиновалась.

Уолтер тяжело дышал.

— Сейчас я сниму с тебя наручники, а потом помогу надеть куртку, — сказал он. — После того как ты ее наденешь, я снова застегну наручники.

Она надела куртку и застегнула «молнию». Уолтер вновь защелкнул наручники у нее на запястьях, положил руки ей на плечи и развернул направо. Она споткнулась о какой-то твердый выступ.

Он сунул что-то в карман ее куртки.

Наступила долгая тишина. Она услышала, как он несколько раз шмыгнул носом и откашлялся.

Он что, плачет?

— Ты такая красивая, Ханна.

Он действительно плакал.

— Ты самая красивая женщина из всех, кого я встречал, — продолжал Уолтер. — Я так сильно люблю тебя…

Ханну охватило какое-то странное, неправильное чувство: ей хотелось поблагодарить его за доброту, сказать, что он поступает правильно. Она хотела пообещать ему, что не расскажет никому о том, что случилось, и о нем самом. Она готова была принести самую страшную клятву, перекреститься и поклясться на целой стопке Библий, сделать все, что он хочет. Но она боялась разрушить чары, под влиянием которых он находился, боялась, что ее слова могут заставить его передумать.

— Стой смирно, — сказал Уолтер. — Не шевелись.