Тайный голос

1

Кора и Джакомо спали в детской. Они ложились в один и тот же час и поэтому иногда видели одни и те же сны. Взрослые сказали бы, что это невозможно: ведь каждый спит сам по себе и видеть чужих снов не может. Тем не менее, так бывало: например, Коре приснилось, что она гуляет с Джакомо, а той же ночью Джакомо приснилось, что он гуляет с Корой. И когда они проснулись, то всё помнили:

– Там ещё за скалой телёнок мычал, и мы пошли его искать... – говорил Джакомо.

– Ага, и нашли у болота, помнишь? Я чуть туда не упала, – поддакивала Кора.

– А я тебя ухватил за воротник, но ты всё равно промочила ноги. Так что я взял телёнка на руки... Странно, как же так? Неужели я настолько сильный? Телёнок же много весит.

– Да, но ты очень легко его поднял. А потом мы принесли его домой, но мама не хотела, чтобы он у нас жил. Она рассердилась и сказала: «Отнесите его туда, где взяли». И я тогда стала плакать и проснулась.

– Мама, почему ты мне ночью не разрешила оставить телёнка? – осуждающе поинтересовался Джакомо за обедом.

– Какого ещё телёнка? – удивилась мама.

– Который был в нашем сне, – объяснила Кора.

– Что значит «в нашем сне»? Кто из вас видел во сне телёнка?

– Я, – воскликнул Джакомо.

– И я, – добавила Кора. – Мы там были вместе.

– Да, правда, она там тоже была, – подтвердил брат.

– Как это? – покачала головой мама. – Ведь ты, Джакомо, спал, правильно? Так что это был твой сон. В нём могут быть и папа, и бабушка с дедушкой, и дядя, и все жители Лоссая, но сон всё равно останется не их сном, а твоим.

– Но в этом сне мне было очень грустно из-за того, что мы не оставили телёнка, и я расплакалась, – настаивала Кора.

– Ты так говоришь, потому что брат тебе рассказал.

– Нет, я это знаю, я ведь там была. Это был и мой сон тоже. Мы были там вместе.

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Хватит выдумывать.

Тем не менее, такое случалось ещё не раз. И, естественно, после пробуждения Кора и Джакомо сразу это понимали.

2

Был даже сон с продолжением, не кончавшийся много ночей подряд. В этом сне Каменный Лев, украшавший фасад дома напротив, ожил и зарычал. Первые несколько раз он не казался опасным: в конце концов, что плохого может сделать голова льва, у которой нет тела: ни лап, чтобы прыгать, ни когтей, чтобы хватать, ни хвоста, чтобы щелкать им в воздухе? Но однажды ночью Лев выскочил из стены во всей своей красе.

Он приземлился на мостовой у самой папиной машины. Кора закричала так, что этот крик разбудил и её саму, и Джакомо:

– Тьфу ты! А я как раз собирался подстрелить его из ружья. Как только снова заснёшь, беги в машину и закройся на замок. Там лев тебя не достанет.

С каждой ночью приключение становилось всё более и более захватывающим. Лев перевернул машину одним ударом лапы. Джакомо сперва выстрелил в него пробкой из своего ружья, а потом, собрав все силы, наступил на хвост, и у Коры появилась возможность ускользнуть на мопеде дяди Диомеда (дяди Донателлы), припаркованном у стены дома – во сне она неплохо с ним управлялась.

Следующей ночью она передала руль Джакомо, и они помчались к морю. Добравшись до пляжа, брат с сестрой насобирали камней и принялись швыряться ими в Льва, пока тот, сам вырезанный из камня, не раскололся на множество мелких кусков. Потом дети забрались в лодку и погребли в открытое море...

На этом всё и закончилось. Больше сон про Льва не возвращался.

Разумеется, гораздо чаще они видели разные сны. Коре, например, снилось, что она играет с Донателлой и с пятью Муммиями (которые в этом сне все были девочками), а Джакомо снилось, что он в школе и стоит в углу.

Коре тоже порой снилось, что она в школе, но этому сну она не доверяла, потому что даже во сне понимала: это всего лишь выдумка, порождённая её Самым Огромным Желанием Первого Ранга.

А наутро, после пробуждения, жизнь брата и сестры протекала совершенно по-разному. Джакомо вставал в семь, чтобы успеть собраться, и шёл в школу, а Кора до девяти валялась в постели. Порой она снова засыпала, порой садилась тихонько поиграть с Муммией или рассматривала комиксы: ей не разрешалось вставать с кровати, пока мама не зайдёт сказать, что ванная свободна.

3

Но пятнадцатого апреля няня, разбудив Джакомо, вдруг сказала:

– Кора, сегодня тебе тоже нужно вставать. И поторопись, нельзя опаздывать в школу.

Боже, как колотится сердце! Неужели Великий день наконец-то настал? Вот так, никому ничего не сказав? А купить халатик, тетради и карандаши? А собрать ранец?

– Что же ты застыла? Пойдём проводим Джакомо, и я отведу тебя к бабушке Ренате.

Странно. Кто же ходит в гости по утрам?

– А бабушка что, уже встала? – озабоченно спросила Кора. Мама очень сердилась, если кто-то приходил к ней в гости без предупреждения до одиннадцати, пока она ещё не накрасилась и не переоделась из халата в нарядное платье. «Плебейские замашки. Совсем не думают о других», – говорила она. – Бабушка нас ждёт? – настаивала Кора, не желая быть обвинённой в плебействе.

– О, конечно, ждёт уже больше недели, – загадочно ответила няня.

Кора надела платье, взяла Муммию, накинула пальто и обмотала вокруг шеи шарф.

– Пойду попрощаюсь с мамой, – сказала она, направляясь к комнате родителей.

– Не надо, она спит.

– А вот и нет, я слышала из комнаты какие-то звуки.

– Я сказала, не беспокой её! – вскрикнула няня, схватила Кору за руку и, почти оторвав от земли, потащила на лестницу.

По дороге она велела Джакомо идти из школы не домой, а к бабушке.

– Дойдёшь сам, это близко. Я не смогу тебя забрать. Пообедаете там. Пожалуйста, ведите себя хорошо, не заставляйте меня краснеть перед Ленеддой, – Ленеддой звали старую служанку бабушки Ренаты. Няня очень дорожила её похвалой.

– А почему мы обедаем у бабушки? Сегодня чей-то день рождения? – поинтересовался Джакомо.

– Отныне это будет чей-то день рождения, – ответила няня, хихикнув на слове «будет».

Брат и сестра озадаченно посмотрели друг на друга: ох и любят взрослые порой нагнать туману!

Отведя Джакомо в школу, они направились в сторону холма, где жила бабушка. Та ждала их на лестничной площадке. Кора никогда раньше не видела, чтобы она выходила из дома, но сейчас бабушка надела своё лучшее пальто, перчатки и шляпку, причём шляпка – в отличие от её собственной, завязывавшейся под подбородком, – удерживалась чёрной резинкой, пропущенной на затылке под шиньоном седых волос.

– Сейчас мы с тобой пойдём в церковь, сердечко моё, – сказала бабушка. – Надо бы поставить свечку Святой Анне. А Вы, няня, можете идти домой. И напомните моему сыну, что мы ждём от вас известий.

– Каких ещё известий? – спросила Кора.

– Как? Тебе разве не сказали? Ты что же, не знаешь, что мы ждём твоего маленького братца?

4

В последнее время взрослые перестали задавать ей эти глупые вопросы о ревности, и Кора больше не задумывалась о братике. Не то, чтобы она окончательно о нем забыла, но ум её обычно занимали другие темы.

Слова бабушки пробудили в ней старые мечты, и те явились – яркие, трепещущие от нетерпения и любопытства.

– И зачем же мне идти с тобой в церковь? – возмутилась Кора. – Я хочу вернуться домой и посмотреть, не появился ли этот ребёнок.

– Не советую, – покачала головой бабушка. – Если аист, заглянув в окно, поймёт, что в доме уже есть дети, он даже стучаться не будет – просто развернётся и отнесёт ребёнка куда-нибудь ещё.

Кора вздохнула. До чего же несправедливо, что детям нельзя посмотреть, как происходят самые важные в мире события! Никто не видел ни разносящего подарки младенца Иисуса, ни Бефаны, ни даже Зубной Мышки, которая по ночам, пока все спят, забирает выпавший зуб и оставляет на его месте монетку.

А теперь ей не разрешают поглядеть на прилёт аиста! Взрослым, небось, можно смотреть всё, что захочется. Наверняка мама его увидит. И даже няня – вон, нарочно пошла домой. Это нечестно, вот!

В церкви Кора вела себя очень плохо. Сперва она, уронив Муммию в чашу со святой водой, чтобы её благословить, намочила шарф и пальто. Потом поковыряла в носу, показала язык незнакомой женщине, которая со слащавой улыбкой наблюдала за ней через проход, влезла прямо в туфлях на скамеечку для коленопреклонения...

– Слезай сейчас же, ты меня всю перепачкала! – сказала скамеечка, обтянутая коричневой кожей. – Разве я виновата, что ты злишься?

– Заткнись, а то ещё сильнее потопчусь, – прошипела Кора.

Бабушка молилась, опустив голову, и ничего не замечала. Или делала вид, чтобы не ругаться в такой день. Потом она опустила монету в прорезь свечного ящика.

– Хочешь, сама зажжёшь? Только осторожно, не обожги пальцы.

Но свеча, словно в отместку за то, что Кора держала её криво, сразу же капнула на руку горячим воском.

– Ну ты и дурища! – обругала её Кора.

– Уж кто бы говорил! – ответила Свеча. – На тебя сегодня вообще смотреть противно. Не можешь побороть ревность к новому братцу?

– Сама ты ревнуешь! – обиделась Кора и, чтобы разозлить пламя, ущипнула его.

Она знала, что делать это надо быстро, чтобы огонь не успел тебя обжечь. Так учила её Донателла. Был и другой способ подразнить Свечу. Нужно взять кусочек апельсиновой или мандариновой корки, согнуть между большим и указательным пальцами, а когда выступит сок, поднести к пламени – оно сразу разозлится и сделается сильным и трескучим, но только на мгновение, а потом в воздухе ещё долго будет стоять запах Рождества.

– Скажи спасибо, что в церкви нет апельсиновой кожуры! – ухмыльнулась Кора.

– Что с тобой? Не стой так близко к огню, это опасно. Давай-ка, пора идти, – сказала бабушка Рената, забирая со скамьи перчатки. – И не забудь свою куклу! Хотя совершенно не понимаю, зачем ты таскаешь с собой эту рухлядь, когда на Рождество тебе подарили столько новых.

Поскольку она никогда не выходила из дома, если не считать походов в церковь, то в этом году ещё не была в гостях у Коры и не знала, что новые куклы тоже уже «муммифицированы».

5

Не прошло и часа после возвращения к бабушке, как Кора заскучала – даже когда ей разрешили вырезать фигурки животных и растения из дедушкиных журналов. Из школы пришёл Джакомо, они пообедали. Потом дядя Титта взял их покататься в машине.

Дядя Титта был добродушным парнем. Он всё ещё жил с родителями, потому что ни жены, ни детей у него не было.

– Как назовёте новорождённого? – спросил он, в поисках киоска с мороженым доехав до самого пляжа.

– Прунгибард, – тотчас же ответил Джакомо (это имя он обнаружил в комиксе про рыцарей).

Дядя Титта усмехнулся.

– А если будет девочка?

– Это мальчик, – решительно заявил Джакомо.

– Почему ты так уверен?

– Все говорят про братика. А ведь если бы это была девочка, говорили бы «сестрёнка», верно?

– Но предположим, что это всё-таки девочка, – настаивал дядя. – Как вы её назовёте?

– Алиса, – выпалила Кора, стараясь опередить брата.

– Это имя для какой-то рыбы, вот ведь гадость! – наморщил нос Джакомо.

– А почему Алиса? – переспросил дядя.

– Ты же знаешь, правда, почему меня зовут Кора? Потому что так звали одну девушку в книге.

– Ну да, книга о животных, – насмешливо вставил Джакомо.

– Неправда!

– А вот и правда! Я сам слышал, как мама рассказывала. Там про индюков.

Дядя Титта расхохотался так сильно, что закашлялся, и Коре пришлось постучать его по спине, чтобы он не задохнулся.

– На самом деле книга называется «Последний из могикан». Только могикане – это индейцы, а не индюки, – выдавил дядя, когда снова смог говорить.

– Точно! – подтвердила Кора. – И мама сказала, что у этой Коры из книги была сестра по имени Алиса...

– Нет уж, у нас родится мальчик! Это мальчик, мой младший брат, и он только мой. А тебе я не позволю даже на него посмотреть, – начал напевать Джакомо.

Кора в ответ стукнула его по голове Муммией.

– Дети, пожалуйста, не ругайтесь, а то ваша бабушка меня накажет, – попросил дядя Титта.

6

Вернувшись, наконец, домой около семи вечера, они обнаружили, что аист сделал свою работу очень аккуратно и придраться было совершенно не к чему.

Пока они бегали по пляжу, собирали камни и ели купленные дядей Титтой пончики, у них дома появился не один братик, а целых два близнеца.

Оба были мальчиками, но Джакомо, конечно, не мог бы претендовать на обоих – этого мама с папой никогда бы не позволили. В лучшем случае ему предлагалось первому выбрать имя.

– Этот мой, – заявил он, склоняясь над колыбелью, чтобы указать на более пухлого младенца с будто приплюснутым носом и пучком черных волос на макушке. Другой оказался почти лысым, зато нос у него был прямым, а глаза – тёмными и блестящими. Кора подумала, что если бы могла выбирать первой, то выбрала бы его. Она сказала об этом Муммии, и та с ней согласилась.

– Моего зовут Прунгибард, – напомнил Джакомо.

– А моего – Алисио, – добавила Кора.

– Вот и нет, – твёрдо сказала мама. – Тёмненького назовем Джованбаттиста, как дядю Титту, а светленького – Анджело, как моего брата.

Она лежала в постели, потому что повредила ногу: споткнулась, когда бежала открыть аисту окно, и растянула связки.

– Ничего серьёзного. Через пару дней будет на ногах, – заверила няня.

– Папа, а ты видел аиста? Ты его хорошо рассмотрел? Какой он? Почему ты его не сфотографировал? – приставал Джакомо.

Папа хлопнул себя по лбу:

– Вот ведь я дурак, даже и не подумал об этом! – воскликнул он.

Кора потрогала ручку «своего» близнеца, который тут же схватил её за палец.

– Я рад, что Джакомо выбрал другого, – сказал малыш Тайным Голосом. – Я тебя очень люблю.

– Я тебя тоже очень люблю, – ответила Кора. – Сейчас схожу за четырьмя другими Муммиями и познакомлю тебя с ними.

– Погоди, я вот ещё что хотел сказать: Алисио – действительно очень красивое имя. Если хочешь, можешь называть меня Алисио, когда мы будем одни.

– Ну нет! Анджело – тоже очень красивое имя, а ты и выглядишь, как маленький ангел! – возразила Кора.

Конечно, она пользовалась Тайным Голосом, Которого Взрослые Не Могут Услышать, и её не слышал даже Джакомо, который, будучи учеником второго класса, ещё год назад утратил способность говорить с вещами.

7

Разумеется, младенец – это не вещь: это человек, хотя и очень-очень маленький. Но уже с самых первых часов своей жизни он умеет говорить Тайным Голосом, сохраняя эту способность долгие годы, даже после того, как выучит язык взрослых. Кора, например, с двух с половиной лет пользовалась как одним, так и другим языком: тем, что слышат и понимают все, и Тайным. Сейчас она была единственной в доме, кто знал их оба, и единственной, кто мог бы выступить в качестве переводчика между взрослыми и близнецами.

Стараясь быть беспристрастной, она погладила по щеке маленького Джованбаттисту. Тот заплакал.

– Что не так? – спросила она.

– Cкладка на пелёнке! Она у меня прямо под спиной! Ужасно неудобно! – вопил малыш.

Кора схватила пелёнку за угол и потянула, пытаясь осторожно разгладить складку.

– Что ты делаешь? – всполошилась няня. – Ну-ка убери руки сейчас же! И не вздумай больше трогать близнецов без моего разрешения!

– А главное, не вздумай трогать МОЕГО близнеца без МОЕГО разрешения, – поддакнул Джакомо.

– Видишь? Как ни жаль, я ничего не могу с этим поделать, – виновато сказала Кора малышу с приплюснутым носом, который в ответ заорал в два раза громче.

Мама протянула руку и покачала люльку.

– Ого-о-о! Ого-о-о! Как мне это нравится! Ещё! Ещё! – сладко замурлыкал Анджело. От удовольствия он даже растопырил свои невероятно тонкие пальчики, увенчанные крошечных ноготками, похожими на полупрозрачные ракушки, которые можно найти на Тамарисковом пляже.

– Ай, бедная моя спина! Как больно! При каждом движении складка всё сильнее впивается мне между лопаток, – сердито пожаловался Джованбаттиста.

– Ладно, я не буду трогать близнецов. Но тогда кому-то придётся взять его на руки, – сказала Кора няне (разумеется, обычным голосом).

– Да что ты понимаешь в новорождённых? – воскликнула няня. – Если мы станем их баловать, как потом справиться с их капризами?

Тогда Кора попробовала зайти с другого конца.

– Пелёночка, – сказал она, – чудесная моя Пелёночка! На тебе такая красивая вышивка! Почему бы тебе не подвинуться немного и не расправить свои складки? Разве ты не видишь, что они причиняют боль моему младшему братику?

– А он причиняет боль мне! Бьёт меня ногами и уже всю описал! Я хочу поскорее вернуться в свой шкаф. И кроме того, ты прекрасно знаешь, что самой мне себя не разгладить.

Это было правдой: вещи слышали Тайный Голос, понимали, о чём он говорит, и отвечали. Но двигаться самостоятельно они не могли, даже если бы хотели, потому что так и оставались вещами.

8

Папа тем временем метался вокруг колыбели, без устали фотографируя новорождённых. И тут Коре пришла в голову мысль.

– Зачем снимать плачущих младенцев? – сказала она, приняв самый мудрый и ответственный вид. – Давай я возьму на руки второго, спокойного, и можно будет сделать совместный снимок. Смотри, я даже сяду в кресло. Обещаю, что буду самой осторожной в мире девочкой и ни за что его не уроню.

– Что ты делаешь! Это меня нужно переложить, а не его! – возмутился Джованбаттиста.

– Погоди, – ответила Кора Тайным Голосом. – Увидишь, какая я хитрая.

Няне не хотелось тревожить малыша Анджело, чтобы он не раскричался, но папа настаивал: очень уж ему понравилась предложенная Корой идея снимка.

– Только держи его, пожалуйста, покрепче! – волновалась мама, приподнявшись в кровати. Папа щёлкнул затвором, потом присел и сделал ещё один кадр, поближе. Кора прижалась щекой к лысой головке Анжело и улыбнулась, показывая, как выглядит Самая Нежная и Заботливая Старшая Сестра.

– Так нечестно! Я тоже хочу сфотографироваться с братиком! – завопил Джакомо, мучимый ревностью. – Сейчас же дайте мне его на руки!

– Твой всё время плачет и не хочет фотографироваться, правда, няня? – возразила Кора самым лицемерным тоном.

– Если не дадите, я сам его возьму, – пригрозил Джакомо и сунул руку под спину младенца.

– Ради всего святого, оставь его в покое и сядь в кресло, – воскликнула мама. – Няня сама возьмёт его и передаст тебе.

Няня, вздохнув, повиновалась. Кора подвинулась, чтобы освободить братьям место.

– Эй! Не дави так сильно на подлокотник! – пробурчал Стул. – Мне больно!

– Прости, – смутилась Кора.

Только теперь, когда колыбель опустела, няня нашла время взглянуть на пелёнки.

– Батюшки, да они же насквозь мокрые! – воскликнула она. – Нужно немедленно поменять.

– Видал? – довольно спросила Кора у Джованбаттисты.

– Ага. Ну и хитра же ты, сестрёнка, – в голосе новорождённого слышалось уважение.

– Постарайся не забыть: она моя, а не твоя, – заметил Анджело. – А твой – Джакомо. Он, похоже, редкостный олух и ничего не понимает. Не повезло, – добавил он и захихикал особым, булькающим смехом.

– Бедняга Джакомо! Но, знаете, в принципе, он не так уж плох, просто уже утратил свой Тайный Голос, – объяснила Кора, которая, в глубине души, была девочкой доброй и справедливой.

9

Той ночью старшие брат и сестра снова видели один сон на двоих, и этот новый сон начался там, где закончился предыдущий.

Они гребли изо всех сил, стараясь уйти как можно дальше от берега. Вскоре пляж уже едва виднелся вдали, а потом и вовсе исчез. Но они не беспокоились. Кора работала вёслами так же энергично, как Джакомо, и лодка быстро продвигалась в сторону горизонта. Но тут появился остров.

Причалив, они сошли на землю. В нескольких метрах от берега начинался лес – не мрачный, как в страшных сказках, а светлый и весёлый, как у Семи Гномов: сплошь грибы с ярко-красными шляпками, сосновые шишки, мох, птицы на ветвях деревьев, кусты ежевики, цикламены, клубника, бабочки и белки.

В самой чаще леса стоял домик с красной черепичной крышей и геранью на окнах. Это была школа. Кора очень обрадовалась, потому что знала: на сей раз она может не только проводить Джакомо до дверей, ведь в этой школе не обязательно ждать, пока тебе исполнится шесть лет, чтобы получить право учиться.

(Забавно: во сне ты можешь что-то знать, хотя никто тебе об этом не рассказывал. Просто знаешь – и всё.)

Брат и сестра вошли в класс, благо он оказался единственным, и ученики, от мала до велика, сидели вместе: Гиганти, начиная с Бруно, который был ещё младше Коры, и заканчивая Франкой и Флоренцей, самыми старшими, Луизелла, школьные приятели Джакомо. Кора расхохоталась, когда увидела, что за партой сидел и дядя Титта: перед ним лежали цветные карандаши и ​​тетрадь в клетку, в которой он увлечённо рисовал вишни. Приглядевшись, новоприбывшие заметили за некоторыми партами животных: там были жирный белый гусь и черепаха, которая выглядела совершенно как Така-Така Летиции и ухитрялась сидеть, упираясь задними лапами в край нижней полки; была белая собака с коричневыми пятнами, живая, но очень похожая на плюшевую, хотя весело виляла хвостом. А в глубине класса сидел Лев, целый и невредимый, как много ночей назад, когда Кора и Джакомо ещё не раскололи его камнями на пляже. Он вёл себя очень прилично, записывал себе что-то в ​​тетради, и никто его не боялся.

Кора была безумно рада наконец-то сесть за парту.

– Иди сюда, я придержала тебе местечко, – помахала ей рукой Летиция, сидевшая в первом ряду. На ней было всё то же платье с оборками, сделанное из покрывала.

Джакомо вышел к доске.

– Я должен сделать важное объявление, – сказал он. – Сегодня у нас родились два маленьких братика, один для меня и один для моей сестры Коры.

– Мы уже знаем, – ответила учительница. И дети увидели, что близнецы тоже в классе: вот же они, в черных халатиках с белыми бантами, сидят за партами, хотя новорождённые так сидеть не могут – если, конечно, дело происходит не во сне. – А теперь внимание! Я расскажу вам об аисте. Но сперва скажите, знает ли кто из вас, как аист выглядит?

– Нет! Мы никогда его не видели! – хором загалдели ученики.

И только дядя Титта сказал:

– Я знаю.

– Тогда иди к доске и нарисуй, – велела учительница.

Дядя Титта вышел вперёд и мигом изобразил прекрасного аиста. Но тот, не желая оставаться на доске, спустился и направился к близнецам. Он очень злился.

– Поскольку старшие брат и сестра меня увидели, а это против правил, я забираю новорождённых!

Он схватил младенцев, одним движением сунул их в сумку и вылетел в окно.

– Подожди! – отчаянно закричала Кора.

Аист поднимался всё выше и выше в небо. Школьники выбежали во двор и провожали его взглядами.

– Немедленно вернись! – вопил Джакомо, но аист не обращал на него внимания. Кора заплакала. Тем временем в небе Анджело высунул из сумки свою лысую головку, темными глазами оглядел землю, перегнулся через край – и выпал.

– Берегись! – взвизгнула перепуганная учительница. Но было уже слишком поздно: малыш падал.

Впрочем, на полпути вниз он замедлил падение, и все увидели, что за спиной у него появилась пара чудесных маленьких крыльев, разноцветных и тонких, как у бабочки. Анджело взмахнул ими, потом ещё раз, – и потихоньку полетел. Кора протянула руки, и он, спустившись, как пчела на цветок, прижался к её груди. А Лев, подняв правую лапу, издал громкий рёв.

10

Кора проснулась оттого, что сердце её билось часто-часто, и увидела, что Джакомо тоже не спит.

– Так нечестно, – обиженно сказал он. – Почему твой близнец летает, а мой – нет?

– Потому что моего назвали в честь Ангела, – ответила она. Объяснение выглядело столь логичным, что Джакомо нечем было крыть и, чтобы не усугублять своей обиды, он сменил тему:

– И школ таких чокнутых не бывает. Поверь, на самом деле всё не так. Вот пойдёшь в первый класс и увидишь: нет там ни гусей, ни собак, ни черепах.

– А Лев-то, скажи? Как думаешь, чего это он за нами таскается?

– Чтобы заставить что-то сделать. Ты разве не помнишь, что в том, другом сне мы разбили его на мелкие кусочки?

– Но на этот раз он показался мне добрым. Считаешь, он снова начнёт за нами гоняться?

– Близнецов в любом случае лучше оставить дома. Я, по крайней мере, своего в этот сон больше не возьму.

Кора помолчала немного, размышляя, а потом спросила:

– Джакомо, скажи... А ты не думаешь, что близнецы действительно были с нами во сне? Я имею в виду, не видели ли они вместе с нами того же сна о школе, Льве и всем прочем?

– Ну, ты и скажешь! Считаешь, мы вчетвером видели один и тот же сон? Брось, это невозможно! Если ты хотя бы заикнёшься об этом взрослым, они тебя на смех поднимут. И потом, даже если близнецы уже проснулись, мы так и так ничего не узнаем: они ведь не смогут нам рассказать.

(Вот так всегда: вырастая, не только теряешь способность пользоваться Тайным Голосом, но и начисто забываешь о самом его существовании.)

Но Кора всё-таки дождалась, пока оба младенца проснутся, и, перегнувшись через край колыбели, спросила:

– Что вам снилось сегодня?

– Молоко, – ответил Анджело. – Молочное небо и молочное море. Я в нём плавал и пил, пил... Вкуснотища!

– А я обкакался и описался, – пробурчал Джованбаттиста. – Весь перепачкался, плакал, но няня не слышала и не шла поменять мне пелёнки. Теперь будет раздражение на попе.