Тайный монах

Часть 6. Сорванный ноготь

«Ох и Суслов! Ох и аналитик! Профессор!», — генералу было о чем задуматься. Действительно, капитан Суслов не просто «отрабатывал» зарплату государственного органа, но, и это читалось между строк, искренне нарабатывал материал, который однозначно имел большое значение для безопасности государства.

В дверь палаты как-то неуверенно постучали. «Наверное, кто-то из подчиненных», — справедливо решил генерал. — Да неужели? О волке обмолвка, и он тут как тут!», — генерал даже улыбнулся своему предчувствию: «Вот, вспомнил о Суслове, а он уже здесь «.

— Да заходите, — совсем не по-военному ответил генерал.

— Разрешите, товарищ генерал?

«И такое бывает». Ну, ошибка, впрочем, не слишком существенная. «А как это можно оценить по теории вероятности?», — генерал уже явно шел на поправку, и даже то, что ошибся (в палату, вместо ожидаемого капитана Суслова, вошел его «любимец» — майор Дерюгин), удовлетворило читателя аналитических «рассказов».

— Заходи, заходи, Владислав! — генерал поднялся со старенького табурета (ну, не могут у нас евроремонт в генеральских палатах оставить без элементов совкового реализма), и сделал пару приветливых шагов навстречу гостю.

— Вот так! И ты с «цитрус-пайком»! — генерал, казалось, едва не давился хохотом.

Владик широко открыл глаза. Он так и не привык к генеральским шуточкам, но однозначно понимал, что на этот раз Дмитриевич не смеется, а как-то непривычно шутит.

— Не понял, что такое «цитрус паек»? — генерал по-кошачьи прищурил шутливые глаза.

— Вот, смотри! Сейчас сдадим нашим друзьям из южных республик для перепродажи на рынке! — Крикун, словно на плацу, повернулся через левое плечо, совершил два ускоренных шага (ох, уж эта армейский выучка — никуда не спрячешь) и решительно открыл тумбочку, которая, словно печка, из мультфильма «Двое из ларца», втянула плечи в ожидании того, что же будет. Через мгновение оба от души хохотали. В тумбочке уже было несколько килограммов латиноамериканских лимонов и апельсинов.

— И откуда этот обычай — нести больному цитрусовые? — казалось, генерала действительно интересует этот глобальный стратегический вопрос.

— Хорошо-хорошо, парень. Тащи к себе вон тот табурет, садись уже. Я пошутил. Не буду продавать твои апельсины. В конце концов, рад тебя видеть. Как здоровье, как семья?

— Спасибо, Александр Дмитриевич, все в порядке. Здоровье держу в норме. Каждое утро бегаю кроссы, обливаюсь холодной водой…

— Ну, молодец… Но если вдруг встретишь меня с моей женой, не рассказывай ей о твоих кроссах и обливании, ибо, как насчет кроссов не знаю, а под холодный душ может заставить каждое утро бегать.

— Так вот кто над вами главнокомандующий! А я думал, что все они в столице! — Владик совершенно бессознательно воспользовался случаем товарищеского тона генерала и позволил себе такую шутку «на грани панибратства».

Но генерал и не собирался дистанцироваться. Он искренне ответил смехом на шутку майора. Уже через мгновение дежурные сестрички во второй раз за несколько минут услышали дуэтный хохот.

— Вижу, ты в хорошем расположении духа, а я думал, без меня все показатели заваливаете! — генерал таки не смог не упомянуть о службе.

— Да нет, с показателями и отчетами у меня все в порядке, — Владик на мгновение задумался. Ведь мысли о работе на уровне подсознания комплектуются и во время дружеского смеха. «Пожалуй, сейчас самое время спросить генерала о некоторых моих предположениях».

— Александр Дмитриевич, могу я у вас кое-что спросить?

— Кое-что? Что это за термин? Если о золоте партии, то на это кое-что у меня ответа нет, — «больной» таки не унимался и продолжал иронизировать.

— Да нет, у меня это кое-что немного прозаичнее. Я подумал, если тема «работы с подсознанием» у наших визави существует уже несколько десятилетий, то неужели нашу службу это раньше не интересовало, и не осуществлялись какие-то практические шаги по созданию специального подразделения по исследованию и применению сверхвозможностей человека?

Генерал на этот раз не хотел переходить в режим диалога «ты майор — я генерал». Возможно потому, что китель с погонами находился где-то далеко в уютной домашней комнате. Да и действительно, Дерюгин все правильно спрашивает.

— Ты знаешь, Владислав, я тоже над этим именно сейчас задумывался, когда на две недели оказался вдалеке от административной суеты. Наверное, с довольно высокой вероятностью я могу предположить, что во времена независимой Украины наша служба этим не занималась. По крайней мере, мне об этом не известно. Что касается времен Советского Союза, то существуют определенные архивные материалы, — генерал покосился на папку без надписи, которая лежала на больничной тумбочке, и в которой находился аналитический доклад капитана Суслова, — Это материалы еще о сталинских временах. Я не могу ничего конкретного сказать о том, насколько они имеют практическое значение сегодня, — и тут, словно невидимая молния пронзила сознание генерала. Видимо, дружеский хохот способствовал расслаблению сознания и доступа к нему из потаенных резервов памяти интересного воспоминания. Вот вам и мозговой штурм в действии!

— Ты знаешь, возможно, что-то здесь и было. Но, как всегда, из-за этой административной суеты не доходят руки к «работе с изюминкой»…

— Что вы имеете в виду? — Владик начал чувствовать, что еще немного, и генерал, который таки наверняка нечто интересное вспомнил, может съехать с темы, что-то недоговорить теперь уже не гостю, а банально — своему подчиненному.

Но генерал, неизвестно почему, почувствовал потребность таки проговорить (как и положено, по схеме мозгового штурма) о том, что ему принесла «молния»:

— Однажды, накануне выхода в отставку, один мой давний приятель — полковник, спросил меня, нет ли в циркулярах из Центра уже нашей молодой республики каких-нибудь данных из спецпроекта «Сорванный ноготь». Я тогда не придал этому значения. Здесь с финансированием, штатным расписанием разбираться нужно было, опять-таки, с политической конъюнктурой в Украине, а о каких-то там операциях КГБ пусть думают высокие чины в столице. Так я тогда и ответил полковнику. Кстати, специалистов такого уровня, пожалуй, сегодня в нашей службе на все государство — один-два — не больше. А может и вообще не имеется. Это старая школа, которая строилась десятилетиями, а была разрушена за мгновение.

— И какое отношение к работе с сознанием человека могла иметь эта операция, если она вообще существовала? — полюбопытствовал майор Дерюгин.

— Я не поинтересовался тогда у полковника. Для проформы спросил, о какой операции идет речь. Теперь понимаю, что мой приятель тогда явно съехал с темы. Профессионал! Как и полагается — при увольнении, будто подписывал «обходной» по всем незавершенным операциям, пробил молодого шефа, известно ли ему что-то об этом, и не осталось ли каких-нибудь хвостов по тематике, которую считал важной и которой лично занимался. А если нет, то нет! В операции, возможно, были задействованы люди. Асы! Спецы старой гвардии! А их нельзя трогать ни при каких обстоятельствах! Это аксиома! Но слово, словно птица, было выпущено на свободу, и уже завертелось вокруг, зажило своей жизнью.

Нужно было что-то сказать генералу. Что-то, что не вызвало бы тогда ни малейшего желания заниматься конкретикой. И полковник лишь филологически обыграл название операции. Мол, еще в восьмидесятых годах прошлого века пытались организовать группу из нескольких спецагентов, которые даже такую боль, возникающую при нехирургическом срывании ногтя, могли утолить собственным взглядом за две-три минуты, и залечить окровавленное место водой, направив на нее собственный взгляд. Генерал, начиная немного понимать, глубоко вздохнул. Нет, он себя не оправдывал — мол, действительно, тогда ему было не до этого. Просто время было не для креатива. Как настоящий профессионал, он четко поставил себе «галочку» в личном учете — собственное поражение. И как профессионал справедливо решил: «Это уже история. Нечего вздыхать. Надо отработать, пока есть хоть малейшая зацепка по этой операции».

— И на этом разговор закончился? — прервал молчание шефа Владислав.

— Помню, после этого короткого филологического обыгрывания словосочетания (а не операции!) «сорванный ноготь» мы вместе посмеялись, подшутили над руководством. Дескать, порой и такие бессмыслицы выдумывают. И на этом все, — подвел черту Александр Дмитриевич. Нет, он никоим образом не обиделся на старого спеца полковника. Все вопросы только к себе. «Тогда, видно, я был не готов принять это. Но сейчас я просто обязан исправить эту ошибку».

«Сорванный ноготь, сорванный ноготь…», — уже по-своему обыгрывал это словосочетание Владик, возвращаясь домой из больницы. Когда он подъехал к ярко освещенному МакДональдсу, его вдруг осенило. Дерюгин притормозил свою скромную «девятку» перед светофором. И чуть не въехал в маршрутку.

— Ты что, о….л! — резкий оклик водителя маршрутного такси пробудил у майора спецслужб на минуту потерянное чувство реальности. Дело в том, что он вдруг вспомнил одну занимательную деталь. Такой явно не хирургическим путем сорванный ноготь он неоднократно видел у своего старого приятеля. И возможно, этот приятель неким образом имел отношение не только к словосочетанию, но и к операции. Майор нажал на педаль газа, и лишь благодаря крепким выражениям второго сорта, которые возвращают к жизненному тонусу любого славянина, избежал нежелательного ДТП.

Суббота. Конечно же, банька. Только здесь вместо любых приветствий «добрый вечер» или «добрый день», можно услышать «с легким паром». Мы как всегда пришли втроем: я, Владик и Петрович — наш старый приятель. Владик в этот раз был какой-то неразговорчивый и настороженный, как мне показалось. Ароматы мяты, эвкалипта и лаванды, разговоры о футболе и политике — все было, вроде, как всегда. Но Владика что-то явно тревожило.

— Ну что, заходим последний раз? — спросил Петрович. Хотя обычно мы больше семи раз в парную не заходили, а этот раз и был седьмым.

— А как тебе твой сорванный ноготь — не припекает? — на мой взгляд, странно повел себя Владик. Никогда ни я, ни он не допрашивались у Макса о его явно сорванном ногте. Было непонятно, зачем нужно было именно сейчас об этом спрашивать.

И Петрович почему-то мгновенно нахмурился. Далее парились практически молча.

— Ну что — по пиву? — традиционную процедуру решил объявить Владик.

Я обратил внимание, что эти слова Петрович процедил нехотя.

Владик предложил поехать на «утверждение процедуры» к нему. Как раз отправив жену с дочерью в Алушту, он «холостячил».

— Максим Петрович, а ты не хочешь в таком тесном кругу прояснить некоторые детали твоего таинственного прошлого, — без особой разминки Владик таки решил под пивко поговорить о «чем-то важном», обращаясь к приятелю как-то чересчур официально. — Или нам лучше поговорить в присутствии твоего бывшего шефа-Николая Семеновича?

— Таки докопались, — Макс, казалось, погрузился куда-то в себя.

— Ребята, процедуру почитания бани портим, — на этот раз и я решил вмешаться в непонятные мне вопросы-ответы.

— Да ничего. Уже не испортим. Это жизнь, — в словах Макса не было ни тени каких-то претензий к Владику. — Я знал, что рано или поздно, придется об этом говорить. Так уж лучше перед друзьями, чем перед «оторванными» солдафонами.

Я только пожал плечами и посмотрел на Владика. Но тот, опустив-приподняв взгляд, без каких либо словесных комментариев дал мне знать: «Пусть говорит. Пусть говорит лучше нам».

— Если вы знаете о Николае Семеновиче и обо мне, то больше нам некому помешать. Нас осталось только двое из бывшего спецподразделения КГБ. Не уверен, что могу рассказывать детали даже вам…

— Расскажи хотя бы о том, изучением каких именно чрезвычайных возможностей человека вы занимались, как это использовали на практике? — допытывался Владик.

— О, так вы очень далеки от деталей. Знаете, это тайна другого государства, которому я присягал. Его уже нет. Претензий к тому, что оно разрушило мою жизнь, у меня тоже нет. Знаете, скажу вам, как близким друзьям. Думаю, вам лучше и не знать о том, о чем я пытаюсь каждый забывать. А если говорить с вами, как с работниками СБУ, то даже не знаю… Не думаю, что я хотел бы возвращаться на путь, с которого сошел.

— А может, пришло время, и именно твои знания, твой опыт может стать той необходимой цепочкой для развития военно-научного направления не только нашего государства?..

— Остынь, — хотя официально, как мы знали, Макс был младшим сержантом запаса ВВС, но без напряжения остановил Владика — офицера СБУ. — Ты чего от меня хочешь? Исповеди? Наука, государственность… Солдафонство даже в вашей структуре не только осталось, но и вышло на новый виток развития. Чего ты от меня хочешь? Признания об участии в тайных военных операциях? Или в убийствах «по приказу», даже без использования огнестрельного оружия?

На мгновение воцарилась тишина. Каждый думал о своем, и о совместном. «Возможно, когда-то такие дилеммы стояли перед друзьями мушкетерами. Что имеет больший приоритет — интересы короля, королевы, или крепкая мужская дружба?»

— Хорошо, — опять младший сержант запаса, опередив двух офицеров, прервал молчание. — Я так понимаю, что на сто процентов съехать с темы уже не удастся. Но это жизнь. «Конторе» я не открою и десятой части. Вам же, если сам буду видеть, что это действительно нужно, пригожусь…

«Один за всех!», — почему-то мелькнуло в моих мыслях.

— Заходи, Николай Семенович, — генерал Крикун встал с кресла и направился к ветерану «органов».

— Александр Дмитриевич, ты словно помолодел, такой шустрый!

— А что ты думаешь? Наших врачей все бранят, а они таки свое дело знают!

— Так, может, секрет не во врачах, а в медсестрах?

— Ну, от тебя скрыть ничего невозможно! — поддержал остроумную шутку генерал, — Видишь, дело наше такое — работать с секретами…

Николай Семенович понял, что генерал не просто так пригласил его на «чашечку кофе».

— Чай или кофе?

— Спасибо-спасибо, Дмитриевич. Я как раз на «Карсил» перешел, так что без кофе.

— Ну, «Карсила» у меня нет. А есть один вопрос. Дружеский. О «сорванном ногте»…

Полковник в отставке тему понял. И четко спросил в ответ:

— Архивы?

— Нет, воспоминания. Просто припомнилось в больнице, что ты сказал при увольнении. Я тогда промолчал. Только сейчас дошло, — будто шутил генерал. Но обоим было понятно, что это не шутки.

— Ну, а если нет никаких архивов, то в чем интерес? Кто-то что-то натворил?

— Начали заниматься подобной тематикой, а у нас по ней только один «молодой специалист». Вот я и решил обратиться к тебе — не поможешь ли с кадрами.

Пауза. Полковник понимал, что, с одной стороны, есть верность профессиональному высказыванию «Мы всегда в строю. У нас пенсионеров не бывает «. А с другой — он помнил о заповеди «не навреди».

— Еще тогда, в КГБ Советского Союза, полномочия относительно того, при каких обстоятельствах можно кого-то из группы засветить, были возложены на меня. Я мог сделать это только офицеру генеральского чина. При этом — мог бы! Но не обязан…

Крикун ждал…

— К тому же, это положение распространялось как раз в рамках КГБ. Хорошо, товарищ генерал. Принимаю решение. Я могу предоставить ограниченную информацию касательно спецпроекта «сорванный ноготь». Но только из уст в уста. Нигде ничего не буду подтверждать. Просто тебя я знаю как порядочного действующего офицера. Убежден, что то, что ты узнаешь, будет использовано исключительно с полезными для развития государства намерениями. Да. Есть один человек. Но из нашего подразделения живым остался только он. Может выйти на контакт только по моей просьбе. Но границы информации определит он сам.

«Вот это уже настоящая работа», — резюмировал значимость события внутренний голос генерала Крикуна.

На следующий день генерал Крикун уже жал руку с «сорванным ногтем» временно рассекреченному спецагенту Максу. А еще через пару дней запыхавшийся полковник Ефимов докладывал генералу Крикуну:

— Есть оперативное донесение от агента Диргни из США: Наум Ковальский выезжает в Бельгию, в Брюссель. Формально — на конференцию по вопросам долголетия. Агент Диргни утверждает, что Ковальский обязательно заедет и к Монсу, где расположен генеральный штаб НАТО. Именно там, по его данным, находится одно из отделений лаборатории по исследованию исключительных способностей человека.

— Хорошо, есть сдвиги. Это все?

— Нет, товарищ генерал. Вчера Ковальский звонил Анисимову. Пригласил в Бельгию. Мол, он там будет по делам, но с радостью посетит баскетбольный матч, в котором наша команда будет играть с бельгийской «Дексией».

— Так они страстные болельщики не только НБА! — генералу уже нравились эти сдвиги.

— Как считаете, отправляем Анисимова?

— Конечно! Однозначно! Это прямой контакт. Только нужно надежное прикрытие. Отправим под видом болельщика на баскетбольный матч.

— Хорошо. А прикрытие будет. Школа еще та, — генерал, конечно, уже планировал операцию прикрытия с Максом.

Владик, человек не верующий ни в какие суеверия, на этот раз выдал: «А возьми с собой в карман рукопись своего изобретения. На счастье!».