Декабрь без метелей, снегопадов и сильных морозов не соответствовал статусу зимнего месяца. Прошли времена, когда палатки, напоминающие утиный пух, громоздились до горизонта. Теперь декабрьская слякоть все никак не могла определиться, чем же ей стать — дождем или снегом. На что-то большее зимы не хватало. Ученые уже давно сетовали на изменение климата, общее потепление на планете и озоновые дыры. Следовало ли ожидать, что в этом году все станет на свои места? Я не ожидал. Пришло время действовать. К изменениям в климате это не имело ни малейшего отношения. Просто мне были необходимы перемены. Надо было лететь. В Бельгию, в Брюссель, в Монсу.
«Боинг» хоть и был «не первой молодости», но я в него верил. Возможно, эта вера, как и доверчивость других пассажиров рейса «Киев-Брюссель», вдохновляла его, и он задорно пронизывал облака, словно пытаясь достичь чего-то чрезвычайно важного. И вот, за несколько минут такой самоотверженной работы, я почувствовал, что что-то изменилось. Да, именно почувствовал.
Ассоциация опередила понимание того, что долгожданное солнце с неслыханной силой словно отблагодарило самолета-труженика за его вдохновенную борьбу в достижении цели, и заиграло всеми цветами нежно-золотистых лучей, заглядывая в иллюминаторы самолета. На душе сразу стало как-то легко и весело.
Сердце Европы. Лозунги, которые извещали о том, что ты прибыл в нужное место, были на каждом шагу международного аэропорта Брюссель. Хотел сразу созвониться с Люськой. Мол, любимая, все хорошо, прилетел туда куда надо. Но в трубке моего мобильного не очень нежный женский голос что-то лепетал, не давая возможности занять свое место в эфире обычным телефонным гудкам.
Хорошо, что нашу небольшую группу болельщиков баскетбольного клуба, который впервые добрался до евро кубков, встречала гид-переводчик. Сначала и она не смогла найти общего языка с этой «механической женщиной» из телефонной трубки. Видите ли, здесь, в Бельгии, три государственных языка: французский, фламандский и немецкий.
«Она говорит на фламандском. Я владею французским. Даже не знаю, что посоветовать. А вам куда звонить? В Украину? Так это очень просто: +3 и набирайте номер вашего абонента».
Удалось. Впрочем, Люська, как мне показалось по голосу, не слишком волновалась. Это хорошо. Вера близких в то, что с тобой ни при каких обстоятельствах ничего дурного не случится, придает уверенности тебе самому.
Я входил в роль некоего фаната — спортивного туриста. Предложили часовую экскурсию по Брюсселю. Почему бы и нет?
— Посмотрите направо. Это здание Европарламента, — что-то там бормотала гид, — Каждый бельгиец мечтает работать в этой институции. Это престижно, кроме того, зарплата не облагается налогом, поэтому получается в среднем около пяти тысяч евро.
— Да, Брюссель — это столица Европы и столица Европарламента, и столица НАТО, — продолжил я шутя.
— Нет, — мгновенно отреагировала гид, — столица НАТО — это Монс. Мы туда направляемся. Там расположилась штаб-квартира Евроатлантического альянса.
— А какие у вас национальные блюда наиболее популярны? — подключился обычно не такой уж и разговорчивый Макс.
— Прежде всего, блюда из морепродуктов. Я рекомендую вам попробовать мидии с картофелем фри.
Сказано — сделано. Желудки в стране с атлантическими ветрами настойчиво просили позаботиться и о них.
— Нам ракушки с фри! Мерси! — сделал заказ один из членов нашей «делегации», не понимая до конца, что именно заказал.
Продолжение было словно по сатирику Задорному. Сначала перед каждым из нас поставили по эдакому горшочку емкостью литра три. Можно было бы предположить, что в него впоследствии нальют воду для мытья рук. Но нет — на дне таинственной посудины лежали упакованные салфетки с запахом лимона. Что-то здесь не то. Заказ в Бельгии не спешат приносить, справедливо полагая, что обед — дело серьезное, и клиентам нужно часа два попотеть над произведениями шеф-повара.
— Месье, а курить здесь можно? — школьным французским спросил кто-то из наших фанатов.
— Нет, в Бельгии полный запрет на курение в ресторанах, — ответил улыбаясь официант.
Спустя двадцать минут нам уже было не до смеха. То, что мы заказали, принесли. Ракушки подавали в необычном виде. Каждому досталась некая двухлитровая кастрюлька с мидиями, которые были в панцирях. Вот почему поднос с салфетками и был поставлен к этому блюду. Как выяснилось, он имел назначение исключительно для сброса панцирей. Салфетками, конечно, мы должны были вытираться.
— Деревня! Вкусно. Но сало лучше! — так резюмировал наш шумный болельщик Тоха.
Приятный обед и познавательная экскурсия задержали наш переезд в Монс до самой темноты. Впрочем, темноты на дорогах с односторонним движением я не заметил. Через каждые два десятка метров усердно светили почему-то вполне исправные фонари.
— А что в этом Монсе есть прикольного, такого мистического? — не унимался никогда не пьяный Тоха.
— О Монсе рассказывают удивительную историю, — наша переводчица заговорила с нескрываемой таинственностью. — В августе 1914 года, в начале первой мировой войны, французские и британские войска заняли позиции вблизи Монса с намерением разгромить части немецкой армии. Но немцы в этих боях были значительно сильнее. Сражение состоялось 26 августа 1914 года. Крохотное подразделение британских сухопутных сил, имея численность почти втрое меньше атакующих его подразделений немецкой армии, удивительным образом уцелело. По свидетельствам как офицера подразделения, так и «военных» с обеих сторон, произошло невероятное. В то время, когда британская рота отступала от Монса, их настигала немецкая кавалерия. Офицер-британец пытался найти такое место, где бы его рота смогла остановиться и принять бой. Но все же кавалеристы их догнали. Ожидая неминуемой гибели, англичане повернулись к врагу лицами и увидели изумительное. Между ними и врагом появилось войско ангелов. Лошади немцев — животные с незаурядными ощущениями! — испугались и разбежались в разные стороны. Это было удивительно! Затем руководитель немецкой разведслужбы Фридрих Герценвирт официально признал, что все солдаты германской армии, участвовавшие в этой битве под Монсом, утверждали, что они действительно видели ангелов. Британцы же твердили, будто среди ангелов они видели одного из своих покровителей — святого Георгия. Медсестры, на чьих руках умирали британские солдаты, получив смертельные ранения в битве под Монсом, рассказывали о некой удивительной экзальтации умирающих.
— Мистика, — удивленно резюмировал Тоха.
— Въезжаем в Монс, — чтобы разбудить дремлющих туристов любезно сообщила наш гид.
— А это что за «красная звездочка» над зданием, словно над московским Кремлем? — спросил я, разглядев, что над шикарным зданием какого-то офиса сверкает в сумерках настоящая родная для взгляда пятиконечная звезда.
— Не знаю, какое оно имеет отношение к московскому Кремлю, но это и есть главный штаб войск НАТО.
«Вот так! Это присвоение нематериального актива!»-мысленно начал шутить я. Но на этом шутки закончились. Подал сигнал телефон. Звонил Наум.
— Приветствуем в Европе!
— Это я тебя, заморского ростовщика, приветствую! — не дав ему развить свой монолог, я перетянул на себя инициативу европейца.
— Когда встретимся?
— Слушай, сегодня устали с дороги. Давай, может, завтра — в центре старого города. Пообщаемся. Не против?
— Ok.
Поселились мы в уютном загородном отельчике.
Мы с Максом, разумеется, чтобы не вызывать никакого подозрения, разместились в разных номерах. Я сразу же отдался свободе сновидений…
Утренние газеты сообщили, что на военных складах НАТО, очевидно, по небрежности, возник пожар. О чем думал Макс, я не знаю. Но у него были еще старые собственные счета, по которым нужно было платить. Это так, факультативно. Произвольная программа…
По моей же программе в одиннадцать, как и договаривались, мы встретились с Наумом на центральной площади старого города возле катка. Встретились. Как и положено, обнялись. Неудивительно, что тут говорить — славянская душа. Прощать «на прощение» — надежное средство. Но я простил Люське. Да и бывает ли прощение узконаправленным? Впрочем, здесь я по назначению.
— Ну, как тебе Европа, европеец? Смотри, какой удивительный каток! И так почти в каждом городке — перед католическим Рождеством на центральной площади «старого города» заливают каток на радость детям и взрослым…
Слушая приятное дружеское бормотание Наума, я поймал себя на мысли, что уроки Семеновича научили меня доверять большей гамме чувств, чем та, которой обычно пользуются органы слуха и зрения. Я, почти по Станиславскому, «не верил». Было очевидно, что слова моего визави являются лишь средством, и звучат для того, чтобы отвлечь меня от истинной цели этой встречи.
И что же? Будем играть роль, то бишь — выполнять задание? Впрочем, какое задание? И генерал Крикун, и полковник Ефимов, отправляя меня на эту встречу, точно понимали, что ни о каком четком задании не могло быть и речи. Идем на контакт и действуем по обстоятельствам. Главная установка такова — наши визави занимаются изучением той же проблематики, что и мы — чрезвычайных возможностей человека. Вот только неизвестно, в каком контексте. Речь идет о создании новейшего психотропного оружия, о геополитических намерениях или о чем-то другом? Будем контактировать — будет шанс понять это. Вот такой расчетливый подход.
А сейчас:
— Да, здесь прекрасно! Действительно чувствуется предновогоднее настроение — и каток, и наряженная елка. Впрочем, у нас елки тоже повсюду, если помнишь. А вот первый предновогодний каток уже открыли в центре Львова…
— Хорошо-хорошо! Патриот! Я здесь уже несколько дней. Давай покажу тебе старый город!
Пошли… На мгновение вспомнился Суслов с его рассказом об энергетике вдохновения, которая возникает при прогулках по старым улочкам Парижа. Отсюда в Париж чуть больше двухсот километров. Архитектура подобная. Не знаю как вдохновение, но мое подсознание работало на максимальной мощности. Я не мог ошибиться. Именно подсознание подсказывало, что за нашей милой прогулкой по старому городу следила не одна пара глаз…
— Захватывает, завораживает, — отозвался я, вместо банальных кивков головой на бормотание Наума относительно волшебной архитектуры.
— О, чувствуешь? А знаешь, теоретически возможно переместить эту животворящую энергетику в любой уголок Земли! Ученые нашей фирмы смоделировали эту ситуацию и относительно пространства, и относительно времени. Да-да, можно! Вполне реально можно перемещать пирамидальные вихри и перемещаться в пространстве и времени! Кстати, это и есть самая безболезненная борьба со старением — человек возвращается физически в то состояние, в котором был 30–40 лет назад.
— И что же вам мешает реализовать такие проекты?
— Полускоростной вихрь, — неизвестно откуда за моим плечом вынырнул некий интеллигентный дедушка, возрастом моего учителя — Семеновича. Акцент, даже по одной фразе, выдавал, что это бывший австриец, швейцарец или немец.
— О, господин Бренер! — поздоровался Наум. — Позвольте, я вас представлю. Господин Бренер, это мой приятель еще по работе во времена Советского Союза, господин Анисимов. А это господин Бренер — руководитель нашей лаборатории.
Господин Бренер был сама изысканность и уверенность. Я немного удивился такому внезапному появлению, хотя и ожидал чего-то, но все равно было впечатление, что прохлопал ушами. Мой мозг заработал быстрее компьютера. Где я уже слышал эту фамилию? Да-да: генерал Крикун давал мне для ознакомления доклад капитана Суслова. И там говорилось, что именно Вольф Бренер, который был учеником аненербовца Зигфрида Клайна, перед смертью в 1997 году, сделал сенсационное сообщение относительно изучения в лабораториях ЦРУ наследия «Аненербе».
— Прошу прощения, а не приходитесь ли вы родственником Вольфу Бренеру, который был учеником Зифрида Клайна? — моя атака произвела впечатление взрыва. По крайней мере — на Наума. Дедушка сконфузился лишь на несколько секунд.
— Да, господин Анисимов. Я Хайнц Бренер, ученик Зифрида Клайна. А известный вам Вольф Бренер — это мой двоюродный брат, — его глаза впились в мои. Пришло время держать удар. Я сделал вид, что саморазоблачение аненербовца Хайнца Бренера не имеет для меня существенного значения, и перешел к своему вопросу:
— И вы здесь…
— Да, не случайно. Я приехал на встречу с вами, — Бренер, не давая даже полностью сформулировать вопрос, продолжил давить на мою психику. Но после тренинга Семеновича моя психика не запиналась.
— Какая монументальность! — меняя тему разговора, я обратил внимание на католическую церковь.
— Это церковь Святого Вудро. Именно с нее начинался Монс. Понадобилось более двухсот лет, чтобы ее построить, — подал свой уже второстепенный голос Наум, выполняя роль гида. — А вон там — 87-метровая колокольня Beffroi — единственная в Бельгии, которая выполнена в стиле барокко…
— Я предлагаю прогуляться этим волшебным городком. Здесь хватает памятников истории, — снова перехватил инициативу Хайнц, как-то пренебрежительно улыбаясь. Эта улыбка проговаривала, что ее владелец видит всех насквозь, и я для него лишь большой обломок хрусталя.
Не люблю быть должником перед такими мудрецами. Я мило вернул ему его улыбку:
— Ну что ж, фотографировать я умею!
И замолчал надолго, закрывшись фотоаппаратом. Господин Бренер не сдержался.
— Удивительно, как вам это удалось? Впрочем, у к кому-то таки должно было прийти просветление. Но почему именно к вам?
— Вы о полускоростном вихре? — я не дал продолжить монолог.
— Да-да. Наука уже не раз цеплялась за такие необходимые математические модели управления потоками вихрей. Но все останавливалось в шаге от открытия. Создатель с чем-то всегда был не согласен. А вот вам открыл… Только, как я понимаю, Бог дал — Бог отнял. Вы ничего не помните об этом судьбоносном для всего человечества открытии, — Бренер вдруг разразился безумным хохотом. Пожалуй, здесь смутился и я, и Наум, и многочисленные прохожие.
— Эскузи, пардон, — после неудержимо-истерического полуминутного хохота, Хайнц, казалось, очнулся, и продолжил:
— Прошу прощения, простите, господин Анисимов, но вы не можете себе даже представить, в каком мире сейчас жило бы человечество, если бы то, что без всяких оснований открылось вам, открылось бы нам лет 50–60 назад. Мы бы знали, как этим воспользоваться. И речь идет не только о решении проблем старения. Это и аппараты в виде летающих тарелок, и новые виды энергетики — управление солнечным и лунным светом. Мы бы руководили вихревыми торсионными полями самого человека, мобилизовали бы реально заложенные в нем потенциальные возможности…
— Для вывода одной высшей расы? — казалось, мой вопрос ударил в само солнечное сплетение моего визави. Он так и застыл с открытым ртом, будто у него, как у маленького мечтательного мальчика, отобрали его сказку.
Мое удивление уже прошло. За изысканной оболочкой я душой чувствовал ледяной холод его души. Интересно, что-то теплое там еще есть?
— О, посмотрите, это памятник королю Бельгии Леопольду второму. Можем сделать фото на память, — Науму таки хотелось показать, что в своей лаборатории он хлеб ест не зря и принимает участие даже в таких фундаментальных дискуссиях.
Я, демонстрируя управляемость ситуацией, навел объектив цифрового фотоаппарата на памятник королю Леопольду, на расцветающее в декабре деревце, и еще на что-то… Вдруг, словно электрический ток пронзил меня из-за увиденного в объективе:
— А это что, Наум? — спросил я, указывая на какой-то офис, который красовался в непосредственной близости от памятника Леопольду второму. Но главным для меня было не соседство с памятником истории, а число, написанное на этом здании — 1307!
— Это отделение лучшего бельгийского телекоммуникационного оператора Belgocom. Ну и что с того, что его номер 1307? — не скрывал удивления Наум.
И судя по всему, было видно, что инициативу я перехватил. Заставил моего настоящего визави задуматься не только о моих высказываниях, но о том, что интересовало меня:
— 1307! Потрясающе! — сказал Бренер. — Это же число розенкрейцеров! И к чему оно здесь? И почему именно сейчас?
— Возможно, это знак. Я здесь впервые. И я все же вхожу в число розенкрейцеров! Может, поэтому мне далось открытие полускоростного вихря, как и сегодняшнее открытие числа 1307. Оно должно было открыться именно мне! — я был безжалостным. Бренер не выдавал безнадежности, но как действовать дальше, казалось, не знал, словно он на мгновение потерял управление обстоятельствами.
— Да. Я об этом и спрашивал в самом начале нашего разговора. Почему именно вам это дается? Странно. Очень странно. Мы измеряем все до миллиметра, рассчитываем планы до миллисекунд, упорно работаем, а вам, представителю этого варварского края пьянства и небрежности, дается все просто — на основании каких-то знаков! — казалось, еще мгновение и Бренер вцепится мне в глотку.
Впрочем, такое же желание тотчас возникло и у меня. Ну, что — соперники достойны друг друга? Это же только миг эмоций.
— Господин Анисимов, предлагаю вам сделку, которую в бизнесе относят к сфере партизанского маркетинга — выход из масштабных ситуаций в одиночку. Стоимость контракта даже вы себе не можете представить. Нарисуйте на бумаге бюджет вашей бедной страны, и, поверьте, мы готовы будем пойти на то, чтобы оплатить вам такую сумму за математическую разработку модели по регулированию вибрациями полускоростного вихря. Поверьте, я знаю цену этому изобретению. Убежден, это открытие нельзя сравнивать с открытием Эйнштейном теории относительности, атомной бомбы и других. Кстати, вам известно, что при разработке физической модели устройства мира, он в определении гравитационной модели пришел именно к этим, как их… полускоростным вихрям. Перемещение в пространстве и времени будут управляемы. Мы вернемся в 1939 год, учтем свои ошибки. Мир изменится, — словно безумный, не останавливался ученик лидера Аненербе.
— Нет! — кажется, это прозвучало, как выстрел из моих уст. Где-то совсем рядом отозвалась колокольня. Взлетела вверх стайка голубей. Два взгляда двух мировоззрений пересеклись.
— То есть, что значит «нет»? Вам не нужен бюджет целой вашей страны в обмен на то, что вы, возможно, таки вспомните изобретение, вылетевшее из памяти?
Менее волевого человека такое давление могло бы пошатнуть. Гибкий человек зашел бы своей психикой в тупик. Меня это все не ошеломило, наоборот — вдохновило.
— Нет! Во-первых, как вылетело, так и прилетело…
— То есть вы восстановили свое изобретение? — Бренер, уже не управляя собой, схватил меня за руку.
Что за совиные когти? Я выдержал паузу. Не по Станиславскому, а словно задумался о вечном.
— Да! Открытие возобновлено, и только Творцу, а не мне, неучу, регулировать отношения между нашими мирами — между Шамбалой и Агарти, между Атлантидой и Потопом, между добром и злом. Да и…
— Что? — якобы за последний вздох надежды ухватился последний аненербовец.
— Да и я никогда не смогу простить вам гибели обоих моих дедов во второй мировой…
— Дикари, — прошептал Бренер. — Прощайте. Идите в свою вечность. Господин Ковальский, далее проведите вашего приятеля сами, я тут посижу на лавочке возле короля.
— Хорошо-хорошо, — пробормотал Наум.
Метров сто мы шли молча. Казалось, каждый думает о своем. Впрочем, у Наума были какие-то свои планы:
— Слушай, тут за углом скверик, рядом паркинг такси. Извини, что так случилось. Сам доберешься?
Я только кивнул в ответ. Что-то мне подсказывало, что мы еще увидимся.
За углом действительно был скверик. Паркинга я не увидел. Опять какая-то улочка. Церковный двор с колокольней. Безлюдный двор. Здесь, в центральной части старого города, и церквей, и колоколен более десятка.
— Хело-у, — с двух сторон безлюдного дворика ко мне уверенно приближались двое парней — крепких орешков:
— Не хотите с нами на экскурсию? На нашу базу отдыха? — они шли уверенно и нахально.
— Отель «пятиконечная звездочка»? — я изучал ситуацию.
— Можно аккуратно. Легкий укол, и вы засыпаете, а пробуждение уже на базе! — я увидел, как блеснул шприц у одного из нападающих. До меня осталось лишь несколько шагов с каждой из сторон.
— Эй, кролики! — это уже был Макс. И почему именно кролики — мелькнула мысль. Но ситуация уже изменилась. Для нападающих я — такой себе предприниматель. А для Макса я был и старым приятелем, и работа обязывала. А еще инстинкт. Инстинкт убивать. Через секунду Макс был рядом с тем, кто держал шприц. За эту секунду он проделал сальто и лупанул злоумышленника по сонной артерии. Клиент моментально отключился.
Видно, этот удар был коронным, а «сорванный ноготь» в свое время им положил не одного противника. Через мгновение другой «орешек» уже успел выхватить пистолет. Снять аппарат с предохранителя он не успел. Из-за воротничка Макса в его горло вылетел точно направленный боевой нож… Макс впервые на задании защищал приятеля. Раньше была ситуация мести за Джека — друга детства. И тогда его не было рядом. Сейчас я — старый приятель — был рядом. Макс улыбнулся.
— Все норм, — он не договорил. Взгляд что-то перехватил. Ошибку! В этот момент он вспомнил урок Николая Семеновича. У «сорванных ногтей» не может быть две ошибки. Первая — всегда последняя. Эта ошибка возникла из-за меня. Я мгновенно посмотрел в ту же сторону, куда через мгновение перевел взгляд мой друг. Макс прыгнул в мою сторону. Я встретился глазами с Наумом. Пуля из пистолета с глушителем уже летела в мое сердце. Но ее приняло на себя сердце Макса… Я подхватил его на руки. Этот взгляд, взгляд вины, отпечатался в моей памяти навсегда…
— Прости, — последний вдох он использовал на то, чтобы извиниться передо мной. Дескать, недоглядел. А простишь ты меня, друг мой? Эти вихри…
— Не-на-ви-жу! — Наум это прорычал, отделяя каждый слог. Пистолет дрожал в его руках.
Мои глаза встретились с глазами Наума.
— Знаешь ли ты, подонок, что я всю жизнь ненавидел тебя! Знаешь это? Я завидовал тебе! Ибо тебе все давалось легко! Ты был на шаг впереди!
Я молчал. Скулы трясло от сжатых челюстей. Сердце замерло. Если оно у меня еще было…
— Даже жена-красавица! Почему она досталась тебе?! Слушай…
Наума просто трясло. Это было извержение человеческой черноты.
— Слушай! Из ненависти и зависти к тебе я ее таки добился! Вот так! Хоть в чем-то я победил тебя! Победил! Ты слышишь — победил! И сейчас — все в моих руках!
Я понял, что такой возможности у меня больше не будет. Все надо делать вовремя.
— Ты проиграл! — выдохнул я, и почувствовал непреодолимую мощь ярости, которая накапливалась во мне, а также силу над сомнениями и немощным оружием, придуманным людьми.
Сила моего взгляда возрастала с каждой секундой. Звериный крик вырвался, нет — не из горла — со всего моего тела. Именно в этот момент зазвенела колокольня! Именно в этот момент и произошел выброс земного вихря. Удалось: энергетический удар взглядом!
Полускоростной вихрь моей внутренней энергии, умноженный на «энергию» осознания гибели моего напарника, нанесли по Науму неистовый энергетический удар. Вихрь закрутил противника на высоту до полусотни метров, и опустил бесчувственное тело на шпиль таинственной старинной колокольни.
Все кончено. Я невольно опустил руки, давая телу Макса сползти на землю…
И здесь я увидел (или это было видение?) почти прозрачных ангелов. Они, покружив возле шпиля колокольни, спустились к нам. Покружили над телом Макса, и через мгновение, озаренные чудным светом, поднялись ввысь…
Подняв руки к небу, я начал молиться: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий! Если ты слышишь меня! Наверное, не нужны людям эти знания, если за них столько гибели, войн, цунами, землетрясений, катаклизмов…».
Вдруг вспомнил, что в моем кармане рукопись, из-за которой я только что потерял товарища. Я выхватил ее из кармана. Вокруг поднялась страшная пыль. Я отпустил бумаги. Полускоростной вихрь сначала поднял их высоко вверх — на высоту сотен метров. А потом засосал в бездну, на несколько секунд открыв таинственные двери земной коры.
Я не мог сдерживать рыдания…
Загремел гром. Гром в декабре. С самого неба на землю полились обильные капли — слезы… Наверное, ангелы тоже плачут…