Тайный наследник Дона

ГЛАВА 13

ЕЛЕНА

Губы Доминика прижимаются к моим, и я замираю, не зная, целовать ли его в ответ или оттолкнуть. Когда его язык требует проникновения, я теряюсь. Он целует меня с жадной потребностью, и вся моя сдержанность тает, и я целую его в ответ.

Он такой приятный на вкус и напоминает мне о том, как все было между нами. Я скучала по его грубым поцелуям и по тому, как он исследует мое тело, словно поклоняясь ему.

Когда он прижимает свои бедра к моим, а его эрекция трется о мой низ живота, я стону ему в рот, и по мне пробегает электричество.

Боже!

Мое сердце диким зверем бьется в груди, бешено колотясь и требуя вырваться на свободу. Мое тело горит от его поцелуев, а в глубине души зарождается глубокая боль. Я поглощена прикосновениями и поцелуями Доминика, и я бы не хотела, чтобы было иначе.

Его руки обхватывают мою талию, и он поднимает меня на стойку. Он раздвигает мои ноги и делает шаг между ними, выпуклость его брюк встречается с пульсацией между моими ногами. Я подаюсь вперед, прижимаясь к нему. Я уверена, что пожалею об этом решении утром, когда мои гормоны станут более стабильными и меня не будет переполнять желание, но сейчас я не хочу думать о последствиях.

Я хочу его, даже если это всего лишь ночь.

Только сегодня.

Он отстраняется на мгновение и смотрит мне в глаза, его пальцы ласкают мои бедра. Его глаза темные от вожделения. Он такой опасный и темный, что меня передергивает, и я обхватываю его за шею.

— Пойдем наверх, — говорит он хриплым голосом, от которого мой позвоночник вибрирует. Мне хочется еще больше его поцелуев и ласк.

Я не уверена, что это вопрос, но я киваю.

— Лукас…

Он улыбается.

— Комната звуконепроницаемая. — Он наклоняется и облизывает мои губы. — Он нас не услышит.

Доминик снова находит мои губы и приникает к ним. Я целую его в ответ, наслаждаясь восхитительным вкусом. Каждое его движение — собственническое. Он напоминает мне о том времени, когда я была его. Он требует меня и ставит на мне метку, чтобы я не забывала, что даже после стольких лет разлуки я не принадлежу никому, кроме него.

Логика запрятана в дальний уголок моего сознания, поэтому мне все равно. Я не хотела ничего, кроме как снова стать его.

Когда он поднимает меня со стойки, я обхватываю его ногами, и мы целуемся, поднимаясь наверх. Только когда он бросает меня на свою кровать, я понимаю, что мы в его комнате.

Его комната монохромна, как и весь дом. Белая простыня покрывает кровать королевских размеров, а с балдахина над ней свисает черная штора. Над кроватью с балдахином висит люстра, освещающая комнату кроваво-красным светом. На тумбочке рядом с кроватью стоит зажженная свеча с ароматом лаванды, и ее аромат наполняет комнату.

Доминик срывает с себя рубашку. Я задыхаюсь, глядя на упругие мышцы его груди и плеч. Затем мои глаза расширяются от татуировок и шрамов, покрывающих его кожу.

Я встаю на колени и провожу пальцем по шрамам. Я не уверена, но те, что на правой стороне его груди, круглые, как пулевые ранения, и их еще три.

Через живот и пресс проходит более длинный шрам, я предполагаю, что это ножевое ранение.

— Откуда они у тебя?

Он проводит пальцами по моим волосам и сжимает их достаточно крепко, чтобы причинить боль.

— Это то, что нужно, чтобы быть созданным человеком мафии.

Я наклоняюсь и целую каждый из его шрамов, и в его груди раздается глубокий стон. Он обхватывает пальцами мою шею, оттаскивает меня назад и свободной рукой разрывает пополам мою ночную рубашку. Когда я вздыхаю, появляется опасно злая ухмылка.

— Все равно она была бесполезной.

Мои соски затвердели, и мурашки покрывают кожу, когда воздух ласкает мое обнаженное тело.

Его глаза наполнены желанием, когда он проводит пальцем по моей обнаженной груди и задевает сосок. Мое тело неистово дергается в ответ. Мой клитор начинает болеть, а между ног появляется лужица влаги, когда желание поселяется в моем сердце.

— Черт, Елена, — ворчит он, поглаживая пальцем один из моих сосков. Больше он ничего не говорит. Вместо этого он наклоняется и берет мой сосок, крутя и дразня его языком.

Я стону, мои глаза бросаются на его эрекцию, а руки тянутся к нему, но замирают от боли, когда он прикусывает мой сосок. Это не просто боль, это идеальное сочетание боли и удовольствия.

— Доминик.

Он отрывает рот от моего соска, и его руки обхватывают мое лицо. Затем он легонько сжимает.

— Еще раз прикоснешься ко мне, и будет наказание.

Я кусаю губы. Я хочу, чтобы он меня наказал. У меня кружится голова от неглубокого дыхания в предвкушении того, что он будет делать с моим телом сегодня ночью.

Я снова тянусь к его эрекции. Он останавливает мою руку прежде, чем она приближается. Он улыбается, отпускает меня и идет к креслу в другом конце комнаты. Он садится.

— Ползи ко мне, — приказывает он.

Как хорошая девочка, я слезаю с кровати, опускаюсь на четвереньки и начинаю ползти.

— Хорошая девочка, — хрипит он, гладя меня по голове, когда я добираюсь до него. Он поднимает меня к себе на колени.

Он открывает ящик рядом с креслом и некоторое время копается в нем. Когда он вынимает руку, в ней оказывается что-то металлическое и блестящее.

— Наручники?

Он игнорирует мой вопрос, крутит меня вокруг себя и опускает вниз, так что я оказываюсь у него на коленях. Плавным движением он закрепляет мои руки за спиной. Он облизывает мочку моего уха. Его теплое дыхание вызывает во мне искру удовольствия.

— Такова цена за то, что ты ослушалась меня, принцесса.

Я стону, когда его рука опускается на мою попку, и слезы застилают мне глаза.

— Ты принадлежишь мне, Елена. — Шлепок. — Ты будешь слушаться меня. — Шлепок. — Ты поняла?

Кивка должно быть достаточно, но меня еще больше заводят его действия. Вместо того чтобы быть хорошей девочкой и делать то, что он хочет, я качаю головой.

Почему меня возбуждают шлепки? Я схожу с ума.

Я закрываю глаза, ожидая очередного шлепка. Вместо этого он раздвигает мои ноги, и его пальцы скользят по моей спине, спускаясь по попке и нащупывая биение сердца между ног.

Я опускаю голову и стону, когда он нежно обводит пальцами мой клитор.

— О, черт! — Задыхаюсь я. Огонь обжигает мои щеки, потому что я знаю, что он следит за каждой моей реакцией на его прикосновения.

— Ты такая чертовски мокрая, Елена. — Его голос такой глубокий и хриплый, он скользит по мне, усиливая мое желание. — Скажи мне, Елена. Как давно ты хотела этого?

Я задыхаюсь.

— Я… — Трудно подобрать слова, когда я вот-вот потеряю рассудок.

Он еще сильнее надавливает пальцем на мой клитор.

— Я не очень терпеливый человек, Елена. Как долго ты жаждала моих прикосновений? Как долго ты ложилась спать, мечтая, чтобы я поиграл с твоей красивой розовой киской?

Его грязные слова проникают в каждую пору моего тела, пробуждая глубокую тоску. Моя киска почти болезненно пульсирует.

— Пожалуйста, Доминик… — Резкий треск наполняет воздух, и смесь удовольствия и боли, которая следует за ним, приводит меня в восторг.

— Ответь на мой вопрос. — Еще один шлепок, и я понимаю, что должна ответить ему.

— С того дня, как я ушла…пожалуйста…

Он вводит в меня палец, загибает его, чтобы погладить пульсирующую точку глубоко внутри, и я не могу больше ничего сказать. Мои мышцы сжимаются, когда он вводит и выводит палец из меня.

— Пожалуйста, что?

Ощущения интенсивные и непреодолимые. Я вцепилась в его ноги, впиваясь когтями в упругую кожу, пока оргазм нарастал и накатывал на меня.

— Я… — Я замираю. Я слишком поглощена наслаждением, чтобы подобрать слова.

Я плачу, и мое тело бьется в судорогах от наслаждения. Доминик несет меня на кровать, и я не замечаю, что он голый, пока не чувствую его эрекцию, прижатую к моему входу.

Он такой теплый и твердый, что мне до боли хочется, чтобы он был внутри меня.

Он целует мою шею и проводит губами по животу, затем скользит вверх и приникает к моим губам. Я жажду, поэтому целую его в ответ так же грубо, как он меня, отстраняясь только тогда, когда он входит в меня.

Но он не отпускает мои губы, он продолжает целовать меня, его удары нежны и медленны, пока я напрягаюсь, чтобы принять его в себя.

— Ты такая чертовски узенькая, Елена, — простонал он, отстраняясь.

Я не знаю, то ли я такая узкая, потому что была без секса целую вечность, то ли потому, что он просто такой большой. Мои щеки краснеют от смущения. Доминик поднимает мои ноги и кладет их себе на плечи, а затем входит в меня жесткими, глубокими, длинными ударами.

Мои руки летят к его рукам, и я впиваюсь пальцами в его сведенные мышцы. Мои стоны смешиваются с его стонами, и комната наполняется звуком встречи плоти с плотью.

— Тебе нравится, как я тебя трахаю?

Я киваю.

— Да. Давай сильнее.

Он улыбается.

— Я трахаю тебя жестко.

Я качаю головой.

— Этого недостаточно. Я хочу тебя глубже.

Его глаза темнеют, и он подчиняется, сильно долбя меня, пока очередной оргазм не взрывает меня, оставляя мои ноги дрожащими, а легкие борющимися за воздух.

Доминик дергается и кончает с мощным стоном. Он опустошается внутри меня, вырывается, а затем рушится на кровать. Мы оба задыхаемся и потеем, а в воздухе пахнет сексом.

Его пальцы переплетаются с моими.

— Как тебе? — Спрашивает он.

Я краснею, все еще тяжело дыша.

— Интенсивно.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и проводит пальцами по моей щеке.

— Хорошо, потому что я собираюсь трахать тебя снова.

Мой живот сжимается, а по спине разливается жар.

— Всю ночь?

Он переворачивается, забирается на меня и крадет поцелуй.

— Всю ночь.

На следующее утро я просыпаюсь от тихого стука в дверь. Мои глаза все еще тяжелые от сна, когда я открываю их и стираю сон. Я прищуриваюсь, пытаясь вспомнить, где нахожусь, когда в голове проносятся воспоминания о прошлой ночи.

Мои щеки пылают, когда я вспоминаю, как жестко он трахал меня. Интересно, действительно ли комната звуконепроницаема или мне придется терпеть критические взгляды горничных, особенно Бьянки?

Я содрогаюсь.

Лучше бы я умерла.

В щель между темно-серыми портьерами проникает небольшой солнечный свет, проникая в комнату и создавая тусклое свечение.

Когда я пытаюсь пошевелиться, что-то тяготит меня, и я вижу, что это рука Доминика. Моя спина прижата к его груди, а он все еще крепко спит. Я пытаюсь отодвинуться от него, но он шевелится и притягивает меня ближе.

Черт!

— Доминик. — Негромко зову его по имени. Мне не нравится, что приходится его будить, но я должна добраться до Лукаса. — Доминик.

Он двигается за мной, поднимая руку. Я сползаю с кровати, обнаженная.

— Ты же не собираешься сбежать тайком?

Я замираю, мое лицо горит от смущения. Когда я поворачиваюсь, его голубые глаза встречаются с моими, и он смотрит на меня с весельем.

— Нет, Доминик… Нет, Доминик. Я нужна Лукасу.

Его глаза скользят по моему телу, и я слегка вздрагиваю. Между ног медленно зарождается боль. Мы с Домиником трахались всю ночь, и все равно мое тело требует большего.

— Тебе нужно что-нибудь надеть.

— Моя ночная рубашка… — Я смотрю на ночную рубашку на полу. Она разорвана пополам. Точно.

Он кивает в сторону своей гардеробной.

— Уверен, ты найдешь там что-нибудь.

— Спасибо, — бормочу я и спешу в гардеробную.

Гардеробная тянется от одной стены до другой, под ногами — однотонный ковер, стены отделаны панелями из темного красного дерева. На вешалках висит огромная коллекция черных дизайнерских костюмов, на стенах висят блестящие украшения, дизайнерские туфли и галстуки. Я беру белую рубашку и натягиваю ее.

Когда я возвращаюсь в комнату, то слышу, как в ванной течет вода, поэтому я не удосуживаюсь сказать ему, что ухожу. Когда я открываю дверь, на меня смотрят льдисто-голубые глаза, и я отпрыгиваю назад.

Я хватаюсь за грудь.

— Черт!

— Где мой брат? — Спрашивает Маркус очень недружелюбным тоном, с подозрением сузив глаза и разглядывая меня от воротника до подола рубашки, которая на мне надета.

Я краснею. Интересно, о чем он думает.

— Он внутри. — Я показываю большим пальцем в сторону ванной. — Пожалуйста, отойди от двери. Я ухожу.

Маркус отходит в сторону, освобождая мне место.

— Спасибо, — бормочу я. Я прохожу мимо него и направляюсь в свою комнату.

Приняв душ, я спускаюсь вниз, чтобы позавтракать. Смех Лукаса доносится из гостиной, привлекая мое внимание, когда я спускаюсь по лестнице, и я иду на звук.

Когда я вхожу в гостиную, он играет в видеоигру, а рядом с ним стоит мужчина.

Я прислоняюсь к двери и складываю руки.

— Лукас.

Лукас поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и улыбается. Мужчина рядом с ним делает то же самое. По его густым темным волосам, острой челюсти и сверкающим голубым глазам я могу сказать, что это младший брат Романо. Он поразительно похож на Доминика и Маркуса, только он заметно моложе их обоих. На вид ему больше двадцати, а может, и тридцать.

В отличие от своих братьев, в нем нет и намека на темноту. Я не дергаюсь под его взглядом, и у меня не создается впечатления, что он хочет меня убить.

Я еще больше удивляюсь, когда он по-мальчишески ухмыляется.

— Ты, должно быть, Елена.

— Да. — Я выпрямляюсь от двери и иду к тому месту, где они сидят. — А ты, должно быть, Винсент.

— Бунтарь? Да, это я.

Я сажусь на диван напротив них и внимательно разглядываю его.

— Почему ты бунтарь?

Он возвращает свое внимание к видеоигре.

— Мой брат еще не рассказал тебе?

— Что не рассказал?

— Услышь это из уст лошади. Мне действительно все равно, что он тебе скажет.

Вопрос вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю его остановить.

— Ты тоже человек мафии? — Доминик и Маркус — да, но я не верю, что Винсент мог избежать участи Романо.

— Нет. Он снова смотрит на меня и улыбается. — Ты разочарована?

— С чего бы это? — Я чувствую облегчение. Это значит, что есть шанс, что Лукасу не нужно быть частью мафии. — Есть ли причина, по которой ты решил не быть частью мафии?

Он пожимает плечами.

— Кровопролитие. Жестокость. Ни одно из этих слов не описывает меня. Я предпочитаю веселиться и трахаться.

— Язык! Ты не можешь использовать такие слова, когда находишься рядом со своим племянником.

Нахальная улыбка искривляет его губы.

— Расслабься. Я же не привел домой шлюху, чтобы он ее трахнул.

Я закатываю глаза. Может, Винсент и не часть мафии, но он такой же сумасшедший, как и его братья.

— Никаких ругательств и никаких блядей или шлюх рядом с ним.

— Да, капитан, — шутит он.

Я задыхаюсь от смеха. У меня такое чувство, что младший брат Романо мне понравится.

— Ребята, вы уже позавтракали?

— Да, мамочка, — отвечает Лукас. — Я стучал, чтобы разбудить тебя на завтрак, но, похоже, ты крепко спала.

Я краснею и кусаю губы. Мой желудок болезненно урчит, и я выпрямляюсь.

— Мама собирается позавтракать. Развлекайся.

Доминик и Маркус находятся в столовой, когда я вхожу, и оба замолкают, как будто обсуждают что-то, что не хотят, чтобы я слышала. Я чувствую на себе взгляд Доминика, когда обхожу стол и выдвигаю стул рядом с ним и напротив Маркуса.

— Доброе утро.

Они оба смотрят на меня, и никто из них не отвечает на мое приветствие.

— Что вы двое обсуждали? — Спрашиваю я, беря ломтик тоста и намазывая его Нутеллой.

— Не твое дело, — отвечает Маркус, его голос такой хриплый, что в нем чувствуется злоба.

Что, черт возьми, с ним такое?

— Тебе обязательно все время быть засранцем, Маркус? — Спрашиваю я, размышляя над кусочком вкуснятины, который так и хочется съесть. — Почему ты так меня ненавидишь?

Он вздыхает и хмыкает.

— Петерсон не тот, за кого ты его принимаешь.

— Маркус, — предупреждает Доминик.

— Что? Она любопытна, это правильно, что она знает, что, черт возьми, происходит.

Я сглатываю, сбитая с толку.

— Что ты имеешь в виду?

— Он младший брат нашего отца. Его настоящее имя — Федерико Романо.

У меня отпадает челюсть. Когда мне удается снова закрыть рот, я фыркаю.

— Этого не может быть. Все знают Дэвида Петерсона. Не может быть, чтобы он был твоим дядей. — Я смотрю на Доминика, ожидая, что он согласится со мной, но по его взгляду понимаю, что этого не произойдет.

Я опускаю недоеденный тост обратно в тарелку. Аппетит пропал полностью.

— Он действительно твой дядя?

— К сожалению, — отвечает Доминик.

— И он обратился к тебе не просто так, — вклинивается Маркус. — Он использует тебя как приманку, чтобы добраться до Доминика, а ты даже не знаешь об этом.

В горле внезапно пересохло, и я сглотнула.

— Зачем ему это делать? Мы ведь подписали контракт на той же неделе, когда Доминик вернулся в Нью-Йорк, а мы тогда даже не были вместе.

— Лукас. — Доминик сжимает кулак на столе, его голубые глаза темнеют от ярости. — Он должен был знать о Лукасе.

Я качаю головой. Я все еще не понимаю, о чем они говорят.

— Но он же твой дядя, верно? Зачем ему причинять вред Лукасу, чтобы добраться до тебя?

Маркус издал прерывистый вздох.

— Он из Братвы, конкурирующей русской семьи. Петерсону нужен трон Коза Ностры. Это всегда было его целью, а после смерти наших родителей Доминик изгнал его из семьи, чтобы обезопасить нас.

— Значит, он жаждет мести?

— Да. И поскольку Братва — наши соперники, ему нужно, чтобы они уничтожили Доминика. Если это произойдет, две группы станут союзниками.

Я откинулась в кресле.

— Ого… — Это очень много для восприятия. Оказывается, мафия еще сложнее, чем я думала. Она не ограничивается торговлей наркотиками или контрабандой. Это гораздо больше, и она еще мрачнее, чем я думала или когда-либо представляла.

Хотя я заинтригована преданностью Маркуса своему брату, я шокирована, узнав, что их дядя объединился с врагами семьи, чтобы предать собственного племянника.

Черт.

— Именно поэтому ты предупреждал меня держаться от него подальше.

— Да.

Я запустила пальцы в волосы.

— Это безумие.

— Да, — соглашается Маркус. — Все, что тебе нужно делать, это держать свою задницу подальше от неприятностей, пока мы с этим разбираемся.

— Как? Тебе не кажется странным, если я вдруг начну избегать мистера Петерсона? Не думаю, что это пойдет нам на пользу, если он узнает, что я знаю его истинную личность.

Глаза Доминика встретились с моими.

— Елена права. Пока что ты будешь подыгрывать. Не давай ему повода подозревать, что ты знаешь о нем правду.

— А что, если он попытается причинить вред мне или Лукасу?

— Это не имеет никакого отношения к тебе, Елена. Я сделаю все возможное, чтобы вы вдвоем были в безопасности, как и обещал, — уверяет меня Доминик.

Я перевожу взгляд на него.

— Ты ошибаешься, Доминик. Это имеет ко мне самое непосредственное отношение. Может, я и не Романо, но мой сын Романо, и я сделаю все возможное, чтобы защитить его.