Глава 3

Оба — и Андрей, и я — отреагировали мгновенно. Столыпин натянул «Берегиню», а я… Я решил поступить иначе.

Мы уже оказались слишком близко к ресторану: будь это бомба — а, казалось, это именно она и была — то взрывом задело бы не только нас, но и посетителей ресторана. Поэтому вместо того, чтобы натянуть «Берегиню» на себя, я сотворил защитный купол над бомбой. Плотный, сотканный из чистой силы, он мгновенно накрыл снаряд.

А секундой позже бомба взорвалась.

Силовая полусфера окрасилась ярко-оранжевым, внутри защитной полусферы полыхнуло. Барьер задрожал и почти по-человечески застонал, принимая на себя всю ударную мощь. А затем треснул и рассеялся, выполнив свою функцию. На нас повалил густой едкий дым.

— Андрей, оставайтесь здесь, — я уже на бегу натягивал «Берегиню» и переконфигурировал ее на скорость передвижения. — Я за ними.

Столыпин опять попытался протестовать, но уже не мог меня остановить.

Автомобиль, из которого выбросили бомбу, немного сбросил скорость — видимо, чтобы посмотреть на результат. Но как только злоумышленники поняли, что шалость не удалась, ударили по газам. Но было поздно.

Ну уж нет, не уйдете.

Машина не могла как следует разогнаться на этой узкой старой улочке: мешали припаркованные в два ряда автомобили — ну прямо классика! — и местами выщербленная брусчатка. Я гнался за ними, охваченный сиянием заклинания и азартом борзого пса. Думаю, в этот момент ребятки поняли, что облажались по полной.

Мне не хотелось гнаться за ними через половину города, поэтому я шарахнул по колесам машины «Косами». Цепочка смертоносных ярких серпов взвилась в воздухе и метнулась в сторону автомобиля. Одна «Коса» угодила в багажник седана, еще одна угодила в заднее стекло и окатило пассажиров осколками, а вот третье заклинание полоснуло по колесу. Раздался треск, машина вильнула, взвизгнув остальными колесами.

Что ж, теперь дело за малым. Достаточно приблизившись, я возвел перед автомобилем барьер, и тот со всего размаху треснулся в прозрачное силовое поле. Отпружинил, словно от батута… И попытался пробить его. Водитель сдал назад, снова нажал на газ…

— Удачи, — хохотнул я и усилил заграждение.

К этому моменту я оказался уже совсем рядом. На всякий случай подрезал «Косой» еще одно колесо — для надежности.

И, активировав «Кладенец», постучал костяшками пальцев в тонированное окошко водительского места.

Окно медленно опустилось, и на меня уставились три пары округлившихся от ужаса глаз. Господи, совсем же мальчишки еще! Одному было не больше шестнадцати, а самому старшему — лет восемнадцать-девятнадцать. Придурки безмозглые.

— Господа, вас не учили, что выбрасывать мусор из окна автомобиля некрасиво? — спокойным тоном поинтересовался я.

Но они смотрели даже не на меня, а на силовой меч, что я держал в руках. Да, «Кладенец» — заклинание легендарное. Увидишь однажды — запомнишь на всю жизнь. Удивительно, что у меня так легко получилось его активировать. Видимо, все же ежедневная практика брала свое, и я все лучше чувствовал нюансы силы.

— Чего молчим-то? — Я продолжал пялиться на этот испуганный молодняк и только потом вспомнил, что говорил по-русски. Балда ты, Бринский! — Зашто губити људе?

Наконец, самый старший из них очнулся. Как раз тот, кто сидел на переднем пассажирском сидении и, вероятно, бросил бомбу.

— Рус… — прошептал он.

Я широко улыбнулся.

— Поразительная наблюдательность.

— Jeбо те, Велько! — он зашипел на водителя. — Рекао си да тамо пију само Аустријанци!

— А туда еще и другие люди заходят, ага, — ответил я ему вместо. — Я скверно говорю по-сербски. Русский язык знаете?

— Нисмо причамо, али разумемо.

Ага. Не говорят, но понимают. Уже хорошо. Что ж, у меня примерно такая же ситуация. На слух уже более-менее понимаю, но пока плохо объясняюсь. Впрочем, сейчас мне это и не было нужно — увижу все сам.

Я схватил водителя за руку, деактивировал «Кладенец» и освободившимися пальцами дотронулся до его лба. Парень дернулся, заскулил, а потом обмяк.

Вот, значит, как все было. Ой, дилетанты…

Молодежная группировка — по-другому это сборище и не назвать. Интерес — помахаться, заставить кровь бежать быстрее. Повод — нелюбовь к засилью австрийцев. Все это плюс отсутствие инстинкта самосохранения и необходимой доли мозгов привело к тому, что эти недоумки решили устроить акцию.

Акцию, блин! Хулиганы уличные. Рисовали бы себе граффити дальше и не лезли.

Одно хорошо — их прислали не за мной. Ребята просто ошиблись.

Я отпустил водителя, и тот медленно откинул голову на подголовник.

— Значит, так, мои хорошие, слушайте сюда, — я облокотился на окно. — Не любите австрийцев, значит. Что ж, и это можно обратить на пользу обществу. Только работать отныне вы будете тоньше. Работать будете за деньги. И работать будете на меня.

Самый старший таращился на меня, не моргая. Словно оцепенел.

— Ко си ти? — прошептал он. — Двородник?

Ага, так я сразу вам и представился, наивные вы мои.

— Узнаете.

«Андрей, где в Белграде можно встретиться с людьми на разговор так, чтобы не засветиться и чтобы никто не задавал вопросов?» — обратился я ментально к Столыпину.

«Боюсь спрашивать, зачем вам это. Но, отвечая на вопрос, кафана „Орео“ возле вокзала. Место злачное, но болтать и подглядывать там не принято».

«Спасибо», — я оборвал ментальный канал и улыбнулся ребяткам.

— Я теперь вас знаю и чую. Я смогу найти вас везде — силу вы мою видели. Но если хотите по-хорошему, приходите завтра в восемь в кафану «Орео» у вокзала. Расскажу, чем вы действительно можете быть полезны. Схватили сте?

Молодежь торопливо закивала. Все они поняли.

— Вот и славно.

Я развернулся и побрел назад к ресторану. Ибо жрать мне уже хотелось больше, чем жить.

* * *

Пообедав и немного передохнув, мы вернулись в резиденцию. Я отпустил Столыпина в дом, а сам решил прогуляться по территории. Все же родные места, с этого место многое начиналось для рода Обреновичей.

Сад был старым и немного запущенным, но мне это даже нравилось. Вековые деревья, пролегавшие в тени тропинки, старинные кованные скамейки… А еще здесь благоухали розы — кусты с огромными алыми цветами источали просто божественный аромат. Я уже и не помнил, когда в моем мире розы вообще пахли.

— Старый сорт, — донеслось из-за моей спины. — Этому кусту больше сотни лет.

Я обернулся и увидел женщину в униформе штатной прислуги. Лет тридцати пяти, стройная, высокая — как и многие на Балканах. Волосы она не красила, и в убранной узлом копне можно было разглядеть седые прядки. Я не мог бы назвать ее красавицей в привычном смысле, но некая притягательность в грубоватых чертах ее лица и манере держаться все же была.

Женщина поклонилась.

— Прошу прощения за то, что нарушила уединение вашего сиятельства.

— Ничего. Как вас зовут?

— Йована, ваше сиятельство, — женщина снова поклонилась.

— Вы хорошо говорите по-русски, Йована.

— Благодарю, ваше сиятельство. Я служила графу Муравьеву, пока его семья жила в Белграде. Тогда и выучила язык.

Муравьев… Вспомнить бы. Кажется, дипломат. Тогда понятно, почему он мог здесь оказаться. Надо бы уточнить у Столыпина — он точно должен быть в курсе.

— Как вам жилось у Муравьевых?

— Не на что жаловаться, ваше сиятельство. И его семья, насколько мне известно, была довольна моей службой. Жаль лишь, что графа перевели в Берлин. Увы, я не смогла отправиться с их сиятельствами, хотя и хотела.

Что ж, теперь понятно, почему эта дама оказалась здесь. По каким-то причинам привязана к Белграду. Только, сдается мне, она могла найти место и получше.

— Вы хорошо знаете этот дворец, Йована? Давно здесь работаете?

Дама улыбнулась.

— Этот дворец знают все в Белграде, ваше сиятельство. Он — один из символов ушедшей эпохи. Но мы помним. Люди здесь имеют долгую память. И многие скучают по ушедшим временам, хотя даже не застали их. Это как сказка — или легенда, если вам угодно. Очень хочется верить в то, чего никогда не произойдет.

— А что, по-вашему, не произойдет?

Йована, кажется, поняла, что сболтнула немного лишнего.

— Прошу прощения, я неверно выразилась. Просто многим жителям очень жаль, что этот дворец забросили, а затем и вовсе продали купцу. Свое прошлое нужно чтить и беречь, даже если это прошлое кому-то не нравится.

— Смотрю, вы привязаны к этому месту, — я жестом пригласил ее пройтись со мной, и женщина присоединилась.

— Мне здесь спокойно. В Белграде осталось не так уж много по-настоящему старых домов. Этот дворец — один из них. Мне нравится его атмосфера умиротворения. Впрочем, говорят, что здесь ходят призраки неупокоенных Обреновичей, что не добавляет привлекательности этому месту в глазах возможных покупателей.

Я улыбнулся.

— Призраки? Вы их видели?

— Не видела. Иногда бывают странные звуки, но дом старый и отреставрирован не весь. Не думаю, что это как-то связано с бывшими хозяевами дворца, — она поспешила сменить тему. — Вон те сосны тоже очень старые, ваше сиятельство. В жару они дарят прохладу и насыщают воздух смолами. Это полезно для дыхания. А в той беседке прекрасно пить кофе во время дневного отдыха. Если желаете, я могу принести вам чашечку.

— Благодарю, не сейчас.

— Как пожелаете, ваше сиятельство.

— Расскажите мне о вашем короле, Йована.

Женщина от удивления даже замерла.

— Бог мой, ваше сиятельство! Что могу я знать о государе?

— Вы знаете то, что думает о нем его народ. Мне интересно. Не стесняйтесь. Этот разговор все равно останется между нами.

— Люди… Люди думают по-разному, ваше сиятельство. Мало кто хочет, чтобы Сербия оказалась под пятой очередного гиганта. Но также мало кто желает войн и кровопролития. Устали мы от этого.

Она говорила очень осторожно, и понятно. Но, кажется, мне удалось понять чуть больше, так сказать, между строк.

— Спасибо за рассказ и прогулку, Йована, — мы как раз вышли на дорожку, что вела из сада на первый этаж дворца. — Но мне нужно идти.

Женщина поклонилась и проводила меня долгим взглядом. Я спиной чувствовал его тяжесть и какую-то тревогу. Странная она немного, эта Йована. Или мне уже мерещилось всякое на каждом шагу?

— Князь вернулся!

Едва я дал о себе знать секретарям, как на меня тут же обрушилось море мелких, но неотложных вопросов. Нет, точно нужен дворецкий — пусть занимается всеми деталями.

Столыпин заперся в своем кабинете и обзванивал старых белградских знакомых. Очевидно, организовывал расписание посещений. С завтрашнего дня начнется череда визитов и приглашений: едва я буду представлен королю, как белградское общество сочтет необходимым со мной познакомиться. Так что Андрей пытался хоть как-то подготовиться к грядущему хаосу. Кроме того, требовалось выделить время и под мою главную задачу…

Потом приехали портные на первую примерку и подгонку — быстро работали, надо отдать должное. Затем мы окончательно разрулили все вопросы с ювелирами: доставленные драгоценности поместили в сейф в моем кабинете. Там же я и уснул, уже не имея сил подняться к себе.

* * *

— Портные прибыли! — Вера ворвалась в мой кабинет, и я впервые увидел ее растрепанной и заспанной.

Я взглянул на часы. Шесть утра, чтоб вас! Спал четыре часа.

— Так… Дай мне пятнадцать минут. И распорядись приготовить кофе, пожалуйста.

Голова была чугунной. Лениво дотащившись до спальни, я залез под контрастный душ, чтобы хоть как-то взбодриться. Мне вроде как полагалось нервничать из-за предстоящей встречи с врагом моего рода, но я чувствовал только усталость и желание снова завалиться спать. Нет уж. Давай, Коля, просыпайся, труба зовет.

Когда я спустился, портные уже оккупировали нижнюю диванхану и устроили там полевую мастерскую. Столыпина уже обкололи булавками и наметывали швы подгонки прямо на нем.

— Вам идет этот благородный синий, Андрей, — улыбнулся я, поприветствовав его поднятой чашкой над блюдцем.

Сна у Столыпина не было ни в одном глазу, но процедура явно удовольствия не доставляла. В соседней комнате целая команда мастериц работала с Верой и Верицей. Никиту едва заставили расстаться с планшетом и облачили в новое парадное одеяние. Да, похорошел парень. И очки успел себе другие заказать. Ну прям жених.

— Позволите, ваше сиятельство? — Ко мне поспешили двое портных с заготовленной одеждой. — Осталось всего несколько штрихов. Все почти готово.

Я позволил облачить себя в костюм и отметил его приятную посадку. Да уж, когда шьют на тебя, ощущения совсем иные. Брюки сели идеально, я мог свободно поднимать руки, ничего нигде не задиралось. Да и ткань действительно оказалась прекрасная: в прохладе дома согревала, но при этом на жаре должна была немного охлаждать.

Наконец, вся подгонка была закончена.

— Господа, дамы, покажитесь мне, — велел я своей свите.

Ну, на Никиту с Андреем, да и на себя в зеркало я уже насмотрелся. Покрой всех трех мужских костюмов был одинаковым — брюки и строгий приталенный пиджак. Рубашки у всех были однотонные, всего на тон светлее костюма. И однотонные же галстуки. Словом, полный минимализм. Только запонки, булавка для галстука и знак принадлежности к моему Роду.

— Никита, принеси драгоценности, — распорядился я и передал секретарю ключ.

Как раз к этому моменту двери соседней комнаты отворились, и от восхищенного вздоха не удержался даже кремень Столыпин.

Вере очень шел этот благородный темно-синий цвет. Ее платье было длиной немного ниже колена — чтобы не мешать при ходьбе, но демонстрировать красивые щиколотки и голени. Вырез лодочкой открывал изящную шею и ключицы. Рукава заканчивались чуть ниже локтей. То, что я и хотел показать: сочетание строгости, благородства и статуса.

Но когда к нам вышла госпожа Добриевич, ноги чуть не подкосились и у меня.

«Это точно наша Верица?» — не удержался я и обратился к Столыпину.

«Сам в шоке».

От серой мышки не осталось и следа. Платье длиной в пол облегало великолепную фигуру балканистки, а треугольный вырез давал возможность воображению разгуляться. Верица сняла очки и наспех заколола волосы в высокую прическу, но, бог мой, как же это ей шло! Она, казалось, даже стала выше и держала почти что королевскую осанку. Вот что правильная одежда с людьми делает!

— Вы довольны, ваше сиятельство? — спросил меня главный портной.

Я не сразу заставил себя оторваться от созерцания наших прекрасных дам.

— Более чем, — отозвался я и жестом велел вернувшемуся Никите выписать чек на оставшуюся сумму. — Благодарю вас. Ждите от меня заказа в скором времени.

Когда портные удалились, я разлил принесенный кофе по чашкам и, отпив несколько глотков, отпер саквояж с сокровищами.

— Ваше сиятельство…

— Что, Никита?

— Я не понимаю… На представление пригласили вас. Там не ожидают видеть свиту. Разве что Андрею Васильевичу могут позволить вас сопровождать, а мы все равно останемся в залах ожидания с другими слугами. Зачем же вы устроили такие приготовления для нас, если никто этого не увидит?

Я с улыбкой открыл кейс, в котором хранился гарнитур с сапфирами. Пригляделся… Этот будет лучше на Вере. Подойдет к ее ярким глазам.

— Ты ошибаешься, Никита, — я обошел Веру, надел на нее колье и надежно застегнул. Затем протянул ей серьги и браслет.

Девушка едва справилась с ними — пальцы дрожали от волнения. Она никогда не то что не носила, но даже не держала в руках такой красоты. А сегодня, пусть и ненадолго, все это будет принадлежать ей.

— Вас увидят люди, пока мы будем шествовать по залам, — я открыл второй кейс и взял в руки колье с оранжевыми камнями. Как же красиво они играли. И как невероятно шли нашей балканистке, оттеняя ее смуглую кожу. — Вас увидят слуги. Вас увидят придворные. На вас все обратят внимание. И да, вас станут обсуждать — будьте к этому готовы. Они будут говорить о красоте наших дам и о вашей стати. Они посчитают стоимость каждого камушка на вашей булавке для галстука. И пусть.

Продолжая говорить, я раздал Никите и Столыпину комплекты с запонками и булавками. А для себя выбрал самый простой. Тот, что предполагался на каждый день.

— Проще всего очаровать, пусть и внешне, короля и королеву. Дорогие подарки, льстивые речи — и вот, приглашения в лучшие дома у тебя в кармане. Но моя цель заключается не в этом, — я подвинул большое зеркало так, чтобы моя свита видела себя во всем великолепии, и встал рядом с ними. — Я хочу, чтобы все видели, что моя главная ценность — это люди, которые мне верны. Увидели — и сделали правильные выводы.

Загрузка...