Грохоча жестяными ногами, робот ввалился в темную спальню и остановился, глядя на человеческие существа.
Человеческое существо женского пола застонало, перевернулось на бок и накрыло голову подушкой.
— Гейл, солнышко, — сказало существо мужского пола, облизнув сухие губы. — У мамы болит голова. Можешь шуметь где-нибудь в другом месте?
— МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ СТИМУЛИРУЮЩУЮ ЧАШКУ КОФЕ, — пробасил робот лишенным всяких эмоций голосом.
— Раймонд, скажи ей. Пусть уйдет, — простонало существо женского пола. — У меня голова раскалывается.
— Давай, Гейл. Иди. Ты же слышишь, что мама сама не своя, — сказало существо мужского пола.
— ВЫ НЕ ПРАВЫ. Я ПРОСКАНИРОВАЛ ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ, — отозвался робот. — И ИДЕНТИФИЦИРОВАЛ ЕЕ КАК СИЛЬВИЮ ЛОНДОН. ЭТО ОНА, И НИКТО ДРУГОЙ.
Робот вопросительно склонил голову набок в ожидании дополнительной информации. Кастрюля сорвалась с головы и с оглушительным грохотом упала на пол.
Мама с криком села на постели. Это был измученный, жалобный, нечеловеческий крик, который так напугал робота, что тот на мгновение забыл, что он робот, и снова стал девочкой Гейл. Она быстро подняла кастрюлю и, клацая и гремя, выскочила в относительно безопасный коридор.
Она заглянула в спальню. Мама снова легла, спрятав голову под подушку.
Раймонд улыбнулся дочери из темноты.
— Может быть, робот сумеет составить противоядие при отравлении мартини, — прошептал он и подмигнул.
Робот подмигнул в ответ.
Какое-то время работ трудился над поставленной перед ним задачей, разрабатывая рецептуру противоядия, которое выведет яд из кровеносной системы Сильвии Лондон. В кофейной чашке робот смешал апельсиновый сок, лимонный сок, несколько кубиков льда, сливочное масло, сахар и жидкость для мытья посуды. В итоге микстура вспенилась и приобрела научно-фантастический ярко-зеленый цвет, наводящий на мысли о венерианской слизи и радиации.
Гейл решила, что противоядие подействует лучше в сочетании с тостом и мармеладом. Однако произошел сбой в программе: тост подгорел. Или, возможно, это дымились контакты робота, их закоротило и заблокировало подпрограммы, обязующие соблюдать три закона робототехники Азимова. Печатные платы перегорели, и Гейл вышла из строя. Она с грохотом натыкалась на стулья и роняла на пол книги, лежавшие на кухонном столе. Это было ужасно, но тут уже ничего не поделаешь.
Гейл не слышала, как к ней подскочила мама. Она даже не подозревала, что Сильвия была рядом, пока та не сорвала кастрюлю с ее головы и не швырнула ее в эмалированную раковину.
— Что ты делаешь? — закричала она. — Господи, ну сколько можно?! Если я еще раз услышу, как что-то гремит, я точно кого-нибудь зарублю топором. Может быть, даже себя.
Гейл ничего не сказала, рассудив, что молчать безопаснее.
— Уйди отсюда, пока ты не сожгла весь дом. Господи боже, вся кухня воняет горелым. Этот тост можно выкинуть. И что ты там налила в эту треклятую чашку?
— Это микстура. Она тебе поможет, — сказала Гейл.
— Мне уже ничего не поможет.
Правильнее говорить «ничто не поможет», но Гейл понимала, что сейчас не самое подходящее время, чтобы поправлять маму.
— Лучше бы у меня был один сын. Мальчики, они тихие. А когда в доме четыре девчонки, кажется, будто живешь на дереве с целой стаей воробьев. И они все чирикают и чирикают.
— Бен Кваррел не тихий. У него рот вообще никогда не закрывается.
— Иди на улицу. Все идите на улицу. Хочу хоть немного побыть в тишине. Хотя бы до завтрака.
Волоча ноги, Гейл поплелась в гостиную.
— И сними с ног кастрюли, — велела мама, потянувшись за сигаретами, лежавшими на подоконнике.
Изящно изогнувшись, Гейл вытащила сначала одну, а потом и вторую ногу из кастрюль, служивших ботинками робота.
Хизер сидела за столом в гостиной, склонившись над альбомом для рисования. Близнецы, Мириам и Минди, играли в тачку.
Минди держала Мириам за ноги и «возила» ее по комнате, а Мириам, изображавшая тачку, ходила на руках.
Гейл стало интересно, что рисует старшая сестра. Она заглянула в альбом через плечо Хизер. Потом взяла калейдоскоп и рассмотрела рисунок через него. Рисунок лучше не стал.
Гейл опустила калейдоскоп и сказала:
— Хочешь, я тебе помогу? Могу показать, как рисовать кошачий нос.
— Это не кошка.
— Да? А что это?
— Пони.
— А почему он розовый?
— Потому что мне нравится, когда они розовые. Жалко, таких не бывает на самом деле. Розовый гораздо красивее, чем обычные лошадиные цвета.
— В жизни не видела лошадь с такими ушами. Лучше нарисовать ему усы, и пусть будет котик.
Хизер смяла рисунок в руке и поднялась так резко, что опрокинула стул.
В ту же секунду Минди с грохотом въехала тачкой-Мириам в угол журнального столика. Мириам завопила и схватилась рукой за лоб, а Минди выпустила ее ноги, и Мириам грохнулась на пол, да так, что весь дом затрясся.
— ЧЕРТ, МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ УЖЕ ПРЕКРАТИТЕ РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ?! — закричала мама, выбегая из кухни. — ПОЧЕМУ ВАМ ВСЕМ ОБЯЗАТЕЛЬНО НАДО РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ? ЧТО МНЕ СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ВЫ ПЕРЕСТАЛИ?!
— Это не я. Это Хизер, — сказала Гейл.
— Нет! Это Гейл!
Причем Хизер была уверена, что говорит правду. Она действительно думала, что виновата Гейл. Хотя бы тем, что стояла рядом и говорила глупости.
Мириам рыдала, держась за лоб. Минди схватила книжку о кролике Питере и принялась лениво ее перелистывать, старательно изображая юного грамотея.
Мама схватила Хизер за плечи и сдавила так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Идите на улицу. Все вчетвером. Возьми сестер и идите гулять. Как можно дальше. На озеро. И не возвращайтесь, пока я вас не позову.
Девочки высыпали во двор — Хизер, Гейл, Минди и Мириам. Мириам больше не плакала. Она перестала рыдать, как только мама ушла обратно в кухню.
Старшая сестра Хизер велела Мириам и Минди играть в песочнице.
— А мне что делать? — спросила Гейл.
— Можешь пойти утопиться в озере.
— Хорошая мысль! — воскликнула Гейл и помчалась вниз по склону.
Мириам стояла в песочнице, держа в руке маленький жестяной совочек, и смотрела ей вслед. Минди уже закапывала ноги в песок.
Было еще очень рано и по-утреннему свежо. Над озером плыл туман, вода отливала тусклым стальным блеском. Гейл стояла на папином причале, рядом с папиной лодкой, и наблюдала, как шевелится и клубится блеклый туман. Как будто стоишь внутри калейдоскопа с мглисто-серыми стекляшками. Гейл запустила руку в карман платья и потрогала калейдоскоп, который взяла с собой. В солнечный день с причала видны зеленые склоны на том берегу и каменистый пляж, тянущийся на север до самой Канады, но сегодня Гейл даже не различала, что происходит в десяти шагах впереди.
Она побрела по узкой полоске пляжа к летнему домику Кваррелов. Между кромкой воды и набережной пролегало не более ярда песка и камней, а кое-где и того меньше.
У самой воды что-то сверкнуло, Гейл наклонилась и подняла темно-зеленое стеклышко, обточенное озером. А может быть, и не стеклышко, а изумруд. Еще через пару шагов она нашла серебряную ложку, всю в мелких вмятинках.
Гейл повернула голову и посмотрела на серебристую поверхность озера.
Она, кажется, поняла, что случилось. Неподалеку от берега затонул корабль, чья-то шхуна, и теперь она находит сокровища, вынесенные на берег после кораблекрушения. Ложка и изумруд — это не может быть совпадением.
Она пошла дальше, уже помедленнее, внимательно глядя под ноги в поисках других сокровищ. И очень скоро нашла оловянного ковбоя с оловянным лассо. Находка отозвалась в сердце радостью, но пополам с грустью. На корабле был ребенок.
— Наверное, он уже умер, — сказала она себе вслух и опечаленно посмотрела на озеро. — Утонул, — решила она.
Жалко, что у нее не было желтой розы, чтобы бросить в воду.
Гейл пошла дальше, но не сделала и трех шагов, как откуда-то с озера донесся горестный, протяжный рев, похожий на звуки противотуманного горна и в то же время как будто и не похожий.
Она снова остановилась и посмотрела на озеро.
Туман пах гнилой рыбой.
Горн больше не ревел.
На мелководье возвышался огромный серый валун, одним концом вдававшийся в песчаный берег. За валун зацепился кусок рыболовной сети. Помявшись секунду, Гейл схватилась за сеть и забралась на самый верх.
Валун был и вправду громадный, выше ее роста. Странно, что она не замечала его раньше; но в тумане все выглядит по-другому.
Гейл стояла на валуне, который оказался не только очень высоким, но еще и длинным. С одной стороны он полого спускался к берегу, с другой — торчал из воды скругленным полумесяцем. Словно каменное возвышение, обозначающее границу воды и суши.
Она вглядывалась в холодный, колышущийся туман в поисках спасательного судна. Оно должно было быть где-то там — искать уцелевших в кораблекрушении. Может, мальчика еще можно спасти. Она приставила в глазу калейдоскоп, полагаясь на его волшебную способность пронзить туман и показать ей место, где затонула шхуна.
— Что ты делаешь? — спросил кто-то у нее за спиной.
Гейл оглянулась через плечо. Это были Джоэл и Бен Кваррелы. Бен Кваррел казался уменьшенной копией старшего брата. Оба темноволосые, кареглазые, с хмурыми, почти неприветливыми лицами. Но Гейл они нравились. Бен любил притворяться, что он горит, и с воплями катался по земле, пока его не потушат. Его надо было тушить каждый час. Джоэл обожал брать всех на «слабо», но никогда не подзуживал других сделать что-то такое, чего не сделал бы сам. Однажды он попытался подговорить Гейл, чтобы она посадила на лицо паука, Дяденьку Долгоножку, а потом, когда она отказалась, высунул язык и посадил паука на него. Гейл испугалась, что Джоэл проглотит Дяденьку Долгоножку, но боялась она зря. А еще Джоэл был молчаливым и никогда не хвастался, даже когда делал что-то невероятное, например запускал сразу пять «блинчиков» по воде.
Гейл считала само собой разумеющимся, что когда-нибудь они поженятся. Она однажды спросила, как Джоэл на это смотрит, и тот пожал плечами и сказал, что нормально. Хотя это было в июне, и с тех пор о помолвке они больше не говорили. Иногда Гейл казалось, что он забыл.
— Что у тебя с глазом? — спросила она.
Джоэл потрогал жуткого вида фингал под левым глазом.
— Играл в «Небесных трюкачей» и упал с двухэтажной кровати. — Он кивнул в сторону озера. — Что там?
— Было кораблекрушение. Сейчас спасатели ищут уцелевших.
Джоэл скинул теннисные туфли и поставил их на валун. Потом схватился за сетку, поднялся наверх и встал рядом с Гейл, вглядываясь в туман.
— И как назывался?
— Что называлось?
— Корабль, который погиб.
— «Мария Целеста».
— Далеко?
— В полумиле от берега, — сказала Гейл и вновь поднесла к глазу калейдоскоп.
Сквозь калейдоскоп тусклые воды озера заискрились, складываясь узорами из осколков серебра и рубинов.
— Откуда ты знаешь? — спросил Джоэл чуть погодя.
Гейл пожала плечами.
— Я нашла вещи с погибшего корабля. Их вынесло на берег.
— Можно посмотреть? — спросил Бен.
Он пытался вскарабкаться на валун, но у него не получалось. Бен добирался до середины и съезжал вниз.
Гейл повернулась к нему и вытащила из кармана зеленую стекляшку.
— Вот изумруд, — сказала она и достала ковбоя. — А вот оловянный ковбой. Мальчик, кому он принадлежал, возможно, утонул.
— Это мой ковбой, — сказал Бен. — Он вчера потерялся.
— Нет, не твой. Просто похож, но не твой.
Джоэл взглянул на игрушку.
— Это его ковбой, да. Он вечно теряет их на пляже. Из набора почти ничего не осталось.
Гейл пришлось признать, что так оно и есть. Она бросила ковбоя Бену, который поймал его на лету и сразу же потерял интерес к затонувшей шхуне.
Повернувшись спиной к валуну, он сел на песок и отправил ковбоя сражаться с летящими камушками. Камушки летели градом и сбивали его с ног. Гейл подумала, что силы явно неравны.
— А еще что-нибудь есть? — спросил Джоэл.
— Вот только ложка, — сказала Гейл. — Наверное, серебряная.
Джоэл внимательно рассмотрел ложку и вновь повернулся к озеру.
— Дай-ка мне телескоп, — сказал он. — Если в воде кто-то есть, с берега мы их увидим не хуже, чем со спасательной лодки.
— Я тоже так подумала. — Гейл отдала ему калейдоскоп.
Сосредоточенно хмурясь, Джоэл принялся высматривать уцелевших сквозь мутную пелену.
Наконец он опустил калейдоскоп и открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел. В тумане снова разнесся горестный рев. Вода на озере пошла рябью. В этот раз рев звучал очень долго, пока скорбно не смолк вдали.
— Интересно, что это? — спросила Гейл.
— Они стреляют из пушек, чтобы тела утонувших всплыли на поверхность, — сказал Джоэл.
— Это не пушка.
— Но все равно громко.
Он снова поднес к глазу калейдоскоп. Потом опустил его и указал на деревянную дощечку, подплывшую к берегу.
— Смотри. Это обломок погибшего корабля.
— Может, на ней будет название.
Джоэл уселся и закатал джинсы выше колен. Потом соскользнул с валуна в воду.
— Сейчас достану — посмотрим.
— Я помогу, — сказала Гейл, хотя Джоэл в помощи не нуждался.
Она сняла свои черные туфельки, засунула в них носки и тоже соскользнула в воду с холодного, шершавого камня.
Через два шага вода стала выше колена, и Гейл не пошла дальше, чтобы не замочить платье. Все равно Джоэл уже выловил доску. Он стоял по пояс в воде и разглядывал добычу.
— Что там написано? — спросила Гейл.
— Как ты и говорила. «Мария Целеста».
Он поднял доску над головой, чтобы Гейл тоже смогла посмотреть. На доске не было никаких надписей.
Гейл закусила губу и уставилась в туман над озером.
— Если их кто-то может спасти, то только мы. Давай разведем костер на берегу, чтобы они видели, куда плыть. Как тебе такая идея?
Джоэл ничего не ответил.
— Я спросила, как тебе моя идея? — повторила Гейл, но потом увидела его лицо и поняла, что он не ответит. Потому что он даже не слышал ее вопроса. — Что с тобой?
Она обернулась через плечо, чтобы взглянуть, на что он так смотрит, широко распахнув глаза, с застывшим лицом.
Валун, на котором они стояли, оказался никаким не валуном. Это было мертвое животное. Длинное, почти как две байдарки, поставленные друг за другом. Его хвост заходил в воду и покачивался на поверхности — толстый, как пожарный шланг. Голова на длинной шее, лежавшая на галечном пляже, формой напоминала лопату. Туловище было массивным, как у бегемота. Это не туман пах гнилой рыбой. Это пахло оно. Теперь, глядя на это странное существо, Гейл удивлялась, как можно было принять его за валун, да еще и вскарабкаться на него.
У нее по спине побежали мурашки, словно за ворот платья заползла целая куча муравьев. В волосах тоже было щекотно. Теперь она разглядела огромную рваную рану на горле животного, в том месте, где шея смыкалась с туловищем. Его внутренности были красными и белыми, как внутренности любой рыбы. Для такой большой раны крови вытекло совсем немного.
Джоэл схватил ее за руку. Они стояли в воде, доходящей до бедер, и смотрели на динозавра — теперь тоже мертвого, как все динозавры, когда-то жившие на Земли.
— Это чудовище, — сказал Джоэл, хотя мог бы и не говорить. Это было понятно и так.
Они, разумеется, слышали о чудовище, обитавшем в озеро. В параде в честь Четвертого июля всегда участвовала платформа с плезиозавром — созданием из папье-маше, поднимавшимся из бумажной воды. В июне в местной газете напечатали статью об озерном чудовище, и Хизер принялась было зачитывать ее вслух за столом, но папа сразу ее оборвал.
— Ничего в озере нет. Это все для туристов, — сказал он тогда.
— Тут написано, что его видели человек десять. Написано, что на него натолкнулся паром.
— Эти люди видели бревно и придумали себе, невесть что. В этом озере нет ничего, кроме самой обычной рыбы, как в любом другом озере в Америке.
— Это мог быть динозавр, — настойчиво проговорила Хизер.
— Нет, не мог. Знаешь, сколько их здесь должно быть, чтобы они размножались? Их бы тут видели постоянно. И хватит об этом. Ты пугаешь сестер. Я купил этот коттедж не для того, чтобы вы целыми днями сидели в четырех стенах и ругались друг с другом. Если вы побоитесь ходить на озеро из-за какой-то дурацкой американской Несси, я сам вас утоплю.
Теперь Джоэл сказал:
— Не кричи.
Гейл и не думала кричать, но все равно кивнула, чтобы показать, что она слушает.
— Не хочу пугать Бена, — сказал ей Джоэл, понизив голос.
Голос его дрожал, и сам он тоже дрожал так сильно, что у него тряслись ноги. Но, опять же, вода была очень холодной.
— Как ты думаешь, что с ним случилось? — спросила Гейл.
— В газете как-то была статья, что на него натолкнулся паром. Помнишь эту статью? Пару месяцев назад?
— Да. Но ведь тогда его должно было вынести на берег уже давно?
— Наверное, паром не его убил. Но, возможно, убило другое судно. Может, его зажевало в чей-то пропеллер. Он явно не понимал, что от лодок надо держаться подальше. Как черепахи, которые переползают через шоссе, когда отправляются отложить яйца.
Держась за руки, они подошли ближе к неподвижной туше.
— Оно воняет. — Гейл подняла воротник платья, закрывая нос и рот.
Джоэл повернулся к ней. Его глаза горели лихорадочным огнем.
— Гейл Лондон, теперь мы прославимся. О нас напишут в газете. На первой странице, даже не сомневаюсь. С фотографией, как мы на нем сидим.
Она задрожала от радостного волнения и еще крепче стиснула его руку.
— Думаешь, нам разрешат дать ему имя?
— Я уже придумал имя. Все будут звать его Чемпион.
— Но, может, в честь нас назовут его вид. Гейлазавр.
— Это только в честь тебя.
— Его могут назвать диногейлджоэлазавром. Как думаешь, у нас возьмут интервью? Про наше открытие?
— Возьмут. И не раз. Слушай, пойдем из воды, а то холодно.
Они выбрались из воды, обойдя чудовище справа. Гейл пришлось зайти на глубину по пояс, чтобы обогнуть хвост, качавшийся на поверхности. Оглянувшись, она увидела, что Джоэл стоит с той стороны хвоста и внимательно его разглядывает.
— Что там? — спросила она.
Джоэл протянул руку, легонько дотронулся до хвоста и тут же отдернул руку.
— Какое оно на ощупь? — спросила Гейл.
Хотя она уже поднималась на спину чудовища, когда еще думала, что это валун, и стояла прямо на нем, у нее было чувство, что она еще не прикасалась к нему.
— Холодное, — коротко ответил Джоэл.
Гейл приложила ладонь к боку чудовища. Его кожа была шершавой, как наждачная бумага, и холодной, словно только что из морозилки.
— Бедняга, — сказала она.
— Интересно, сколько ему лет? — спросил Джоэл.
— Миллионы лет. Оно жило здесь в одиночестве, в этом озере, миллионы лет.
— И все было прекрасно, — подхватил Джоэл, — пока люди не запустили в озеро свои дурацкие моторные лодки. Откуда ему было знать о моторных лодках?
— Думаю, ему хорошо жилось.
— Миллионы лет в одиночестве? Это, по-твоему, хорошо?
— У него было полное озеро рыбы и много места, где плавать, и ему нечего было бояться. Оно видело, как зарождалась великая нация, — сказала Гейл. — Оно плавало на спине в лунном свете.
Джоэл с удивлением взглянул на нее.
— Ты самая умная девчонка на этом берегу озера. Ты говоришь так, словно читаешь по книжке.
— Вообще-то я самая умная девчонка на обоих берегах озера.
Джоэл отодвинул хвост в сторону, прошел вперед, и они с Гейл выбрались на берег. Вода стекала с них в три ручья. Бен сидел там же, где раньше, и играл со своим ковбоем.
— Я сам ему скажу. — Джоэл подошел к брату, присел рядом с ним на корточки и взъерошил ему волосы. — Видишь большой камень у тебя за спиной?
— Угу, — буркнул Бен, не отрывая взгляд от своего ковбоя.
— Это не камень, а динозавр. Но ты не бойся. Он мертвый. Он никому ничего не сделает.
— Угу, — сказал Бен. Он закопал ковбоя по пояс в песок, а потом закричал тоненьким, писклявым голосом: — Помогите! Я тону в зыбучих песках!
— Бен, — сказал Джоэл. — Я не шучу. Это настоящий динозавр.
Бен оглянулся через плечо безо всякого интереса.
— Ладно. — Он пошевелил фигурку в песке и опять закричал тоненьким голосом: — Кто-нибудь, помогите! Киньте веревку, а то меня похоронит заживо!
Джоэл скривился и поднялся на ноги.
— Вот же балбес. У него за спиной — открытие века, а он ничего знать не хочет, играет со своим дурацким ковбоем.
Потом он снова присел на корточки и сказал:
— Бен, он стоит кучу денег. Теперь мы все разбогатеем. Мы с тобой и Гейл.
Бен сгорбился и недовольно нахмурился. Он предчувствовал, что ему не дадут поиграть с ковбоем. Джоэл заставит его думать о динозавре, хочет он этого или нет.
— Да мне все равно. Можешь забрать мою долю себе.
— Я не стану ловить тебя на слове, — сказал Джоэл. — Я нежадный.
— Самое главное, — сказала Гейл, — это научный прогресс. Мы только об этом и беспокоимся.
— Только об этом и беспокоимся, да, — подтвердил Джоэл.
Бен все же придумал, что может спасти его и положить конец разговору. Он издал громкий рев, изображая звук взрыва.
— Динамит взорвался! Я горю! Я горю! — Он упал на спину и принялся кататься по песку. — Потушите меня! Потушите!
Но никто не бросился его тушить. Джоэл поднялся на ноги.
— Сходи за кем-нибудь из взрослых и скажи им, что мы нашли динозавра. А мы с Гейл останемся здесь, будем его караулить.
Бен резко замер, раззявил рот и закатил глаза.
— Я не могу. Я сгорел до смерти.
— Ты придурок, — рявкнул Джоэл, которому надоело говорить как взрослый.
Он взметнул песок ногой и засыпал Бену живот.
Бен поморщился, его лицо потемнело.
— Сам ты придурок. Ненавижу динозавров.
Джоэл, похоже, собрался засыпать песком лицо Бена, но тут вмешалась Гейл. Ей не хотелось смотреть, как Джоэл теряет достоинство, и ей так понравился его рассудительный, взрослый голос — и то, как он, не задумываясь, предложил брату поделиться с ним наградой за находку. Гейл опустилась на колени рядом с Беном и положила руку ему на плечо.
— Бен? А хочешь новый набор ковбоев? Джоэл говорил, ты почти всех потерял.
Бен сел и принялся стряхивать с себя песок.
— Я сейчас коплю на новых. Уже накопил десять центов.
— Если ты приведешь сюда вашего папу, я куплю тебе новый набор. Мы с Джоэлом вместе купим.
— Набор стоит доллар, — сказал Бен. — У тебя есть доллар?
— Будет, когда нам дадут награду.
— А вдруг не дадут?
— Если вдруг не дадут, я накоплю доллар и куплю тебе набор оловянных ковбоев. Честное слово.
— Обещаешь?
— Я же сказала, что да. И Джоэл тоже накопит. Да, Джоэл?
— Не буду я ничего делать для этого недоумка.
— Джоэл.
— Ну хорошо. Ладно.
Бен вытащил из песка своего ковбоя и вскочил на ноги.
— Сейчас приведу папу.
— Погоди, — сказал Джоэл.
Он прикоснулся к фингалу под глазом и уронил руку.
— Мать с отцом сейчас спят. Отец сказал не будить его до половины девятого. Поэтому мы и пошли на озеро. Они вчера поздно пришли, были на вечеринке у Миллера.
— Мои родители тоже, — сказала Гейл. — У мамы зверски болит голова.
— Но твоя мама хотя бы проснулась, — сказал Джоэл. — Приведи миссис Лондон, Бен.
— Хорошо, — сказал Бен и поплелся прочь.
— Бегом, — крикнул Джоэл.
— Хорошо, — отозвался Бен, но не ускорил шаг.
Джоэл и Гейл смотрели ему вслед, пока он не скрылся в клубящемся тумане.
— Отец сказал бы, что это он его нашел, — проговорил Джоэл, и Гейл покоробил его грубый тон. — Если бы мы сначала показали его отцу, наши с тобой фотографии никогда не напечатали бы в газете.
— Если он спит, то не надо его будить, — сказала Гейл.
— Я так и подумал, — пробубнил Джоэл, склонив голову.
Он проявил больше чувств, чем собирался, и теперь ему было неловко.
Гейл взяла его за руку, в порыве даже непонятно чего. Просто ей показалось, что так будет правильно.
Он смотрел на их сплетенные пальцы и озадаченно хмурился, словно Гейл задала ему вопрос, ответ на который он вроде как должен знать, но не знает. Потом он поднял глаза и посмотрел на нее.
— Я рад, что мы нашли его вместе. Теперь мы, наверное, всю жизнь будем давать интервью. Даже когда нам будет под девяносто, нас все равно будут расспрашивать, как мы нашли чудовище. И я уверен, что даже тогда мы с тобой будем друзьями, по-прежнему.
— И первое, что мы скажем, — ответила Гейл, — что никакое это не чудовище, а просто несчастное животное, которое сбило моторной лодкой. Оно же вообще никого никогда не съело.
— Мы не знаем, что оно ест. В этом озере утонуло немало народу. Может быть, кто-то из них вовсе не утонул. Может быть, он утащил их под воду.
— Мы даже не знаем, он это или она.
Они расцепили руки и повернулись к мертвому существу, распростертому на буром, твердом пляже. С этого места динозавр опять стал похож на валун, к которому прицепилась рыбацкая сеть. Его кожа не блестела, как китовый жир, а была темной и тусклой — кусок гранита, покрытый лишайником.
Гейл вдруг пришла в голову одна мысль, и она повернулась к Джоэлу:
— Наверное, нам надо как-то приготовиться к интервью?
— В смысле причесаться и все такое? Тебе не надо причесываться. У тебя очень красивые волосы.
Он вдруг помрачнел и отвел взгляд.
— Нет, — сказала Гейл. — Я имею в виду, мы же не знаем, что говорить. Мы ничего про него не знаем. Даже какой он длины.
— Можно посчитать его зубы.
Гейл поежилась. По спине вновь побежали щекочущие мурашки.
— Я бы не стала совать руку ему в пасть.
— Он же мертвый. Мне вот не страшно. Ученые обязательно посчитают, сколько у него зубов. Первым делом, наверное, посчитают.
Джоэл умолк на секунду, а потом его глаза широко распахнулись.
— Зуб, — сказал он.
— Зуб, — повторила она, проникаясь его волнением.
— Один — тебе, один — мне. Пусть у каждого из нас будет зуб, на память.
— Мне не нужен зуб, чтобы его помнить, — сказала Гейл. — Я и так не забуду. Но мысль хорошая. Сделаю из моего ожерелье.
— Я тоже. Но только мальчишеское. Не красивенькое, как у девчонок.
Длинная толстая шея мертвого динозавра лежала, вытянувшись на песке. Если бы Гейл подошла с этой стороны, она бы сразу увидела, что это не камень. Голова формой напоминала лопату.
Видимый с этого бока глаз был затянут какой-то мембраной цвета очень холодного, очень свежего молока. Узкая пасть, походившая на нос осетра, застыла открытой, так что были видны мелкие заостренные зубы. Много зубов — в два ряда.
— Смотри какие. — Джоэл улыбался, но его голос слегка дрожал. — Такие в руку вопьются — отрежут напрочь.
— Да, представь, сколько рыбин он перекусил пополам. Наверное, чтобы не умереть с голоду, ему надо было съедать по двадцать рыбин в день.
— Я не взял свой перочинный нож, — сказал Джоэл. — Есть у тебя что-нибудь, чем можно выковырять зубы?
Гейл дала ему серебряную ложку, которую нашла на пляже. Джоэл зашел в воду по щиколотку, присел на корточки у головы динозавра и засунул ложку ему в пасть.
Гейл ждала. У нее в животе как-то странно бурлило.
Джоэл вынул ложку из пасти, но так и сидел на корточках, глядя на голову динозавра. Потом положил руку ему на шею. Джоэл не произнес ни слова. Подернутый белый пленкой глаз смотрел в никуда.
— Не хочу, — наконец сказал Джоэл.
— Ну и ладно, — отозвалась Гейл.
— Мне казалось, что будет просто. Но мне кажется, это как-то неправильно.
— Ну и ладно, — повторила Гейл. — Мне не то чтобы очень его хотелось. В смысле зуб.
— У него нёбо… — произнес Джоэл.
— Что?
— У него нёбо точно такое же, как у меня. В ребрышках, как у меня. Или как у тебя.
Джоэл поднялся на ноги, но остался на месте. Взглянул на ложку у себя в руке и нахмурился, словно не понимая, что это такое. Потом убрал ложку в карман.
— Может быть, нам дадут зуб, — сказал он. — Как часть награды. Так будет лучше, чем если бы сами стали его выковыривать.
— Не так грустно.
— Да.
Он вышел на берег и встал рядом с Гейл.
Какое-то время они молча смотрели на динозавра, а потом Джоэл повернулся в ту сторону, куда ушел Бен.
— Ну, где там Бен?
— Можно пока попробовать его измерить.
— Тогда надо сбегать за сантиметром, а пока мы будем бегать, его может найти кто-то другой. И мы потом не докажем, что нашли его первыми.
— Мой рост ровно четыре фута. Папа меня измерял в июле, в дверном проеме. Можно померять, какой он длины в Гейл.
— Давай.
Гейл легла на песок, вытянувшись в струнку и прижав руки к бокам. Джоэл нашел палочку и провел черточку на песке, отмечая макушку Гейл.
Гейл поднялась, отряхнула песок и снова легла, вытянувшись в полный рост, так, чтобы пятки касались черты. На третий раз Джоэлу пришлось зайти в воду, чтобы вытащить хвост динозавра на берег.
— Чуть больше четырех Гейл, — объявил он.
— Шестнадцать футов.
— Большая часть — это хвост.
— Да, хвост немаленький. Ну где же Бен?
Они услышали звонкие голоса, доносившиеся из сырого тумана. Потом из белесой дымки проступили маленькие фигуры, направлявшиеся в их сторону. Мириам и Минди неслись припрыжку, а следом за ними, явно не торопясь, плелся Бен. Он держал в руке тост с клубничным вареньем и ел на ходу. Его губы и подбородок были испачканы красным. Бен вечно ел, как поросенок, умудряясь изгваздаться по самые уши.
Минди держала Мириам за руку, а та как-то странно подпрыгивала, словно пытаясь вырваться, но понарошку.
— Выше! — кричала Минди командным голосом. — Выше!
— Это что? — спросил Джоэл.
— Это мой домашний питомец, воздушный шарик. Я назвала его Мириам, — объяснила Минди. — Лети, Мириам!
Мириам подпрыгнула так высоко, что, когда приземлилась, у нее подогнулись ноги, и она плюхнулась задницей прямо на гальку. Она не выпустила руку Минди и, когда падала, увлекла сестру за собой. Они обе растянулись на влажных камнях, хохоча от души.
Джоэл строго взглянул на Бена:
— Где миссис Лондон?
Бен откусил кусок тоста и принялся жевать. Он жевал очень долго. И наконец проглотил.
— Она сказала, что придет посмотреть на динозавра попозже. А то сейчас холодно.
— Лети, Мириам! — закричала Минди.
Мириам со вздохом улеглась на спину.
— Все, я лопнул. Я сдулся.
Джоэл взглянул на Гейл, явно давая понять, как он взбешен.
— Здесь воняет, — сказала Минди.
— Веришь, нет? — спросил Джоэл. — Она не придет.
Бен сказал:
— Она просила передать, чтобы Гейл шла домой, если хочет успеть на завтрак. А можно вы прямо сегодня купите мне ковбоев?
— Ты не сделал, что тебя просили, так что ты ничего не получишь, — отрезал Джоэл.
— Вы не просили меня привести взрослых. Вы просили сказать кому-то из взрослых, — заявил Бен таким тоном, что даже Гейл захотелось его стукнуть. — Вы обещали купить мне ковбоев.
Джоэл подошел к брату, схватил его за плечо и развернул спиной к себе.
— Приведи кого-то из взрослых, или я тебя утоплю.
— Вы обещали купить мне ковбоев.
— Да. Я прослежу, чтобы их похоронили вместе с тобой.
Он отвесил Бену пинка по заднице. Бен возмущенно вскрикнул, чуть не упал и обернулся к брату с обиженным видом.
— Приведи кого-то из взрослых, — повторил Джоэл. — Иначе я за себя не отвечаю.
Бен поспешно зашагал прочь на прямых негнущихся ногах.
— Поняла, в чем проблема? — спросил Джоэл.
— Да.
— Ему никто не поверит. Вот ты бы поверила, если бы он подошел к тебе и сказал, что мы стережем динозавра?
Минди и Мириам о чем-то шептались. Гейл уже подумывала о том, чтобы самой сбегать домой и привести маму, но тут ее внимание привлек шепот сестер. Уж слишком он был секретным. Она обернулась к ним и увидела, что они сидят на песке рядом с туловищем динозавра.
Минди держала в руке кусок мела и чертила решетку для крестиков-ноликов прямо на боку мертвого существа.
— Что ты делаешь?! — Гейл отобрала у сестры мел. — Поимей уважение к мертвым.
— Отдай мой мел, — насупилась Минди.
— На нем нельзя рисовать. Это динозавр.
— Отдай мел, или я нажалуюсь маме, — сказала Минди.
— Они тоже не верят, — сказал Джоэл. — Хотя сидят рядом с ним. Будь он жив, он бы уже их сожрал.
— Отдай ей мел, — сказала Мириам. — Ей его папа купил. Он всем нам чего-то купил на пенни. Ты захотела жвачку. А могла бы попросить мел. Так что отдай. Это ее мел.
— Только не рисуйте на динозавре.
— Если я захочу, то могу рисовать на динозавре, — сказала Минди. — Он же ничейный, а значит, всехний.
— Нет. Он наш, — сказал Джоэл. — Мы первые его нашли.
— Рисуйте на чем-то другом, иначе ты не получишь свой мел, — заявила Гейл.
— Я нажалуюсь маме. Если ей придется идти сюда, чтобы заставить тебя отдать мел, она тебе всыплет так, что потом сесть не сможешь, — сказала Минди.
Гейл уже протянула руку, чтобы отдать мел, но Джоэл схватил ее за запястье.
— Мы его не отдадим, — сказал он.
— Я нажалуюсь маме. — Минди поднялась на ноги.
— Я тоже, — поддакнула Мириам. — Мама придет и задаст тебе трепку.
Они умчались в туман, яростно обсуждая это возмутительное происшествие.
— Ты самый умный мальчишка на этом берегу озера, — сказала Гейл.
— На обоих берегах озера, — поправил Джоэл.
Туман творил странные вещи. Из-за причудливой игры света и тени Минди и Мириам раздвинулись, как телескопы, и девочки сами стали похожи на тени внутри еще больших теней внутри совсем уже огромных теней. Они как будто прорезали два длинных тоннеля в тумане — два тоннеля в форме девочек. Они уходили все дальше и дальше, их тени множились, вложенные друг в друга, словно темные безликие матрешки. А потом мутно-белый, пахнущий рыбой туман сомкнулся у них за спиной, и они пропали из виду.
Лишь после этого Гейл и Джоэл повернулись обратно к динозавру. На нем сидела чайка, глядевшая на детей черными, жадными глазами-бусинками.
— Уйди, — крикнул Джоэл и хлопнул в ладоши.
Чайка слетела на песок и недовольно заковыляла прочь.
— На солнце он быстро протухнет, — сказал Джоэл.
— Когда его сфотографируют, его, наверное, сразу же поместят в холодильник.
— И нас тоже сфотографируют, вместе с ним.
— Да. — Гейл хотелось опять взять его за руку, но она постеснялась. — Думаешь, его заберут в город? — спросила она, имея в виду Нью-Йорк. Единственный большой город, где ей доводилось бывать.
— Смотря кто его у нас купит.
Гейл хотела спросить Джоэла, разрешит ли ему отец оставить деньги себе, но побоялась, что этот вопрос будет ему неприятен, и спросила совсем о другом:
— Как ты думаешь, сколько нам за него заплатят?
— Этим летом, когда на него налетел паром, Финеас Тейлор Барнум объявил, что заплатит за него пятьдесят тысяч долларов.
— Я бы хотела продать его в Музей естественной истории в Нью-Йорке.
— В музеи, насколько я знаю, отдают все бесплатно. Лучше договоримся с Барнумом. И он наверняка даст нам такую бумагу, чтобы нас бесплатно пускали в цирк. До конца жизни.
Гейл промолчала. Ей не хотелось говорить ничего, что могло бы расстроить Джоэла.
Он искоса взглянул на нее.
— Ты считаешь, что это неправильно?
— Мы сделаем так, как ты скажешь.
— На свою половину денег от Барнума каждый из нас сможет купить себе дом. Можно будет наполнить ванну стодолларовыми банкнотами и в них купаться.
Гейл опять промолчала.
— В любом случае половина твоя. Сколько бы мы за него ни выручили!
Она посмотрела на динозавра.
— Ты правда думаешь, что ему миллион лет? Представляешь, и все это время он жил тут, в озере. Плавал при полной луне… Интересно, скучал ли по другим динозаврам? Задумывался ли, что стало с остальными?
Джоэл долго смотрел на динозавра, а потом сказал:
— Мама водила меня в Музей естественной истории. Там у них маленький замок и сотня рыцарей, за стеклом.
— Диорама.
— Да. Это было классно. Как будто там целый мир, только маленький. Может, они дадут нам бумагу, чтобы бесплатно ходить в музей.
У Гейл сразу же полегчало на сердце. Она сказала:
— И ученые смогут его изучать в любое время, когда захотят.
— Да. А Барнум, наверное, заставлял бы ученых каждый раз покупать билеты. И выставлял бы нашего динозавра рядом с двухголовым козлом и бородатой женщиной, и он уже не был бы особенным. Ты замечала? В цирке все такое особенное, что уже ничего не особенное? Если бы я умел ходить по канату, пусть даже чуть-чуть, ты бы считала меня самым потрясным из всех мальчишек. Даже если бы канат был натянут всего в двух футах над землей. Но если бы я ходил по канату в цирке всего в двух футах над землей, зрители бы стали кричать, чтобы им вернули деньги.
Гейл в жизни не слышала, чтобы Джоэл говорил так много и сразу. Ей хотелось сказать, что он и так самый потрясный из всех мальчишек, кого она знала. Но она решила, что это его смутит.
Он потянулся к ее руке, и ее сердце забилось быстрее, но он всего лишь хотел взять мел.
Он забрал у нее мел и стал писать на боку динозавра, твердом, как черепаший панцирь. Гейл открыла было рот, чтобы сказать, что так делать нельзя, но потом увидела, что он пишет ее имя. А под ее именем он написал свое.
— На всякий случай. Если кто-то вдруг попытается заявить, что это он его нашел, — пояснил Джоэл. — Сюда надо бы приколотить табличку с твоим именем. Теперь наши имена навсегда будут вместе. Я рад, что нашел его с тобой. Я не хотел бы найти его ни с кем еще.
— Надо говорить «с кем-то еще».
Он поцеловал ее. Просто в щеку.
— Да, дорогая, — сказал он, словно ему было сорок, а не десять, и отдал ей мел.
Он глядел куда-то мимо нее, в туман над пляжем. Гейл обернулась, чтобы посмотреть, что он там разглядывает.
Она увидела тени в виде кукол-матрешек. Тени двигались к ним сквозь туман, сдвигаясь друг с другом, словно кто-то складывал телескоп. Высокая тень-мама и две низкие тени-дочки, Мириам и Минди, по бокам. Гейл хотела окликнуть маму, но тут центральная высокая тень выступила из тумана и превратилась в Хизер. За ней по пятам шагал Бен Кваррел с очень самодовольным видом.
Хизер держала под мышкой альбом для рисования. Ее светлые локоны падали на лицо. Она резко подула, чтобы убрать их с глаз, как она делала только тогда, когда была вне себя от злости.
— Тебя мама зовет. Говорит, чтобы ты шла немедленно.
— Она что, не придет? — спросила Гейл.
— У нее омлет в духовке.
— Иди и скажи ей…
— Иди сама и скажи. Но сначала отдай Минди мел.
Минди протянула рукой ладошкой вверх.
Мириам запела:
— Гейл, Гейл, Гейл, всеми командует. Гейл, Гейл, Гейл, такая дура.
Мелодия была такой же дурацкой, как и слова.
Гейл принялась объяснять Хизер:
— Мы нашли динозавра. Сходи приведи сюда маму. Мы отдадим его в музей, и о нас напишут в газете. Мы с Джоэлом будем на фотографии вместе.
Хизер схватила Гейл за ухо и крутанула. Гейл закричала. Минди подскочила к ней и выхватила мел у нее из рук. Мириам завизжала писклявым голосом, передразнивая Гейл.
Хизер отпустила ее ухо, но тут же схватила за руку и больно ущипнула. Гейл опять закричала и попыталась вырваться. Она взмахнула рукой и случайно выбила у Хизер альбом. Он упал на песок. Но Хизер даже не обратила на это внимания — она жаждала крови. Она потащила Гейл за собой, в туман.
— Я рисовала моего лучшего пони, — сказала Хизер. — Я очень старалась. А мама даже не посмотрела, потому что Минди, Мириам и Бен все приставали к ней с вашим глупым динозавром. Она на меня наорала, чтобы я тебя привела. Наорала, хотя я вообще ничего не сделала. Я просто хотела порисовать, а она мне сказала, что, если я за тобой не пойду, она отберет мои цветные карандаши. Мои цветные карандаши! Которые мне подарили! На день рождения!
Она вновь принялась щипать Гейл за руку, пока у той не навернулись слезы.
Бен Кваррел бежал следом за ними.
— И купи мне ковбоев. Ты обещала, — кричал он Гейл.
— Мама сказала, что омлета ты не получишь, — сказала Мириам. — Потому что от тебя все утро одно беспокойство.
— Гейл? А можно я тогда съем твою порцию омлета, которую тебе не дадут? — спросила Минди.
Гейл оглянулась через плечо. Джоэл уже был как призрак — на расстоянии в двадцать футов в тумане. Он забрался на спину мертвого динозавра и уселся там.
— Я буду здесь, Гейл! — крикнул он. — Не волнуйся! На нем написано твое имя! Твое и мое, вместе! Все узнают, что его нашли мы! Возвращайся скорее! Я буду ждать!
— Хорошо. — Ее голос дрожал от избытка чувств. — Я скоро вернусь, Джоэл.
— Никуда ты не вернешься, — сказала Хизер.
Гейл шла, спотыкаясь на каждом шагу и все время оглядываясь на Джоэла. Очень скоро он сам и тело животного, на котором он сидел, превратились в едва различимые силуэты во влажных клубах тумана — белого, как невестина фата. Гейл отвернулась только тогда, когда Джоэл уже окончательно пропал из виду. В горле стоял комок. Глаза щипало от слез.
Дорога до дома оказалась гораздо длиннее, чем запомнилось Гейл. Они впятером — четверо маленьких детишек и одна двенадцатилетняя дылда — брели по узкой извилистой линии пляжа у серебристых вод озера Шамплейн. Гейл смотрела под ноги, смотрела на воду, тихо плескавшуюся у галечного берега.
Они прошли вдоль набережной до причала, где стояла папина моторная лодка. Там Хизер наконец отпустила руку Гейл, и они все впятером поднялись на дощатый настил.
Гейл не пыталась сбежать и вернуться к Джоэлу. Ей было важно привести туда маму, и она рассудила, что, если плакать навзрыд и долго, мама, может быть, и согласится пойти.
Они уже подходили к дому, когда с озера снова донесся рев, похожий на звук противотуманного горна. Только это был вовсе не горн, и он звучал близко, где-то совсем рядом с берегом, в тумане, чуть-чуть за пределом видимости. Протяжный, горестный рев, что-то похожее на раскатистое мычание, достаточно громкое, чтобы всколыхнуть белесую взвесь тумана в воздухе. У Гейл по спине вновь побежали мурашки, словно тысячи крошечных муравьев. Оглянувшись на причал, она увидела, как папина лодка качается на воде и бьется бортом о доски.
— Что это было? — крикнула Хизер.
Минди и Мириам обнялись и испуганно уставились в сторону озера. Бен Кваррел стоял с широко распахнутыми глазами и напряженно прислушивался, склонив голову набок.
Гейл услышала, как там, на пляже, Джоэл что-то крикнул. Ей показалось — но она не была уверена до конца, — что он кричал: «Гейл! Иди посмотри!» Но потом, по прошествии лет, ей иногда приходила в голову ужасная мысль, что он кричал: «Господи! Помогите!»
Туман искажал звуки так же, как искажал свет.
Так что, когда раздался мощный всплеск, было трудно судить о размерах того, что создало это плеск. Как будто в озеро с большой высоты грохнулась чугунная ванна. Или автомобиль. В любом случае всплеск был громким.
— Что это было? — опять закричала Хизер, схватившись за живот, словно он у нее болел.
Гейл сорвалась с места и побежала. Спрыгнула с набережной на пляж, не удержалась на ногах и упала на колени. Вот только пляжа не было. Волны бились о стену набережной, волны высотой в фут, какие бывают на море, но уж никак не на озере Шамплейн. Узкая полоска песка и гальки полностью скрылась под водой. Гейл вспомнила, как, когда они шли обратно, вода ласково набегала на берег, и им с Хизер хватало места идти бок о бок и не промочить ноги.
Она мчалась сквозь холодный, взбитый ветром туман и выкрикивала имя Джоэла. Она бежала изо всех сил, но все равно чувствовала, что не успевает. Она едва не пропустила то место, где раньше был динозавр. Сейчас он исчез, а в таком плотном тумане, почти по колено в воде, было сложно отличить один участок пляжа от другого.
Но Гейл заметила альбом Хизер, качавшийся на волнах. Он весь промок и распух. Рядом с ним Гейл углядела одну теннисную туфлю Джоэла, полную холодной зеленоватой воды. Гейл не задумываясь наклонилась, схватила туфлю — Джоэл же будет ее искать, — вылила из нее воду и прижала к груди.
Она стояла, вглядываясь в туман над волнующейся, потревоженной водой. В боку кололо. Она никак не могла отдышаться. Когда волны отхлынули, она увидела глубокую борозду на гальке — там, где тело мертвого динозавра утащили в воду, домой. Словно кто-то проехал на тракторе и зарулил прямо в озеро.
— Джоэл!
Она кричала воде. Потом обернулась и стала кричать в сторону набережной, в деревья, в сторону дома Джоэла.
— Джоэл!
Она кружилась на месте, выкрикивая его имя. Она не хотела смотреть на озеро, но все равно повернулась к нему. Горло болело от криков, на глаза вновь навернулись слезы.
— Гейл! — позвала Хизер звенящим от страха голосом. — Иди домой, Гейл! Сейчас же!
— Гейл! — звала ее мама.
— Джоэл! — опять закричала Гейл и подумала, как это нелепо: все кого-то зовут.
Издалека, из тумана над озером, донесся горестный рев. Жалобный и печальный.
— Отдай его, — прошептала Гейл. — Отдай, пожалуйста.
Хизер бежала к ней сквозь туман. Но не по берегу, где тяжелые, холодные волны все еще бились о пляж, а поверху — по набережной. А потом рядом с Хизер оказалась и мама, бледная и встревоженная.
— Солнышко, — сказала мама, глядя на Гейл сверху вниз. — Иди сюда к нам. Иди к маме.
Гейл ее слышала, но не стала подниматься на набережную. Что-то плеснуло в воде совсем рядом, а потом ткнулось ей в ногу. Это был альбом Хизер, раскрытый на одном из пони. Зеленый пони в радужную полоску и с красными копытами. Зеленый, как рождественская елка. Гейл не знала, почему Хизер вечно рисует лошадок, совсем не похожих на лошадей — лошадок, которых не может быть. Они были как динозавры, эти лошадки. Возможности, отметающие себя сразу, как только они возникают.
Гейл выловила из воды альбом и уставилась на зеленого пони, борясь с подступающей дурнотой. Ей и вправду казалось, что ее сейчас вырвет. Она выдрала из альбома лист с пони, смяла его и швырнула в воду. Потом — еще один лист и еще. Смятые бумажные шарики качались на воде вокруг ее ног. Никто не кричал ей, чтобы она прекратила, и Хизер не сказала ни слова, когда Гейл уронила альбом обратно в озеро.
Гейл напряженно вглядывалась в туман над водой. Ей хотелось еще раз услышать этот печальный, протяжный рев, и она его все же услышала, только на этот раз он был внутри, в самых глубинах ее существа — беззвучный плач обо всем, чему уже никогда не случиться.
То, что на тебя повлияло сильнее всего, ты не носишь, подобно рубашке, которую можно надеть и снять, когда вздумается. Ты носишь это как кожу. Для меня такой «кожей» стал Рэй Брэдбери. От двенадцати до двадцати двух лет я прочел все романы Брэдбери и сотни его рассказов, причем многие по два-три раза. Учителя приходят и уходят; друзья появляются и исчезают; но Брэдбери всегда был со мной, как Артур Конан Дойл, как моя спальня, как мои родители. Когда я думаю об октябре, о призраках или о масках, о верных псах, о детях и их пугающих детских играх, все мои мысли окрашены тем, что я узнал обо всем этом из книг Рэя Брэдбери. В одном из самых известных сборников Брэдбери «Человек в картинках» говорится о человеке с татуировками, в которых оживают бессчетные истории Рэя; о человеке, который всю жизнь несет на себе эти истории. Я состою с ним в родстве.