Тебе, моя единственная любовь

Глава 6 ТЕБЕ, МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ

Так закончилась история Наримасы и Саюри. Отправив Такаю в гостиницу, Наоэ остался разбираться с последствиями: заявил в полицию, дал показания — то, что обычно делают в подобных случаях, и это отняло у него без малого полдня. Разумеется, он не мог сказать полиции правду — пришлось обставить всё так, будто он обнаружил тело случайно. Но Наоэ был к этому привычен, так что его объяснения звучали достаточно убедительно.

В результате тело зарегистрировали как неопознанное, и на этом все дела с полицией для Наоэ завершились.

На месте происшествия тем временем продолжалась суета: зеваки заполнили потрёпанный ураганом Приречный проулок, и патрульные машины сновали туда-сюда до самого вечера. Но никому и в голову не пришло, что человек, умерший сегодня под деревом эноки есть никто иной, как Сасса Наримаса, главный персонаж легенды о Саюри, — как не узнают люди и о том, что конец этой истории был положен только сейчас. Просто, отныне никто не увидит больше у реки блуждающих огней.

Часы показывали начало пятого, когда Наоэ вернулся в отель. Такая должен был вернуться ещё раньше.

К слову о Такае…

С тех пор им так и не удалось ни разу нормально поговорить. Тогда Такая даже не нашелся, что сказать, просто стоял с ошеломлённым видом. Кажется, он так и не понял, что произошло, а если и понял — здравый смысл и общественная мораль сработали в качестве предохранителя, мешая признать очевидное, и всё кончилось бессознательным отрицанием. Что ж, ничего удивительного.

Боялся ли Наоэ его реакции? Конечно, боялся. Что, если Такая собрал вещи и вернулся в Мацумото один, пока его не было? Он справился об этом у портье, но Такая, похоже, был у себя в номере. Наоэ вздохнул с облегчением и тут же отправился наверх, но…

«Как мне теперь смотреть ему в глаза?»

Наоэ остановился у двери в комнату. Собрался постучать, но рука так и замерла в воздухе.

Что же всё-таки Такая думает о его поступке? Кажется, лицо у него тогда было испуганное… Это был минутный порыв, всё произошло очень быстро. «Почему я не смог сдержаться? Ерунда ведь, мелочь… Где был мой самоконтроль?» — спрашивал себя Наоэ с горечью.

Ладно, сделанного не воротишь. Собравшись с духом, он надел на лицо привычную бесстрастную маску и постучал в дверь.

Стук остался без ответа. Наоэ постучал ещё раз — по-прежнему тишина. Тем не менее было ясно, что Такая внутри. «Не хочет меня видеть?» — Наоэ опустил руку.

Такая стоял за дверью — Наоэ чувствовал его присутствие — но открывать не торопился. «Сам боится оказаться со мной лицом к лицу?»

«Ладно, можешь не открывать», — мысленно сказал ему Наоэ и принялся докладывать через дверь:

— Последствия происшествия я благополучно уладил. Тело Наримасы забрали в морг. Потом, наверное, проведут судебный осмотр… Проблемы могут возникнуть после установления личности, но, полагаю, можно спокойно оставить дело в руках полиции.

Такая молчал. Для Наоэ это молчание было как нож в сердце, но он, призвав на помощь всю свою рассудительность, бесстрастно продолжил:

— Я собирался рассчитаться, а потом отправиться на разведку в Ното… Каковы ваши планы?..

Но и на прямой вопрос Такая не ответил. Стоически выдержав это молчание, Наоэ сказал:

— Деньги на обратную дорогу я оставлю у портье. Извините, что заставил вас приехать.

Он уже собрался повернуться и уйти, когда раздался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь открылась. Наоэ напрягся. Такая стоял на пороге и смотрел на него снизу вверх.

— Убегаешь?

Наоэ вздрогнул — Такая словно прочел его мысли — но не смутился. Хватит…

— А вы-то сами… — холодно ответил он, — не боитесь держать рядом с собой такого человека?

Прищурившись, Такая внимательно наблюдал за его лицом, но Наоэ оставался невозмутимым. Такая словно хотел заглянуть ему в душу, изо всех сил пытаясь прочесть во взгляде то, о чём молчали слова, но Наоэ не собирался ему этого позволить. Он быстро отвел глаза и усмехнулся:

— Бесполезно. Вы не найдете там ответа, который был бы для вас удобен… — Наоэ помолчал. — Вы, кажется, что-то не правильно понимаете.

— Что?

— Вы пытаетесь объяснить себе мое поведение так, чтобы не спровоцировать конфликт. Вам кажется, что таким образом вы проявляете ко мне сочувствие, но вы заблуждаетесь.

Такая замер. Наоэ холодно улыбнулся.

— Вы хоть можете себе представить, чего я желаю? Сейчас, сию минуту? — в словах прозвучал вызов. Такая начинал злиться, в его глазах затеплился гнев. Наоэ захотелось увидеть, как эти искры гнева разрастутся в пламя ненависти.

— Да кто же ты такой, чёрт тебя возьми? — Такая требовал ответа, и голос его был полон враждебности. Наоэ даже почувствовал удовольствие от того, что может вот так скрещивать с ним взгляды. «Это битва гораздо более жестокая, нежели поединок тел», — подумалось ему. Наоэ ответил с усмешкой мазохиста:

— Ваш пёс. Бешеный пёс.

Под его пронзительным взглядом Такая содрогнулся. Вот она, та самая холодность, на которую был способен только он. Жестокость, полная ненависти к себе и желания причинить себе боль — Такая сейчас отчетливо это чувствовал. Он сжал кулаки, но руки всё равно дрожали. Такая не мог понять, почему. И чувствам, которые теснились в груди, он не мог подобрать названия. Что он должен понять? Как ему это понимать? В голове было пусто. Любовь пополам с ненавистью… Для него это было непостижимо.

Наоэ, похоже, и не думал уходить. Не находя слов, Такая просто стоял и сверлил его гневным взглядом — ничего другого ему не оставалось.

«Нет, так легко ты не отделаешься».

Наоэ посмотрел на Такаю с жалостью; отпускать его он больше не собирался.

Будущее не несло с собой ничего, кроме катастрофы. Раз за разом они повторяли одни и те же ошибки, и конец всегда был один: полный крах.

«Я буду снова предавать тебя своей любовью. А если убью эту любовь, то сам погибну. Уж лучше бы ты полностью поработил меня, обездвижил, чтобы я пал ниц и распростёрся пред тобой, признавая свое поражение, и тогда, с гордой улыбкой победителя, может быть, ты подарил бы мне смерть… Чтобы я мог отбросить остатки доброты, явив на свет свою истинную жестокую сущность, и унижение превратил бы в удовольствие. Тогда бы ты стал моим и только моим тираном…»

…Я должен положить этому конец.

Закрыв глаза, словно в молитве, Наоэ изо всех сил цеплялся за ускользающий рассудок.

«Я должен всё уничтожить. Сам. Сейчас, пока безумие ещё можно сдержать, иначе станет слишком поздно. Если я не хочу, чтобы это повторилось снова… Я должен всё разрушить, здесь и сейчас».

И тут случилось нечто, чего Наоэ никак не ожидал. Снова повернувшись к Такае, он увидел, как из глаз у того вдруг полились слезы. Такая смотрел на него в упор, и крупные слезы катились у него по щекам. Наоэ судорожно вздохнул.

— Кагэтора-сама…

Такая даже не пытался скрыть, что плачет. Закусив губу и сжав кулаки, он неотрывно смотрел на Наоэ, словно хотел что-то сказать ему одним этим отчаянным взглядом. Тогда всё, что оставалось в Наоэ доброго и человечного, начало рушиться. С небывалым, демоническим грохотом.

«Люблю тебя, до смерти. Так сильно, что трудно дышать. Ненавижу. Так сильно, что ненависть перерастает сама себя, превращаясь в чистой воды безумие… Люблю безумно».

Словно повинуясь чьему-то приказу, Наоэ медленно вытянул руку. Коснулся подбородка, приподнял голову, пальцем провел по губам. Такая хотел заслониться, но Наоэ тут же поймал его за запястья, резко притянул к себе и с силой накрыл его губы своими.

— …мм!..

Поцелуй был настойчивым и таким отчаянно открытым, что было в нём нечто печальное. И всё же, Такая вырывался изо всех сил.

— Пу… сти… — больше ему ничего сказать не удалось. Наоэ снова закрыл ему рот поцелуем, без труда преодолевая сопротивление. Предохранители слетали один за другим под нарастающим напором чувств. Такая крепко зажмурился, словно решив перетерпеть этот неостановимый поток обрушиваемых на него эмоций. Слёзы текли по щекам, не переставая.

Наконец, Наоэ оторвался. Такая стоял, сжавшись в комок, по-прежнему с закрытыми глазами и с выражением страдания на лице. Наоэ смотрел на него сверху вниз, и ему хотелось кричать от боли. Он снова воззвал к разуму и грубо задавил всё, о чем стонала душа. Пристально глядя в лицо любимому человеку, прошептал:

— Ложь… Всё, что я до этого чувствовал — всё ложь…

Словно самому себе вынося вердикт.

Раскрытыми от удивления глазами Такая смотрел, как по щеке Наоэ скатилась слеза. Никогда раньше он не видел, чтобы Наоэ плакал. Сердце болезненно сжалось. Почему? Отчего? Даже думать об этом уже не было сил.

Приговор был вынесен. Внутри всё разрывалось на части, но Наоэ утопил свою горечь в улыбке и, отстранившись, зашагал прочь. Оборачиваться было нельзя. Он должен был положить этому конец, похоронить неразделённые чувства на самом дне души. «Я даже не могу броситься с головой в омут разрушения… Значит, придётся жить с убитым сердцем».

Воцарилась тишина. Проводив взглядом скрывшегося за дверью Наоэ, Такая повернулся к окну. За окном шел дождь. Сжав кулаки, пытаясь выровнять дыхание, Такая смотрел, как потоки воды обрушиваются на город. Потом в бессилии закусил губу и задрожал.