Телевидение

Москва

Не открывая глаз, Загребельная нащупала телефонную трубку.

— Алло? — сонным голосом откликнулась она. — Что? Как это “не вышла”? Не может быть! Высылайте машину. Сейчас буду. А вы… Вот что: немедленно поезжайте за Маркарян. Должны успеть. Диктую адрес… Да, позвоните сначала, поднимите ее…

Галина Юрьевна наскоро ополоснулась под душем и принялась одеваться.

Черт бы ее побрал, эту Шишкину! Никогда она не нравилась Галине Юрьевне. Это все Крахмальников — “она хороший диктор, профессионал, звезда, лицо канала, такую другие с руками оторвут”. Вот и оторвали б, меньше мороки было бы.

Галина Юрьевна метнулась на кухню — хоть кофе выпить. Но на полдороге остановилась: а вдруг Шишкина в машине разбилась? Пусть обзвонят милицию, больницы и морги…

Так и не вспомнив, зачем шла на кухню, Галина Юрьевна махнула рукой и ринулась прочь из дома.

По большому счету, к авральным ситуациям ей было не привыкать. Потому что телевидение — это сплошной аврал. Более того, если не было никаких происшествий, заместительнице Гуровина становилось даже как-то не по себе.

Из машины Загребельная связалась со студией. До эфира оставалось двадцать минут. Шишкина так и не объявилась. К счастью, провести утренний блок согласилась Наташа Маркарян, которая сидела сейчас в декретном отпуске. Конечно, молодую мамашу можно было бы оставить в покое, вызвать на работу кого-то другого. Но у канала был принцип: стиль — это постоянство. Диктор, читающий утренние новости, не может “засветиться” в вечернем эфире и наоборот. А Наташа до декрета появлялась в студии исключительно по утрам, у нее был высокий рейтинг, и зрители будут довольны, увидев на экране свою любимицу.

Проезжая мимо останкинского рынка, Галина Юрьевна увидела такое, что даже высунулась в окно: возле ларька стояла Алла Макарова из рекламного отдела и пила из горлышка водку!

— Тормози! — закричала Загребельная так, что водитель чуть не врезался в дерево.

— Идите сюда! — гаркнула в окно Загребельная. Алла воровато оглянулась, заметила начальницу, поставила уже пустую чекушку на прилавок и подошла к машине.

— Что это вы делаете, дорогуша? — пошевелила побелевшими губами Загребельная.

— Пью, — спокойно сказала Макарова.

— Но что вы пьете?!

— Воду.

— Лжете, это водка!

— Правда? А я и не заметила, — с усмешкой ответила Алла.

— Сейчас же садитесь в машину!

— Спасибо!

— Только не дышите в мою сторону! Вы что это себе позволяете? Как вам не стыдно?!

— А что?

— Вы пьете в общественных местах! Вдруг об этом узнают на других каналах?!

— А вы не говорите, никто и не узнает.

— Вы… Вы хамка! Вы позорите честь нашей студии! Вы же работаете на телевидении!

— Да пошли вы знаете куда со своим телевидением! Всю жизнь мне испохабили, подонки! Эй, Толя, тормози! — стукнула Алла в спину водителя.

— Не смейте! — приказала Галина Юрьевна.

— Я выхожу!

— Никуда вы не выходите!

— Именно что выхожу!

— Вы уволены!

— Вот и замечательно! Останови машину!.. Алла Макарова тихо плакала в рекламном отделе, когда ее нашла Долгова.

— Алунчик, ты что? — бросилась она успокаивать подругу. — Случилось что?

Вместо ответа Макарова разрыдалась в голос.

— Он… — бессвязно выкрикивала Алла. — Сволочь!.. Без копейки!.. Как жить-то теперь?!

Она забилась в истерике и успокоилась только тогда, когда Ирина со всего маху дала ей пощечину.

Алла сразу утихла.

— Хватит, — резко сказала Ирина, — Чего орешь? Слава богу, все живы-здоровы, а остальное ерунда. Что там у тебя стряслось-то, рассказывай.

У Аллы вновь задрожал подбородок, из глаз потекли слезы.

— Ой, — всхлипнула она, обхватив голову руками. — Теперь они без отца… Мальчики мои…

— Как “без отца”? — обалдела Долгова. — Где он?

— Уехал! — завыла Алла. — Бросил нас, уехал! Не хочет он с нами-и-и!