Телевидение

Москва

Лидер партии трудового народа “Муравей” Олег Булгаков стремительно шел по заводскому цеху в окружении телохранителей и руководителей предприятия. Он остановился возле одного из неработающих станков, улыбнулся, оживленно заговорил о чем-то, размахивая руками. Внезапно из толпы выдвинулся на первый план худощавый человек средних лет. Один из телохранителей тут же оттеснил его подальше от шефа.

Ирина Долгова посмотрела на цифры, мелькающие внизу экрана, сделала какую-то пометку в блокноте.

— Скелет уберем, — сказала она, обращаясь к монтажеру. — Оставим тридцать три секунды — один. Тридцать пять, два. Ноль восемь.

— Угу, — монтажер нажал на кнопку, начал прокручивать запись сначала. Но худощавого человека и телохранителя Булгакова на первом плане уже не было.

Пошел следующий сюжет. По экрану поплыли покрытые зеленью поля.

— Здесь что-нибудь очень лирическое, — повернулась Ирина к сидевшему за ее спиной композитору.

— Поищем, — пообещал тот.

— Минуты на полторы. — Ирина снова уткнулась в экран.

Монтаж шел полным ходом, когда Долгову вызвали к Загребельной. Ирина была раздосадована: она не любила прерывать начатое дело на середине.

Когда подошла к кабинету замдиректора, оттуда как раз выходила Савкова, редактор киноотдела, бездарь и склочница. Вид у нее был довольный.

— Что, вызвала? — поинтересовалась она у Ирины.

— Да, — сухо ответила та.

— Меня тоже, — сообщила Савкова. — Я думала, опять будет придираться, а она ничего… Ну иди, иди… Ни пуха ни пера…

— Иди к черту, — раздраженно отозвалась Ирина. И потянула на себя тяжелую дверь.

Уже по виду Галины Юрьевны было ясно, что разговор ожидается неприятный. Ирина села за приставной столик, приготовилась слушать.

— Ирина Васильевна, — по-деловому начала Загребельная. — Мы с вами люди взрослые, обойдемся уж без экивоков.

Долгова ощутила, как у нее противно засосало под ложечкой.

— Дело в том, Ирина Васильевна, — замдиректора словно нарочно растягивала слова, будто, хотела подольше помучить свою жертву. — Дело в том… Над чем вы сейчас работаете? — неожиданно спросила она.

Ирина растерялась:

— Как “над чем”? Над роликом по заказу Булгакова. Вы же сами распорядились…

— Да-да, — кивнула Загребельная. — Помню. В какой стадии материал?

— Идет монтаж.

— Ага. — Галина Юрьевна задумчиво повертела в руках “паркер”. — Я так и думала…

— — А в чем дело-то? — не выдержала Долгова. — В сроки мы укладываемся.

— Конечно. — Галину Юрьевну занимали, казалось, совершенно другие мысли. — Вообще-то я не совсем по этому поводу вас пригласила.

— Тогда по какому?

Загребельная подняла голову и холодно посмотрела в глаза Ирины.

— Ирина Васильевна, руководство телеканала “Дайвер-ТВ” не устраивает качество вашей работы. Поэтому, сокращая единицу редактора отдела, мы решили распрощаться именно с вами. К сожалению. Надеюсь, вы не останетесь в обиде, трезво оцените ситуацию — и мы расстанемся друзьями.

Ирина оторопела. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Но позвольте, — произнесла она, чувствуя, как предательски дрожит голос. — Позвольте… Ведь мы вчера все вопросы…

— Это было вчера, а теперь сегодня, — жестко отрезала Галина Юрьевна.

— Какие конкретно у вас ко мне претензии?

— В прошлом месяце вы допустили ошибку при подготовке утреннего обзора прессы, из-за чего возникла напряженная ситуация с редакцией “Новых известий”…

— Но ведь с ней разобрались, — напомнила Долгова. — И никаких претензий у редакции к нашей студии нет…

— Это только так говорится, — парировала Загребельная. — На самом деле известинцы только и ждут случая, чтобы с нами поквитаться. Но это далеко не все.

— Что еще?

— Почему вы монтируете без режиссера? "Вы что, покрываете Червинского? Роман с ним крутите? Ирина пошла красными пятнами:

— Ну знаете ли… Это распоряжение Крахмальникова…

— А что вы так вскинулись? — презрительно спросила Загребельная. — Взрослый человек… Ирина постаралась взять себя в руки.

— Послушайте, — сказала она. — Вы прекрасно знаете, что ничего из того, на что вы намекаете, нет. Но даже если бы и было, я не позволила бы вам лезть в мою личную жизнь…

" — В личную — нет, — подхватила замдиректора. — Но речь идет о работе. Почему вы делаете монтаж вместо режиссера?

— Повторяю, это распоряжение Крахмальникова…

— Милочка моя, — язвительно растянула губы в улыбке Галина Юрьевна, — кого вы пытаетесь обмануть? Мне же прекрасно известно, что Червинский использует в личных целях служебную аппаратуру и транспорт.

Ирина вспыхнула:

— В таком случае и разбирайтесь с ним, а не со мной.

— Естественно, разберемся, — пообещала Загребельная. — После того как распрощаемся с вами. Расчет можете получить в бухгалтерии. Прямо сейчас. А за передачу не беспокойтесь: другие сотрудники справятся с ней не хуже вас. Теперь извините, у меня дела. Всего вам доброго.

Ирина хлопнула дверью.

Загребельная подвинула к себе список и зачеркнула ее фамилию.

На самом деле Крахмальников был не в курсе. Но Загребельная слышала вчерашний разговор Леонида с Гуровиным — она просто включила у секретарши селектор и, выгнав Любу, прослушала внимательно все. Галина Юрьевна была уверена, что Крахмальников теперь ни в чем перечить Якову Ивановичу не будет. А с Гуровиным увольнение Долговой было согласовано давно.

Когда Ирина заглянула в монтажную, на ее месте уже сидела Елена Савкова.

А Крахмальников, как на зло, пропал. Его никто не видел, похоже, на студии он еще не появлялся.

Как и всякое взвинченное сознание, Ирино подсказало ей не правильно: Крахмальников действительно согласен с ее увольнением, а чтобы не выяснять отношения, скрылся. Скандала не хочет.

Она разозлилась еще больше. Нагрубила Житковой, послала режиссера, прибежавшего с материалами очередного выпуска новостей:

— Пусть Загребельная правит! Я тут больше не работаю.

И пошла в буфет.

— Что это с вами, Ирина Васильевна? — участливо спросила буфетчица, когда Долгова заказала у нее сто граммов водки. — Случилось что?

— Случилось, — ответила Ирина. — Мне дали под зад коленом.

— Кто?

— Да все! Загребельная, Крахмальников, Гуровин.

— Не может быть! Вас, Ирина Васильевна!

— Меня.

Буфетчица сокрушенно покачала головой:

— Что за времена пошли? Хорошему человеку нигде жизни нет.

Ирина вздохнула, выпила сразу полрюмки, поморщилась, закурила.

— Ладно, черт с ними!

— Нет, — все никак не унималась буфетчица, — даже подумать нельзя, чтобы вас… И что же вы теперь делать будете?

— Работу искать. Пойду вон, как ты, торговать. Буфетчица рассмеялась.

— Чему ты смеешься? — удивилась Долгова. — Думаешь, я не смогу?

— Не, Ирина Васильевна. Вы для такой работы слишком культурная. А здесь не культура нужна, а ум.

— По-твоему, у меня ума нет?

— У вас есть ум, но тут другой нужен. Хитрый. — Буфетчица вдруг склонилась через стойку и понизила голос:

— Ирина Васильевна, вы должны в суд подать.

— Да пошли они. Не хочу связываться.

— Ну и зря. За себя надо бороться.

— За что? — усмехнулась Долгова. — За эту студию вшивую? Еще чего! Я не пропаду. А они, — Ирина неопределенно махнула куда-то в сторону, — пусть горят синим пламенем.

— Точно! — согласилась буфетчица. — Пусть горят!

Все, решила Долгова, больше я сюда никогда не приду. Даже за расчетом. Даже если позовут обратно.

Она оглядела свой кабинет, вытащила из стола и засунула в сумку кипу бумаг, отнесла фирменную пепельницу в отдел, сняла с полки несколько тяжеленных словарей и подарила Лобикову, в пакет запихнула сменные туфли. Выкурила напоследок сигарету с расстроенными коллегами, расцеловалась с ними и ушла.

На улице сообразила, что с таким багажом замучается в метро: ей нужно было сначала в фирму “КВИН”, потом домой, в другой конец города. Пришлось взять такси. И только в машине она вспомнила: забыла на столе банку пива.

А так хотелось попробовать.